«Я жил тогда в Одессе пыльной…»

«Друзья, друзья, где это видно…»

Друзья, друзья, где это видно,
Чтоб я склонял главу пред чином
Да и перед властью спину гнул?
Меня всё это отвращает,
И независимость, не скрою,
Готов в дуэли отстоять…
Который час прошёл в дороге
(Стара коляска, катит быстро —
Градоначальника презент),
Одесса может спать спокойно,
Её покой не потревожу
И эпиграмм не напишу.
Сидел в коляске одиноко
Среди вещей за тройкой чалых.
Перекати – по ветру – … степь?..
Перекати – по ветру – поле.
Как сладко, сладко быть на воле
Вдали от чопорных мужей!
Хотя и царский ты наместник,
Герой великого сраженья,
Такой же сутью человек,
Как твой «всего лишь подражатель
И лорда Байрона поклонник,
И Дон Жуана ученик»…
Литографированная совесть,
Как подорожная бумага,
Чем наделил граф Воронцов,
Чтоб я быстрей оставил город
И от себя семью избавил —
Так думал дальновидный граф —
Мне обжигала грудь и руки.
От униженья в неизвестность
Теперь потерянно катил.
Пусть это так, но я свободен.
Свободен? Да, как это небо, —
Никто не волен над душой,
И всё решает Провиденье,
Что управляет всей планетой,
А также – судьбами людей…
Прощай, торговая Одесса,
Прощайте – с Богом! – одесситы
И корабли со всех сторон.
Для Новороссии привозят
Колониальные товары,
Что бакалеей тут зовут, —
Вино и сахар, рис и саго,
Муку и крупы, чай и кофе,
Имбирь и перец, и кунжут.
Сюда привозит с каждым разом
В делах успешная Европа
И свой промышленный продукт —
Все ткани, обувь и лекарство,
Там – парфюмерия, москатель,
А здесь – машины и станки.
Да, предприимчивые страны
Дают на экспорт превосходство,
Но, прежде, главное, – сырьё,
Как хлопок Индии, Востока,
Железо, уголь и селитра
Со всех концов людской земли.
Так для развития торговли
И с ней промышленности русской
Одесса встала впереди,
Как для «помещества», дворянства,
Так для крестьянства и мещанства.
Идёт по свету капитал,
Он подбирается к отчизне,
На зуб уж пробует Россию, —
Плывёт, гудит, как пироскаф.
Идёт рожденье капитала
С душой и русскими чертами,
В Одессе каждый божий день,
И всем изящно управляет —
Где помогает, где внушает,
А где стращает Воронцов.
Так от прибытия в Одессу,
По окончанью южной ссылки,
Я жил по средствам в номерах.
Порой подобно капитану
На мир с утра взирал с балкона
И видел там морской залив.
Людей я видел под собою
И не считал себя главнее,
А был таким же муравьём.
Любил людей не понаслышке —
Я был знаком, общался с ними
И чуял в душах мастерство —
Мне был знаком поэт Туманский
И, достояние Одессы,
Корсар бывалый Морали.
Народ всегда был коммерсантом —
Седой Восток и мощный Запад
Об этом ведают давно.
Но лишь аграрное дворянство
В России ведать не хотело
И не желало признавать
В купце, промышленнике русском
Своих преемников и смену,
Чего не в силах избежать.
И потому страдал Евгений,
Мой житель города, деревни,
Помещик мой и дворянин,
Ведя свой праздный образ жизни,
Сбирая подати с поместья,
Привыкший только потреблять.
Он за собой не знал ответа,
О ближнем вовсе не старался
И не смотрел на шаг вперёд,
Когда лишь золото столице
Потребно было, не пшеница,
То земли отдали в залог.
Такую практику хозяйства
На разорении папаши
Онегин молча постигал.
Богатый недоросль, оболтус
Поднялся снова пред глазами,
Каких не мало на Руси.
Хотел писать я Дон-Жуана,
Но только в русском варианте,
А вышло всё наоборот…