ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 4

Девчонки добрались до дома.

Мамы дома не было, а папа, рассеянно слушая рассказ об их маленьком путешествии, в том месте, где они начали рассказывать о Поньйи, вдруг озадаченно нахмурился и стал жадно и очень заинтересованно слушать, проявив явный интерес к этой части их повествования. Он покусывал нижнюю губу, периодически прерывал рассказ девчонок нечленораздельными восклицаниями, скреб в затылке и невпопад восклицал: «Да ну! Вот как!»

В конце концов он и вовсе удивил их, послав Пыль в ее комнату за мелками и бумагой и потребовав нарисовать этих самых Поньйи.

Пыль нарисовала вожака(надо заметить, что довольно талантливо). Гуннбьйорн(а именно так звали их папу) внимательно рассмотрел рисунок и… потребовал нарисовать еще парочку Поньйи.

– Ну па-а-а-а!

Пыли явно было не до творчества.

– Па-а-а, они все так и выглядели! Зачем еще-то? Есть охота, а ты со своими Поньйи пристал!

– Не ленись, Пыль! Успеете набить вашу ненасытную утробу!

Пыль сдалась и быстренько нарисовала еще пару «лошадок».

– А пятнышки? Пыль!

Пыль вздохнула и опять проныла:

– Ну па-а-а!

– Пятнышки, Пыль! И как можно точнее! – настаивал папа.

– Вот тут, тут и вот здесь. Огромное такое синее пятнище!

Гунн нахмурился:

– Пятнище у всех Поньйи в этом месте?

– В этом, па, в этом. Оно на седло похоже. Будто на этих малявок кто-то может усесться верхом.

Говоря это, она довольно ловко обозначила контуры пятна и, быстренько заштриховав мелками, растушевала штриховку пальцами.

– Во!

Гунн взял листы, пристально посмотрел на изображения, словно сравнивая их между собой, и пробормотал:

– Будто кто-то может усесться…

Он задумчиво ладонью по рисунку:

– Эль? – Гуннбьйорн обратился ко второй дочке.

– А я-то что? Ты же знаешь, что я не художник. Это Пыль у нас художник, а я скорее мастер художественного слова…

– Ха! Ха! Ха! – отрывисто и издевательски произнесла Пыль.

– Не «ха», а мастер!

– Стоп, крошки! Не сейчас! – прервал привычную свару дочерей Гунн. Не сейчас, Эль. Сейчас ты должна сосредоточиться и ответить на мой простой вопрос.

– Ну и что за вопрос?

– Эль, пятна действительно были там, где их нарисовала Пыль?

– Вроде как.

– Вроде?

– Ну-у-у-у… Да… Я еще тоже подумала, что похоже на седло.

– На седло, говоришь? – Гунн еще раз внимательно посмотрел на рисунок.

Эль на секунду задумалась и уже более уверенно подтвердила:

– Угу, все так и было с этими пятнами. Да что случилось-то, пап?

– Не случилось, а случится, – ответил Гунн, а потом-пробормотал едва слышно: – Чтоб такое своенравное и гордое создание, как Поньйи… Хотя эти пятна…

– Па? – Пыль робко попыталась прервать бессвязные рассуждения Гунна.

Гунн задумчиво смотрел перед собой и, казалось, не обращал внимания на беспокойство дочерей.

Эль рявкнула:

– Пап!

– А?

– Что случится-то?

Вместо ответа Гунн забормотал.

– Луна скоро полная, Марс в Водолее, или нет? Или Водолей в Марсе? Или это не важно, что в чем… Никогда не мог разобраться в астрологии. Что за наука такая? Ладно, что там Поньйи?

– Хихикали, Пап, – хором ответили двойняшки.

– А вот это уже кое-что… – пробормотал Гуннбьйерн.

– Ага! Я же говорила! – Эль победно посмотрела на Пыль.

– Ну-ка? Что ты там говорила? – Гунн внезапно заинтересовался восклицанием дочери.

– Что Поньйи хихикают перед полнолунием.

Гунн засмеялся:

– Ну ты и болтушка. Что за сказки!

– Хи, хи, хи, – мстительно прогнусавила Пыль.

Но тут Гунн неожиданно произнес:

– Не такое уж и «хи, хи, хи», но к полной луне это не имеет прямого отношения.

– В каком смысле? А к чему имеет?

Гунн задумался на секунду, а потом, посмотрев на дочерей, спросил:

– Вы были в человеческом облике? В конфигурации Хомо Сапиенс?

– Ну да… – ответила Пыль.

– А почему ты спросил? – тут же заинтересовалась Эль.

– Думаю, что это имеет значение… – снова, будто не обратив внимания на вопрос дочери, пробормотал Гуннбьйорн.

– Па-а-а?

– Ну?

– Так что случилось или случится?

– Одно из двух…

– Пап! – уже нетерпеливо рявкнула Эль.

– Либо великая радость, либо еще что-нибудь, – ответил тот.

– Ах как ты все здорово разъяснил, пап! – издевательски прогнусавила Пыль.

– Да не знаю я, девочки! Честно! Могу только сказать, что радость случится у всех, а что-нибудь – только на запретных берегах, но коснется каждого!

– Ну теперь ВСЕ понятно, – еще более издевательски заметила Эль.

– Ладно, девочки… Забудьте пока. В любом случае это еще не случилось, и пока волноваться не о чем.

– Я так поняла, что разговор закончен? – спросила Пыль.

Вместо ответа Гунн взял со стола рисунки с Поньйи, аккуратно сложил в сумку и уже совсем будничным тоном произнес:

– Девчонки, вы перекусите, а я, пожалуй, пойду на берег. Надо проверить наш кораблик, да и крылья размять не мешает. И вообще, позагорать захотелось. Пока!

– Пока, пап! Ты не волнуйся, мы перекусим, но совсем немного, а потом навестим ББД. Будем вечером или завтра утром.

– Договорились! Можете просто чаю попить. Знаю я Лунгвайта и его гостепреимство. Смотрите не лопните! Я не хочу так глупо потерять своих милых крошек! Да! Привет передавайте от меня и от мамы!

Папа вышел за дверь. Эль вздохнула и равнодушно бросила ему вслед:

– Обманщик…

– Почему?

– Видела, как он засуетился после нашего рассказа о Поньйи? Рисунки эти, распросы. Толи счастье, толи что-то. Толи луна, толи нет. Хихикали или нет… – возмутилась Эль.

– Ну так. После их появления на нашем берегу он только о них и думает!

– Ну их ведь никто и не видел раньше у нас. Они же со второго берега. С берега Эльфов. Папа их только там и видел. – Эль покосилась на рисунок Пыли.

– Ага, даже на первый берег, к Троллям своим ненаглядным, уже неделю не плавал!

– Увлекающаяся натура… То Тролли, то Поньйи с Эльфами.

– Тролли очень забавные. Тут я его понимаю. Жаль, что их невозможно нарисовать. Удивительно ускользающая из памяти внешность, – посетовала Пыль.

– Это точно, – вздохнула Эль. – Вроде смотришь на Тролля – все нормально, а стоит отвернуться – ни словечка в голову не приходит, чтоб его описать.

– Это у них особенность такая. Папа говорит, что это инстинкт самосохранения.

– Ага. Они очень изменчивы.

– Ну да – непостоянны.

– Ага. Как наш папа, – вернулась к обсуждению отца Эль.

– Да. Непостоянство – и его второе имя.

– Ага. Только маме не говори.

– Ха! Он маму любит.

– Он – мужчина.

– И?

– Все мужчины дураки и не ценят своего счастья.

– Все, кроме нашего папы!

– И ББД.

– И некоторых мальчиков!

– Это каких? – Пыль хитро посмотрела на сестренку.

– Не важно!

– Не важно, так не важно, – великодушно согласилась Пыль. – Могу лишь предположить, что некоторые из них вырастут, станут мужчинами и окажутся дураками!

– Согласна. Все дураки, кто не сможет оценить нашу неземную красоту.

Девчонки рассмеялись.

– Эль, может, «Минутка безумия»?

– Разомнем мозги, сестренка!

Двойняшки хлопнули друг друга ладошка о ладошку и одновременно крикнули:

– Начали!

Этой незатейливой игре, которую они назвали «Минутка безумия», их научил папа. По его мнению, нормальному ребенку (а он утверждал, что и нормальному взрослому) необходимо время от времени давать возможность расслабить мозги и нести любую чушь на любую тему.

Вчера они втроем этим и занимались, но некоторые темы остались нераскрыты, поскольку их «безумие» было прервано мамой, которая не разделяла взглядов отца на воспитание дочерей и не одобряла «Мозговой рассхлябанности» (как она это называла).

Итак, «минутка безумия», или «Рассхляб мозга» (девочкам очень понравилась характеристика, которую дала мама их развлечению) началась:

– Ну что, единоутробная моя сестра, которую наш достопочтимый папа вчера обозвал Пылью Великого Ничто? Пойдем в гости? Пора навестить нашего друга!

– Ага, а то до вечера не доберемся, Лямбда Щита Спарты.

– Сестренка, а ты не задумывалась над тем, почему нас так назвали?

– Не думаю, что у нас есть изначально полные имена, как у мамы с папой.

– В смысле?

– Мы же родились за пределами «Предела». Поскольку они не надеялись попасть в «Предел», то и назвали нас просто Эль и Пыль, а уже потом папа стал выдумывать всякие дополнения, чтобы нас поразвлекать. Ты же понимаешь, что он это не всерьез!

Эль не ответила.

– О чем задумалась, Эль? Чего молчишь?

– Мыслю, Пыль.

– У нас «Рассхляб мозга». Неположено мыслить. Давай версию.

– Нет, не проходит вариант с тем, что они не знали о «Пределе».

– Почему?

– Потому, Пыль, что имена нам дал ББД.

– О, Один, дала же судьба нам папулечку и имянареченца! – Пыль рассмеялась.

– Зато весело!

– Ага! Ну что за Эль-Лямбда? Да еще и щита Спарты!

– Ну это не такое уж безумство. Это еще можно объяснить! Кто-то из предков папы по женской линии жил в Спарте. На щитах спартанцев была нарисована буква «Л», которая по гречески называется «Лямбда». Поэтому папа и выдумал для тебя: «Защитница Спарты».

– Нда… Звучит проще, чем «Пыль Великого Ничто».

– И так же непонятно и абсурдно!

– Ага! Потому что бред! Потому что я не буква, а Бог!

Девчонки опять расхохотались.

– Эль, на самом деле, мама обещала мне рассказать, почему нас так назвали.

– А я и так знаю!

– Ну-ну… И почему?

– Ты же у нас, если правильно, «Судьба»?

– Ну да, это папулечка наш меня из «Судьбы» в «Пыль» переделал. Знаю.

– Ну это тоже вполне объяснимо. На одном из человеческих языков (кажется, на английском) Судьба звучит как «Дэстини», а поскольку наш папа столь же ленив, сколь и непредсказуем в своей гениальности, то сократил «Дэстини» до «Дэсти». «Дэсти» очень созвучно «Дасти», что на английском значит пыль. Вот он и стал тебя звать «Пыль»!

– Имечко у меня дурацкое, но довольно забавное. Я против пафоса и предпочитаю быть Пылью. Давай! Начинай уже свою версию возникновения наших имен.

Эль сделала загадочное лицо.

– Давай! Не интригуй, Эль! Мы же безумствуем!

– Дело было так. Четвертый берег за «Пределом». Скалистый Сторе-фиордтолько-только очистился ото льда. Полдень еще не наступил. Палуба «Дракара» пахнет разогретым на весеннем солнце деревом. Представила?

– Ага! Кончай уже подражать «Книге»! Продолжай.

– Отлично! Продолжаю дальше! Мама этим утром решила, что пора рожать, папа против ничего не имел. Появляюсь я! Папа в восторге: «О Боже! Спасибо тебе за дочь!» – и нарекает меня в честь Бога. То есть одним из имен Бога – «Эль»!

– Ну-ну. Что дальше? – Пыль усмехнулась.

– И тут! – Эль придала голосу трагизма. – И тут появляется еще один младенец! Они, конечно, этого никак не ждали и понимают, что их жизнь навсегда изменилась.

– Чо-о-о-о? – прогнусавила Пыль.

– Не копируй маму! Не «чо», а «что»! Вернее, «Кто»! Появляешься ты! Папа в шоке, мама в истерике! Он понимает всю трагичность положения. Тут одного бы прокормить, а нас двое! Папа утирает скупую мужскую слезу себе, обильные женские слезы маме и произносит: «Крепись, Нельгда! это Судьбаа-а-а-а», то есть ты!

– О, Один! Какое же ты трепло! – Пыль расхохоталась.

– Ничего и не трепло! Вот мы и получились, поскольку двойняшки – «Божественная Судьба», а если одним словом, то «Проведение»!

Пыль захохотала как полоумная.

– Ой, не могу! Я сейчас умру от смеха – ха-ха-ха… У тебя мания величия, Эль! Божественная ты моя! Ха-ха-ха… – продолжала она хохотать.

– Правильно тебя папа переделал в Пыль,! Ты глупая, пустая хохотушка! – Эль сложила руки на груди и тряхнула головой.

– А-а-а-а! Не могу больше! Прекрати! Мы получаемся «Пыль Бога»! Нет, «Пыльный Бог»! О, мы с тобой – «Божественная Пыль»! – как безумная рассмеялась Пыль.

Эль попыталась нахмуриться, потом улыбнулась… и тоже расхохоталась…

«Минутка безумия» была окончена, мозги очищены и готовы к логическому мышлению.

– Ну, что? Пошли? – все еще улыбаясь, предложила Эль.

– Да, пора. Если мы продолжим «Минутку безумия», то она грозит перерасти в длительное, многочасовое сумасшествие, – ответила Пыль.