Давай надеяться на лучшее

Июнь 2009

Меня раздражает то, что ты все время держишься на расстоянии. Мы встречаемся уже два месяца, а ты пока не строишь никаких планов на будущее. Ты бдительно охраняешь свое личное время, говоря, что оно тебе необходимо. По поводу праздника середины лета ты высказался туманно, сказав, что мы, возможно, что-нибудь придумаем. Наверное. Я не строю никаких планов на праздник середины лета. Я хочу быть с тобой. Но сегодня ты передумал, на улице идет дождь, и ты говоришь, что вообще ничего не хочешь делать, что у тебя есть срочная работа, которую надо закончить, и более всего тебе хочется побыть дома в одиночестве.

Сегодня я очень зла на тебя. Мне просто необходимо выплеснуть свой гнев, и я прошу разрешения зай-ти к тебе в середине дня. Ты все равно дома. У меня все равно нет никаких планов. «Нам нужно поговорить», – заявляю я. Ты отвечаешь: «Конечно. Приходи», и уже сидя в автобусе по пути от меня к тебе, я размышляю, что же хочу сказать. Ведь ты ничего плохого не сделал. Может быть, мой гнев – всего лишь выдумка моего мозга, чтобы найти повод прийти к тебе, вторгнуться в твою сферу? Может быть, то, что я называю яростью, на самом деле нечто совсем другое? Не знаю, а автобус уже подъехал к твоей остановке. Мне все больше становится не по себе.

Когда я звоню в твою дверь, злость уже улетучилась, и мне приходится сдержаться, чтобы не начать ворковать, как голубка, когда ты обнимаешь меня, проводишь в гостиную и держишь мою руку в своей. Ты спрашиваешь, о чем я хотела поговорить, и пульс у меня мгновенно учащается. Все это очень странно. Сделав глубокий вдох, я пытаюсь собраться с мужеством. Пытаюсь объяснить тебе, что мне хотелось бы встречаться чаще, чем сейчас, что мне трудно справляться с твоим желанием держать дистанцию и временами совсем закрываться от меня. Ты слушаешь и киваешь и говоришь, что понимаешь, о чем я, но что ты – это ты. Ты всегда был таким. Говоришь, что я тебе очень нравлюсь, и тут мое раздражение пробуждается с новой силой. «Ты имеешь в виду, что я тебе просто нравлюсь?» – думаю я, не решаясь, однако, спросить напрямую. Кто говорит о другом взрослом человеке «она мне нравится»? Почему я тебе только нравлюсь? Почему ты не влюблен в меня по уши, как я в тебя?

Не решаясь критиковать слова, которые ты употребляешь, я сижу молча. Изображаю понимание, киваю в ответ на твои слова, поскольку у меня вдруг возникает чувство, что многое поставлено на карту. Разговор получается коротким и натянутым, и когда я ухожу от тебя на вечеринку в нескольких кварталах от тебя, то пытаюсь убедить себя, что наш первый серьезный разговор прошел хорошо. С некоторой натяжкой это даже можно назвать нашей первой ссорой. Хотя никто не ссорился. Хотя я даже не сердилась. «Но ведь это хорошо, – думаю я. – Я показала, что чувствую и кто я есть, а ты… вовремя остановил меня».

Ночью ты присылаешь мне эсэмэску, что я могу приехать и переночевать у тебя, и хотя я хочу казаться гордой и ответить «спасибо, конечно, но нет», у меня это не выходит. Каждый раз, когда ты меня зовешь, я с радостью прибегаю, а ты зовешь меня слишком редко.