Тайна Безмолвного Леса

Глава XII

По периметру одной из комнат ледяного дворца Хандроза нервно шагал мальчик в алом бархатном плаще, укутавшись в неё, словно в мантию. Он сложил руки за спиной, а лицо его выражало крайнее беспокойство. Комната была маленькой, холодной и пустой. В ней находился лишь маленький стеклянный столик со стоявшей на нём почти догоревшей свечой, и над столиком висел портрет в тяжёлой раме. Мальчик явно размышлял над чем-то очень важным, периодически поглядывая на этот портрет, изображавший мужчину средних лет, с острыми скулами, русыми, очень длинными волосами и насмешливым взглядом лиловых глаз. Мальчик остановился, пристально вглядываясь в лицо этого мужчины.

– Отец! – произнёс вдруг он громко и с некой торжественностью в голосе. – Скоро мы наконец встретимся. Я обещаю, что вытащу тебя из Ледяной тюрьмы. Мы будем вместе вершить правосудие. И ты будешь гордиться мной.

***

04:49. Хандроз. Ледяная Тюрьма.

«Одиночная камера №42. Заключённый подвешен за руки и ноги к стене. Движения не наблюдается», – записал в свой дневник тюремщик и бросил беглый взгляд через маленькое окошко, отделявшее его от преступника.

– Сижу за решёткой в темнице сырой, вскормлённый в неволе орёл молодой, – затянул вдруг заключённый, да так громко, что надзиратель от страха выронил свой блокнотик.

– Балтор, кончай горло драть. Чем больше ты тут горланишь, тем быстрее будет твоя казнь, – крикнул тюремщик. – И моё увольнение, – тихо добавил он.

– Это, между прочим, Пушкин. Стихотворение «Узник». Классика, – он глухо засмеялся.

– Мне это ни о чём не говорит.

– Что же вы изучаете на Хандрозе, если не знакомы с земными классиками? – Балтор был искренне удивлён.

– Ты мне зубы-то не заговаривай. Я ведь знаю правила, а по правилам нам нельзя разговаривать с заключёнными.

– Да что ты? – послышался снова глухой смех. – Ну тогда ты не будешь возражать, если я продолжу. – И он затянул ещё громче: – Мой грустный товарищ, махая крылом, кровавую пищу клюёт под окном.

Надзиратель, морщась, молча страдал. Теперь он сожалел, что именно его поставили к самому опасному и противному преступнику столетия.

Ему показалось, что кто-то стоит прямо за воротами, которые отделяли территорию тюрьмы от остального Хандроза. Существенно то, что вся стена была ледяная, а ворота решили сделать из металлической сетки, через которую было не только легко проглядывалась улица, но и так же легко можно было перелезть в случае побега.

Посетителей в столь ранний час обычно не наблюдалось. Тюремщик подошёл к воротам и увидел, что это была женщина с ребёнком. И женщина, и девочка, судя по всему, замерзали: обе кутались в чёрные плащи. «Явно нездешние», – решил тюремщик.

– Вам кого? – он попытался навести на себя хмурый и суровый вид.

– Je cherche mon mari, – со слезами на глазах произнесла женщина. – On ma dit qu’il est enfermé ici.

– Извините, я не понимаю по-японски.

– Это французский, дурень, – взвизгнула девочка на общем языке. Из-под капюшона сквозь выбивающиеся белые кудри на него злобно посмотрела пара лиловых глаз. – Открывай ворота, а не то я тут всё разнесу, – девочка яростно топнула ногой. – Она ищет мужа, тупица, ты что, не понял?

Надзиратель попятился, но немного, чтобы не показывать свой страх.

– К-как зовут вашего мужа, мадам?

– Вот глупый, – усмехнулась девочка, – она не понимает твоего варварского наречия. – Она повернулась к женщине, чтобы перевести, а затем добавила уже на общем языке, вновь обращаясь к тюремщику: – Ты пахнешь страхом.

Мужчина открыл было рот от возмущения. Ведь не дело это, когда пигалица в пять раз моложе так общается со взрослым. Но тут женщина, всхлипнув, принялась говорить на ломанном общем языке:

– Я хотеть искать Бальтóр. Бальтор есть муж мой.

– Балтор? – Само упоминание имени этого заключённого вызывала у него дрожь по телу. – Вы ищете Балтора? Но он не говорил, что у него есть семья.

– Открывай ворота, олух, – девочка снова топнула ногой. Видимо, она привыкла получать всё и сразу.

Тюремщику пришлось повиноваться, когда эта малышка внезапно начала создавать в своих маленьких ручках огненную сферу. Угроза быть сожжённым от рук какой-то малявки не очень ему нравилась. Тюремщик провёл их к камере №42 и трясущимися руками отпер дверь. Балтор поднял голову, и улыбка заиграла на его лице.

– Боже, ну и хреново же ты выглядишь, – поморщился тюремщик. – Не самый лучший вид для свидания с женой.

Балтор действительно выглядел неважно. Светло-русые длинные волосы ещё больше отросли, но теперь они были спутаны и грязны. Лицо обрамляла неровная густая борода, в которой жили вши, а одежда его превратилась в лохмотья.

– Жюли здесь? Я знал, что она придёт. – Балтор заёрзал в кандалах, как малыш на стульчике, когда тот видит свою маму. – Веди её сюда.

Женщина и девочка вошли к нему в камеру.

– У вас есть пять минут, – объявил надзиратель. – время пошло.

– Salaud! – вскрикнула женщина, отвешивая Балтору звонкую пощёчину, но продолжая при это плакать. – Crétin! Tu m’a jeté quand j’étais enceinte, – причитала она.

– Да, не так я себе представлял семейные сцены, – усмехнулся Балтор. – Julie, ce n’est pas de ma faute. Tu vois…, – начал было он, но Жюли его уже не слушала, она разрывалась от рыданий. На помощь подоспела её дочь.

– Salut, papa! Je m’appele Laurence. Je suis ta fille. – Она сняла капюшон, открывая своё светлое, по-кукольному милое личико. – Мы можем помочь тебе отсюда выбраться. Ты можешь искупить свои грехи в обществе сифов.

– И пить людскую кровь? Ну уж нет, спасибо, – он глухо засмеялся.

– Ты хочешь гнить в тюрьме до конца дней своих? Или отправиться на плаху? – нахмурилась Лоренс. – Папа, у меня есть план. Тебе не нужно быть в обществе сифов всю свою жизнь.

Она приблизилась к нему, прикладывая одну руку к своему лбу, а другой дотрагиваясь до лба Балтора.

«Телепатия», – смекнул Балтор. Эта девочка – точно моя дочь. Через десять секунд он мог слышать все мысли Лоренс и даже то, что она хочет кабриолет для своей куклы.

– Да, план просто замечательный. Ты молодец, – он чмокнул её в лоб. – А кабриолет я тебе обязательно раздобуду.

– Ура-а-а! – вскрикнула Лоренс, прыгая по камере.

– Бальтор, ты надеть чёрное? – спросила Жюли, трясущимися руками протягивая ему чёрный плащ.

– Oui, ma amour. Эй ты, – он крикнул тюремщику, – хочешь заработать деньжат?

– Я не выпущу тебя отсюда ни за какие деньги, – ответил тот.

– Не-е-ет, я и не собирался давать столь сложную работу такому болвану, как ты. Меня выпустят они, – маг указал на своих супругу и дочь.

Лоренс уже была наготове. Он обхватила железку, сковывающую правую руку Балтора, своими тоненькими ручками. Металл начал нагреваться, и через мгновение цепь раскололась. При этом девочка не произнесла ни слова.

– Ты маг металла, – удивился Балтор, смотря на свою дочь.

– Нет, я маг всего по чуть-чуть.

«Она точно моя дочь. Хоть один нормальный ребёнок», – подумал Балтор.

– Что вы… что вы делаете?! – тюремщик вдруг словно очнулся ото сна. – Я сейчас позову начальство.

Он направился прочь от камеры, но что-то помешало ему. Внезапно тюремщик заметил, что висит в фиолетовом шаре в нескольких сантиметрах над землёй и тихонько плывёт назад. Балтор создал силовое поле, притягивающее его, словно магнит железки.

– Никуда ты не пойдёшь, пока я тебе этого не скажу, – прохрипел колдун.

Наконец последний кусок железа, ограничивающий его свободу, упал с левой ноги, и Балтор одним прыжком молниеносно очутился рядом с тюремщиком. Затёкшие конечности ныли и покалывали, но Балтор уже успел соскучиться по этим ощущениям, и они были ему в радость.

– А теперь слушай меня внимательно, – Балтор пристально посмотрел человеку в глаза. – Я не убегал, и ко мне никто не приходил. Я искупил свои грехи и вступил в общество сифов. Теперь я с ними в этом Безмолвном лесу. Против людей, но не против других существ. Смекаешь? Вот, что тебе надо рассказать начальству. Да расслабься, – он хлопнул его по плечу, чтобы тот очнулся от гипноза, – не собираюсь я тебя убивать. Пока что. Выполни исправно свою работу, получишь вот это, – маг потряс перед носом мужчины мешочком с монетами, который незадолго до этого передала ему жена. – Я надеюсь, что мы договорились.

С этими словами колдун круто развернулся, и вся семья растворилась в утренней метели наступающего дня.