Дорогая буква Ю

Из записных книжек

Под перьями

Венеция. Конец двадцатого века.

Жарко тут в начале августа. Каналы пованивают.

Но капучино вкусное.

Приехал сюда не ради Венеции, а чтобы посетить галерею Пегги Гуггенхайм.

Это та милая леди, которая завещала себя похоронить рядом с 14-ю своими любимыми собаками.

В ее прекрасном музее, выходящем оградой на Гранд-Канал, мне хотелось посмотреть одну странную картинку (Ива Тайги).

Умница Пегги перестала собирать современное искусство где-то в середине шестидесятых – почувствовала, что эпоха искусства кончилась, и началось – непрекращающееся до сих пор – наглое шарлатанство.

…

Кончилась?

Разумеется, все подобные обобщения – что кончилось, что началось – это не более, чем субъективные спекуляции.

Но… европейское искусство действительно кончилось, умерло вместе с Малером, Скрябиным, Врубелем и подобными им великими людьми еще до Первой мировой. На его могиле выросли цветочки (клее-гессе-прусты-джойсы-кафки), которые хоть и были хороши, но классике все-таки уступали и как волны-последыши довольно быстро исчезли.

Вторая мировая война сорвала окончательно маску с «человека» и «цивилизации» и доказала бессмысленность, несостоятельность и «героического» и «человеческого» (индивидуалистического) искусства – и классики и модерна.

Ее главный итог – искусство, культура, цивилизация не спасают человечество от массовой бойни, от оргии самоуничтожения.

А гений, наука, технология, прогресс – только упрощают и ускоряют организацию и проведение массовых убийств. Истреблений.

И после войны по миру пошли волны.

И в них сверкали некоторые имена, группы, направления.

Но искусство становилось все более коммерческим, светло-или черно-развлекательным, антииндивидуальным, отвратительным. И никакими сказками про «постмодернизм» его не оправдать.

А где-то в середине шестидесятых то, что раньше называлось искусством (мастерство, красота, человечность, преемственность) исчезло окончательно, оставив после себя выжженное поле. На этом поле устроили свою тусовку наглые имитаторы (бойсы-уорхолы и их клоны).

Человека больше нет. Есть налогоплательщик, производитель и потребитель товаров и услуг.

Искусства – нет, есть товар, услуга.

Скверный товар, дурная услуга.

Скрежетать зубами бесполезно. Мы сами себя приговорили к скуке.

Занудили, замочалили, испоганили мир своей жадностью, жестокостью, тупостью.

Изолгались.

Вот и стало тошно и в парламентах, и на бирже, и на картинах, и в кино, и на улице…

Красный петушок полыхает то тут, то там.

Люди взрывают других людей хладнокровно, без раздумий и сожалений, как строители – скалы, стоящие на пути будущей дороги.

Дороги в никуда.

Падают как горы пыли башни Нью-Йорка.

Пылают чернобыли и фукушимы.

Инфляция и кровавый хаос, зевая, ждут свои грядущие жертвы.

И даже у алжирского дея нет больше под носом никакой шишки.

И самого дея тоже нет.

Но у всякого петуха все еще есть своя Испания…

Под перьями.