Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 5. Элли
Мне доверили нести букет на свадьбе отца. Я надела красивое бледно-розовое платье, сшитое для меня мисс Гринуэй по выкройке, которую она называла «упрощенной», а в руках я держала кремово-белые розы. Все смотрели на меня. От этого я чувствовала себя вполне взрослой. Ведь мне уже совсем скоро девять лет! Это будет мой второй день рождения с тех пор, как ушла мама. Иногда я все равно надеялась – вдруг она не умерла насовсем, а просто исчезла на время. Сейчас же осознаю, что это мой разум пытался защитить меня от правды.
Теперь, действительно став взрослой, я могу понять решение отца снова жениться спустя два года после смерти мамы. В значительной степени, я уверена, оно проистекало из стремления обеспечить мне жизнь в нормальной семье. Полагаю, он страдал от одиночества. В конце концов, ему было лишь слегка за сорок. Но тогда я чувствовала себя сбитой с толку. Мисс Гринуэй так отличалась от мамы. Дело было не только в ее светлых волосах и дребезжащем голосе и не в том, как она повисла на руке отца, словно боялась свалиться с воображаемого обрыва. И даже не в том, что она кривлялась – произнесла «О, да-а-а-а-а» вместо «Да» во время церемонии. Она просто не была мамой.
Однажды мы все отправимся на небеса. Нас так учили в школе. И я размышляла, наблюдая, как отец целует мисс Гринуэй в губы у алтаря – что же скажет мама, когда мы туда попадем? Все это казалось таким запутанным…
Когда мы вышли из церкви, я постаралась перепрыгнуть трещину в асфальте. «Видишь, – мысленно сказала я маме, – я не забыла».
Потом был прием в ресторане большого отеля, где официанты открывали передо мной двери, как будто я взрослая! Пришли мои дядя и тетя с отцовской стороны, но не было никого из родных мамы. Мы сидели за столом в конце зала и ели что-то под названием «коко вэн» , а потом вкусный шоколадный пудинг.
– Теперь ты должна называть меня мамой, – сказала новая жена отца, обнимая меня. Она прижалась ко мне щекой – мягкой, вялой и пахнущей совсем не так, как мамина.
Да неужели? Я вопросительно взглянула на отца.
– Просто Шейлой пока достаточно, – сказал тот, хотя голос его прозвучал неуверенно.
Мне было трудно думать о мисс Гринуэй как о «Шейле», не говоря уж о «маме». Но я не хотела проблем. Хорошая девочка не должна делать и говорить ничего такого, что может кого-то расстроить.
– Ха! – гоготнула старая миссис Гринуэй, которая тоже там была. – Мамой, ишь ты!
– Мама! – сказала мисс Гринуэй. Ее щеки слегка покраснели. – Пожалуйста, постарайся сдерживаться. И кажется, тебе уже хватит шампанского.
– Чепуха и вздор. Я просто хочу налить немного малышке. Держи, Элли. Выпей! Ведь не каждый день у тебя появляется новая мать.
– Вообще-то, Эйлин, – вмешался отец, – я бы не хотел, чтобы моя дочь пила. Она еще слишком юна.
– Но тогда ей самое время брать от жизни все, верно? – Старушка покачала головой. – Иначе она состарится прежде, чем успеет ею насладиться, как произошло с моей дочерью. Никогда не думала, что она найдет себе мужа, скажу я вам. Однако надо отдать ей должное. У нее довольно быстро получилось устроиться в постели, согретой другой. Да, Шейла?
Что же плохого в том, чтобы успеть забраться в теплую постель, думала я. Мама всегда клала мне туда грелку перед сном. Наоборот, глупо ждать, пока она остынет.
– Я считаю, мы все должны немного успокоиться, – сказал отец. На его лице застыло выражение, которое мама обычно называла «напряженным». – А, хорошо, несут очередное блюдо.
– Ну наконец-то! Я успела опять проголодаться. Они называют себя «пятизвездочным»? Всегда считала, что это только для пущего шику. Вроде как моя дочь строит из себя утонченную, чтобы не показать свое нутро свежеиспеченному мужу.
– Мама! Достаточно!
– Я, пожалуй, не откажусь от еще одного кусочка свадебного пирога! – заявила старушка. И тут же принялась запихивать в рот второй кусок, словно кто-то собирался его отнять.
– Прости, – прошептала мисс Гринуэй – отныне Шейла, – подобрав длинное белое платье и наклонившись ко мне. – Моя мама просто немного переволновалась. И поэтому говорит глупости.
– Все в порядке, – смущенно ответила я.
– Я имела в виду только то, что сказала, дорогая. Действительно хочу, чтобы ты называла меня мамой. Всегда мечтала иметь такую дочь, как ты. – Ее глаза увлажнились. – Я думала, что уже слишком поздно для того, чтобы завести семью. – Она крепко сжала мою руку. Это было больно, но я не хотела ее отдергивать. – Мне так повезло.
Шейла переехала к нам и перевезла миссис Гринуэй.
– Почему она не осталась в своем доме? – спросила я отца.
– Потому что она не настолько здорова, чтобы твоя мама могла позволить ей жить одной.
Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что он имеет в виду Шейлу.
– Твоя мама серьезно относится к своим обязанностям, – добавил он. – Это одно из качеств, которые мне в ней нравятся.
Он говорил так, словно моя настоящая мать не делала того же самого. И я обиделась за нее.
– К каким обязанностям? – спросила я.
Отец переминался с ноги на ногу.
– Ну… например, заботиться о людях, которые от нее зависят.
Таких, как миссис Гринуэй? Но, как по мне, она не выглядела зависимой. На втором этаже у нее была своя гостиная, где всегда очень громко работал телевизор. Она обычно смотрела смешные передачи, вроде шоу Дэвида Никсона (благодаря которому я поверила, что магия существует, несмотря ни на что!) – в отличие от серьезных, таких как «Завтрашний мир» или новости, которые нравились отцу. Иногда я сидела под дверью и слушала ее телевизор. Это приятней, чем проводить время с супругами, которые постоянно тискались и шептались, прежде чем сказать мне, что пора идти спать.
Так я и сидела однажды вечером, когда старушка неожиданно открыла дверь, застав меня врасплох.
– Хочешь – так входи, – сказала она. – Чего ты ждешь?
Это стало нашим ежевечерним обычаем. Я усаживалась рядом с ней на маленьком диване среди подушек с изображениями тореадоров. Она с гордостью сообщила, что купила их в Испании во время отпуска по системе «все включено». Еще она говорила мне вещи, которых я не понимала.
– Будь начеку с моей дочерью. Она может казаться самой нежностью и добротой. Но если ты не сделаешь так, как она хочет, – она в ту же секунду ополчится против тебя…
Миссис Гринуэй немного помолчала, словно собираясь сказать что-то еще. Но передумала.
– Что? – спросила я.
– Ничего, дитя мое. – Она потрепала меня по руке. – Просто забудь, что я сказала.
Тогда я не придавала большого значения нашим беседам. Ее мысли «путались», как говорил отец. Кроме того, «мама», как я изо всех сил старалась называть Шейлу (я не могла сказать ей ни «мамочка», ни «мамуля»), была со мной очень мила. Она покупала новую одежду – моим любимым было красивое красное платье в белый горох. И часто делилась всякими лакомствами вроде шоколадных батончиков с фруктово-ореховой начинкой и обнимала меня.
Иногда по ночам, когда молилась, я чувствовала себя виноватой.
– Господи, пожалуйста, скажи мамочке, что я всегда буду любить ее больше всех.
Мне оставалось лишь надеяться, что она получит это сообщение.
(На днях, когда нам разрешили посетить тюремную часовню, я поймала себя на том, что снова произношу ту же самую молитву.)
По выходным, когда отец бывал посвободней, мы выезжали на семейные прогулки. Это значило, что мы с миссис Гринуэй сидели на заднем сиденье автомобиля и сосали ириски, которые она тайком подавала мне из своего кармана, в то время как моя новая мать восседала спереди рядом с отцом, крутившим баранку.
Время от времени мы ходили гулять в лес и собирали цветы. Я сушила их между страниц детской энциклопедии, как учила моя настоящая мама. Потом, как и раньше, помещала их в альбом и искала названия в своей книге о полевых растениях. В конце лета и осенью мы с моей настоящей мамой обычно собирали ежевику и варили варенье в большой кастрюле. Я всегда наблюдала, как она процеживает его через большую марлю, привязанную к ножкам перевернутой кухонной табуретки. Но когда я спросила свою новую мать, можем ли мы сделать так же, она рассмеялась, как будто я сказала что-то глупое.
– Я не из тех, кто варит варенье.
Странно, но она совсем перестала готовить выпечку теперь, когда мы жили все вместе. Куда-то исчезли и кексы «баттерфляй», и пироги по-пастушьи, и «жаба в норке». Вместо этого мы питались в основном рыбными палочками и новым блюдом под названием «арктический рулет», потому что они были «легче».
Иногда, если светило солнце, мы отправлялись к пабу, куда мой отец и новая мать заходили выпить, пока мы с миссис Гринуэй сидели в саду с лимонадом и пакетами чипсов.
– Теперь она долго не сможет сюда ходить, – сообщила моя компаньонка в один из таких выходных, тыча пальцем в мою новую мать, исчезающую в пабе под руку с отцом.
– Почему? – Я догрызала свой последний чипс, стараясь закончить пакетик одновременно с миссис Гринуэй. Мы обе были не прочь купить еще парочку, но у нас не было денег.
– Потому что она в положении, вот почему.
– В каком положении?
– Ох, дорогуша. Не бери в голову. Придет время, и ты все узнаешь.
Вскоре после этого, перед возвращением отца с работы, моя новая мать приготовила рыбные палочки. Она готовила их пятый вечер подряд.
– Извини, – сказала я, насадив одну из них на вилку. – Но мне от них уже дурно.
Я думала, Шейла скажет, что ничего страшного и она сейчас даст мне что-то другое. Но она пронзила меня неодобрительным взглядом.
– В таком случае, юная леди, можете ступать прочь из-за стола. Во время войны мы посчитали бы за счастье такую прекрасную еду. Тебе следовало бы радоваться, что она у нас есть.
Тем же вечером, когда снаружи завывал зимний ветер, папа, как всегда, пришел перед сном подоткнуть мне одеяло.
– Я хочу с тобой кое о чем поговорить, – сказал он.
– Это как-то связано с рыбными палочками? – с тревогой спросила я.
– Что? Нет. При чем тут они?
– Да неважно, – быстро ответила я.
И попробовала угадать снова. Мы с папой часто играли в «угадайку», когда жили одни. Он всегда говорил, что я быстро соображаю и что я «умная девочка».
– Тогда о том, что Шейла в положении?
Его лицо приняло удивленное выражение.
– Ты знала?
– Миссис Гринуэй мне сказала. Но не сказала в каком. В каком она положении?
Он улыбнулся.
– В очень, очень интересном положении! Она ждет ребенка, Элли! Братика или сестричку для тебя! Разве это не чудесно?
Я выпрыгнула из постели и обвила руками его шею. Наконец-то мне будет с кем поиграть! В этом доме появится кто-то, с кем можно поговорить и кто не будет старше меня! Я стану такой же, как и все остальные девочки в школе.
– Спасибо, папочка! Спасибо!
Но позже, читая молитвы, я ощутила горечь. Моя настоящая мама так сильно хотела ребенка.
– Я надеюсь, ты не против, – прошептала я в темноту. – Я все равно люблю тебя больше всех. Провалиться мне на этом месте, если вру!
Мой нос все еще кровоточит, когда я прихожу в школу. Несколько недель назад, когда я появилась с синяками на предплечье и учительница поинтересовалась, откуда они, – я ответила, что споткнулась в парке.
Сегодня я говорю, что меня поцарапал наш кот, хотя в нашей квартире не разрешено содержать домашних животных.
Они говорят, что должны позвонить кому-то, кто называется «социальный работник».
Это милая дама по имени Джилл. Меня вызвали из класса для разговора с ней. Я рассказываю ей и о других вещах, которые отец делает со мной, и что моя мать не останавливает его, потому что боится.
Она говорит, что я теперь в безопасности. Я больше не должна беспокоиться, потому что никто больше не причинит мне вреда.
Может, это означает, что у меня теперь будет что-то на ужин. Я не могу спать по ночам, когда голодная.
