Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
На пароме до Момотово
Утро было солнечное, но по небу кое-где проплывали тяжёлые серо-грязные облака. Дело шло к дождю.
Папа отвёз нас с бабушкой и братом на пристань в Галанино. Паром ещё не приплыл с «той стороны», он даже ещё не пристал к противоположному берегу Енисея и у нас оказалась уйма свободного времени.
Бабушка повела нас в магазин, купила сандалии мне и брату и гостинец для момотовских родственников. А потом мы долго кидали камни в реку и разглядывали незнакомых людей, тоже ожидавших парома.
До этого паром мы никогда не видели. Мне казалось, это непременно будет белый красивый пароход, но к берегу пристал какой-то огромный грязный поддон, напоминающий плот. На него стали заезжать машины и мотоциклы, люди без транспорта заходили позже.
Никаких лавок там не было. В основном все люди сидели в своих машинах. Мы заняли место на палубе у перил.
Паром начал отчаливать от берега и со скрежетом железа об гравий медленно двинулся вперёд.
Непередаваемое чувство детского восторга помню я. Всё было таким новым, интересным. Енисей – глубокая река, по которой туда-сюда ходили гружёные баржи. Вода казалась чёрной и сразу вспомнилось море, его мы видели в четырехлетнем возрасте, а сейчас нам было по шесть.
Паром шёл очень медленно, так как направлялся наискосок против течения. Через минут пятнадцать мы уже были на середине реки, как вдруг подул сильный ветер и внезапно пошёл дождь, все стали прятаться по машинам, а мы побежали под козырёк – жалкое подобие укрытия от солнца и дождя.
Ветер на Енисее особенно холодный.
– Можно мы переждём дождь в рубке (место, где сидели работники и откуда шёл выход в кабину машиниста), – спросила бабушка и нас кто-то пропустил.
Грязное помещение с кабинками для переодевания работников, весь чёрный, будто в мазуте, стол и одна длинная лавка: это скромное неопрятное убранство наполняло маленькое пространство помещения. Сидели мы там минут пять или семь, дождь шёл, но уже не такой сильный.
В дверь вошёл мужчина, ругнулся матом, закрывая за собой дверь, не замечая нас. Подошёл к шкафчику, достал оттуда банку тушёнки и, когда развернулся, понял, что не один здесь.
– Драсьте, – растерянно поздоровался он, поставил банку на стол и вошёл в помещение машиниста.
Слышно стало, как кто-то там начал ругаться. Разобрать ничего было невозможно, потому что мотор парома работал громко.
– Кто разрешил войти посторонним? – чётко услышали мы среди гула и отдалённой перепалки работников. Нам с братом стало страшно, но бабушка никак не реагировала, и все продолжали сидеть.
Мужчина вышел весь красный, видно, что злой.
– Выйдите на палубу, мне нужно поесть, – коротко и ясно, как отрезал, буркнул нам. Бабушка молча взяла нас за руки и направилась к выходу, а мужчина принялся ножом открывать свою банку.
Почему-то мне стало обидно, и я надулась.
Вышли на палубу, дождь уже заканчивался, солнце проглядывало и разгоняло вокруг себя тучи. Люди стали выходить из своих машин, а мы подошли к перилам. Уже хорошо был виден берег, гравийная дорога уходила вверх в гору и на ней скопилось много машин, ожидавших парома.
До Момотово мы шли пешком. Далеко через лес и мимо небольшого болота. Бабушка собирала по пути грибы, а мы костянику себе в рот. Очень хотелось жареной картошки и молока, именно это и было на обед у Рыбниковых – наших родственников, к которым мы так долго добирались в тот день.