Женщина третьего тысячелетия

1.5. Опыт онтопсихологической терапии применительно к женщине

Здесь и далее я привожу обзор онтопсихологической терапии, которая была проведена с тридцатью женщинами в возрасте от 18 до 40 лет. Вместе они представляют собой определенный срез социального и персонального поведения наиболее реализовавшихся женщин, что подтверждается их достижениями, статусом и уровнем развития сознания.

Все эти женщины состоялись в социальном плане, утвердившись через престижную работу, учебу, с помощью связей, гражданских или супружеских отношений. Критерием выбора служило наличие двух составляющих: критическая способность в онтопсихологической интроспекции и прочная социальная позиция в работе, учебе, чувство удовлетворения от большинства своих ролей и лидерское положение в собственном социальном окружении. Более того, каждая из них осознанно находится в ситуации, которую сама для себя выбрала и которую может менять по своему усмотрению.

Выступление каждой из них сопровождалось сильной волной напряжения и эмоций, и для произнесения слов им часто требовалось усилие. Создавалось впечатление, что все слова «выталкивались» наружу внутренней зоной, противоречивой и контрастирующей.

Размышляя над обобщением различных форм и способов проявления женской негативности, я пришел к мысли, что лучше это сделать, вызвав женщин на спонтанный и прямой разговор.

Так появилась идея проведения открытой онтопсихологической терапии по теме «Наиболее яркие формы проявления психической негативности с позиции онтопсихологического анализа».

Сколько статей и исследований, анализов и признаний я прочел о тайнах и комплексах, любви и страсти, о мистической природе женщин: все они казались обманом, направленным против человека. Во всех попытках раскрыть загадку женской души, начиная от феминизма и заканчивая медициной, психологией, религией, политикой, эстетикой и т. д., я всегда замечал полное незнание благодати и витальной силы человека в женском облике.

Я знаю, что каждой женщине знакомы ее негативные аспекты, и 1) она боится их в себе;

2) скрывает и гонит их от себя, используя все обнаруженные Фрейдом защитные механизмы;

3) считает их, прежде всего своими, отнюдь не предполагая, что ее «особая» ситуация, в действительности, универсальна. В основном женщина винит саму себя и идеализирует других женщин. Зная обо всем этом, я мог дать им возможность говорить о том, что мне уже было известно. Поэтому, притворяясь, что произносимое ими было для меня открытием, я мог направлять их к точной вербализации в большей или меньшей степени вытесненного содержания. Следовательно, приведенные ниже выступления следует воспринимать не как единичные признания, а как изложение базовой схемы общей негативной психологии в ее женском варианте. Выступление участниц происходило по кругу.

Вместо того чтобы описывать все самому, я решил изложить то, что уже знаю из психотерапевтической работы, в виде диалога-исследования. Поэтому весь приведенный здесь материал выступлений можно рассматривать как описание подноготной стороны психопатологии в ее женском варианте. В мужском варианте реальность матричного комплекса менее явна, но более коварна. Однако если прежде мы не восстановим автономную позитивность женщины, то мы, конечно, сможем аутентифицировать нескольких мужчин, но не человечество в целом.

Следовательно, раскрывая тему «женской психопатологии», помимо описания свидетельств ее существования я стремлюсь дать в виде синтеза представление о том информационном коде, который приводит женщину к экзистенциальной шизофрении. Эта сверхэгоическая женская стереотипия – один из вариантов, окрашенных специфичностью исторического проявления, действия внутри мозга монитора отклонения во всех женщинах.

Объединив высказывания каждой женщины в отдельности, мы получим целостное видение той сети, в которой запуталась женщина, и разгадаем «тайну» противоречивости женского поведения.

А. Менегетти: «Пользуясь правом с вашего разрешения обсуждать вас, я хотел бы подойти к базовой структуре искажения, одновременно бессознательного и сознательного, затрагивающего жизнь женщины. Вы знакомы со мной уже несколько лет и знаете, что можно открыто говорить о том, от чего каждая из вас, как ей кажется, страдает в одиночку. Ваша психологическая зрелость позволяет говорить о том „дьявольском“, или „встающем поперек“, которое мешает проявиться свободной позитивной инстинктивности. Говорить об этом препятствии, об этом присутствии, которое вынуждает человека воспринимать себя шизофреническим образом и, как следствие, попадать во внутреннее рабство, – значит пойти против табу предков и встать на путь самостановления, прекратив передачу из поколения в поколение той агрессивности, которая усиливает перверсию в человеке. Все культуры отмечают в человеке разделение, или грех, или iatus (пустоту) и ищут его причину в стереотипной трансцендентности, непонятной и недоступной волевому стремлению к решительному действию отдельно взятого человека.

В онтопсихологии мы со всей точностью можем обозначить изначальное разделение, обсудить и устранить его. Я говорю „изначальное“, имея в виду, что каждый человек может определить в себе момент заражения, искажения и освободить себя от него посредством размышлений и последовательных действий.

Один из ключевых моментов, где зарождается и формируется искажение, коснувшееся всего человечества, – это женская психика, потому что именно она может обусловливать, через соответствующие семантические поля, слабость мужчины. Как правило, на внешнем уровне всегда виноват мужчина, но глубокий анализ бессознательного обнаруживает, что изначальный виновник случившегося – женщина. Женская психология, манипулируемая негативной психологией, способна оккупировать все параметры или модели рациональности, чтобы скрыть причину возникновения искажения и внушить чувство вины пассивным зависимым субъектам. Это происходит уже на протяжении тысячелетий и становится привычным для нашего существования. Действительно, никто не может заподозрить, что виновником бед или преступлений сына или мужа является именно его мать или жена: последние обычно „держат все документы“ в полном порядке, чтобы продемонстрировать всем свою невинность и мученичество.

Прежде чем задавать вопросы, прошу вас вспомнить о том, что речь идет не о том, чтобы публично исповедаться, а, скорее, о том, как преодолеть действие механизма, который в определенные моменты принуждает вас к необходимым для него формам поведения, заглушает организмическое восприятие, вызывает необоснованное чувство тоски, тревоги, суицидальные наклонности, неадекватность при взаимодействии с Ин-се вещей, неуверенность, низкую самооценку, потаенные страхи и боязнь, появляющуюся в ответ на ощущение непонятной вины. С другими вы бравируете рациональной уверенностью, но затем в одиночестве что-то начинает вас давить, жечь внутри, вызывая порой смертельное напряжение. Сейчас мы должны сравнить себя с остальными, чтобы открыть ту закрытую дверь, которую вы носите внутри, свергнуть этот монолит под названием „Смотри у меня!“ и восстановить территориальную целостность нашего существования. Любая женщина боится говорить о самом сокровенном. Это означает, что вы не можете видеть изнутри тот квант существования, коим вы являетесь.

Что означает для вас быть женщиной, существовать как человек-женщина, а не мужчина? То есть, какой вы, существующая, себя видите?…Создается впечатление, что возникает цензура с эффектом сети. Если вы не отважитесь, не бросите вызов, то сохраните искажение, от которого всегда будете страдать сами в первую очередь…».

Мария (разведена, дочь): «Когда Вы заканчивали говорить, мне очень хотелось высказаться, но потом что-то защемило у меня в желудке. Сейчас мне с трудом удается говорить. Я осознаю, что никогда не была женщиной, по крайней мере, с позиции религии, феминизма и того, как социум определяет женщину. Даже когда я полагала, что соответствую требуемой этике поведения, в действительности, я женщиной никогда не была…».

А. Менегетти: «Согласен, однако, как ты расцениваешь свои результаты, как чувствуешь себя? Нужно отвечать, пойдя дальше историко-рационального типа „женщина“, составляющего сущность женской мистики».

Илия (не замужем): «Могу сказать, что для меня мое тело не существовало, и я всегда обращалась с ним, как с чужим. Мои движения были чужими, и я всегда действовала так, чтобы быть первой в соответствии с соображениями моей матери или среды, даже если мне это дорого стоило. Более того, из-за этого стремления к первенству я могла уничтожить кого угодно или обращаться со всеми как с идиотами. В общем, я отчужденно относилась к своей жизни и своему телу, что потом проецировала в виде ненависти на других».

А. Менегетти: «Ты никогда не подвергалась насилию?».

Илия: «Нет».

Джемма (замужем, имеет двух дочерей): «Когда я думаю о себе, то чувствую потребность всегда быть первой по сравнению с другими женщинами. Мужчин не существует. Любой ценой я хочу заполучить первенство над женщинами».

А. Тереза (не замужем): «Я всегда использовала свое тело, чтобы разрушать мужчин».

А. Мария (замужем, двое детей): «Я никогда не считала материнство обязательной стороной жизни женщины, более того, я всегда его отвергала… Возможно, когда я была маленькой, я чувствовала превосходство мужчины. Сегодня я знаю, что превосхожу его».

Беатриче (не замужем): «Я чувствую, что существую. Как женщина, я испытывала это только тогда, когда любила мужчину».

Франка (не замужем): «Всякий раз, когда я обращаюсь к своему телу, я чувствую сильную ярость. Я ощущаю свою рациональность, разозленную по отношению к собственному телу. Мне не удается даже взяться за проблему, потому что всегда есть нечто такое, что отстраняет меня от нее. Однако мне всегда нужен кто-то, на кого я могу спроецировать проблему и выместить ярость. Что-то во мне как будто бы говорит: „Придурок, куда ты идешь?“. Физическая смерть мне не страшна, потому что умрет то, чем я не являюсь; более того, глубоко внутри это могло бы помочь обмануть других или успокоило бы мою ярость».

Альба (замужем, двое детей): «Когда-то я выставляла напоказ свою женственность, не зная, что обладала ею. В последнее время я начинаю отдавать себе в этом отчет. Но выглядит это следующим образом: сегодня, когда я ехала в автобусе, я почувствовала возбуждение от влагалищ всех присутствовавших в нем женщин. Я видела мужчин, но воспринимала их нейтрально».

А. Мария (не замужем): «Отношение к себе самой всегда оказывается вымученным уходом из-под власти того всемогущества, которое управляет мной, словно куклой. И даже сейчас, когда я говорю, я прикладываю усилие, будто мне приходится идти сквозь туман. Не знаю, удастся ли мне это. Вся моя жизнь – заточение. Это заточение создано цепью, опутывающей меня от головы до влагалища и сжимающей меня при появлении любой женщины. Каждая женщина вызывает во мне чувство едва заметной нежности: мы все словно объединяемся с целью придать однородность тому, что сплачивает нас всех. Установить отношения со мной невозможно. Даже когда другие хорошо ко мне относятся, во мне всегда присутствует деструктивная ярость, вынуждающая меня лицемерить, притворяться, что я ниже мужчины, чтобы затем иметь повод вогнать их во фрустрацию. Я хорошо знаю, что превосхожу мужчин, и они сами это подтверждают. Мне необходимо спровоцировать мужчину на ошибку, чтобы потом обвинить его. Как если бы я заставила других расплачиваться за то незнание самой себя, которое испытываю внутри. Я знаю себя только такой, какой вынуждена быть. Я боюсь женщин, даже если при встрече с ними я становлюсь их пособником, что после оставляет во мне чувство тяжести или туман в голове. В продолжительной связи с женщинами я замечаю конфронтацию, основанную на ненависти, пустой эротизм в зоне клитора, и затем – подчинение, заставляющее следовать в одном единственном направлении – к смерти или саморазрушению. Даже по отношению к тем вещам, которые мужчины называют приятными, в моем уме формируется идея, а потом противоречивая навязчивость, которая вводит меня в состояние паники. Из этого состояния я могу выйти, только выплескивая ярость на что-то или притворившись, что мне страшно, ища защиты со стороны своего партнера. В том, что касается ощущения себя мужчиной или женщиной, это редкий опыт, который я переживаю и воспринимаю как выбор направления движения. Во время мастурбации все это обостряется».

Джулия (замужем): «О негативности я знаю, и она еще хуже, чем то, как вы ее описываете в своих работах. Я никогда не существовала. Я лишь сконструированная женщина. В десять лет я решила стать такой, как моя мать, чтобы быть действительно сильной, но у нее я научилась ярости, и это разрывает меня на части».

Джемма: «Когда я боюсь и не знаю к кому обратиться, смертельный и необъяснимый страх вынуждает меня быть только такой, какой меня создала мать».

Алиса (замужем): «Я чувствую в себе что-то, что управляет мною».

Эльза (не замужем): «Я воспринимаю других и вступаю в любой разговор не такой, какая я есть, а согласно установке процессора, который обусловливает мой разум. То есть о себе я не знаю ничего. Когда я плохо себя чувствую, то ощущаю такой „осадок мерзости“ между животом и спиной, что смерть в этот момент не могла бы пойти ни в какое сравнение с этим».

Роза (не замужем): «То же самое происходит со мной. Черный и жесткий шар в желудке, он расширяется, пока не появится бешеная пульсация одновременно в висках и клиторе. Ты чуть ли не сходишь с ума, и появляется желание выбежать на улицу, чтобы наброситься на кого-нибудь, словно животное. Вместо этого я должна быть неподвижной и одеревенелой, как будто ожидая того, что эта вещь или шар поглотит меня. Меня словно пережевывают. Если бы в этот момент я занялась любовью, то только ради уничтожения мужчины, испытав в конце ненасытное желание поглощать и разрушать. В общем, это присутствие монстра, который если не растерзает других, то сделает это со мной. Во время мастурбации навязчивость в мозгу обостряется».

Марта (не замужем): «Я считаю, что существую еще в меньшей степени, или с большей расщепленностью. Как женщина, я чувствую себя сильнее других. Я предпочитаю жить среди мужчин, потому что они менее искушенные и более простодушные и подзаряжают меня своей простотой. Я забываю о страхе, лишь пользуясь безвозмездностью мужчины и избегая с осторожностью женщин. С детства я всегда знала о своем превосходстве над мужчинами, в то время как с женщинами этого превосходства было более трудно достигнуть. Поэтому я вращалась только в кругу мужчин. Мне кажется, что так я лучше обрисовала то, о чем все здесь упоминают. Чувство постоянной ярости для меня сродни огромной тигрице, желающей напасть, но, так как я не могу „выпустить“ ее наружу, она трансформируется во мне в мучительную, неописуемую депрессию».

Розанна (не замужем): «Этот страх мне знаком и в еще худшей форме, и я знаю, что всем он знаком. Однако я боюсь, прежде всего, говорить, словно ощущаю себя маленькой девочкой или куклой, выступающей против выросшего монстра. В действительности, находясь сейчас перед Вами, я чувствую что-то, блокирующее меня, и вызывающее страх, и говорящее при этом: „Что бы ты ни сделала и ни сказала, в противодействии я буду всегда сильнее тебя, чтобы разрушать тебя, всех и вся“. Во время нашего разговора я испытала новизну жизни или бытия и мысленно сказала себе: „Несмотря на то, что ты никогда не существовала, может быть, стоит еще раз попробовать начать жить, коль скоро именно в тебе и ради тебя эта новизна случается“. То есть если бы я покончила жизнь самоубийством, то погибла бы та моя уникальность, которую я начала познавать. Однако уже сейчас, когда я об этом снова заговорила, я чувствую, как эта темная ярость завладевает даже этим, и я думаю, что говорю вам это, чтобы обмануть ее… не знаю».

Клара (замужем, двое детей): «Я воспринимаю действительность, но затем что-то в мозгу изменяет ее для меня согласно какой-то давней установке и толкает меня на стереотипные отношения, которых я изначально не хочу. Это часть, которая уже является моей, потому что я с ней выросла и сформировала мой рациональный порядок. Когда меня атакует страх, я притворяюсь хорошей и зависимой вовне, чтобы получить то вознаграждение, которое сама себе я дать не могу, поскольку преобладает автоматизм потребности в агрессивности, бессильной ярости и трагическом страхе, даже если все меня знают удачливой и уверенной. В ментальной мастурбации одного тела недостаточно».

Мария: «С женщинами я не чувствую себя очень сильной, с мужчиной я притворяюсь маленькой девочкой, чтобы иметь возможность разрушить его, и я не знаю другого пути. Я ищу мужчину, потому что он слабее. Я ищу его, чтобы компенсировать свою неуверенность и свою ярость. Мужчина – это поле сражений, которым женщины стремятся овладеть, соперничая между собой».

Альба: «Можно также и не иметь собственно мужчину, но достаточно или даже лучше иметь его посредством другой женщины, такой как дочь, подруга или любовница собственного мужа. Например, есть особое удовольствие в том, чтобы притворяться ревнивой или мнительной перед собственным любимым, в действительности организуя захват другой женщины, где в качестве приманки используется инфантильный мужчина. Испытывать влечение к другой женщине можно лишь для того, чтобы напрямую обрести над ней верх. Вероятно, что клиторальное возбуждение, возникающее между женщинами, есть не что иное, как окольное заманивание с целью получения господства. Затем проигравшая женщина ощущает сильную тяжесть в голове».

Мария: «После всего этого я пришла к ощущению смерти, или пустоты, и не понимала, как можно жить, оставаясь „посторонними“ по отношению к собственной смерти».

Анита (замужем, двое детей): «Я отдаю себе отчет в том, что когда говорят другие – это и мой опыт и я веду борьбу за восстановление моей экзистенциальной идентичности, которую эта чуждая часть почти убила. Однако меня беспокоит тот факт, что ни одна женщина, несмотря на схожие страдания, не в состоянии вербализовать эту универсальную извращенность».

Клара: «Я, читая о негативной психологии, даже если она меня интересовала, не понимала ее. Беда в том, что она познается в той мере, в какой человек становится здоровым, и после того как другому индивиду удается подтолкнуть его к восстановлению собственной изначальности. Лишь после этого постепенно все явственнее мы замечаем в точности усвоенный сценарий».

Альба: «В соответствии с логикой своей гордой натуры, я не допускаю никакого внешнего хозяина, но я никак не могу понять, почему та же самая сила не поможет мне освободиться от давления тревожного страха, который атакует меня, даже когда у меня есть все, чтобы быть свободной. Эта сила есть, но я таковой не являюсь, однако между тем я научилась атаковать себя изнутри. Я изолировала проблему, она лишь внутри меня и в том, кто такой же, как и я. Я больше не теряю время на то, чтобы обвинять внешнее окружение. Кроме того, бесполезно говорить о любви и чувстве. Если я не существую для себя самой, то я не существую ни для кого другого. Более того, я считаю, что для таких людей, как я, жизнь и любовь начнутся только в том случае, если каждый начнет понимать, что все в нем ложно, кроме одного – ненависти. Это означает, что надо помочь себе любовью, чтобы быть более точным в отношении к ненависти».

Аделе (замужем, имеет сына): «Как бы там ни было, не хочется или невозможно желать чего-то до самого конца. В глубине всегда есть только мать, и ее образец поведения обязателен для исполнения: до тех пор, пока она не исчезнет, ты существуешь во мраке и злобе, и только. Для меня реванш между женщинами есть проекция материнской агрессивности на дочь и попытка последней расквитаться с матерью».

Альба: «Даже сейчас я испытываю страх темноты. В этой темноте я чувствую себя окруженной, пойманной. Это – полиформная полость вагины моей матери и страх темноты. Теперь-то я знаю, что это».

А. Менегетти: «Согласен, но существует ли эта материнская вагина? В противоположность тому что происходит при любой провокации, влекущей к метаболическим взаимодействиям в организмическом мире, я чувствую, как твое существо вовлечено, но не вижу объекта вложения. То есть если бы речь шла о конкретном отношении к матери как к другой физической, телесной реальности, я бы не стал беспокоиться, поскольку речь шла бы лишь об этике или социальных отношениях. Инцест как действие само по себе ровным счетом ничего не значит. Инцест представляет собой нейтральное отношение. Усугубляет эту связь то, что на основе кажущейся физической близости на самом деле происходит отражение, к которому добавляется физическая данность пассивного субъекта. То есть вы вкладываете ваше существование в отражение, весомость которому придают исключительно ваши же обращения к нему. Это аналогично попытке зачерпнуть воду из миража».

А. Тереза: «Иногда вдруг в моей голове раздается приказ: „Убей его! Убей его, или ты умрешь!“. Почему?».

А. Менегетти: «У меня создается впечатление, что ты хочешь переложить проблему на меня, чтобы на уровне сознания сохранить ее нетронутой. Мне известен этот приказ, и я знаю, что он может раздаться в любой момент. Но мое знание о нем или твое исполнение этого приказа – в том или ином виде – не освободит тебя от той общей перверсии, о которой мы говорим. Впрочем, если ваша негативная психология вводит вас в состояние пролонгированного суицида, то, как она может пощадить меня? Как бы там ни было, это обычное сопротивление, из-за которого я не приемлю трансфер.

Много раз, отстраненно наблюдая за вашим внешним видом или состоянием тела, я входил в контакт с чем-то вроде скрытого отсутствия, которое, однако, следит за мной и ждет меня, чтобы обвинить. Это происходит всегда, когда вы не в форме, когда вы фальшивы или двуличны по отношению к себе, то есть, подчинены сценарию. В таких случаях женщина видится мне как зомбическое выражение некоего исторического явления, отказывающегося от любого становления. Напротив, когда женщина находится в позитивной форме, то все в ней являет собой сверхприсутствие, которое семантизирует меня целиком, вплоть до самой центральной точки».

Марта: «Прошлой ночью мне приснился сон. Я была на верхнем этаже и спросила себя, кто там. Открылась дверь, из которой вышла старуха, которая, как я знаю, умерла. Она села, развалившись, на гинекологическое кресло, поддерживаемая чем-то вроде человеческого профиля. Лицо ее было закрыто черной вуалью. Тоска была ужасной, но, думая об этом, я понимаю, что мне близка эта разложившаяся старуха, из пустоты которой исходит темнота. Вслед за этим вмешались Вы и сказали мне не смотреть на старуху, потом она завязала борьбу с гуманоидом, и я внезапно проснулась».

Беатриче (не замужем): «До этого момента я не могла говорить. Сон напоминает мне что-то мое и немного меня расслабляет. Я помню, что мне снились подобные сны».

Аделе: «Я осознаю, что всегда существует нить, которой удается непрерывно двигаться. Внешне я могу меняться тысячью способами, не желая, однако, порвать в глубине эту нить, которой хочу быть связана. Все это из-за боязни разорвать ее, так как я не знаю, что случится потом. Я чувствую себя связанной этой нитью, но одновременно сохраняю в себе определенное чувство уверенности, по крайней мере, как узница. Разрывая нить, я со всей силой ощущаю угрозу „потом“. Из-за этого страха я предпочитаю быть связанной. То есть с того момента, как мне недостает непосредственного опыта вещей, я лишаюсь посредничества тела, я знаю и существую только посредством нити, или сценария, и могу воспринять любой конкретный сигнал лишь через этот канал связи».

Аличе: «Мне приснилось, что из женщин исходили только машинные коды».

Розария (замужем): «Я знаю, что в то время, когда я пробую проверить саму себя, нечто смещается еще до того, как я узнаю правду о себе. Мне остается только сказать, что даже в попытке истинно самоутвердиться „здесь и сейчас“ я не выхожу за рамки перверсии».

Лара (замужем, двое детей): «Тоска, фригидность, потребность лгать, неспособность наслаждаться и организовать собственную жизнь возникают всегда в момент радости с окружающим миром, с партнером и в момент, когда начинаешь ощущать себя свободной. Пока я была сиделкой у своих родителей, я находила в этом причину любой своей фрустрации; но с тех пор, как я свободна, я ощущаю абсолютную тоску и неспособность управлять собственным внутренним миром. Все формы депрессии рождаются из глубины женской души независимо от воли женщины. Даже при полном осознании происходящего она не может сделать ничего иного, кроме как безропотно соучаствовать в разрушении, которое принцип антижизни актуализирует в ней и в людях, которые ее любят».

А. Менегетти: «За свой длительный опыт я замечал, что любая женщина, в которой активизирована негативная психология, умеет видоизменяться бесконечным количеством способов. Эта нить-сценарий управляет любой истиной, никогда не отступая от собственной фальшивости, абсолютизирует саму себя как бога, но в отличие от бога узурпирует существование, так как, будучи ложной, нуждается в нем ради собственного выживания. Жизнь создает существование и желает его оптимального утверждения; стереотипия (или монитор отклонения) ради сохранения себя в собственной неизменности должна „вампирить“ экзистенциальное становление. Однако я заметил в момент нашей беседы, что осторожная попытка анализа матери собеседницы парализовывала ее: она словно замирала, чтобы спрятаться. Именно так обычно защищаются многие животные, когда находятся на грани нависшей угрозы. Двигаться – значит вступать в коммуникацию, и рефлективная матрица матери это знает. Но продолжим с вами…».

Габриелла (замужем): «Я снова размышляю о том времени, когда плохо отзывалась о своем муже при его друзьях. Я всячески пыталась привлечь их взгляды к своим бедрам, но едва они осмеливались на малейший знак внимания, я покрывала их позором. Когда я ухаживала за своим мужем в больнице и друзья приходили навещать его, я, сидя сбоку кровати, наклонялась поцеловать его так, чтобы дать себя увидеть снизу, а потом в присутствии своего же мужа обвиняла его друзей».

Илия: «Помимо того, что я блокирую себя в тот момент, когда вы напоминаете мне о моей матери, во мне, полагаю, уже сформировалась структура, которую я могу передать будущей дочери. Однако я чувствую, что и об этом тоже бесполезно говорить. Возможно, я могла бы молчаливо начать действовать внутри тела, пока не проиграла бы или не выиграла. Когда я говорю, я чувствую пристальные взгляды присутствующих, которые рассматривают меня и вызывают возбуждение в зоне клитора. Убийственные взгляды, как и те, которые раньше были обращены к Вам. Именно женщины подавляют любую другую женщину, желающую вырваться».

А. Менегетти: «С того момента, как ты существуешь как тело, это основа того, что жизнь находится на твоей стороне. Необходимо со смирением удостоверить тело, чтобы спасти психическое „Я“. Когда логос воплощается как телесная реальность, наступает возрождение».

Клара: «Я боюсь использовать свой лучший ум эффективным образом. Этот страх управляет всем, что со мной происходит».

Анджела (не замужем, имеет дочь): «Мне не хочется говорить, даже если я согласна с остальными, потому что я не могу выделить в себе точку истины».

А. Менегетти: «В психике человека действие рефлективной матрицы включается после того, как активизируется любое движение психоорганического. Благодаря этому, после погружения „Я“ в начало эмотивного контакта и свободного зарождения инстинктов, восстанавливается этическая идентичность. То есть нужно не продолжать наблюдать за собой с позиции сознания ввиду того, что оно уже искажено, а вернуться к самовосприятию через инстинкты и эпидермическое познание: познавать телом и отвергать сознание, окунуться в действие, чтобы перестать думать. Сознательная мысль работает с той „истиной“, которая прошла через чуждый отражатель или автоматический селектор, а значит, управляет мышлением без его ведома».

Диана (не замужем): «То, что вы говорите, меня не переубеждает. Я должна хранить молчание, потому что если я заговорю, то подвергнусь обвинению. Если я заговорю, то станет понятной моя вина, моя основная провинность. Я помню это с детства. Каждое событие, через невидимую связь, всегда сопоставляется с этой виной, о которой я сейчас не могу или не хочу говорить».

Альба: «Это вина за то, что я не отреагировала на приказ, не сказала ему „нет“, как мафия, которая связывает тебя на всю жизнь после твоего первого преступления. То есть я больше не могу отречься, потому что когда-то стала сообщницей».

Илия: «Помню, как однажды я заключила договор со своей старшей сестрой, и если бы я его нарушила, то умерла бы. Этот договор не был сформулирован на словах или в виде символов. Он заключался на уровне семантического поля, в которое я целиком вкладывалась, говоря тотальное „да“ внутри. Женщина обладает врожденной способностью осознавать реальность семантических полей, даже если потом, из-за первоначального злоупотребления ими, она теряет их понимание. Я связана с присутствующими женщинами посредством семантического поля и, несмотря на Ваше присутствие, могу последовать их посланию и опровергнуть то, что говорю. Я даже сейчас могу притворяться».

Эльза: «Первый раз, когда ты фальшивишь, ты знаешь об этом и полностью это осознаешь, даже веришь, что сможешь вернуться назад, но потом ты становишься соучастницей фальши во избежание шантажа матери, грозящей публично заявить о той твоей первой лжи и обо всей последующей».

Диана: «И потом ты научишься получать только такое удовольствие».

Аделе: «Потом ты осознаешь, что можешь уже жить только с этой ложью и больше никогда не сможешь без нее».

А. Менегетти: «То есть то первое действие, сопровождающееся фальшью, вносит некую структуру, и каждое последующее действие усиливает ее. Речь идет о рефлективной матрице, внедренной посредством первой сознательной лжи, сознательного действия, идущего вразрез с собственным организмическим».

Аделе: «Нельзя превзойти мать. Словно существует договор, согласно которому ты добиваешься превосходства, только если взамен полностью подчиняешься ей. Эта ситуация обусловливает все остальное».

А. Менегетти: «С мужчиной не случается подобной ситуации, потому что мужчина зависит от любви женщины. Кроме того, женщина, прежде чем предать себя в погоне за превосходством над матерью, осознает, что сама является матерью и чуть ли ни единственной хранительницей биологического источника жизни. Мужчина же с детства в качестве первого блага всегда воспринимает женщину. Затем он идентифицирует его с матерью (и не наоборот). Мать, посредством механизма „эдипова комплекса“, в действительности, настраивает двух мужчин друг против друга, намекая о своем исключительном предпочтении лишь победителя дуэли. Это дуэль, где судьбы участников уже предрешены женщиной; расплата чувством вины остается на мужчине как внешнее проклятие, в которое он верит.

Вернемся, однако, к исследованию того, „как вырваться из тюрьмы“. Возможно, кто-то мог бы сказать, что из-за того, что с самого рождения вас не воспринимали как женщин, вы впоследствии идентифицировали себя в этом отторжении. В этом случае, однако, вы бы стали чувствовать себя мученицами, а не соучастницами. Итак, посмотрим, как же вырваться из тюрьмы».

Альба: «Если вы „вытащите меня из тюрьмы“, то я не знаю, примет ли меня тот, кто меня в нее „посадил“».

А. Менегетти: «Несмотря на то, что этот разговор о внутреннем мире, тем не менее, как только ты „выйдешь“, ты обретешь всю полноту Бытия, которое стоит на твоей стороне».

Розанна: «Я не верю в эту полноту Бытия».

А. Менегетти: «Однако ты не можешь отбросить факт знакомства со мной и знания, или подозрения, о том, что я не живу в этой тюрьме. Кроме того, ты не раз завидовала спонтанности мужчин и их инстинктивной реакции. Твое „не верю“ – это все еще „не хочу“».

Розанна: «То, что вы другой, известно мне лишь по внешним проявлениям, но я не могу понять вас изнутри, однако бесполезно продолжать. Приблизительно в течение четверти часа я чувствую себя сжатой металлической пластиной или чем-то похожим на компьютер, который обусловливает меня и диктует приказы из центральной части головы».

Вания(замужем, имеет двоих детей): «Бесполезно притворяться. Я хочу попробовать. Я знаю, что это были мы сами, и каждая, если она этого хочет, должна сама суметь… (плачет)».

Эльза: «Это вина за то, что, имея возможность воспротивиться, я, наоборот, уступала, чтобы получить такую же власть, как моя мать, которую я считала всемогущей. Тем самым я потеряла себя! Потеряв себя, я перестала осознавать свою экзистенциальную идентичность».

Джемма: «Кроме того, эта вина затем выливается в различные формы, в частности в том, что касается мастурбации, которая представляет собой навязчивые эротические манипуляции в любой форме и в любой части тела: мастурбация в том, когда ты причесываешься, умываешься, делаешь макияж, смотришь, трогаешь ухо, двигаешь губами, руками, ногами, клитором и т. д. Это всегда эротическое действие, лишенное того переполняющего оргазма, который испытывает мужчина. Однако я помню, что желание мастурбировать возникало у меня, прежде всего дома, где всегда была моя мать, и почти никогда, когда я уходила на занятия или работу».

Аделе: «В первых отношениях с мужчиной или в первых связях необъяснимым образом преобладает тот факт, что потеря девственности (связанная с возможностью оказаться беременной и возможным абортом) рассматривается как потеря ценности, причем главным и абсолютным дискриминатором в этом была моя мать».

Илия: «Всякий раз при попытке сбежать я словно каменела от немого намека моей матери „Смотри у меня!“. Она будто говорила: „Если ты это попробуешь, я убью тебя“».

Анджела: «Впоследствии все всегда заканчивалось обвинениями в адрес мужчин, включая моего отца».

Марта (обращаясь к проф. Менегетти): «Я вынуждена ненавидеть Вас, потому что Вы существуете, а я нет, и я не знаю, почему я должна использовать Вас, чтобы найти выход».

Илия: «Во время последней имагогики я спросила себя, почему некоторые части моего организма (внутренние половые органы) имеют тенденцию к заболеванию. И сама себе ответила: „Потому, что я их не люблю“. У меня возникла такая ассоциация: если я не буду любить эту вину а значит, повторять ее, то она исчезнет, и я стану свободной».

А. Менегетти: «Согласен. Вы могли бы сказать что-нибудь в отношении деторождения? Это реальность, которая напрямую связана с телом».

[Ответы были такие: во время беременности женщины думали, что деформируется тело, что родится монстр, что ребенок родится больным. Почти все присутствующие женщины, имеющие детей, утверждали, что испытывали трудность и стыд, когда сообщали матери о своей беременности, поскольку предпосылкой к ней выступал сексуальный контакт].

Альба: «Как будто на самом деле такой контакт был лишь раз, а потом он стал лишь официальным. Мой сын словно заявлял мне, что, по крайней мере, один раз секс мне понравился».

Аделе: «Я всегда упрекала своего сына за те последствия, которые произошли с моим телом после его рождения».

Вания и другие: «В момент родов я должна была терпеть присутствие моей матери и свекрови, хотя предпочла бы присутствие мужа. Я считаю, что крик как таковой во время родов есть, скорее, истерия боли, чтобы прикрыть секс, предшествовавший беременности, и реальность зрелой женщины перед лицом общества матерей».

Аделе: «Когда мне впервые принесли ребенка, я сразу подумала о том, что в моих руках тот, кто находится исключительно в моей власти. Я говорила: „С помощью ребенка я могу делать все, что мне заблагорассудится, даже манипулировать взрослыми“».

Ливия (детей нет): «Несколько дней назад мне хотелось врезаться на машине во что-нибудь. Потом я подумала о том, чтобы завести ребенка: уж он-то не сможет уйти. Он будет мой и только мой! Похожее происходит и с моей матерью: другие меня осуждают, а она всегда здесь, готовая все понять, лишь бы владеть мною, что вызывает у меня лишь желание кричать».

Анджела: «Первое, что я давала понять своей дочери, было: „Видишь, какой кретин твой отец?“».

А. Мария: «Я испытываю удовольствие, когда ребенок плачет; это значит, что я задела его до глубины».

Наталия: «Я возбуждаюсь, когда укоряю свою дочь».

Джемма: «Когда я была беременной, то думала, что родится чудовище. А потом я сказала себе, что она моя, что я могу делать все, что сочту нужным, и что я могу использовать ее против своего мужа. Со второй дочерью, понимая превосходство мужа, я подумала: „У меня это не получается, но я хочу, чтобы, по крайней мере, тебе удалось его разрушить“. Фактически, она родилась с ненавистью и негативной психологией. Сегодня у меня еще остается чувство вины, и мне кажется, что своим присутствием она всегда может меня шантажировать».

Мария: «Мне нравилось, что у меня будет сын, потому что это вызывало уважение ко мне со стороны других. Потом, когда он родился, я испытала вину, и я не понимала, зачем произвела его на свет».

Альба: «Я захотела второго ребенка для того, чтобы удержать рядом с собой своего мужа, потом у меня возникло чувство вины».

Вания: «Мне становилось страшно, когда я оставалась наедине со своей дочерью, потому что я видела ее незащищенность и могла бы убить ее, используя разные способы. Со второй дочерью мне всегда казалось, что я делаю из нее любимую жертву. Даже теперь все упреки достаются ей, и мне кажется, что она намеренно действует так, чтобы получить их».

Илия: «Всякий раз, когда я думаю о том, чтобы завести ребенка, я думаю только о том, что это была бы лучшая возможность для саморазрушения и что мне он нужен лишь для этой цели. Завести ребенка, чтобы навредить себе: вот она все та же злость».

Аличе: «Я думала о том, чтобы завести ребенка, но лишь для того, чтобы показать своей свекрови, что я сильнее ее».

А. Менегетти: «Давайте перейдем к типу сознания, касающегося опыта сексуальных отношений. Все вы – взрослые и обладаете независимостью, и никто из вас не помнит травматического опыта».

Розанна: «Всегда, когда я занималась сексом, у меня было четкое восприятие того, что я совершала непрерывный психический инцест с матерью. Даже недавно, после занятий любовью мне приснилось, будто пенис молодого человека был проникающим пенисом моей матери, ее психическим пенисом, и я потеряла надежду».

Альба: «Я всегда вижу свою мать, сидящей на краю кровати и говорящей мне: „Поторапливайся!“. Она всегда сидит на краю кровати и никогда не падает».