Ангелочек

Веселая музыка

Будущая свекровь приехала с инспекцией в октябре. Все прекрасно понимали ее желание посмотреть на невесту и семью, в которую вливается ее ненаглядный сын.

Симочке она сразу понравилась, а вот Симочка ей, похоже, не очень. По крайней мере, по дороге из аэропорта до дому Джалита Спиридоновна не произнесла ни слова. Но переступив порог, она вдруг вспомнила про то, что прилетела из теплого Киева в ненастный по-осеннему Ленинград, – все время ежилась и говорила только о погоде. Срочно закрыли все форточки и предложили гостье теплый плед. Когда сели за стол, Симочкин папа бодрым голосом пообещал, что после рюмочки и сытного обеда станет совсем жарко.

Ела свекровь без всякого аппетита, что очень расстроило маму, которая простояла у плиты полдня, но зато стала разговаривать. В основном, ее интересовало, почему сын не выслал родителям ни одной фотографии своей избранницы.

– Мама, но ты же просила какой-нибудь снимок, где Симочка серьезная, а она везде смеется, – принялся оправдываться Алексей.

– И это плохо, – высказала свое мнение Джалита Спиридоновна, – придется найти, мне нужно будет мужу показать.

– Кстати, – вступила Симочкина мама, до сих пор молчавшая, – а муж не смог с вами приехать?

Свекровь многозначительно подняла глаза к потолку и проинформировала:

– Муж в небе.

– Папа – руководитель полетов в Борисполе, – неуклюже попытался расшифровать загадочную фразу сын.

– Но ведь руководят-то с земли, – удивился папа.

– Не всегда, – пожала плечами свекровь и сделала свой вывод: – вы просто не хотите фото давать.

– Ну почему же, – смутилась мама, – я найду.

– Не надо.

– Вы же только что хотели…

– А я и так все поняла, – с неожиданной неприязнью вдруг заявила свекровь. – Не надо мне ничего, и так видно, что ваша Симочка похожа на албанку.

– На кого?!

– На албанку, – подтвердила Джалита Спиридоновна свою версию.

– Мама, а где ты албанцев видела? – с изумлением поинтересовался Леша.

И все замерли в ожидании объяснений, потому что хоть в СССР и было «каждой твари по паре», но албанцев никто и никогда в глаза не видел. Паузу нарушила сама гостья.

– Ладно, бог с ней, с фотографией, давайте лучше о приданом поговорим.

– О чем? – хором спросили все сидевшие за столом.

– О том, что вы даете за Симочкой. У меня, например, собрано постельное белье, набор посуды, две хрустальные вазы, мясорубка…

Она хотела еще продолжить список, но козырная карта в виде мясорубки окончательно положила конец мирной беседе. Мама стала доказывать, что в их доме, где будут жить молодые, есть абсолютно все, папа начал объяснять, что никакого приданого для девочки в восемнадцать лет они и не предполагали готовить, а Леша сказал: «Я срочно звоню отцу». Пока несчастный жених из коридора звонил в Киев, страсти в гостиной разгорались не на шутку.

– Муж тут ни причем, – уверенно сказала Джалита Спиридоновна и встряхнула совершенно седой копной волос.

– Вам виднее, – язвительно откликнулась Симочкина мама и предложила, не останавливаясь на достигнутом, продолжить претензии. – Можете даже список составить.

Папа погладил ее под столом по руке и попытался разрядить обстановку.

– А хотите я вам материалы к нашему фильму покажу? Интереснейшая лента получается, и как раз про летчиков, правда, про военных.

– Вы не отвлекайтесь, – остановила его порывы свекровь, – потом покажете, когда сговоримся. Значит, приданого у девочки нет, а вот книг полный дом – ясно, на что деньги идут.

– Да! – заносчиво сказала мама. – Мы еще и на театры деньги тратим.

– Вот-вот! Надо Лешику попроще семью выбирать и позажиточней.

Тут уже хотел взорваться папа, но вернулся довольный Алексей с сообщением, что отец прибудет в самое ближайшее время. Все удивились, но промолчали, а свекровь сжалась и как будто стала меньше в размерах. Симочка уже хотела включить телевизор – для разрядки обстановки, но не успела, поскольку бурные звонки в дверь оповестили, что прибыл глава киевского семейства. Он вошел, остановился в дверях комнаты, даже не сняв форменной темно-синей шинели, и широко улыбаясь объявил:

– Здравствуйте, родные! Я такой голодный… Покормите?

Симочкины родители сразу засуетились, а Алексей побежал в прихожую за тапочками, но нужного размера не оказалось: старший Берест имел огромный размер ноги. Впрочем, и сам он весь производил впечатление богатыря из русской народной сказки. За столом ел с нескрываемым удовольствием и просил налить ему борщ в салатницу, чтоб не пришлось бегать за добавкой. Утолив первый голод, он решил начать разговор.

– Во-первых, спасибо за угощение, можно сказать, спасли от голодной смерти. А то Лешка так орал в трубку «SOS», что я сорвался на перекладных и чаю даже не попил. Готовит хозяюшка отменно, повезло сыну. Ты, Симочка, учись у мамы.

И спросил:

– А курить где можно?

– Эх, – откликнулся папа, – здесь и можно. Моя Генечка тоже курит, а я вот так и не научился.

– Совсем? – удивился свекор. – И на войне не курили?

– На войне как раз курил, а вот в Берлине взял и бросил.

– Так вы до Берлина дошли?

– Так если б это конец… Я потом до Венгрии дотопал с 3-м Украинским фронтом, операторы везде были нужны. А вы, Алексей Прокофьевич?

– Нет, Берлин и Рейхстаг – конечный пункт. Я там в составе 150-й Идрицкой дивизии довоевал.

– Минуточку, – сказал изумленный Симочкин папа, – я-то все думаю, кого вы мне напоминаете! Вы же Лешка Берест, на чьих плечах Егоров стоял, когда знамя поднять надо было!

– Ну да, – согласился гость, – я и есть: Мишка-то Егоров ростом не вышел, да и Кантария раньше него наверх залез – шустрый был, как обезьяна. А вы там снимали? Крутился парнишка с камерой, я только фамилию не запомнил.

– Надо же… Через столько лет и по такому поводу…

– Повод отличный! Еще один вопрос и потом только про свадьбу. Ни с кем связи не поддерживаете?

– Да нет, не сложилось. А вы?

– А я с Мелитоном перезваниваюсь изредка. Знаете, кто у нас теперь Кантария? Не поверите, торгашом в Москве осел.

– И квартиру дали? А чего ж по телефону, а не в письмах общаетесь?

– Да ну, – отмахнулся Берест, – не квартира, а живопырка. А о переписке и разговора быть не может: у него ж образования четыре класса. Ладно, давай за боевое прошлое еще по рюмочке и о свадьбе будем сговариваться.

– Уже сговаривались, – вклинилась мама, – мы вам не подходим.

– Это кто же так решил?

– Джалита Спиридоновна.

– А вы не слушайте, – предложил Берест, – она просто с дороги устала.

Только мама уже завелась и, прикурив, сообщила и о порочном изобилии книг, и о мясорубке, и о схожести Симочки с албанкой. Свекровь сморщила носик.

– Так вы еще и курите? Может, невеста нашего сына тоже?

Евгения Михайловна не успела ответить.

– Детки, нечего вам здесь сидеть, – скомандовал свекор. – Идите, что ли, погуляйте.

И как только молодая пара покинула комнату, обратился к жене:

– Ты, Лита, не командуй, кому курить, а кому не курить, – не дома. А вот насчет албанки я хотел бы напомнить, что кое-кому впору в цыганском театре «Ромэн» выступать.

Джалита Спиридоновна сверкнула глазами, дав понять, что так этого не пропустит, и чтобы уж не быть совсем безгласной, решила добавить к своему списку еще одну претензию.

– И назвали вы девочку странно!

– Почему странно? – мирно отреагировал папа.

– Как Целиковскую в фильме «Антон Иванович сердится». Очень ей подходит, ведь наша Симочка тоже в оперетте будет петь.

– Вот-вот, – мстительно подтвердила свекровь, – нравы там известные.

Алексей Прокофьевич только махнул рукой и вернулся к теме, которая волновала всех.

– Гулять где будем, в ресторане? Какой тут самый лучший?

– Думаю, надо в Метрополе столы заказывать, – предложила Евгения Михайловна.

– Да, пожалуй, – поддержал папа, – для съемки я со своими договорюсь.

– Твои – это кто? – заинтересовался свекор.

– Мои – это Ленфильм, документалисты.

– Ого! – одобрил Берест. – А музыка какая? Или молодежь под магнитофон плясать будет?

– Ансамбль закажем.

– Если заминка какая, то у меня и своя музыка есть, трофейная, аккордеон Horch. Классная штука, доложусь вам. Из самой фашистской избушки на себе пер, и ни царапинки! А звук – заслушаешься! Мне хозяин kneipe подарил, и кружку еще, на ней что-то готическим шрифтом написано, перевести не могу.

– Перепиши, Генечка переведет, она немецкий хорошо знает.

– Да я привезу вместе с аккордеоном, сами посмотрите. Гостей-то много будет?

– Много, – сказала Евгения Михайловна, – у нас родственники.

– Только, чур, все пополам.

Джалита Спиридоновна опять сверкнула глазами.

На следующий день с утра покупали кольца, а вечером родители Леши скандалили, запершись в кухне. Долетали только некоторые фразы: «ты так бы по проволоке и ходила в своем таборе», «деньги зарабатываю я». И уже голосом свекрови: «понятно, очередная юбка замаячила». Еще через день семья Берестов уехала обратно в Киев. Папа переживал, что так и не поговорили про военные годы, а мама утешала, что успеют еще, жизнь длинная. В декабре отпраздновали громкую свадьбу с фатой, оркестром, тостами и аккордеоном Horch. Из близких семьи жениха не было никого, кроме родителей, и Алексей был расстроен этим обстоятельством, так как рассчитывал на приезд хотя бы бабушки с дедушкой из Сумской области. Жить молодые стали у Симочкиных родителей, что позволило им обоим доучиться без академических отпусков, несмотря на то что через два года один за другим родились сыновья. В Киев ездили исправно каждый год, чтобы навестить старших Берестов, но всегда расставались с ними в плохом настроении.

– Не понимаю, – говорила Симочка, – зачем мы таскаем мальчишек с собой, если они твоей маме не нужны?

– Папе нужны, – парировал муж, – ты же видишь, как он с ними возится.

– Вот пусть папа к нам сам и приезжает, – заключала Симочка.

И как в воду смотрела…

На десятилетнюю годовщину свадьбы появился Берест-старший с подарками и сообщением о том, что Джалита Спиридоновна скрылась в неизвестном направлении, прихватив из квартиры все что было можно и нельзя.

– Как?! – изумилась Евгения Михайловна. – Вы же столько лет прожили, внуки уже!

– Как видите, ее это не остановило, – развел руками брошенный муж. – Может, надо было, как Мелитон?

– А что Мелитон? – заинтересовался Симочкин папа.

– Да у него сразу две семьи было в одной квартире, прямо гарем! И дети от обеих в таком количестве, что запутаться можно.

– Это ты брось! Хочешь, поживи пока у нас, – предложил щедрый папа.

– У вас-не у вас, но в Ленинград точно перееду. Я ж с работы ушел… Или «ушли». Времена-то какие! Союз рушится, жить не на что стало, какие-то бритоголовые по улицам бегают с дубинками. Может, у вас не так?

– У нас то же самое, – с грустью сказала Евгения Михайловна, – да еще талоны на еду ввели. Я сразу войну вспомнила…

– Ну вот, еще и талоны, а я ж прописан в Киеве. Нет, дорогие родственники, спасибо за приглашение, но я на шею к вам садиться не намерен. Погощу немного.

Алексей Прокофьевич стал вытаскивать из объемистого чемодана сало, тушки кроликов и канистры с вином.

– Проживем?

– Еще как! – подтвердил Симочкин папа.

Самое примечательное в жизни разросшейся семьи было то, что Берест каждый день выходил «прогуляться по городу» и при этом задерживался допоздна. С собой он непременно брал сверкающий перламутром Horch – говорил, что с с аккордеоном веселее. Все верили, но тем не менее это казалось странным. Деньги у свекра не кончались, что тоже настораживало. Алексей даже пытался выведать, не продал ли отец киевскую квартиру, на что получил мощный отпор.

– Да что ты все ко мне пристаешь?! Сдал я ее на полгода, а деньги вперед получил!

Это, конечно, в какой-то мере объясняло необыкновенности в поведении Береста и мирило с ними. Во всем остальном совместное бытие не приносило никаких отрицательных эмоций, даже наоборот: папа приобрел собеседника, мама – лишний повод подкрасить губы, а Леша с Симочкой – заботливую няньку для детей.

Но ничто не бывает вечным, ни плохое, ни хорошее.

В разгар июня Алексей Прокофьевич пропал. Домой позвонили из Института скорой помощи. В больницу примчались всей семьей, – благо, мальчишки находились в спортивном лагере.

Берест лежал в небольшой палате, где от духоты, казалось, застыл воздух. Переломанные руки и окровавленная повязка на голове, говорить он не мог из-за сломанной челюсти.

– Вот, – сказала врач, совсем молоденькая девушка, – полюбуйтесь на своего трубадура: играл и пел в переходе у Гостиного двора.

– Так за это разве бьют? – еле слышно спросила Симочка.

– Рэкетиры бьют за все, а ваш папа не хотел за место платить.

Алексей Прокофьевич попытался что-то прошептать, и Леша, наклонившись к нему, услышал:

– Horch…