ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 13. Побег

После рассказа соседки мне становится по-настоящему страшно. Мой законный муж мог меня легко удушить. Случайно. Или стукнуть головой об стенку. Или пырнуть ножом. А потом плакать пьяными слезами от жалости. Неважно, что я ни в чем не виновата! До сих пор мне такая мысль в голову не приходила…

Мы с мамой в очередной раз собираем мои вещи, а Вовкина сестра рассказывает, извиняясь:

– Хоть он и мой брат, но скажу честно, скотина! Я пыталась на него повлиять, но где там! Он всегда отцу подражал. И в КГБ в 15 лет пошел, чтобы быть, как отец.

– Ну так что же? – говорит мама. – Не все же такие безобразия творят!

– Я и говорю, в отца он. Мать рассказывала, как он ее чуть не расстрелял у детей на глазах?

Я молча киваю. Она продолжает:

– А сам деваху какую-то мордастую домой приводил. Нас с матерью на улицу выгонит, закроются и догадайтесь, что там делают? Провожает ее довольный, по толстой ляжке хлопает. Говорит, это мой конспиративный осведомитель, работа, мол, такая. Мать даже пикнуть не смела.

Мы покидаем территорию собора святого Юра с тощими узелками моих вещей… Только бы успеть, пока он не вернулся с работы!

Я снова возвращаюсь к маме… Теперь она больше, чем я, боится моего дебошира-душителя. «Будь поосторожнее!» – с тревогой говорит мне по утрам. Пару дней он не показывается, а потом все начинается сначала! Нет от него ни покоя, ни спасения! Вовка преследует меня и в университете, и дома! Прощения просит, клянется, что с ума сходит от любви и ревности.

– Может, пожаловаться на него? – говорит мама. Я со страхом мотаю головой:

– Что ты?! Это же КГБ! Они же главнее всех! А если у него из-за меня неприятности будут, он напьется и снова драться полезет!

– Так его из КГБ выгнали уже.

– Мама, он мне рассказывал, что они своих никогда не бросают. Бывших кгбистов не бывает. Если уж попал в связку, всегда вытащат. Официально его наказали, даже уволили, но сами же на хорошую должность устроили. Думаешь, начальником бюро пропусков кого зря берут? Да еще во Львове устроили, не в захолустье послали. Немного времени пройдет, забудут, простят и еще продвигать будут по служебной лестнице. Он мне это уже десять раз объяснил!

– Кто же нас защитит от него?

«Был бы жив отец! – в который раз думаю я. – Не позволил бы этому подонку надо мной издеваться».

Мама с досадой говорит:

– Придется братьев просить… Эх, как не хочется к родичам обращаться! Упреков не оберешься. Да видно, без них не обойтись.

Мама пишет письмо в Горловку, старшему брату Хрисанфу. Что, мол, неудачное у Тамары замужество, буян попался, пьет и дерется. И вскоре приходит ответ: «Привози ее сюда. Брось все вещи, не жалей».

А как же учеба?! Я так гордилась и радовалась, что я – будущий адвокат! Всего два месяца на занятия хожу! Эх, если бы выпросить у него развод! Уговорить, объяснить, убедить развестись! Но разве это возможно? Разве я хоть раз смогла ему что-то объяснить? Придется уехать, видимо. Ничего не поделаешь.

Как уехать? Втайне от Вовки, который следит за каждым моим шагом? И мы решили разработать и осуществить побег по всем правилам конспирации.

Мама тайно рассчитывается с работы и сдает ведомственную комнату. Самые необходимые вещи она отправляет багажом в Горловку, остальное просто оставляет новым жильцам. Мебель продает соседям, но пока пустые шкафы для видимости стоят на своих местах. Он каждый вечер приходит к нам и уговаривает меня вернуться, клянется, что теперь все будет совершенно иначе! А я боюсь, чтобы случайно не открылся шкаф! Если он увидит пустые полки, заподозрит что-то, и рухнет наш план. Мама заранее покупает билеты. И вот все готово к побегу!

С утра меня колотит мелкой дрожью, но я усиленно делаю вид, что слушаю преподавателя. Я хожу на занятия у Вовки на виду до самого последнего дня, усыпляя его бдительность. Зная, что он может очень быстро обнаружить наш отъезд, мы придумали сесть в поезд не во Львове, а на следующей станции. Такая предосторожность не помешает, иначе он может снять нас с поезда!

Вовка сразу же обнаруживает мое отсутствие на занятиях и бегом прибегает к нам домой. Соседка говорит: «Не знаю, уехали куда-то». Он – на вокзал. Задерживает отправку поезда, подключив линейную милицию, и обыскивает все вагоны! Он сразу догадался, что наши дороги ведут в Горловку.

А мы с мамой, как и задумано, садимся на следующей станции и едем, довольные удачным планом! Мы в безопасности! Все удалось! Мы избавились от дикого зверя! Но все равно я не могу спокойно спать…

В Киеве еле-еле дожидаюсь пересадки. Прошлый раз, пять лет назад, я была в гостях у дяди Вити Шаламова, и эти 12 часов пролетели незаметно. Сейчас время тянется, тягучее, как кисель. Скорее бы!

Это же мы как раз с Вовкой в поезде познакомились, когда я к бабушке в Горловку ехала. Какой я была восторженной и наивной дурочкой! Его полунамеки, недоговорки… Пистолет под подушкой… Он показался мне сильным, смелым и благородным защитником Советской страны. «Кто ж знал, что он пьяный дурак?» – думаю я, уныло глядя на пролетающие за окном деревья.

От вокзала до поселка, где живет мамина сестра Настя, ходит автобус. Уставшие, увешанные чемоданами и сумками, едва волоча ноги, добираемся до ее двора. Жить пока будем у нее, мама договорилась. Всегда нас тетя Настя выручает! И накормит, и приютит. Жаль, что у меня сестры нет. Я бы вышла на крылечко и сказала:

– Добро пожаловать, сестричка и племянница! Здесь вас никто не найдет!

Однако Настенька встречает нас словами:

– Не пугайтесь, у нас гость. Он только что приехал.

Как?! Как он нас опередил? Мы же все продумали…

Оказывается, Вовка сел в другой поезд, в котором пересадка через 2 часа, и приехал к маминой сестре раньше нас… Школа КГБ, нечего сказать, оперативно сработано!

– Что же это вы? – упрекает он маму. – Тому увезли… Я же сказал, исправлюсь!

– Все! С братьями моими будешь разговаривать, – твердо говорит она.

Вечером собираются на семейный совет мамины старшие братья, Хрисанф, Андрей и Костя, бывшие фронтовики, и племянники Вася и Толик. Здоровенные хмурые мужики, привыкшие к тяжелому физическому труду, тяжело рассаживаются на довоенном кожаном диване и жестких простых стульях. Вовка среди них выглядит невзрачным белобрысым подростком. Дядько Андрей, высокий, плечистый, сверкает серым тяжелым взглядом из-под лохматых бровей. Ох, как я его в детстве боялась! Но сейчас его рассерженный голос басит коротко и отрывисто в мою защиту:

– Езжай домой! Племянницу не отдадим! Тут останется!

Вовка верещит-захлебывается:

– Моя жена! Я ее заберу! Имею право!

Дядя удивленно бровями шевелит, как будто бы через увеличительное стекло диковинного микроба рассматривает:

– Что за птица-гусь?! Это там, у себя, ты пырхать можешь! А тут, парень, не разгуляешься. Тут – Донбасс!

И так мрачно и грозно у него звучит это слово, что у меня мурашки по коже побежали! Хотя я выросла в Донбассе…

Самый старший брат – дядя Хрисанф, по привычке поглаживая вспотевшую загорелую лысину, молча кивает, подтверждая слова Андрея.

Вовка дергается, ногами топает, искоса поглядывает на их кулаки-кувалды, а пистолета-то у него нет! Дядько Андрей увесисто и внушительно продолжает:

– Живьем в землю закопаем. У нас, в Донбассе, это запросто.

Я вздрагиваю, невольно представляя, как Вовке скручивают руки и запихивают в подготовленную яму, как комья чернозема постепенно скрывают ненавистное лицо, перекошенное от ужаса. И, честное слово! Мне ничуть его не жаль!

Неужели они на самом деле его бы смогли закопать??

Бормоча ругательства, Вовка уходит, шляется где-то всю ночь, приходит побитый, без часов.

В доме тети Насти постоянно «дежурит» надежная охрана – мои двоюродные братья. Вася старше меня на два года. Он был ранен на фронте, поэтому у него одна нога короче другой. Он бегает по комнатам, прихрамывая, и в ожидании Вовки ругает его матерными словами. Я из дому не выхожу.

Несколько дней Вовка слоняется по городу, ищет друзей-собутыльников, но находит только кулаки на свою голову и изрядно помятое лицо. Теперь он пытается надавить на сочувствие:

– Как я поеду? У меня денег на билет нет!

И дяди, и братья непреклонны:

– Пешком иди!

Наконец-то! Наконец-то он уехал! Пообещав вернуться за мной!

* * *

Позже было несколько писем от него. «Вернись, надо продолжить учебу. Я тебе помогу восстановиться в университете». На память о двух месяцах учебы мне остался студенческий билет и зачетка без единой записи.

Потом пришло письмо: «Мне нужен развод. Я встретил женщину и хочу жениться. У меня уже есть дочурка, я ее назвал Тамарой, потому что у меня самые лучшие воспоминания о тебе. Я тебя обижал напрасно, но только потому, что сильно-пресильно любил. Если не хочешь разводиться, давай сделаем, как моя сестра».

Я поняла, что он имел в виду. Сестра заявила, что потеряла паспорт, и ей выдали новый, без штампа о регистрации брака. Я так и сделала. Написала заявление в милицию, сначала мне выдали справку, а через три месяца я получила новый паспорт со своей девичьей фамилией.

Еще одно письмо пришло мне из его райкома партии, когда его из кандидатов в члены партии должны были принять. Документы передали из Проскурова во Львов, а у него строгий выговор за пьяный дебош. Он с честными глазами утверждал, что исправился, но одна женщина знала хорошо нашу историю и не дала ему соврать.

* * *

Это был 1951-й год. В жерновах государственной системы покалечило и исковеркало множество судеб. Мой муж, начав подрабатывать в системе КГБ с 15 лет, еще мальчишкой, посыльным, привыкал к той среде подозрительности, тотальной слежки, доносов, предательства и своей безнаказанности, считая себя кристально чистым пред Родиной, партией и лично перед Сталиным. Он привык, что с секретной службой КГБ никто не решался связываться. За ним стояла СИСТЕМА, ему прощалось все. И мой муж – продукт этой лживой и агрессивной системы, да и жертва тоже. Кроме того, он подражал своему отцу, работнику КГБ. Тот прямо у себя дома имел любовную связь с подругой его жены, уверяя в том, что это его конспиративный осведомитель, работа, мол, такая. И в тоже время был бешено ревнивым мужем и чуть не расстрелял жену, мать своих детей, из пистолета.

Конечно, все это я поняла намного позже, когда рухнула сталинская диктатура, когда открылись секретные архивы, когда другие разочарования и потрясения сотрясали мою жизнь. А тогда…

Круто и бесповоротно жизнь отвернула меня от карьеры юриста и выбросила, как слепого котенка, из культурной столицы Западной Украины в родную задымленную провинциальную Горловку. Без специальности и перспектив. Раздавленную стыдом и унижением. В ушах звенело от криков и оскорблений, в глазах рябило от ярких воспоминаний о ножах, пистолетах и кровище. Как жить дальше?!