Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
1
В ТЕЧЕНИЕ своей жизни он попадал во множество странных и порой страшных мест. Бывал на орбите Земли, на иных планетах, даже в других галактиках. Встречался лицом к лицу с угрозами настолько жуткими, что вся Земля затряслась бы от ужаса, и остался жив. В общем, до сих пор справлялся он со всеми проблемами вполне сносно.
Но прямо сейчас Питер Паркер стоял у дверей центрального отделения Первого Манхэттенского банка на 48-й улице и злился из-за того, что у него потели ладони.
За его спиной раздавались обычные городские звуки. Мимо по тротуарам спешили по своим делам люди, и никто из них не замечал одиноко стоящего юношу, парализованного собственным беспокойством – Паркер отказывался называть это чувство «страхом». «Я же супергерой, – подумал он, – так почему так сильно нервничаю?»
Нет ответа. Питер шаркнул кроссовкой об асфальт и продолжил сверлить взглядом окно банка из стекла и хрома. По правде говоря, он так и не смирился до конца с термином «супергерой», по крайней мере применительно к собственной персоне. По долгу службы ему приходилось иметь дело с разными личностями – мутантами или людьми, одаренными необычайными способностями, – и вот они, на его взгляд, полностью соответствовали значению слова «герой». Проявляемые многими из них смелость и благородство вдохновляли, а иногда и стыдили его. В его случае с приставкой «супер», конечно, не поспоришь. Но те чувства, которые Питер частенько испытывал, надевая костюм, – раздражение, гнев, а порой и ужас – в его понимании никак не сочетались с героизмом. «Что же касается этого… это совсем другое. В каком-то смысле даже более сложное. Это просто жизнь».
Люди на тротуарах продолжали сновать мимо. Приближалось время обеда, и их внимание занимали куда более важные вещи, чем колеблющийся супергерой, да и не узнали бы они его в обычной одежде. Питер выдохнул, расправил плечи и вошел в банк.
Пробившись через располагавшуюся сразу за входом зону бездушной жизнерадостности, заполненную безвкусными плакатами, кричащими об ипотеке и выгодных процентных ставках, Паркер придвинулся к стойке обслуживания клиентов. Прошло пять минут, и за это время ему уделили так много внимания, что с тем же успехом он мог остаться на улице. Подошедшая к нему, наконец, молодая женщина всем своим видом показывала, что у нее есть куда более важные дела, чем обслуживание клиентов.
– Да? – спросила она, щелкая жвачкой.
– Я бы хотел увидеть мистера Вулмингтона, – произнес Питер.
– Он на обеде.
Эта информация хорошо сочеталась с тем мнением, которое уже сложилось у Питера о мистере Вулмингтоне, но едва ли он мог озвучить его на публике.
– А вы не могли бы сказать, когда он вернется?
– Не знаю, – ответила девушка. – Где-нибудь после обеда. – Она отвернулась.
– А вы не могли бы оставить для него сообщение?
Щелкнув жвачкой так, что можно было подумать, будто в прошлой жизни она была пулеметом, девушка спросила:
– Да?
– Пожалуйста, передайте ему…
Питера так и подмывало сказать: «Пожалуйста, передайте ему, что Человек-Паук приходил узнать, одобрен ли его кредит на консолидацию долгов или же ему нужно привести в качестве поручителя кого-нибудь из Мстителей?» Но он сдержался.
– Пожалуйста, передайте ему, что приходил Питер Паркер и спрашивал, одобрен ли его кредит.
– Угу, – ответила девушка и снова отвернулась.
Питер проследил за ее уходом, затем развернулся и вышел обратно на улицу, испытывая… по правде говоря, он испытывал некоторую благодарность. Он был настолько уверен в ответе «Нет», что невозможность пообщаться с человеком, который наверняка сообщил бы ему плохие вести, стала своего рода благословением.
Паркер засунул руки в карманы и спустился по 48-й улице до пересечения с 5-й авеню, внимательно глядя себе под ноги – совсем не лишняя мера предосторожности. Какими бы ни были штрафы для людей, не убиравших за своими собаками, они по-прежнему оставались недостаточно большими.
«Банки», – подумал Питер. Всего лишь еще одна из множества ситуаций, с которыми ему пришлось сталкиваться за последнее время и которые заставляли его задуматься, не стоит ли раскрыть свою супергеройскую личность. Или же это только ухудшит положение дел? Существовали герои, как-то обходившиеся без тайн, и когда ты встречал их на публике – если встречал, – казалось, будто они с этим отлично справляются. И все же Питер подозревал, что каждый раз, как такие ребята возвращаются домой с работы или даже из магазина, их автоответчики оказываются забиты до предела. А одна лишь мысль о количестве хлама, который они находят в своих почтовых ящиках, заставила юношу поморщиться. Питер и без этого получал такое количество ерунды по почте, что его походы к мусорному баку превратились в тяжкое испытание для любого человека, супергерой он или нет. А если добавить к этой горе бесчисленные каталоги ЭмДжей…
Слегка улыбнувшись, Паркер пересек улицу Мэдисон и направился к 5-й авеню. Мэри Джейн Уотсон-Паркер и сама теперь настоящая знаменитость… ну, или была ей до тех пор, пока не покинула мыльную оперу «Тайный госпиталь». Но даже до этой роли ее знали по работе моделью. В результате, складывалось впечатление, будто каждый магазин «Товары почтой» в стране высылал ей уведомления о выходе своей новой продуктовой линейки… и Мэри Джейн честно и охотно пролистывала все приходящие ей каталоги, вздыхая и заглядываясь на разные интересные штучки.
Заглядываясь, но, в последнее время, ничего не покупая. С деньгами стало, ну, если не совсем тяжко, то довольно туго. Легко забыть, как щедро оплачивается работа на телевидении, пока ты ее не теряешь. Перед этим ЭмДжей несколько месяцев пыталась заставить мужа немного расслабиться и потратить чуточку больше денег, купить себе вон тот пиджак и чаще ходить по ресторанам. Поначалу Питер сопротивлялся, но потом сдался, стремясь порадовать жену. И уже привык наслаждаться жизнью, к бо́льшему количеству доступных средств для работы, перестал с ужасом ожидать момента, когда придут счета по кредитной карте.
И именно тогда, когда он освоился в этом более сытом существовании, все и переменилось.
Почтовый ящик снова превратился в источник беспокойства. Плата за квартиру, которую легко покрывал объединенный доход второстепенной телевизионной звезды и фотографа-фрилансера, превратилась в серьезную проблему. Разорвать договор аренды до истечения его срока действия, чтобы переехать в жилье попроще и подешевле, оказалось практически нереальным. Равно как и оплачивать жилье на одну непостоянную зарплату фрилансера. У них накопились кое-какие сбережения, немного, но на некоторое время хватит.
ЭмДжей ходила на каждое собеседование, каждое прослушивание, о котором только могла договориться. Она тоже постепенно начинала падать духом из-за того, что ей сразу же не предложили новую роль. Но Питер, как бы сильно он ни переживал из-за происходящего, намеренно не выказывал уныния и пытался поддерживать настрой жены и не давать ей опустить руки. В душе́ же Паркер отчаянно желал, чтобы и у него самого нашелся кто-то, кто не дал бы ему опустить руки.
«Быть супергероем совсем не плохо, – думал он, – еще бы платили побольше».
«Еще бы вообще платили!»
Питер остановился на перекрестке, дожидаясь зеленого сигнала светофора. Вокруг него люди перебегали дорогу, бросая вызов городскому движению. Оплачивалась супергеройская работа или нет, Питер все равно должен был ей заниматься. Точно так же, как должен был делать фотографии, потому что ему это нравилось, и не важно, платили за это или нет. Точно так же, как он должен был заниматься наукой, и не важно, получит он в будущем работу в этой сфере, или нет. Это старое хобби, старая любовь, уходящая корнями так глубоко, – она стала слишком большой его частью, чтобы от нее теперь можно было так легко отказаться.
Нужно было лишь как-то связать это все вместе и заставить работать.
Загорелся зеленый. Питер перешел дорогу и направился вверх по 5-й авеню в сторону Западной 49-й, к магазинчику, где он обычно пополнял запасы фотоматериалов. Ему предстояла пара часов работы в темной комнате. Обычно Питер старался управиться с этим до того, как ЭмДжей возвращалась домой и принималась жаловаться на запах проявляющего раствора (а она могла). Не всегда все проходило легко. Проявка фотографий стала куда более сложным и дорогостоящим делом с тех пор, как первая страница «Дейли Бьюгл» начала печататься в цвете. Теперь, если фотограф мечтал о передовицах, требовалось научиться управляться с качественной обработкой цветов в домашних условиях – часом работы уже не отделаться. А цветные химикаты стоили в четыре раза дороже черно-белых.
Но что он мог с этим поделать? Питер заскочил в магазин и подождал пару мгновений. Джоэл, владелец, оказался занят: пытался продать парню в кожаной куртке большой и навороченный футляр для камеры. Спустя несколько минут парень покачал головой и ушел.
– Пити, привет! – воскликнул Джоэл. – Не нужен футляр для камеры?
– Этот? – фыркнул Питер. – Из пластика? Да он недели не протянет.
Они оба засмеялись. Это была старая игра: Джоэл пытался впарить Питеру что-нибудь бесполезное, Питер сопротивлялся. Затем они обменивались байками. Питер давно научился ценить эти разговоры: Джоэл мог навести на потенциальный новостной сюжет, и пару раз Питер даже смог пристроить в «Бьюгл» горяченький эксклюзив прежде, чем кто-либо еще вообще пронюхал о новости.
– Слушай, – сказал Джоэл, на секунду заглядывая под прилавок, – я тут получил то устройство, о котором ты просил.
– Которое?
– Секундочку. – Джоэл исчез под прилавком, и на стойке начали появляться рулоны пленки, кисти, крышки для объективов, бленды для объективов и множество другого мелкого оборудования. Спустя мгновение Джоэл вынырнул обратно, держа в руках маленькую черную коробочку с прозрачной пластиковой линзой спереди.
– Дополнительная вспышка, – заявил он.
– Уже есть одна, – отмахнулся Питер.
Это действительно полезный аксессуар для фотографа: вторая вспышка крепится кабелем к камере и «подчиняется» первой, чтобы они могли включаться одновременно. Таким образом можно добавить света на темную сцену или заполнить нежелательные тени по углам.
– Такой у тебя точно нет, – заверил Джоэл. Он повернул коробочку, показывая Питеру крошечную дополнительную линзу сбоку. – Беспроводная. Включается одновременно с первой, чувствуя внезапное изменение в естественном освещении.
Питер взял коробочку и задумчиво на нее уставился. Он и вправду подумывал о кое-каких улучшениях своего нынешнего снаряжения.
– Как думаешь, можно к ней как-то подключить датчик движения?
Джоэл кивнул и указал на гнездо на задней поверхности вспышки.
– Один из моих покупателей сделал что-то подобное. Он фотографирует природу. Он подобрал одну из этих пассивных инфракрасных штук, ну, ты знаешь, о чем я, которая включает уличное освещение всякий раз, как кто-то подходит к твоей двери. Спасло его от необходимости следить за птичками, – хохотнул Джоэл. – Птичка взлетает, и камера делает снимок прежде, чем пташка упархивает из кадра.
Питер улыбнулся.
– Такое мне может пригодиться. Сколько?
– Сорок.
Он вздохнул, мысленно проделал необходимые вычисления и достал кредитку.
– Беру. И дай мне еще одну упаковку девять на двенадцать и бутылочку три-пятьдесят, лады?
– Без проблем.
Джоэл ушел к полкам и вернулся с бутылью проявляющего раствора и фотобумагой и принялся колдовать над кассовым аппаратом.
– Твоя миссис еще не нашла работу? – поинтересовался он.
Питер покачал головой.
– По-прежнему в поисках.
– Хм-м. Знаешь, ко мне тут парень заходит из студии за углом, они там снимают всяческие дневные сериалы. Вчера он сказал, что они внезапно начали нанимать актеров. Какая-то высококачественная мыльная опера, он сказал, – Джо усмехнулся, – такие вещи вообще существуют?
– Согласен. Но я все равно передам ЭмДжей.
Кассовый аппарат звякнул.
– С тебя шестьдесят два тринадцать, – сказал Джоэл.
Питер поморщился и протянул кредитку.
– Что, цена на три-пятьдесят опять выросла?
– Ага. Еще на четыре бакса. Прости, Пити.
– Едва ли мы можем с этим что-то поделать, – произнес Питер, пока Джоэл проводил кредитку через терминал.
– Кому ты рассказываешь. Поставщик говорит, будто ничего не может с этим поделать после того, как производитель поднимает отпускные цены… – Джоэл вздохнул. Терминал дважды бипнул. Хозяин взглянул на него и изогнул бровь. – Ой-ой, платеж отклонен.
Питер сглотнул.
– Видимо, деньги еще не поступили.
– Не удивлюсь. Я тебе не рассказывал, как отправил поздравительную открытку жене моего брата в Бруклин за две недели до ее дня рождения, а она пришла через две недели после него? Я спрашиваю себя. Где мы живем, в какой-нибудь Европе, что ли? Хотя, если подумать, то я получаю письма от кузины, которая живет в этой Европе, быстрее, чем весточки от Сесилии.
Питер вытащил бумажник, достал необходимую сумму наличными и с грустью отметил, что в итоге у него осталась огромная сумма: целый один доллар и аж шестьдесят центов.
– Да уж, – сказал он, – держи.
– Хорошо, – протянул ему сдачу Джоэл. – Эй, Пити…
Питер обернулся, уже на полпути к двери. Джоэл пошевелил бровями.
– Не позволяй этому огорчать тебя. Все обязательно станет лучше.
Питер улыбнулся, практически против воли.
– Ну да. Увидимся, Джоэл.
– До встречи.
И все же, когда Питер вышел на улицу, ему было сложно представить, как дела в ближайшее время смогут стать лучше. «Есть только одна вещь, – подумал он, – которая сможет придать этому смысл. Сегодня ночью…»
Когда Питер вернулся, дома никого не было. Из их с ЭмДжей квартиры, просторной и вместительной, открывался довольно симпатичный вид на небоскребы и несколько менее впечатляющий – на крышу соседнего здания этажей на десять пониже. В такую погоду на ней не было свободного места из-за людей в купальниках, пытающихся получить хоть какой-то загар сквозь городской смог. Большие окна пускали в квартиру достаточно света, падающего на белые стены и полированный дубовый пол. Окажись они сейчас в квартиры некоторых друзей ЭмДжей из шоу-бизнеса, свету некуда было бы упасть. В отличие от них, Мэри Джейн не очень-то жаловала популярную минималистскую школу декора, согласно которой наличие одного дивана и одного ковра считалось «достаточным количеством мебели», из-за чего жилье казалось пустынным как японский песочный сад. Мэри Джейн Уотсон была своего рода барахольщицей, хоть и в самом лучшем смысле слова, и Мэри Джейн Уотсон-Паркер таковой и осталась. Ее вкус был ближе к Лоре Эшли, чем к датскому модерну: большие удобные диваны и кресла, на которых можно свернуться калачиком, повсюду разбросаны подушки, стоят книжные полки, заставленные всяким барахлом – вазами, старыми и новыми (в основном старыми) безделушками и кучей книг. Все это создавало удобную и гостеприимную обстановку, но содержать это богатство в чистоте – та еще задачка.
Но прямо сейчас уборка занимала мысли Питера в последнюю очередь. Его внимание полностью поглотила новая вспышка. Питер прошел в темную комнату, разложил химикаты и бумагу и вернулся в гостиную проверить автоответчик. Два предложения подписаться на «Нью-Йорк Таймс» (и так уже подписаны), одно – вычистить их ковры (которых у них не было), два анонимных «пожалуйста, перезвоните на этот номер» сообщения (скорее всего коллекторы; вздохнув, Питер переписал номера и пожалел, что автоответчик не выкинул один из своих периодических припадков и не очистил память). Никаких предложений о работе, приглашений на вечеринки, внезапно свалившихся на голову наследств – ни одной хорошей новости.
«А, точно. Сегодня ночью…»
Питер встал и вернулся к столу, на котором оставил новую вспышку. Нелегко сделать приличный снимок, когда ты не держишь в руках камеру, а находишься перед объективом как Человек-Паук. Тяжело подобрать нужное значение диафрагмы и освещение, когда ты обмениваешься тумаками с плохими парнями. Дьявольски сложно удержаться в фокусе, когда перелетаешь с одной крыши на другую с помощью паутины. Кроме того, преступники, причем как элитные суперзлодеи, так и обычные садовые воришки, были не рады оставаться в кадре, пока ты с ними дерешься. Питер уже какое-то время пытался найти решение этим проблемам, но до сих пор все было тщетно.
«Однако теперь, похоже, один вариант у меня появился». На столе еще с прошлого вечера, когда он чинил солнечные очки Мэри Джейн, остался набор миниатюрных отверток, которыми Питер пользовался для обслуживания своих веб-шутеров и снятия передней панели микроволновки всякий раз, как ее светодиоды выходили из строя. Теперь он взял третью по величине отвертку, отвинтил шурупы на нижней и боковых поверхностях вспышки, осторожно поднял заднюю пластину и пристально всмотрелся в содержимое. В целом, это была довольно прямолинейная система, хотя часть пайки на лежащем в ее основе чипе оказалась проделана впустую. Транзистор, несколько разных диодов, все помечены для изменений, светодиод, показывающий, когда устройство включено, датчик освещенности и обходной контур, чтобы его отключить, если в штекер подключался какой-то другой механизм запуска.
Ну что ж. У Питера имелось еще одно устройство, которое после небольшой пляски с бубном смогло бы достаточно легко взаимодействовать со вспышкой. В последнее время миниатюризация сотворила уже достаточно чудес, но было и еще кое-что, о чем за пределами исследовательских кругов мало кто знал. Чтобы сэкономить место на лабораторных полках, какой-то умник с Дальнего Востока взял целую материнскую плату от компьютера и придумал, как уместить ее на пространстве в две сигаретные пачки, положенные вплотную друг к другу. Если добавить сюда достаточное количество оперативки, то этого хватит, чтобы умные машины смогли управлять довольно чувствительным устройством контроля над движением – и вот над таким Питер и работал уже какое-то время.
Когда он пришел поболтать о тонкостях программирования подобного устройства, парни с инженерного факультета Университета Эмпайр-Стейт решили, что кто-то из докторантов снизошел с небес для беседы с простыми студентами. По итогам разговора они подумали, будто сотрудники факультета ядерной физики струсили обращаться с радиоактивными веществами сами и хотят научить компьютеры делать это за них. Едва ли они могли заподозрить истинную причину визитов Питера. Однако он уже довольно скоро получит нечто необычайно полезное для фотографа, который также борется с преступностью.
Элемент за элементом, Питер Паркер создавал фотокамеру, которая с подключенным датчиком контроля над движением умела бы самостоятельно поворачиваться в направлении происходящей рядом активности и включаться удаленно. И которая (если вышеупомянутый борец с преступностью оказался бы слишком занят) могла следить за его битвами и делать снимки через заранее установленные интервалы. Как только эта работа будет закончена, у боссов «Бьюгл» мигом уменьшится количество жалоб на плохую композицию снимков Питера по сравнению с другими фотографами.
И выпустивший его кредитную карту банк мигом станет довольнее клиентом Паркером.
В течение следующего получаса или около того он возился со вспышкой. Оборудование для управления движением, начинка выпотрошенного телескопа и сильно измененный часовой механизм были готовы уже давно, оставался только подходящий привод. Дополнительная вспышка отлично справится с этой ролью, пока не появится нечто более современное. Полуденные тени протянулись по квартире, и наконец солнечный свет вовсе исчез из окон. Питер, едва ли обратив на это внимание, заканчивал настройку вспышки, а затем собирал движущиеся части системы и саму камеру. Это был его лучший фотоаппарат, Minax 5600si, с чрезвычайно продвинутой автоматической системой контроля экспозиции и затвора, которая оказывалась весьма кстати, когда владелец камеры в погоне за бандитом спрыгивал на синтетической паутине с крыши какого-нибудь здания в десятках, а то и сотнях метров от самого фотоаппарата. Камера крепилась к маленькой платформе с шарнирным соединением, способным вращаться, поворачиваться и наклоняться. Платформа, в свою очередь, вкручивалась в верхнюю часть небольшого складного штатива, к ногам которого в небольших противоударных корпусах крепились моторчик системы контроля над движением и небольшая материнская плата. Все устройство в сложенном виде спокойно помещалось в рюкзаке или одном из эластичных мешочков, которые Питер вшил в костюм.
Наконец, он доделал устройство. Выглядело оно неаккуратным, но в теории должно было работать. Питер снял камеру с подставки, откинул крышку, нашел в ящике стола просроченную пленку, которой пользовался для испытаний, зарядил ее в камеру и снова поставил аппарат на подставку.
Стоило ему включить камеру, как та мгновенно крутанулась на платформе. Сработала встроенная вспышка, и камера начала делать одно фото за другим, одно за другим…
– Боже мой, – пробормотал Питер, – прекращай уже.
Он шагнул, пытаясь обойти камеру сбоку и выключить механизм, но устройство неизменно повторяло его движения, делая снимки со всей возможной скоростью, примерно по одному в секунду. Вспышка начала слепить Питера. Он перепрыгнул через стол и сделал еще несколько шагов. Камера попыталась повторить его движения, запуталась в собственных кабелях и застряла. Однако продолжала делать один снимок за другим, пытаясь угнаться за Питером, а ее моторчик принялся издавать настойчивый жалобный звук. Паркер протянул руку и поймал штатив, как раз когда тот собрался упасть.
Еще несколько секунд устройство жужжало в его руках, а затем Питеру удалось выдернуть из штекера провод контроля над движением. «Что ж, оно работает, – подумал Питер, поворачиваясь обратно к столу, – пусть даже начинает снимать слишком рано. Возьму его сегодня с собой и посмотрю на результат».
В замке повернулся ключ, дверь послушно открылась. Сверкнула вспышка. ЭмДжей, державшая в руках два тяжелых пакета с покупками, разинула рот, застыла и с любопытством уставилась на мужа.
– Сегодня не мой день рождения, – произнесла она, – и я не помню, чтобы созывала пресс-конференцию. По какому поводу съемка?
– По поводу твоего блистательного возвращения домой, – ответил Питер, кладя камеру на стол. – Иди сюда. Мне нужны обнимашки.
ЭмДжей сгрузила пакеты на столик возле двери, и Питер получил свою порцию обнимашек и даже парочку серьезных поцелуев, и все это время камера за его спиной продолжала сверкать, и сверкать, и сверкать. Несколько секунд спустя Мэри Джейн слегка отстранилась от него, прикрыла лицо руками и произнесла:
– Ты так батарейки посадишь.
– Чьи, мои?
Она рассмеялась:
– Нет, любовь моя, не твои. Ты-то всегда готов. И продолжаешь работать, и работать, и работать… – Питер добродушно ткнул жену в живот, ЭмДжей взвизгнула и изогнулась в объятиях мужа. – Стой, стой, а чего ты вообще жалуешься? Это же комплимент. Пусти меня, мне нужно положить замороженные продукты в морозилку. Здесь настоящая парилка. Ты что, кондиционер не включал?
– А я и не заметил, – ответил Питер, выпуская жену из объятий. Он взял один пакет, ЭмДжей подобрала второй, и они направились на кухню.
– Может, толку бы все равно не было. – Мэри Джейн принялась разбирать один из пакетов: достала овощи для салата, пару бутылок вина, мороженое и щербет. – Я включила его утром, а он так и не заработал. Булькал-булькал какое-то время, а холодного воздуха не прибавлялось. Я его выключила… подумала, если оставлю его в покое, он одумается.
Питер вздохнул.
– Он также делал перед прошлой поломкой. Компрессор, да?
– Ага. Ремонтник сказал, что долго кондиционер не протянет.
Мэри Джейн вытащила пару упаковок сыра, а затем начала складывать пакет. Питер открыл было рот, чтобы сказать, мол, прямо сейчас они не могут себе позволить починку кондиционера, у них хватает других счетов на оплату… а затем закрыл его. Мэри Джейн выглядела такой уставшей и несчастной. Пот и дневная жара подпортили макияж, волосы растрепались, на чулке поехала стрелка. Питер знал, она ненавидит выглядеть подобным образом, но сейчас она так вымоталась, что не обращала на это внимания.
Питер подошел к ЭмДжей и обнял. Слегка удивившись, она обняла его в ответ, а затем уткнулась носом в плечо и издала тихий стон – этот звук причинил ему столько же боли, сколько отплясывающий на его селезенке суперзлодей.
– Сегодня опять ничего, да? – спросил он.
– Ничего, – ответила Мэри Джейн, немного помолчала и продолжила: – Я больше этого не вынесу. Я ненавижу это. Я хорошая актриса. По крайней мере, они все мне так говорили. Неужели они только хотели угодить? А если слова были искренними, то почему я не могу найти другую работу?
У Питера не было ответа на ее вопросы. Поэтому он лишь крепче сжал жену в объятиях.
– Я уже весь город объездила, – бормотала Мэри Джейн. – То я слишком высокая, то слишком низкая, то слишком толстая, то слишком тощая, то цвет волос не тот, то голос не такой! И ладно бы продюсеры знали, чего они хотят. Но они же не знают! Ничего не знают, кроме одного: я – это совершенно точно не то, что они ищут. Что бы это ни было. – Она тяжело выдохнула. – И у меня ноги болят, одежда прилипла к телу, и я хочу надрать каждую из этих обвисших уродливых задниц.
– Ой, да брось, – произнес Питер, слегка отстраняясь, поскольку тон ее голоса подсказал: уже можно. – Их задницы не могут все быть уродливыми.
– Еще как могут, – ответила Мэри Джейн, выпрямляясь и протягивая руку за вторым бумажным пакетом. – Видел бы ты сегодняшнего парня. У него была такая…
– Для кого вся эта еда? – внезапно спросил Питер, глядя на столешницу, на которой продолжали появляться продукты. Куриные грудки, еще вино, на этот раз десертное, свежий шпинат, сливки, клубника. – Кто-то придет к нам на ужин, а я об этом забыл? Ой, ты же говорила, что мы приглашали тетю Мэй…
– Это для нас, – сказала Мэри Джейн. – Почему мы должны устраивать роскошные ужины, только когда к нам приходят гости? К тому же Мэй мы позвали на следующую неделю. У тебя память как у рыбки. – Она сложила второй пакет, подхватила первый и запихнула их в пакет с пакетами.
– О, я даже спорить не стану, – произнес Питер, радуясь возможности не выкладывать ей сразу новости о банке, или о кредитной карте, или об автоответчике. – Рыбки наше все. Что на ужин, секси?
– Я ничего не скажу, пока ты не накроешь на стол. И к сведению твоего маленького электронного друга, ему высокий стул не достанется. Может сесть в гостиной, я дам ему банку WD-40 или чего он там хочет. – Она открыла один из ящиков, довольно хмыкнула и начала доставать кастрюли и сковородки. – Вспышки. Мало мне их на улице, так еще теперь и дома меня встречают.
Питер усмехнулся, взял штатив и остальное оборудование, отнес в гостиную и поставил камеру объективом к стене. Затем, насвистывая себе под нос, пошел за скатертью.
«Сегодня, – подумал он, – сегодня мы все увидим».
Гораздо, гораздо позже огни в квартире Паркеров погасли. Везде, кроме спальни. Мэри Джейн лежала в постели, опершись на гору подушек, и читала. Если бы кто-то услышал об этой привычке и спросил о ней, Мэри Джейн – Питер точно знал – рассказала бы одну из версий правды: что она просто принадлежит к той породе людей, которые не могут заснуть, пока не почитают перед сном книжку, любую, какую угодно. Другую версию правды знал только Питер, и то жена озвучивала ее не часто – Мэри Джейн нуждалась в чем-то отвлекающем ее от мыслей о «ночной работе» мужа. Его ночные часы, в отличие от дневных, не отличались регулярностью, компания, с которой он чаще всего водился, была куда менее желанной, а иногда Питер и вовсе возвращался домой необычайно поздно или скорее рано, уже под утро. Он знал, что ЭмДжей сдерживается, стремясь не повторять слишком часто, как сильно она боится, что однажды ночью муж отправится на очередную ночную миссию и не вернется. Питер же научился оценивать уровень ее нервозности по размеру читаемой ей книги. Сегодня это была «История камня» в мягкой обложке нормального размера. Так что Питер отправился в ночь, будучи в хорошем настроении и настолько расслабленным, насколько вообще мог чувствовать себя в эти дни, когда перестал быть самому себе хозяином.
Пожалуй, более точным будет сказать, что Питер Паркер только открыл окно и погасил свет. А вот несколько минут спустя кто-то совсем другой, в красно-синем костюме, невидимом в кромешной тьме для любого предполагаемого наблюдателя, выбрался из окна и замер на мгновение. Питеру этот момент всегда казался немного волшебным: колебание на границе между двумя его мирами, мирное стояние на пороге чего-то необыкновенного, все так безобидно… но ненадолго.
Сегодня он колебался меньше обычного. Камеру и ее подставку Питер упаковал максимально компактно и убрал в задний карман, где они будут меньше всего ему мешаться. Если сегодня он попадется кому-то на глаза, то случайный свидетель наверняка задастся вопросом, кто этот новый костюмированный герой и почему он решил изобразить горбуна из Нотр-Дама. Он усмехнулся. «Да разве новой костюмированной личности еще под силу привлечь к себе внимание в этом городе?» В последнее время Нью-Йорк просто кишел супергероями. И все же, если бы один из местных заметил его, одного из наиболее знакомых, если не повсеместно любимых, городских супергероев, это вызвало бы привычный ажиотаж.
Спрятанные за тесно прилегающей к лицу маской губы расплылись в улыбке. Затем Человек-Паук выскользнул из квартиры, прилип к стене и практически бесшумно прикрыл за собой окно.
Осторожно, как и всегда, стенолаз завернул за угол здания – они жили в угловой квартире – и добрался до окна спальни. Оно оказалось открыто в надежде на прохладный ветерок. Человек-Паук заглянул внутрь и легонько постучал по створке. Внутри, возле стоящей у дальней стены кровати, горела лампа для чтения. Мэри Джейн подняла взгляд, увидела его, улыбнулась, пригрозила пальцем и вернулась к чтению. Она уже была на середине книги. «Вот бы она научила меня читать так же быстро», – подумал Паук, пробираясь к заднему фасаду здания, откуда начал подъем на крышу.
Добравшись до нее, он осторожно выглянул из-за парапета. В столь поздний час кровля пустовала: слишком жарко и влажно, так что их соседи, по всей видимости, предпочли воспользоваться преимуществами работающего кондиционера и остались дома.
«Не могу их в этом винить», – подумал стенолаз. Совершенно неподходящая ночь, чтобы выбираться наружу да еще в облегающем костюме. Однако у него есть работа, и он не собирается от нее отлынивать.
Примерно в трети квартала от его дома возвышалось высокое офисное здание. Паук выстрелил паутиной. «Ну, поехали», – подумал он и прыгнул в ночь.
У Человека-Паука имелось пять стандартных путей выхода из квартиры, которые он регулярно чередовал как в целях безопасности – нет смысла рисковать возможностью регулярно попадаться кому-то на глаза, ведь этот кто-то мог сделать выводы, – так и чисто интереса ради. Однако безопасность ставилась на первое место: он очень не хотел оказаться в ситуации, когда кто-то выяснит, где он живет, просто проследив за ним до дома.
К сегодняшнему дню передвижение по городу стало для него второй натурой, чем-то, что он делал с легкостью. Тарзан бы не справился лучше, да и потом все лианы Тарзана и так свисали с веток в ожидании его. А Человек-Паук делал свое качающееся оборудование на заказ, по ходу пьесы. Он выстрелил еще одну длинную порцию паутины, перемахнул через улицу Лексингтон, обогнул угол здания Крайслера, запулил паутиной в одного из больших серебристых орлов и забрался по ней на голову изваяния, чтобы осмотреться.
Это была его любимая наблюдательная точка: отсюда открывался отличный вид на центр города и другие достопримечательности. К тому же именно эту голову орла в конце сороковых годов прошлого века оседлала Маргарет Бурк-Уайт, делая свою знаменитую серию фотографий нью-йоркских небоскребов с высоты птичьего полета. Паук задержался здесь на мгновение, наслаждаясь бризом – на этой высоте он казался свежее, – и оглядел свой город.
Он был в движении, всегда в движении, как беспокойный и живой организм, его дыхание – мягкий отдаленный рев, от которого Питер никогда не уставал, его пульс скорее видим, чем слышим. «Кровь» задних фонарей течет по золотым, залитым натриевой подсветкой артериям. Белый свет оспаривает дорогу у красного, доносятся звуки автомобильных гудков; периодически раздаются очень тихие и с высоты шестьдесят первого этажа кажущиеся далекими крики, рев поздних самолетов, готовящихся взмыть в ночные небеса со взлетной полосы аэропорта Ла-Гуардия. Свет в миллионах окон. Люди работают допоздна, возвращаются домой, отдыхают, ужинают с друзьями, готовятся ко сну. Те, кто живет и работает здесь, те, кто любят этот город и не могут из него уехать, – именно ради них Человек-Паук каждый вечер выходит в ночную смену.
Точнее, стал выходить. Все начиналось совсем не так, но с той поры его миссия разрослась, как и сам он повзрослел и возмужал. Человек-Паук выдохнул. Хотя он за прошедшее время так и не выработал формальных форм общения с населявшими городские улицы гопниками, информаторами, стукачами и прочим отребьем, до него все равно доходили разные слухи. За последние несколько дней он неоднократно слышал, будто в Вест-Сайде творится какая-то «странная хрень». Ничего более конкретного, просто «странная».
Паук запулил длинную паутину к отелю «Гранд Хаятт», обогнул его и преодолел половину расстояния до Центрального вокзала. Затем запустил еще одну паутину в старое здание компании «Пан Ам», обогнул его и, пользуясь высокими зданиями сороковых улиц, устремился на восток. Добрался до 7-й авеню и свернул в сторону центра. Этому он научился еще в самом начале: если ты куда-то направляешься с помощью паутины, прямой путь не всегда лучший. Более того, он даже не всегда возможен. Никто не станет расставлять достаточно высокие, чтобы от них можно было оттолкнуться, здания по прямой линии до нужного Человеку-Пауку места назначения. Со временем он выучил расположение всех высотных зданий в городе и знал, где их целая россыпь, а где днем с огнем не сыщешь. Паук научился использовать расположение этих кластеров для повышения собственной эффективности. Оказывается, опытный стенолаз способен огибать углы высотных зданий со скоростью, которая компенсирует ему любые потери времени от невозможности прямого перелета к заданной цели.
Вскоре он оказался посередине двадцатых улиц и несколько замедлился, чтобы оценить обстановку. В такое время в этой части города стояла тишина, напоминая пустыню. Здесь располагались всего пара ресторанов, несколько баров и почти никто не жил, лишь изредка небольшие колонии бездомных разбивали лагерь в одном из неиспользуемых или заброшенных строений. Здесь даже машины почти не ездили. Уличное освещение в лучшем случае можно было назвать ненадежным: фонари погасли или стояли разбитыми – некоторые люди предпочитали заниматься своими делами в темноте. Существование подобных субъектов и стало одной из причин усиленного внимания Паука к этому району – он старался патрулировать его на более или менее регулярной основе. Если оставить все как есть, у «детей ночи» может сформироваться заблуждение, будто эта округа принадлежит им. Поэтому не мешало время от времени напоминать, что у других людей может быть иное мнение на этот счет.
Паук остановился на крыше одного из зданий, осмотрелся и тщательно прислушался.
Ничего. Он запустил еще одну паутину, перемахнул через еще одну улицу и снова принялся ждать, прислушиваясь не только к звукам.
Ничего.
Так продолжалось какое-то время. Не то чтобы он возражал. Иногда Человеку-Пауку выпадала тихая ночка, дающая редкую возможность просто любоваться городом, а не беспокоиться о его сохранности. Проблема заключалась в том, что теперь беспокоиться приходилось куда чаще, чем раньше. Город становился совсем не таким милым, как в его детских воспоминаниях… Тут Паук ухмыльнулся, вспомнив, каким неопрятным и погрязшим в преступности показался ему Манхэттен, когда дядя с тетей впервые привезли его сюда из Квинса. По сравнению с сегодняшним, тот Нью-Йорк из прошлого – не из такого уж и далекого – казался безмятежным воспоминанием, приятным и счастливым местом, где, создавалось впечатление, постоянно сияло солнце.
Теперь все обстояло не так.
Человек-Паук остановился на крыше здания на 10-й Западной улице и снова осмотрелся. Ничего, обычный приглушенный городской шум. Рядом не ощущалось никакого движения, но доносились грохот и вой работающего дизельного мотора грузовика, двигавшегося на север по 10-й авеню, у которого, судя по звуку, были серьезные проблемы с коробкой передач. «Тихая ночь, – подумал Паук, – никакой „странной хрени“ на горизонте. В другой день я был бы счастлив».
И тут его словно ударило.
Питер несколько раз пытался объяснить Мэри Джейн, как работает странное чувство, которое он уже давно начал называть паучьим чутьем. Прежде всего, это довольно простое дело не требовало серьезного анализа. Это был не страх, а чувство непосредственной угрозы, без каких-либо других эмоций, хороших или плохих. Ты словно бы слышал завывающую позади себя сирену, раздавшуюся тогда, когда точно уверен, что не сделал ничего плохого. Ему казалось, что, если бы паук мог испытывать тревогу, она бы ощущалась именно так. А еще паучье чутье вызывало ощущение, будто тебя колет во всех местах. Прямо как сейчас.
Человек-Паук замер, а затем начал медленно поворачиваться кругом. Паучье чутье редко указывало в определенном направлении, однако если как следует сосредоточиться… Ничего особенного на севере, ничего на юге, а вот на западе…
Паук выстрелил паутину и переметнулся на запад, перемахнув через несколько ветхих с виду крыш. В отличие от домов ближе к центру города, эти пребывали в очевидно плачевном состоянии. В некоторых местах зияли прорехи, где смола, черепица и гравий провалились внутрь… или были прорезаны. «Хотя не похоже, чтобы в округе можно бы разжиться чем-то ценным».
Чутье резко усилилось, так что его стало невозможно игнорировать, словно нерв в сломанном зубе, и указало на одно конкретное здание. Паук едва не пролетел мимо – обычное одноэтажное здание с широкой крышей и световыми люками, которые казались целыми несмотря на то, что большая часть стекол была разбита. Ну хорошо…
Он выпустил еще одну паутину, отлепился от той, на которой летел, и спрыгнул на крышу старого склада. Спустя секунду или две Паук так тихо приземлился, что вряд ли кто-то внутри мог его услышать.
Бесшумно ступая, он подошел к самому пострадавшему световому люку, опустился рядом с ним на корточки, чтобы максимально уменьшить шанс быть замеченным, и заглянул внутрь.
Действительно, очень старое место. Внизу, на полу основного помещения, если это было оно, валялись упавшие или брошенные куски древесины, груды мусора, из протекающей кровли набежали лужи воды. Старые нефтяные бочонки валялись на боку, некоторые из них треснули, и их содержимое растеклось вокруг. По полу были размазаны старые газеты, их краска потускнела и выцвела от времени.
Человек-Паук содрогнулся. Когда-то в очень похожем на этот склад месте он нашел человека, убившего его дядю. Иногда ему казалось, что все случилось давным-давно.
Его жизнь с тех пор стала необычайно насыщенной. Но здесь казалось, будто все случилось буквально вчера. Его воспоминания о том дне угасли до череды кратковременных вспышек. Он на научном факультете в колледже, проводит эксперимент с, как их мягко называли, «радиоактивными лучами». Питер едва не рассмеялся при мысли об этом названии. Потребовались годы исследований, даже доучиться практически до магистра, чтобы он смог понять, что на самом деле случилось в том эксперименте. И теперь Питер знал: профессор, проводивший эксперимент, также не до конца понимал происходящего. Они не просто генерировали старые добрые гамма-лучи, источник радиации оказался загрязнен необычными элементами и примесями, что в итоге привело к совершенно неожиданным результатам.
Паук незаметно опустился между генерирующими капсулами и оказался облучен. Его ДНК так быстро развернулась и свернулась в новую причудливую конфигурацию, что, прежде чем необратимые изменения в химии тела убили его, паук смог прожить несколько мгновений, достаточных, чтобы укусить человека. Воспоминание застыло в голове Питера словно слайд из презентации: крошечная светящаяся точка падает ему на руку, он испытывает внезапный прилив боли и тепла, когда встречаются соответствующие белки их тел. И состояние, начавшееся как аллергическая реакция, превращается в гораздо более сложное и потенциально смертельное. Если бы не крошечные размеры паука и ничтожное количество яда, Питер не сумел бы выжить. Измененные радиацией белки встретились с обычными, вызвали каталитическое изменение, охватившее тело быстрее, чем это могла сделать простая циркуляция крови. Десять секунд спустя он уже почти в буквальном смысле не был тем же самым человеком.
Еще один слайд-воспоминание: здание, на которое он запрыгнул, испугавшись прозвучавшего позади автомобильного гудка; его руки прилипли к кирпичной кладке словно намазанные клеем, без каких-либо усилий. Труба, которую он случайно раздавил, казалось бы, просто схватившись за нее. Вскоре Питер осознал, что именно с ним приключилось, и только после того как спал первоначальный шок, решил использовать это.
Он сделал себе костюм, не желая, чтобы как-то пострадала его тихая домашняя жизнь с тетей Мэй и дядей Беном, и начал появляться на публике. Пресса с удовольствием его поддерживала. Когда на голову парня, которого сверстники считали бесполезным книжным червем, сваливается внезапная слава, это тяжело перенести. Однажды вечером, после того как Питер выступил на телевидении, какой-то мужик протолкнулся мимо него и нырнул в лифт. Преследующий его коп попросил Человека-Паука не дать беглецу ускользнуть. Но Питеру не было дела до беглеца, так что он позволил тому сбежать. Его голова оказалась занята другими делами, запланированными выступлениями и всеми деньгами, которые еще предстояло заработать. Стоит ли тратить время и силы на какого-то жалкого воришку? Не стоит; вот только позднее взломщик, застуканный на месте преступления, от испуга выстрелил и убил его дядю Бена.
Рыдающий, взбешенный Питер натянул на себя костюм и присоединился к преследованию грабителя. Тот спрятался неподалеку, на старом складе. Путями, недоступными для полиции, Человек-Паук проник внутрь, загнал взломщика в угол, обезоружил его и хорошенько отдубасил… а затем, ужаснувшись, долго смотрел в лицо человеку, которого однажды не потрудился остановить.
Он по-прежнему видел его словно наяву. Любые другие воспоминания могли милосердно стереться из памяти. Но не это. С той жуткой ночи Человек-Паук усвоил урок: с большой силой приходит большая ответственность. Вина в смерти дяди тяжким грузом осела на его совести, и хотя за прошедшие годы ее вес несколько ослаб, Питер сомневался, что когда-нибудь сможет полностью избавиться от нее… да и что вообще хочет этого.
И вот он снова заглянул внутрь склада, готовый ко всему, но не увидел ничего особенного. «Отличный шанс провести испытание, ничуть не хуже других», – подумал Питер, стараясь не шуметь, распаковал камеру и штатив, поставил его возле края люка, проверил направление камеры и убедился, что платформа поворачивается без проблем. Сегодня можно обойтись без вспышки, вместо этого он вставил в камеру катушку новой супербыстрой пленки ASA 6000, которая позволит камере снимать с доступным светом и убережет ее от недружелюбных глаз.
«Ну хорошо, а теперь посмотрим, какую историю скрывает этот склад».
Тихо ступая, он подошел к другому люку-окну и заглянул внутрь. У этого люка сохранилось больше стекла, ограничивающего обзор. Питер протер стекло перчаткой и снова заглянул внутрь. «Ничего».
Человек-Паук направился к третьему люку. У этого, как и у первого, не хватало большей части стекла. Теперь, однако, он кое-что услышал: приглушенные голоса, лязгающие звуки, с которыми переносили что-то тяжелое, скрип металла по металлу. Он заглянул внутрь. Внизу виднелась какая-то размытая форма. Паук прищурился.
На полу склада неподвижно лежал скрючившийся охранник. «Без сознания? Мертв?»
Человек-Паук с треском проломил самую большую стеклянную панель, задержавшись только для того, чтобы выпустить нить паутины, затормозившую его падение. Приземлившись, он огляделся по сторонам и застал четверых мужчин бандитского вида, погружавших большие металлические канистры, похожие на нефтяные бочки, в грузовик, стоящий возле грузовой рампы склада. Мужчины замерли при виде его, их глаза были широко распахнуты, рты открыты – бандиты определенно оказались не готовы к его появлению.
«Ну, не настолько уж не готовы», – подумал Человек-Паук, когда один из них достал пистолет. Но бандит двигался с обычной человеческой скоростью, а его противник обладал паучьими рефлексами. Он выбросил руку вперед и выпустил в стрелка толстую, клейкую струю паутины. Та приклеилась к пистолету, Питер вырвал его и швырнул в горы мусора, купающиеся в тенях у противоположной стены склада. Стрелок вскрикнул – похоже, его палец застрял на спусковом крючке, и теперь он стоял, тряся рукой и ругаясь на чем свет стоит.
– Урок тебе на будущее, – сказал Человек-Паук.
В это время остальные бандиты двинулись к нему, и один из них тоже достал пистолет.
– Да бросьте вы, разве не видели, что тут произошло?
Второй бандит выстрелил, и Паук метнулся в сторону, кувыркнулся, выпустил еще одну струю паутины, выхватил второе орудие и зашвырнул его следом за первым.
– Еще желающие?
Первый из четверки кинулся к нему в попытке сократить дистанцию и перейти в рукопашную.
– Ну, раз вы настаиваете, – покорно, но с некоторым удовлетворением вздохнул супергерой.
Паук отошел в сторону, уворачиваясь от стремительного броска врага, и выпустил струю паутины ему в ноги. Клейкая масса обвилась вокруг лодыжек мужчины, и Человек-Паук дернул изо всех сил, помогая бандиту растянуться на полу с наилучшим эффектом. Второй, лишившись оружия, попытался было врезать стенолазу доской, но от волнения ударил мимо. Паук начинал получать удовольствие от происходящего. Он поднял кулак – и не промахнулся. Звук идеального попадания в челюсть, так до странности похожий на звук от бейсбольной биты, идеально отбившей в «хоум-ран», эхом разнесся по складу. Бандит повалился, словно мешок картошки, и больше не вставал.
– Хрупкая челюсть. Это объясняет пристрастие к пистолету, – прокомментировал Паук, когда на него набросился третий бандит.
Этот не стал кидаться сломя голову, а остановился в метре, повернулся и сотворил то, что при нормальных обстоятельствах могло бы сойти за вполне приличный удар ногой с разворота. К сожалению, обстоятельства оказались далеки от нормальных – головорезы всех мастей пытались свалить Человека-Паука такими ударами еще несколько лет назад, когда стали популярны фильмы о кунг-фу. И хотя сам удар был неплох, наносящий его бандит, видимо, никогда не слышал о методах защиты против него. Пауку нужно было лишь сделать шаг назад, а затем схватить так соблазнительно повисшую в воздухе ногу и сильно потянуть на себя. Мужчина потерял равновесие и с размаху рухнул прямо на копчик. Раздался хруст, и незадачливый каратист закричал от боли.
– На твоем месте я бы сделал рентген, – посоветовал Паук, обмотав парня парой слоев паутины прежде, чем тот смог подняться на ноги. – А теперь…
Его чутье резко загудело – сильнее, чем во время первого осмотра склада. Паук изо всех сил прыгнул как можно дальше вправо. И хорошо, поскольку слева от него тут же с оглушительным БУМ! и ослепительной вспышкой что-то взорвалось, повалил густой дым, во все стороны взметнулись грязь и мусор.
Свет и звук казались до ужаса знакомыми: слишком часто Человеку-Пауку приходилось сталкиваться с ними раньше. «Тыквенная бомба», – подумал он. Паук припал к полу – тело отозвалось слабой болью от воздействия ударной волны, но в целом он не пострадал – и пристально вгляделся в густой дым. Прорвавшись сквозь плотную клубящуюся пелену, на своем фирменном реактивном глайдере – излюбленном средстве передвижения – перед ним появилась оранжево-синяя фигура Хобгоблина.
Рядом с Пауком взорвалась еще одна бомба, он снова метнулся в сторону и затем прыгнул еще раз, уходя из зоны поражения.
– Хобби! – крикнул он. – Ну почему ты не можешь ограничиться играми с обычными фейерверками, как это делают остальные детишки твоего возраста? Подобное антисоциальное поведение наверняка подпортит твою репутацию!
Мерзкий смешок пролетел у Паука над головой; он кувыркнулся и отпрыгнул, чтобы разминуться с энергетическим разрядом из перчатки Хобгоблина.
– Человек-Паук, – произнес злодей своим фальшиво веселым тоном. Кроваво-алые глаза злобно сверкали из-под тени оранжевого капюшона. – Тебе действительно не стоит заниматься вопросами, которые тебя не касаются. Или чем-либо еще кроме организации собственных похорон.
Очередная пара энергетических разрядов пропахала бетон перед Человеком-Пауком, а Хобгоблин продолжал парить у него над головой. Паук отскочил от разрядов и бросил быстрый взгляд на давешнюю четверку бандитов. Они уже начали постепенно приходить в себя, а те, кто был опутан паутиной, пытались высвободиться. «Как нехорошо. – Человек-Паук взглянул на грузовик. – Все может пойти совсем не по плану. Мне нужно поставить паучий маячок на эту…» Еще одна тыквенная бомба просвистела мимо него, и снова паучье чутье вовремя предупредило его, он отскочил в сторону – но недостаточно далеко. Ударная волна подтолкнула его в спину.
– Хобби! – закричал Паук. – Я ждал от тебя чего-то получше. Сколько таких штучек ты уже бросил в меня за все это время? И до сих пор никакого результата!
– Мне достаточно попасть один раз, – произнес Хобгоблин сквозь завывания реактивного глайдера, – но раз уж ты настаиваешь…
И немедленно на Паука посыпался целый ливень из острых электронных «летучих мышей» – и летали они в опасной близости к супергерою. Блеск их краев скрывала темнота, но Человек-Паук уже имел возможность внимательно изучить эти по-настоящему мерзкие маленькие устройства – легкие графитовые и монакриловые «крылья» с отдельными миниатюрными системами наведения и острыми как бритва краями. «И кто меня за язык тянул», – подумал Паук, сопротивляясь желанию разогнать жужжащий вокруг него рой – «мыши» в мгновение ока могли оттяпать ему палец, а то и всю руку. Он пригнулся и, как можно быстрее укатившись с их пути, спрятался за парой канистр в надежде запутать «мышей-с-лезвиями».
– Так лучше? – сладким тоном поинтересовался Хобгоблин.
Паук, стремившийся избежать внимания атакующих его устройств, не ответил, но рискнул взглянуть вверх. «Он прилетел сюда через световой люк. Интересно, засняла ли его камера? Что ж, это мы выясним. А пока надо убрать его отсюда. У него и так слишком большое преимущество в скорости, и в помещении я буду легкой мишенью. На открытом пространстве у меня больше шансов его скрутить».
Человек-Паук пустил струю паутины в край светового люка по соседству с камерой и забрался вверх на максимально возможной скорости.
– Трус! А ну, вернись! – проскрипел ему вслед Хобгоблин.
Оказавшись на улице, Паучок огляделся по сторонам. Сразу несколько зданий в этом и соседнем квартале тянулись вверх больше чем на десять этажей. Он выстрелил паутиной в ближайшее строение и быстро метнулся следом. И к своему величайшему удовлетворению, услышал, как камера за его спиной щелкает, меняет позицию и снова щелкает. «Хорошая девочка. Просто продолжай в том же духе».
Хобгоблин, стоя на глайдере, вылетел через световой люк, не заметив фотоаппарата. «Что бы ни случилось, – подумал Паук с несколько пугающей радостью, – эти снимки станут бомбой».
Яркий, громоподобный взрыв рядом напомнил Паучку: сейчас его должны заботить более насущные взрывчатые вещества. «Мне нужно лишь держаться подальше от бомб достаточно долго, чтобы успеть выдернуть из-под него эти санки».
Но для этого Человеку-Пауку необходимо было закрепиться в максимально выигрышной позиции, в идеале, ему пригодилась бы ловушка, в которую без раздумий влетит Хобгоблин. На создание такой времени не хватало. «И все же, – подумал Паучок, – шанс есть. Вот эти два дома стоят довольно близко». Он завернул за угол здания, к которому крепилась его паутина, но вместо того чтобы выстрелить в сторону следующего здания и продолжить лететь, Паук притянул себя к стене и прижался. Хобгоблин промчался мимо и улетел дальше вперед, по всей видимости, предположив, что и Паучок поступил так же. «Отлично. Вечно он излишне горячится».
Теперь Паук вернулся туда, откуда прилетел, выстрелил несколько струй паутины в соседнее здание, почувствовал, что они надежно закрепились, затем опустился пониже и выпустил еще несколько паутин. В темноте они оказались почти не видны. «Теперь от меня требуется лишь промчаться здесь с Хобби на хвосте, и одна из них угодит ему точно в грудь и сбросит с этого глайдера».
Человек-Паук поспешил взобраться по стене здания, огляделся по сторонам, но ничего не увидел. «Хорошо». Он прикрепил еще одну нить паутины, принялся ждать…
…и внезапно услышал вокруг себя знакомый гул. «Мыши-с-лезвиями» последовали за ним со склада.
Паук без промедления спрыгнул со стены и на полной скорости помчался прочь, в надежде сбросить с хвоста «мышей» пронесшись в опасной близости от стены следующего здания. Несколько преследовательниц врезались в стену, и вниз хлынул град из осколков графита. Но остальные продолжали лететь за ним, а одна «мышь» подобралась совсем близко и впилась ему в ногу. Паучку удалось отшвырнуть ее в стену ближайшего здания, но теперь в его ноге зияла рана длиной в пять сантиметров, не глубокая, но обильно кровоточащая. «Вот тебе и прекрасная идея», – подумал Человек-Паук и пальнул паутиной в ту сторону, где парящий Хобгоблин наблюдал за весельем и истерически хохотал.
– Да, вся эта затея просто смех, не правда ли? Давай проверим, будет ли так смешно и дальше?! – крикнул Паучок и помчался прямо на противника, не обращая внимания на энергетические разряды и тыквенные бомбы. Даже у Хобгоблина найдутся причины понервничать, если замаячит перспектива попасть внутрь облака собственных «летающих бритв». И действительно, суперзлодей отступил, изо всех сил отбиваясь бомбами и энергетическими разрядами. Паучок мрачно улыбнулся под маской, заметив, что его враг полетел прямо туда, в пространство между двумя зданиями, где он растянул свою паутину… Затем, совершенно неожиданно, Хобгоблин резко развернулся, его плащ взметнулся позади него, и швырнул тыквенную бомбу прямиком в Человека-Паука. Угодив под обстрел, тот оказался не в состоянии увернуться, и бомба устремилась прямо ему в лицо.
Паучок упал. Его спас только инстинкт паучьего самосохранения: струя паутины вырвалась из его запястья, приклеилась к краю ближайшего здания и замедлила скорость, с которой он летел к крыше старого склада. Но этого не хватило, чтобы смягчить падение. Паук тяжело рухнул на крышу и остался лежать, в глазах его потемнело, а мир покачнулся.
«Я мертв, – подумал он, – точно мертв. Или вот-вот умру».
Он мог слышать лишь завывание глайдера, зависшего в воздухе над ним, мог видеть лишь, как разлетаются по сторонам кусочки попавшего под струю реактивных двигателей гравия. Он знал, что Хобгоблин склонился над ним.
– Все это неважно, – сказал Хобби и рассмеялся, на этот раз уже не так истерически. У этого смеха была цель, довольно мерзкая – в нем слышалось искреннее наслаждение. – Прямо сейчас ты, несмотря на все остроумие, хотел бы никогда в жизни не слышать обо мне. А вскоре весь город пожалеет о моем существовании. – Еще один приступ смеха. – Подожди и увидишь.
Смех затих вдали вместе со звуками глайдера. Человек-Паук лишь краем уха уловил, как Хобгоблин разносит своих подчиненных на складе, приказывая им пошевеливаться, привести себя в порядок, загрузить грузовик и убраться отсюда подальше. Должно быть, после этого он ненадолго отключился, поскольку следующее, что он услышал – это звук удаляющегося вдаль грузовика, растворяющийся в величественном океане городских шумов.
Прошло какое-то время, прежде чем он смог подняться. «Щелк, вжик, щелк, вжик», – услышал он какой-то шум. Камера. Ее линзы отслеживали его движения. Движения одного очень оглушенного и побитого Человека-Паука, который, шатаясь, держась за голову и постанывая, приближался к камере. «Щелк, вжик», – пропела камера. И замолчала. Кончилась пленка.
Паучок тяжело плюхнулся рядышком, взял фотоаппарат и спустя мгновение нажал на маленькую кнопочку перемотки пленки. «По крайней мере, это сработало, – подумал он. – Но теперь я никогда не выясню, что здесь происходило. У меня даже не было времени установить маячок на этот грузовик. Ладно… готов поспорить, мы скоро обо всем узнаем. Что бы это ни было, это что-то крупное… в противном случае Хобби бы в это не ввязался.
А мне тем временем лучше вернуться домой».
