ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 1. Новенький

Ваня стоял у ворот. Машина с мамой уехала, но пыль ещё взвивалась над дорогой, складываясь в странные узоры. Желток солнца, прилипший к раскалённой сковородке неба ещё ранним утром, в одночасье выцвел и сгинул. Его место заняла пронырливая туча. Со всех сторон она стягивала менее крупных собратьев и стремительно меняла цвет – то грязно-сизый, то сочно-фиолетовый.

Назревала гроза.

Ржавые, вытянутые вверх ворота жалобно пискнули. На ближайшем дереве каркнул ворон. А в грудь, точно намереваясь предупредить, стукнул ветер.

Ваня поёжился.

 Сусликов Иван?  Из ворот возник темноволосый парень лет двадцати, в клетчатой рубашке с закатанными рукавами.

 Он самый.

Ваня поднял с земли рюкзак и двинулся навстречу.

 А я Михалвалерич,  протянул руку парень,  вожатый твоего отряда. Первый раз у нас?

 Я вообще впервые в лагере. Всегда лето дома проводил.

«Как я тебя понимаю»,  чуть было не выдал вожатый, благо вовремя осёкся. Возможно, у других ребят, что приезжали сюда каждый год, он и не ходил в авторитетах, но этот-то новенький. Нужно постараться произвести на него впечатление!

По пути к основному зданию Михаил Валерьевич рассказал Ване два главных правила, действующих на территории лагеря. Правило первое: детям запрещено пользоваться гаджетами. Ноутбуки, планшеты, смартфоны и даже обычные кнопочные мобильники – всё сдавалось вожатому по прибытии и запиралось в сейфе. Разумеется, если кому-то требовалось позвонить, отправить смс или заглянуть в соцсеть, гаджет выдавался без проблем. Правда, ненадолго. Со стороны правило выглядело чрезмерно жёстким и даже глупым (собственно, сам Михаил Валерьевич так и считал), но у директора лагеря, Доходягина Лаврентия Палыча, было иное мнение. Директор любил повторять: от этой навороченной техники один вред! Дети тупеют – раз. Портят зрение – два. Спецслужбы вражеских государств нас прослушивают – три. И вообще, в сорок пятом фашистов без всяких смартфонов победили, и ничего. Жили же!

Ваня насупился, но смартфон отдал. Плеер вожатый разрешил оставить, ибо о плеерах никакого распоряжения не было – скорее всего, пожилой директор просто не знал, что это такое.

Правило второе: строителям и техническому персоналу спускаться в подвал можно, вожатым и детям – НЕЛЬЗЯ! Ни при каких обстоятельствах.

У этого запрета имелись вполне обоснованные аргументы. Лагерь располагался на территории старинного княжеского замка. Сто лет назад здесь кипела совсем другая жизнь: горели огни, стучали колёсами роскошные кареты, лакеи услужливо подавали прибывшим руки – дамы в пышных и богатых платьях спешили по дорожкам в просторные залы, томно прикрывали лица веерами и кружились, кружились, кружились в беззаветном вальсе… (Михаил Валерьевич вдруг подметил, как ловко ему удаётся рассказывать о том, чего он сам не знал ещё несколько дней назад.)

В конце Гражданской войны много бандитов разной масти ошивались в здешних лесах и замок, конечно же, разграбили. Так он и простоял заброшенным до начала двухтысячных, пока силами нескольких энтузиастов его не решили вернуть к жизни и превратить в детскую базу отдыха. Ремонтные работы ещё шли, а в подвале они только-только начинались.

Хотя подвал – слабо сказано. Рабочие целый год застраивали его деревянными лесами, но так и не смогли изучить до конца. Потеряться в этом подземном лабиринте было проще, чем в незнакомом городе.

– Вроде бы всё. Про лагерь рассказал, порядки объяснил. Осталось только с отрядом познакомиться.

Вожатый в два шага преодолел деревянный мостик, переброшенный через вертлявую нитку ручья. Ваня плёлся следом – мост отозвался рассеянным вздохом.

– Надеюсь, тебе у нас понравится!

Ваня пожал плечами – ему и в родной квартире было неплохо.

Кар! Кар! Кар! Птицы сорвались с веток. Ветер подул сильнее. А за холмом уже прорисовывались очертания замка…

Сусликов решил, что попал в средневековье. Серо-коричневые камни двухэтажной пирамидой вздымались вверх. На нём, наростами на старческом теле, повскакивали столбики башен. Тощие шпили протыкали облака. Между башен проглядывали стрельчатые окна, словно замок загадочно щурился. А заодно – принаряжался ожерельем из лепнины, то разбегавшейся изломанными линиями, то свисающей литыми гроздьями. Парадный вход, как мачта корабля, выдавался вперёд. Его окружало опущенное рыцарское забрало из кариатид – человекообразных колонн со сложенными за шеей руками.

Да, пожалуй, слепленный из камня рыцарский шлем – первое, что приходило в голову при виде лагеря. И ведь угораздило же кого-то назвать это место «Улыбка»! Либо у чувака были нехилые траблы со стоматологом, либо – самый чёрный юмор на свете.

Вдруг на невыразительном сером фоне появилось более чем выразительное розовое пятно. Ваня даже моргнул – что если померещилось? Но пятно никуда не делось, а стало только больше, обретя вполне человеческую фигуру женского пола с головой, руками и ногами. Впрочем, последние мало участвовали в движении – казалось, приближающаяся мадам не столько идёт, сколько катится.

– Михалвалерич, наконец-то! Весь лагерь оббежала, и там была, и сям, и везде заглянула, а вас нигде не найти! – затараторила женщина в розовом платье.

Говорить дальше ей помешала одышка. Сусликов удивился – как такую скорость может развить человек, похожий на персик?

– Я новенького встречал. – Вожатый живым щитом выставил перед собой Ивана.

Женщина заметила мальчика.

– Какой прелестный ребёнок! Как зовут тебя, малыш?

От «малыша» Иван скривился.

– Ваня. Ваня Сусликов.

– А я Нина Сергевна. Можно просто Ниночка! – Мальчика схватили и завертели, как товар на рынке. – Секретарша Лаврентия Палыча, нашего директора. Ох, какой он мужчина! Какой мужчина… Вы с ним обязательно познакомитесь! А ты у нас новенький, значит? Первый раз? Ох, помню, я в детстве из пионерлагерей всё лето не вылезала. Ну ничего, всё когда-нибудь бывает в первый раз. Вот увидишь, тебе у нас понравится! – Ваню поставили на ноги. – Хочешь конфетку?

– Спасибо, я не…

– Нет, ну до чего чудесный ребёнок! Вежливый. Не то, что многие. – Ниночка потрепала новенького по волосам и сунула ему под нос потёртую карамельку. Развернулась обратно к вожатому: – Михалвалерич, пойдёмте! Срочно пойдёмте! Вас к телефону.

– Но я сейчас не могу, – растерялся вожатый, указывая на Ивана.

– Ничего не знаю! – Секретарша уже повисла на его руке. – Я для чего весь лагерь оббежала? Имейте совесть, я вам не девочка! Хочется на старости лет покоя, стабильности, знаете ли, а тут звонят всякие, грозятся факс прислать. Чего-то они в ваших документах напутали. Так что идёмте! Я второй раз вас искать не буду!

На счастье в одной из беседок, расположенных у главного входа, обнаружился Тёма Булочкин – мальчик как раз из третьего отряда. Молодой вожатый буквально втолкнул новенького к нему в беседку и тут же исчез, подгоняемый непрекращающимся потоком слов от Ниночки.

Тёма уплетал шоколадку.

– Ты кто? – настороженно спросил он.

– Я Ваня Сусликов, – вновь представился Ваня.

– Что-то я тебя тут раньше не видел.

– Я новенький.

– А, так это ты! – Тёма вдруг засиял, как натёртая до блеска лампа Алладина. – Давай дружить?

В его голосе было столько неподдельной радости, что Ваня замешкался. С сомнением оглядел нового знакомого. Кудрявый, невысокий, широк душой и телом. В очках, что норовили соскочить с кончика носа, поэтому Тёме часто приходилось задирать голову вверх и смешно открывать при этом рот. В оранжевой футболке, синих шортах, левый носок ярко-зелёного цвета, правый – ярко-красного. На одном вышиты крупные куски пиццы, на втором – крохотные бегемотики. Не мальчик, а ходячая иллюстрация к слову «радуга».

– Ну-у… давай, – кивнул Ваня, немного помедлив.

А что ему ещё оставалось?

– Слышь, Пухлый! Опять хомячишь в одно рыло? – На витиеватые, с просветами, стены беседки легла тень. – Те калории не жмут?

И, довольная глупой шуткой, затряслась от хохота. Звук был шершавый и противный – как на уроках труда, когда обрабатываешь напильником брусок. Тень начала материализовываться: из неё выросли руки – накаченные и уже загорелые в первую неделю июня, белая футболка-безрукавка, ноги в спортивных штанах и коротко стриженная голова с явно сломанным в драке носом. Рядом с Тёмой стоял здоровенный парень – старше года на два, с лицом, не обременённым интеллектом.

– Чё тормозим, как старая Винда́? Давай, мелюзга, делись со взрослыми!

Радостный мгновение назад Тёма понуро опустил голову и стал шевыряться в карманах. Нашёл ещё одну шоколадку, протянул новому гостю, но тот решил, что этого мало. Сгрёб мальчика в охапку, перевернул вниз головой и начал методично трясти. На пол посыпались мелочь, обёртки от конфет, брелок без ключей, скрепки, огрызок карандаша, смятая книжная закладка, хлебные крошки и фантик от жвачки с портретом Эйнштейна. Взлохмаченный старик демонстративно показывал всему происходящему язык. Когда вытрясать стало нечего, здоровяк вернул Тёму на место. Мальчик пополз по полу, возвращая в карманы их содержимое, а здоровяк приготовился съесть нехитрую добычу.

Вскрыл упаковку, открыл рот – зубы угрожающе зависли над ничего не подозревающим лакомством, – повернул голову… И встретился взглядом с Ваней.

Щёлк! Челюсти сомкнулись вхолостую.

– Ты кто ваще? – На лице здоровяка отразилась крайняя степень задумчивости.

– Я В-ваня Сусликов, – в очередной раз ответил Ваня.

Голос не дрогнул, но предательски заикнулся.

– Чё, в натуре? Суслик? – Снова этот тупой смех, благодаря которому Ваня понял – кличка, приставшая к нему в школе, сохранится и в лагере. – Чёт я тебя тут раньше не видел.

– Я н-новенький.

Говорят, что лежачих не бьют. Может, это правило распространяется и на вновь прибывших?

Кажется, нет. Немногочисленные мысли в голове здоровяка пришли к соглашению. Он стал расти и вытягиваться во все стороны, как картинка при увеличении. Ваня хотел развернуться и бежать, но не успел – голова уже была зажата в подмышке противника, будто в тисках.

– Слушай сюда, новенький Суслик, и запоминай…

Ваня зажмурился. Нет, не потому, что так лучше усваивается информация, а потому, что так легче стерпеть удары. Однако ни ударов, ни новой информации так и не последовало. Раздались шаги – в беседку вошёл ещё кто-то.

Теперь здоровяков было двое, причём второй ничем не отличался от первого, только нос свёрнут в другую сторону. Между ними, задумчиво утопив руки в карманах, стоял третий гость – ровесник Вани с Тёмой. Худой и бледный – на фоне золотистых телохранителей он выглядел благородным пломбиром в обрамлении вафельного стаканчика. Дорогая обувь, серые укороченные скинни, светлая рубашка, тонкие губы, один висок выбрит почти наголо, другой прикрыт крашенной чёлкой, глаза… Про глаза ничего не скажешь – спрятаны под тёмными очками. Хотя Ваня всё равно ощутил, как вновь прибывший неторопливо, пристально и с большим любопытством его разглядывает.

«Не лагерь, а «Модный приговор» какой-то, – посетовал про себя мальчик. – Хиппи, гопники, кэжуал… Что дальше? Ванильные тянки в королевских мантиях? Оффники в пижамах и с воздушными шариками?»

– Похоже, я подоспел вовремя, – заговорил «кэжуал». Голос его звучал вполне миролюбиво. – Приношу извинения за моего приятеля, он малость несдержан. Обычно у людей много увлекательных занятий, но у этих, – кивнул на здоровяков, – всего два: тягать железно и щемить ботанов. И ещё неизвестно, что из этого им доставляет больше удовольствия. Впрочем, иногда они бывают безобидны. Предлагаю познакомиться: Мирон Алексеев и Лёха Миронов.

Представил настолько быстро, что Ваня не запомнил, кто из здоровяков Мирон, кто – Лёха, а переспрашивать не рискнул. Даже рукопожатие у обоих крепышей было одинаковым.

– А ты..?

– Ваня, – в пятый раз ответил Ваня.

– И ты, как я понял, у нас новенький. Хорошо, что мы вот так сразу встретились. Я именно тот, кто тебе нужен. Меня зовут Гена, Гена Рукомойников. Слышал? – «Кэжуал» сделал паузу, ожидая реакции.

Ваня не сталкивался раньше ни с этим именем, ни с фамилией, поэтому не знал, что ответить. Пауза затягивалась. В итоге просто протянул:

– А-а-а…

– Мой брат – известный бизнесмен и спонсор этого лагеря, – высекая каждое слово, продолжил Генка. – Можешь считать, что всё здесь, – обвёл руками, – моё.

От Вани снова ждали какой-то реакции, скорее всего – восхищения.

– А-а-а…

– Это мой друг! – Между Генкой и Ваней встал Тёма, на которого фактический хозяин лагеря не обращал внимания. – Пойдём, – взял новенького за руку, – я покажу тебе, куда положить вещи. Обед уже был, но скоро полдник. А потом – свободное время. В свободное время я люблю читать, а ты? А ещё можно хоть весь вечер собирать мозаику, загадывать шарады или составлять ребусы. Вчера я загадал слово «гелиоцентризм»! Представляешь? Целый час придумывал, как это можно изобразить, ещё час сам же отгадывал. Интересно, а ты бы сразу отгадал? А ещё у меня полная коллекция карточек с портретами великих мыслителей двадцатого века. Хочешь, покажу? Пойдём, будет весело!

– Это твой друг? Рили? – Генка вскинул изогнутую бровь. – С виду ты норм чел, не ботаник. Или я ошибаюсь?

Ваня вновь придирчиво осмотрел Тёму. Ну уж нет! Не хватало, чтоб его с первого же дня записали в список каких-то неполноценных. Ему тут ещё две с лишним недели жить. Да и весь вечер расшифровывать нудные ребусы – такое себе занятие.

– Ну-у… – замялся Ваня и отодвинулся от Тёмы. – Вообще, это он первым дружить предложил, а не я. И знакомы мы всего минут пять, не больше.

– Понял, Пухлый? – оживился второй здоровяк. – Давай, чеши отсюда, пока ноги растут из правильного места! А то оторву – бушь кататься как смешарик.

И загоготал. Сразу стала очевидна разница – смех второго напоминал лязг плохо смазанных железных качелей.

Тёма ужалил Ваню взором побитой собаки. Мальчику даже сделалось неловко и захотелось спрятаться за Генку и здоровяков. С другой стороны, он же не пятьсот рублей, чтоб нравиться первому встречному? Но Тёма продолжал стоять на месте, словно всё ещё не веря в предательство нового друга.

– Уши жиром заплыли? Вали, пока тя в сборную по футболу не взяли вместо мяча! – И второй здоровяк – то ли Лёха, то ли Мирон – стал заносить ногу для пинка.

Тёма всхлипнул и выпрыгнул из беседки. Не прошло и трёх секунд, как его разноцветная одежда скрылась за стенами замка.

– В жизни важно уметь грамотно расставить приоритеты, – удовлетворённо заключил Генка. Он по-прежнему был совершенно спокоен. – И уметь выбирать друзей. В этом лагере – как в жизни. Ты сделал правильный выбор. Приятно иметь дело с умным человеком. – Генка улыбнулся во все тридцать два белоснежных зуба и похлопал Ваню по плечу. – А теперь позволь показать тебе здесь всё.