ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

На реке Танане

Осень на Аляске.

Начало сентября.

Хоть похоже на Россию – только – слава Богу – не Россия.


Перед приходом зимы – природа тут застывает. Засыпает, как медведь. Перед сном хочется подумать и поговорить о вечности. О беспредельности. О мире без нас.

О покое.

Об уходе без бессмысленных укоризн.

Прах – в прах.

Свет – в свет.

Вода – в воду.


Деревянная колонна. Ястреб. Волк. Медведь. Змей.

Объяснили аборигены – это не идол, а рассказ в лицах.

В масках.

Путешествие по реке Танане мы начали с посещения ресторана и сувенирной лавки.

Из лавки был хорошо виден наш колесный корабль, который слишком красив и велик, чтобы его фотографировать.

А раньше по Танане возил туристов маленький кораблик.


Плывем. Смотрим на окрестности. Хорошо.

Лес успокаивает. Елочки лечат хвойным запахом.

Склон горы умиротворяет. Одним своим склонением.

Что-то было и сошло постепенно на нет…

Остался только прочерченный в пространстве невидимым пальцем уход.

Примирение.

Забвение.

Мир тебе, река.


Слева, на обрыве, – вилла местного судьи…

У судьи губа не дура…

Можно порыбачить.

Можно и о вечности подумать.

И о пожизненных сроках для убийц.

Странно то, что и в этом холодном крае есть преступность.

Казалось бы, людей тут мало – надо и можно любить друг друга.

Помогать…

Терпеть…

Нет. Люди и тут, перед вратами ледяной вечности, завидуют, оскорбляют, воруют, ревнуют, дерутся, убивают.

Хорошо, что есть полиция и судья.

Там, на вилле, над обрывом.


Танана – приток знаменитого Юкона. Мощная величественная река.

Течет параллельно несколькими руслами, переплетающимися, расходящимися, сливающимися. Коварная, опасная, холодная река.

Отмели ее часто превращаются в зыбучие пески.

Вечная мерзлота не позволяет корням деревьев уходить глубоко в землю. Елочки на Аляске худенькие, жиденькие. Чуть что – падают.

Как первоклассницы на коньках.


Нас водили в хижину индейца.

Шкуры и черепа.

Медведей жалко.

Каждый год в Америке убивают не то 40 000, не то 20 000 медведей.

Охотники.

Мрази.

Жалко и лося.

Выглядит лосиный череп с рогами – монументально.

Как будто кошмарный марсианин раскрыл свою жуткую пасть.


На горизонте – вершины Аляскинского хребта.

Бирюзовый мир.


Мне хорошо на Аляске.

Не только потому, что повидал маму, отчима и поглядел на удивительную природу.

Люблю просторы.

Я – старый летун, люблю летать в голубом поднебесье и смотреть на Землю.

Самолеты терпеть не могу – они вонючки. В них душно.

А тут, на просторе, можно подышать…

Тут понимаешь, как мелка и суетна жизнь.

Мышиная беготня, амбиции, эгомания.


Горы на горизонте.

До них от Фэрбенкса километров семьдесят.

Выходишь из дома – и перво-наперво бросаешь взгляд на горы.

Хорошо ли видны?

Порозовели?

Везде ли снег лежит?

Аляска.

Ясность.

Одиночество.

Танана.

Хочу побыть пару миллионов лет горой в Аляскинском хребте.

Видеть только небо и елки.


Возвращаемся в Фэрбенкс.

Наглотались свежего воздуха.

Насытились пространством.

Напились голубизны вечности.

Мой отчим-профессор – в университет.

А я с мамой побеседую за жизнь.

Поговорим об оставленной много лет назад Москве.

Очень хочется горячего кофейку попить.

Со сливками и черным шоколадом.


Озеро недалеко от аляскинского университета.

Лучше всего об озере написал Торо.

Почитайте, не ленитесь, «Уолден или жизнь в лесу».

После русской литературы – как глоток свежего воздуха.


Озеро.

Так и тянет в воду.

Вспоминали с мамой чудесные озера Эстонии.

Отепя.

Отдыхали там от страшной Москвы.

Хорошо, что этот народ оторвался от России.

Может, поживет спокойно несколько десятилетий.

Пока новая заварушка не началась.


Озеро.

Решил все-таки влезть, хоть по колено.

Попробовал воду – лед.

А дно – черная грязюка.

Засосет с концами.

Отошел.

Красоту лучше со стороны наблюдать.

Как женщину.