Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 3
В тот день Веро сама не поняла, как к Робертино под руку попалась.
– Да не виновата я! – клялась она. – Ну, попросили они другую степень прожарки! Я как могла уверяла, что это классический «медиум»!
– Не буду переделывать! – кричал Робертино в бешенстве. – Я здесь повар! Они меня еще учить будут, как мясо жарить!
– Ну а мне что делать?! Сказать: дорогие гости, повар просил передать вам, что вы идиоты?!
– Вон! Пошли все вон!
Веро в сердцах хлопнула дверью.
– И если я кого увижу в ближайшие десять минут – убью!!! – донеслось вслед.
Потом о дверь что-то ударило.
«Скалка…» – по звуку определила Веро и увидела Принчипессу.
– Ты чего такая убитая? – без интереса спросила та.
– Меня только что убили, – мрачно ответила Веро. – А ты куда? На кухню?
– Да… – засомневалась Принчипесса. – Думаю: идти – не идти?
– Сходи, – с жаром подхватила Веро и даже к двери ее подтолкнула, – непременно сходи…
…В ресторане в тот день все как могли проявили себя.
– Я просил апельсиновый сок, а не яблочный.
– А можно мне из салата оливки вытащить?
– А у вас вода тухлая.
Призвав всю свою терпимость, Веро как могла постаралась достучаться до разума.
– Ну как? Как она может быть тухлой, если она бутилированная, с французских Альп, а бутылку я при вас открыла?!
– Нет, она тухлая. Сами понюхайте.
Вечером Веро поняла, что перешагнула порог терпения… Хорошо еще, что в тот день Константин пришел.
– Веро, что ты тут делаешь? – спросил он между делом. – Я как раз элитный санаторий открываю, иди ко мне работать, если тебе так нравится подносы носить. Там тоже ресторан есть. Только там бегать нельзя. Там пациенты солидные, у них вечный стресс и угроза инфаркта. Их пугать опасно, а если ты так же с вытаращенными глазами будешь бегать, то я всей клиентуры лишусь.
Веро уныло вздохнула.
…Константин был частым гостем в ресторане. Он приходил обычно к полудню, элегантно выпивал две чашки эспрессо, задумчиво бросал взгляд в окно, а потом, перекинувшись парой слов с обожающим его персоналом, шел спасать бедных больных знаменитостей. Константин был самым умным врачом на свете и знакомства водил разные, но все больше с теми, чьи фотографии в журнале HELLO! печатали.
«Константин…» – благоговейно разносилось по ресторану, когда он в своих желтых ботинках ступал на порог заведения.
«Константин…» – передавалось из уст в уста. Персонал всю душу вкладывал и подносы хватал, когда Константин садился у окна и делал знак, чтобы ему эспрессо принесли.
– Дай я ему кофе отнесу!
– Нет, я! Нет, я! Сегодня моя очередь! Ты ведь только подумай, он же этими руками, что чашку держит, градусник Билану встряхивал.
Но это все были догадки, потому что если Константин кому-то и встряхивал градусник, то под большим секретом, а тайны пациентов он хранил так, как Гиппократ когда-то обязал. И это только придавало загадочности Константину. Одевался он всегда модно, и особенно Буржуй от его желтых ботинок млел, ходил за Константином повсюду, а когда тот пил эспрессо, ложился у его ног и, с обожанием глядя на ботинки, старался незаметно дотянуться до них, и лизнуть краешек.
Константина все любили, все на него как на редкую птицу посмотреть приходили. Все, кроме Хорошей.
Это случилось, потому что Константин мало того, что сам был врачом, так он еще знал много других врачей. И однажды, зайдя в ресторан неожиданно к вечеру, пока пил свой кофе, позвонил кому надо и спас персонал ресторана, ставший к тому времени вконец нестройным.
А началось все утром, только-только ресторан открылся. Хорошая тогда подошла к Веро и с загадочным блеском в глазах сообщила:
– Веро, а Веро, там на кухню целый ящик с лимонадом выставили. У него срок годности прошел, так что Удав его нам на разграбление отдал.
– Ну, не знаю, – с сомнением протянула Веро.
Соблазн, конечно, присутствовал. Лимонад был модный и дорогой, и Веро уже второй месяц с зарплаты откладывала, чтобы его попробовать.
– Но вообще-то, – призналась она, – я к сроку годности отношусь с уважением.
– Да брось ты, – беспечно отмахнулась Хорошая, – он просрочен-то всего на неделю.
И Хорошая ее даже этим успокоила, но только, пока Веро с подносами бегала, ящик с лимонадом благополучно без нее прикончили.
– Спасибо, – мрачно сказала Веро, допивая в обед то, что оставалось на дне бутылки.
– Спасибо, спасибо, спасибо, – благодарно лепетала она к вечеру, когда всем плохо стало, а Константин, ложечкой сахар помешивая, звонил другим врачам – о групповой клизме договаривался.
– Нет!!! – бросилась тогда Веро к его желтым ботинкам. – Пожалуйста, умоляю, только не клизма! Пропишите мне что-нибудь. Ну, вы же можете. Меня и тошнит-то самую малость.
Константин с сомнением покачал головой.
– Ну, не знаю, Веро. Ладно, сделаю для тебя исключение.
А потом нацарапал что-то у себя в блокноте.
– Два дня поголодай и вот тебе рецепт. Два дня чтобы не ела. Я тебе серьезно говорю!
И с того самого дня Веро стала его самой большой поклонницей. А Хорошей тогда хуже всех пришлось. Константин ее дольше всех в больнице продержал.
– Да что ты негодуешь? – удивлялась тогда Веро. – Ты знаешь, сколько одна его консультация стоит? А он тебя бесплатно в отдельную палату устроил, да еще навещал. Мне бы так отдохнуть…
…И, вспомнив это, Веро расстроенно смахнула крошки со стола. Потом вздохнула, собрала всю силу воли и пошла на кухню мириться с Робертино. Тот, увидев ее, демонстративно отвернул голову, схватил нож и стал разделывать курицу, громко разговаривая с Буржуем.
– Ну, кто у нас всегда молодец? Не хамит, не спорит? Слушает и молчит, когда шеф-повар замечание делает!
Буржуй кивал, соглашался и алчно смотрел на курицу.
Веро в растерянности постояла на пороге и, ни слова не говоря, вышла, прикрыв за собой дверь. Проскользнула тихо в подсобку и, забившись в угол, села на ящик.
«Пойду к Константину работать, – удрученно подперла она голову, – только бы их всех больше не видеть. Хотя, что это меняет? Подносы везде одинаковы».
Надо будет только Алессандре сказать. И Хорошей. Одна радость – Максимильян вечером обещал заехать.
…Максимильян был чудо-братом. В придачу ко всей иной своей одаренности он умел доносить плохие новости так, что новости уже не имели большого значения. Забыв обо всем, все смотрели только на Максимильяна. Ах, как он говорит, а какой у него костюм, а умница какой. Если надо было кого-нибудь расстроить, Веро всегда пропускала вперед Максимильяна.
Он к тому времени работал в крупной финансовой компании – носил дорогие костюмы и по пятницам навещал Веро в ресторане.
– Осторожно! Меня не заляпай. Руки-то не жирные? Галстук-то французский.
В этом была трагедия непонимания. От него пахло туалетной водой, от Веро – едой.
– У меня на работе внизу чебуречная, – часто говорил Максимильян, целуя сестру, – так запах что от них, что от тебя один и тот же.
– Это пицца! – оскорбленно восклицала Веро.
В ресторане Максимильяна тоже знали. Он как-то заехал перед самым закрытием, взглянул на сестру и резюмировал:
– Я смотрю, ты еще больше отощала. Позор. Это работая-то в общепите!
Вернулся через двадцать минут с пакетами из «Макдональдса». На кухню тогда все пришли. Весть о добром человеке разнеслась быстро – Максимильяна теперь всегда ждали.
В тот день Максимильян обещал принести бутерброды. Буржуй его уже с шести вечера у входа караулил.
– Расселся тут, – огрызалась Веро, бегая с тарелками.
Но Буржуй упрямо нес вахту.
К одиннадцати часам посетители почти разошлись, Максимильян привычно опаздывал, Принчипесса с утомленным видом курила. Алессандра, сбросив рабочие тапочки, отпросившись, убежала пораньше. Хорошая болтала с Томми на кухне, Буржуй меланхолично смотрел в окно. Веро, склоняя на все лады персонал, бегала, убирая посуду со столов.
В двенадцать с пакетами заявился Максимильян.
– Неужели? – процедила Веро.
Буржуй, взвизгнув от радости, завилял хвостом. Принчипесса, потушив сигарету, проявила участие.
– Я тебя к Томми провожу, – ласково улыбнулась она Максимильяну, – он уже два раза о тебе спрашивал. Веро, скатерти поменяй, Буржуй, дверь покарауль. Я за ключами схожу. Закрываться будем.
Веро с Буржуем оба рты открыли. И если во взгляде у собаки, всегда полном нежности, в первый раз шевельнулось сомнение, то у Веро просто слов не было.
– Я тебе поменяю, – сбрасывала она рывком скатерти, – я тебе так поменяю – будешь скоро как страус по ресторану носиться. Где Веро, где Веро? А нет Веро! А ты чего уставился? Сожрут они бутерброды! Только зря ждал.
И тут погас свет. Веро вздрогнула и прижала к себе скатерть. Это была не новость – в ресторане часто выбивало пробки. На этот случай всегда были наготове свечи и инструкция: «Чтобы включить свет, надо зайти в каморку рядом с баром, открыть электрический щиток и поднять второй рычаг справа». Веро это знала. В теории это все знали.
Прислушиваясь к тишине в ресторане и понимая, что на помощь бежать никто не собирается, видно, на нее надеются, Веро достала зажигалку из фартука и спешно чиркнула огонек – как-то не по себе становилось в темноте. Вытянув перед собой руки, чтобы не натолкнуться на неприятности, Веро зашла в бар и вслепую нашарила где-то ключи. Снова прислушалась. Совесть там, на кухне, видно, окончательно разменяли на бутерброды. Надо было теперь найти электрический щиток.
Веро снова чиркнула зажигалкой. Крохотное пламя осветило четыре шага до каморки и, неожиданно, Буржуя, который стоял у ее ног и геройски выпячивал грудь, благородно вызываясь быть ее компаньоном.
– Неужели? – процедила Веро, но в душе была благодарна. – Давай это… шагай первым.
Веро хорошо помнила, что те четыре шага показались ей вечностью. Она и в более счастливые моменты в панику впадала, а тут в наличии были все атрибуты фильмов ужасов. И, главное, Веро слышала, как пол скрипит и дышит кто-то. Дышит, дышит. И холодом потянуло. Хорошо еще, что собака спокойна. А с другой стороны… И Веро, медленно подняв зажигалку, посмотрела под ноги. А если это не собака?
Но Буржуй уже дошел до каморки, в ожидании уселся у двери и как-то незаметно для себя отрешился – стал чесать брюхо, терзаясь о бутербродах. И так основательно он его чесал, так сопел, прикладывая усилия, что с Веро вся блажь сошла. Она сама на мгновение забылась, села на корточки и, подняв двумя пальцами собачье ухо, с деланным участием спросила:
– Слушай, я тебе не мешаю, а?!
…В каморке было душно, пыльно и был рай для санэпидстанции. Веро переступила порог, снова подняла зажигалку и увидела электрический щиток. Торопливо потянулась, открыла металлическую дверцу, а там: кнопки-кнопки-кнопки. И значок с черепом. Это, конечно, да. Это специально для Веро повесили.
– Гав, – многозначительно сказал рядом Буржуй, напомнив про рыбок.
– Да, сама знаю, – с досадой протянула Веро и, пожав плечами, огляделась, снимая с себя ответственность. – Старалась как могла, дальше пусть другие разбираются… А вот мне интересно… А вот там что такое?
В самом углу, в двух шагах от нее, на полу у стены пробивалась едва заметная полоска света. Веро подошла и, посветив зажигалкой, увидела очертание двери. В задумчивости перевела взгляд на Буржуя.
– Сказку про Синюю Бороду читал? Там тоже все так же начиналось. А с другой стороны… Если там Удав отрубленные головы прячет, то разговор о зарплате можно уже совсем в другом тоне вести.
Немного робея, но уже не в силах совладать с любопытством, Веро тихонечко толкнула дверь. Дверь тут же поддалась…
Медленно-медленно дверь приоткрылась, впуская в пыльную темноту каморки теплый луч солнца. Веро встала как вкопанная. За дверью раскинулась зеленая поляна.
Было такое странное чувство, словно она шагнула из черно-белого пространства ресторана в жаркое июльское лето.
Ничего в целом особенного, но сознание стойко отказывалось принять увиденное – с головами Синей Бороды было как-то все логичнее.
«Ну, все… Полный привет…»
Она медленно перевела взгляд на Буржуя. Тот сам был изумлен не меньше, но природа брала свое. Перепрыгнув через порог, пес осторожно принюхался и, по лапы утопая в траве, сделал несколько шагов. Остановился. Еще раз в удивлении огляделся. Ему на нос села бабочка. Довольный от оказанного доверия, Буржуй расправил грудь. Бабочка тут же вспорхнула. Буржуй прыгнул за ней следом. Сначала неуверенно, потом все смелее, смелее, побежал, побежал и, оп! – Веро насторожилась – упал куда-то в кусты.
– Вот гад… – выдохнула Веро.
Но сердце не камень. Гад он, конечно, гад, но ведь и к плохому привыкаешь. И не очень соображая, что делает, она переступила порог и что есть сил закричала:
– Буржу-у-й!!! Скотина. Где ты?!!
Трава ласкала ноги, солнце согревало душу, шелест листвы успокаивал нервы. И если брать в расчет, что на улице ночь, холод, а к утру обещают морозы, то Веро искала причину остаться здесь подольше.
Из-под куста вылез запыхавшийся Буржуй.
– Что кричишь-то? – спросил он радостно. – Я уже везде сходил, все узнал. Там впереди домик с садиком. Из трубы дым идет.
Веро уставилась на собаку.
– Иди ты…
Буржуй радостно задышал.
– Я же говорю, уже везде сходил, все узнал. Там впереди домик с садиком, из трубы дым идет.
«Теперь точно приехали».
Веро медленно опустилась на траву, было сухо, она невольно провела ладошкой по траве.
«Ну, допустим, поляна… Но теперь же еще собака говорит. Что это, мох? Такой приятный, шелковистый… Я как чувствовала, надо было раньше из ресторана уходить. А теперь все, вконец спятила. Интересно, я долго смогу это скрывать? Нет, Максимильяну, конечно, расскажу, не все же в себе держать».
Буржуй перестал вилять хвостом.
– Ты чего?
Веро пристально посмотрела на Буржуя, убедилась, что говорит все-таки он, и, еще больше теряя веру в себя, попросила по-человечески:
– Заткнись, а?
И вдруг услышала голос Максимильяна:
– Веро! Веро, ты где?! Ты чай идешь пить?!
У Веро слезы из глаз брызнули, но подняться с травы сил уже не было.
– Чай?! – крикнула она в ответ. – Чаем здесь не обойдешься!!!
– Пусть еще бутербродов захватят, – попросил под руку Буржуй.
– Иди отсюда… – зашипела Веро страшным голосом.
В дверях показался потрясенный Максимильян.
– Что?! Как?! Как ты это делаешь?!
– Максимильян? – всхлипнула Веро и вдруг стала самой счастливой на свете. – Максимильян, прости меня за все. Помнишь, те конфеты в детстве, которые родители подарили и которые потом пропали, и ты их еще долго искал? Это я… И вообще все конфеты… это я.
– Да я знал, – отмахнулся Максимильян.
Следующим на пороге появился дико счастливый Томми.
– Ребята! Я знал, что вы не забыли о моих именинах! К концу вечера, правда, стал беспокоиться, но вы молодцы, такой сюрприз устроили!
«Тьфу ты, – отвлеклась на минуту Веро, – обалдел, что ли, именины ему еще отмечать? Со дня рождения брешь в бюджете не затянулась».
Максимильян морщил лоб, старался оценить обстановку – было непросто, приходилось отбиваться от растроганного Томми.
– Максимильян, хитрая морда, признавайся, это ты все устроил?!
«Почему как что, так сразу Максимильян? – снова отвлеклась Веро. – А может, это я?!»
– И выглядит все как настоящее. А кто декорации рисовал?
– Да не я это! Не я! Скажи, Веро! Нет, ты скажи, что ты здесь устроила – на пять минут оставить нельзя! Ты чего в траву уселась? Давай поднимайся. Все, я иду к тебе. Не вляпаться бы только – коровы, надеюсь, здесь не пасутся?! Что это, объясни мне – солнце, аромат леса, чувствую, дождь недавно был. Хлоп. Комар, опять же, скотина.
– И я! И я к вам иду! – закричал Томми, перемахнул через порог, подбежал и, едва Веро успела встать, сгреб всех своими большими ручищами. Удовлетворенно резюмировал: – И это все для меня.
Тут Буржуй не выдержал, взвизгнул и тоже полез обниматься.
– И я! И я с вами хочу!!!
Дальше события развивались неровно. Парни в основном орали, Буржуй бегал вокруг, старался их успокоить, и от этого они орали еще больше, а Веро, уже пообвыкшая, снова уселась в траву и стала думать о том, что женщины в непростых жизненных ситуациях ведут себя более хладнокровно.
– Ребята, где вы? – снова послышалось у двери.
В проходе появились Принчипесса с Хорошей.
– Да заходите, – обернулась Веро и слабо рукой махнула. – Что стоите как неродные?
Она, конечно, предпочла бы, чтобы Принчипесса не приходила, но с другой стороны, когда их всех потом лечить будут, пусть и эта мучается.
– Вы одни? Там больше нет желающих?
– Все разошлись, – медленно, почти по слогам произнесла Принчипесса, словно ей лошадиную дозу транквилизатора вкололи, – там больше никого нет. А я ключи принесла, чтобы закрываться. Только от этой двери у меня ключей нет. Я эту дверь не открывала.
Хорошая тоже стояла, как вкопанная, не знала, с какого вопроса начать, но потом взяла себя в руки:
– Веро, а Веро… А почему у тебя волосы дыбом?
Максимильян с Томми к тому времени уже откричались, стояли под елкой, поддерживая друг друга. Силы копили.
– Что это? – поминутно оглядывалась Принчипесса. – Что здесь творится?! А Росомаха знает?!
– Алле! Девушка, сойдите уже, наконец, с моей лапы!
Принчипесса с Хорошей закричали. Томми с Максимильяном накопили силы, тоже закричали. Тогда и Веро закричала:
– Дверь! Дверь! Держите дверь!
И тут началось.
– А зачем?! – кричал Максимильян. – А почему?!
– Буржуй! – захлебывался в восторге Томми. – Буржуй, скажи что-нибудь! Ну, скажи!!!
– Гав!!!
– Он разговаривает!!! – вопили в голос Принчипесса с Хорошей. – Он разговаривает!!!
Веро вскочила, рванулась к двери. Протянула руки, так хотела быть героиней. Поскользнулась на траве. Ощутила на щеке прикосновение после дождливого чернозема. Увидела, как захлопнулась дверь. Еще чуть-чуть полежала… Но потом все равно пришлось вставать.
– Вы вконец обалдели?!
Все вдруг затихли и посмотрели на закрытую дверь.
– Говорил я, – с досадой пробормотал Буржуй, – надо было бутербродов захватить.
Все перестали смотреть на дверь и посмотрели на Буржуя…
