Сын демона. Интервью с Истиной

Часть 3. Полет сквозь реальность. (Макс)

Ехидный солнечный луч, протанцевав по деревянным стенам стаей серебристых пылинок, забрался мне в ноздрю, вынуждая схватиться за лицо. Я расчихался и, наконец продрав глаза, судорожно подскочил на своем неожиданном ложе. Мысли, всегда строго разложенные по полочкам, пребывали в тумане, и я не сразу понял, где нахожусь. Взгляд скользнул по темному дереву стен моей внезапной спальни, поймал в фокус небольшой врезной комод и пару светильников прямо над головой, удивленно отметил картину на противоположной стене – девушка, невысокая и хрупкая, как ангел, замерла на носу корабля, вглядываясь вдаль и плотно прижав к груди обе руки в почти молитвенном жесте – и, наконец, остановился на просторной, двуспальной кровати с высокими бортами и плотно привинченной к стене спинкой, на котором я и очнулся.

С колоссальным трудом найдя замок, отпирающий борт необъятного ложа, я опустил ноги на теплый пол, погрузив стопы в мягкую шерсть лежащей там шкуры и напряг память. Вот капитан что-то рассказывает о мальчишке, чей портрет занимает стену в его каюте. Теплая, вязкая сладость удивительного напитка в стакане пряно касается губ. Золотые, как солнце, глаза напротив. Шум волн прибоя, заставляющих судно мягко ластиться к доскам причала.

Периодически шипящая «рация» – странного вида прозрачный плоский камень, в оправе из серебра со множеством переплетающихся рун на поверхности, – и отрывистые команды Деметрия, отданные в эту непонятную машинку. И снова истории, сказки и чудеса, рассказанные и подаренные негромким голосом собеседника. И страх, сменившийся пониманием – я в безопасности, как это ни странно, пока слышу этот голос, пока плещутся рядом волны и что-то невероятно мощное заставляет корабль пульсировать в едином ритме. Здесь и сейчас мне ничего не страшно!

Я с нажимом провел ладонью по лицу, сгоняя остатки сна и осторожно поднялся на ноги, с непривычки потеряв равновесие, когда корабль качнуло особенно сильно. Что за дела, обычно в бухте так не штормит! Я прислушался – снаружи шумели волны, то и дело раздавался знакомый резкий, суровый баритон боцмана и время от времени слышны было странный лязг и скрежет.

Так ничего и не поняв, я нашарил глазами выход. Догадка, где это, собственно, я заночевал, превратилась в уверенность, и я в ужасе поднял руки к лицу, неведомо почему испугавшись, что могу быть закован. Не до конца проснувшийся мозг выдал наобум с десяток страшных картинок с распятыми мучениками, напугав еще сильнее и я шарахнулся к двери, в ужасе озираясь по сторонам. Естественно, ни кандалов, ни мучеников в спальне капитана – а это явно была она, – не наблюдалось. Я перевел дыхание и ехидно фыркнул – откуда в моей голове вообще взялся этот бред?

Убедившись, что все хорошо кое-как пригладив бардак на голове, я решительно потянул на себя дверь и тут же отпрянул, перепугавшись до смерти – по периметру дверного косяка вспыхнула знакомая уже рунная вязь и звонкий, незнакомый мне, мальчишеский голос насмешливо произнес:

– Доброе утро, Учитель! Твоя команда ждет тебя! – после чего дверь, еще раз полыхнув, распахнулась, выпуская меня из уютного плена. Я негромко выругался – фокусы пирата начинали напрягать, – и шагнул в проем.

Каюта была пуста, и ничего в ней не напоминало о вчерашнем сказочном вечере – полумрак, легкий запах полыни и дерева и серебристое мерцание фатамани на столе. Все так, как и было до моего появления на борту. Капитана тоже видно не было, из чего я сделал вывод, что и мне задерживаться на борту больше нет смысла и, подхватив рюкзак, стоящий у кресла, заторопился на выход.

Дверь, оплетенная ныне потухшими рунами, мягко подалась под моей рукой и покорно распахнула одну из двух массивных створок. Пол под ногами вновь опасно закачался, и я едва не растянулся на пороге, и, в последний момент ухватившись за дверной проем, выглянул наружу. Тело, подзабывшее, что такое море, медленно вспоминало былую науку и я, прижавшись к дверному косяку всем телом, на миг прикрыл глаза, ловя равновесие и успокаиваясь. И чего вдруг так штормит? Странно…

– Эй, курьер? Ты живой? – голос, раздавшийся совсем рядом, был незнаком, и я распахнул глаза, встречаясь взглядом с черными, как маслины, зрачками парня напротив. Темно-каштановые кудри до лопаток, собранные в низкий хвост, темный, плотного материала, жилет на голое тело, широкие штаны, кинжал на поясе, длинные, острые когти на руках, явно звериная манера оборачиваться половиной корпуса – раса была мне знакома. Катарг – существо, не имеющее звериной сути, но носящее в себе смесь крови человека и животного. Насколько я смог вспомнить – эти ребята не умели обращаться в зверей, зато обладали силой, скоростью и ловкостью животного, ставшего их тотемом при рождении.

Парень вновь окликнул меня и, тряхнув головой, я, наконец, ответил:

– Да, спасибо. Немного закружилась голова с непривычки, но все уже хорошо, – парнишка, улыбаясь, кивнул. Я вернул ему улыбку и попросил, – Не подскажешь, куда подевался капитан и не занят ли он? Мне пора на берег, хотел попрощаться…

Я осекся, услышав негромкое бульканье – собеседник натуральным образом трясся от смеха, зажимая ладонью рот. Заметив мой недоуменный взгляд, матрос простонал, не в силах сдержать рвущийся наружу хохот:

– Ой, капитаааан… Во дает, чертяка! – он отдышался, на секунду закрыв лицо руками, а после, выглянув из ладоней, закончил, – Не, друг, к терру капитану я тебя, конечно, провожу, но ты сперва вокруг оглядись!

Я недоуменно приподнял бровь, всматриваясь в веселый блеск антрацитовых зрачков катарга – не дурит ли он меня – а затем осторожно ступая по едва слышно поскрипывающим доскам палубы и уворачиваясь от мягко ходящих в такт качке снастей, приблизился к борту. Картина, открывшаяся глазами, повергла в настоящий шок. Исчез скалистый берег острова, исчезли деревянные конструкции пристани и выступающие из воды горбы «Двух Серпов». С силой хлестали волны о борт бегущего вперед судна, точно скальпелем резавшего воду, гудел ветер в поднятых, обнимающих облака, парусах. Бодро мчались совсем рядом с кораблем манальгри – яркие, серебристые, ослепительно красивые дельфины с двумя хвостами и изящной россыпью разноцветной чешуи над глазами. Ничего, кроме них и яростно ревущей воды, рассмотреть не удавалось, как бы я не напрягал глаза.