ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 12. Я Тому люблю

Как обычно, после большого скандала, Вовка ходит смирный и тихий. Агнец. Вовремя встречает меня из школы. На «операцию» не ходит! Потому что пистолета нет… На меня покрикивает, но это мне уже привычно…

Совершенно неожиданно для меня приезжает мама. Я и не знала о телеграмме.

– Что же ты, подлец, дочку мою обижаешь? – мамины строгие серые глаза буравят Вовку насквозь.

– Я? Не-е! Я не обижал! Меня разозлили! Она со школы ушла, я не знал, что думать! У нас тут бандитов столько, что не пересчитать.

– Бандитов, говоришь? В общем, так! Тамару я забираю!

Расстроенная хозяйка расписала ей в красках и лицах светопреставление с пистолетом. Мама быстро и решительно собирает мои вещи.

Трезвый и смирный Вовка бродит за ней с видом раскаявшейся побитой собаки:

– Я же Тому люблю! Как я без нее??

Не обращая внимания на его лицемерные восклицания, мама аккуратно пакует узлы в сундук и отправляет его контейнером обратно во Львов. Вовка все время бубнит, что он меня любит и без меня не может.

Мы едем во Львов. Неужели остался позади мрак и ужас моей короткой семейной жизни? Я просыпаюсь от посторонних звуков в страхе и оцепенении, а на улице втягиваю голову в плечи и боюсь смотреть по сторонам…

Что дальше делать?! Я не успела сдать выпускные экзамены, и у меня нет аттестата о среднем образовании! В 9 классе я мечтала стать учителем математики, как строгая Мария Тимофеевна, или учителем истории, как Семен Львович. «У женщины должна быть серьезная профессия – учитель, врач или юрист», – вспоминаю я слова отца. Неожиданно по почте приходит от Вовки письмо с моим аттестатом и хвастливой припиской, как здорово он подсуетился, чтобы мне без экзаменов выдали аттестат. Ура! Я бегу подавать документы в университет!

Секретарь приемной комиссии, видя мои сомнения, переспрашивает, на какой факультет я собираюсь поступать:

– Вы понимаете, что закончив педагогический, вы будете пожизненно работать учителем в школе?

– Мне нравится быть учителем.

– Юридический – это более широкий профиль, можно работать и адвокатом, и следователем, и юристом.

– Да-да. Наверное, все-таки я хочу быть адвокатом.

– Если Вы сомневаетесь в выборе, у меня есть для Вас другое предложение. В университете открывается новый факультет микробиологии. Это очень перспективное и интересное направление! И работа для женщины самая подходящая, всегда в лаборатории возле микроскопа в белом халате. Подумайте! Набор в этом году впервые, без конкурса. Вы только заявление пишете, и Вы уже студентка. А на юридическом – конкурс!

– Ну что Вы! С червями и микробами? Фу! Нет-нет, это не для меня!

Экзамены я сдала! С легкостью ответила на вопросы в билетах и решила все задачи, написала сочинение – и вот! Я – студентка 1 курса Львовского государственного университета! Юридический факультет! Звучит?! При конкурсе 4 человека на место!

Папа бы одобрил мой выбор и мой успех! Я буду юристом! Я представляю себя в будущем кабинете за огромным столом с аккуратными стопками документов, я изучаю «дело» и готовлюсь к выступлению. Почему-то мне хочется быть именно адвокатом. Защищать людей! Вот мое призвание! Составить красивую речь, опираясь на знания и логику, и вот – дело выиграно!

Правда, список предметов приводит меня в ужас. Философия, культурология, естествознание, ораторское искусство, латынь, логика, экономика, социология, философия, политология, основы марксизма-ленинизма, римское право, история правонарушений, административное право, семейное право, гражданское право… И это только часть! Ничего себе! Как это все влезет в мою голову? Причем, на украинском языке? И диплом защищать придется на украинском… А в общем, учиться мне нравится. Из всех предметов больше всего меня интересуют «Государство и право», философия, психология и логика.

Пугает еще то, что весь предыдущий выпуск направили на работу следоками в Закарпатье, в разгар войны с бандеровщиной. Представителей советской власти зверски убивают, бросают в канализационные колодцы и реки. Не буду думать об этом, за пять лет учебы еще что-то изменится!

– Зачем юристу латинский язык? – скрипучим назидательным голосом начинает урок преподаватель. – Настоящий юрист – это одновременно законник, историк, филолог, философ, экономист и арифметик. Основы гражданского законодательства были сформированы во времена Древнего Рима. С тех пор мало что изменилось. Как известно, в Древнем Риме говорили и писали на латинском. А в юриспруденции терминология – основа основ.

Он такой старый, как сама латынь, в нем даже клопы завелись. С первой парты мне хорошо видно, как худой малоподвижный клоп вышел из нагрудного кармана жилетки, посидел и вернулся.

Единственный предмет, который преподается на русском языке – это криминалистика. Ее читает бывший прокурор с богатым опытом, и каждую тему подкрепляет примером из своей практики. Его лекции запоминаются, и криминалистика становится моим любимым предметом. Когда он образно рассказывает о раскрытии сложных преступлений с помощью логических размышлений, экспертизы и биологических исследований, мне кажется, что ожил Шерлок Холмс!

– Микроследы имеют решающее значение в практике расследования преступлений. Они содержат информацию об обстоятельствах этого деяния и о действиях преступника, помогают установить объективную истину. При их изучении необходимы специальные криминалистические знания, а также знания в области химии, физики, биологии, психологии и других наук. Очень часто присутствие ворсинок одежды, мельчайших частичек кожи является неопровержимым доказательством виновности преступника.

А вот принцип связи преступника и жертвы запомнился мне на всю жизнь:

– Очень важно не только то, что говорит человек, но и то, КАК он это сказал – мимика, поза, интонация, движения, дыхание, громкость голоса, пауза между вопросом и ответом. Мы делаем или говорим что-то неуловимое, что рождает в нашем собеседнике тот или иной отклик, вызывает какие-то эмоции, и он не всегда сможет растолковать нам, почему в ответ на вашу реплику он отреагировал именно так. Часто преступник интуитивно выбирает ту или иную жертву среди многих других людей – того, кто больше напряжен, волнуется, или, наоборот, совершенно отрешен и не ждет нападения, того, чье внимание ослаблено, того, кто неуверен в себе или, наоборот, демонстрирует слишком явную уверенность и высокомерие.

Я никогда не задумывалась над этим! Мне казалось, что преступник – это особенный человек, злодей, поджидающий прохожего ночью в подворотне. Достаточно не ходить по опасным улицам, чтобы избежать нападения. А по этой теории получается, что жертва частично виновата в преступлении? Своим поведением привлекает и провоцирует преступника?! А как его узнать? У него же на лбу не написано, что он собирается закон нарушать? Несчастные абстрактные жертвы вызывают у меня сочувствие и жалость. Но мне и голову не приходит, что я уже больше года нахожусь в этом узле «преступник-жертва» и могу являться классическим примером для изучения…

* * *

Проходит первая неделя учебы, и в одно прекрасное утро я сталкиваюсь с Вовкой на крыльце университета:

– А ты что здесь делаешь?

Вовка хвастливо заявляет:

– Работаю я здесь! Начальником бюро пропусков!

И в тот же вечер приходит к нам домой и рассказывает моей маме:

– Я теперь во Львове буду жить, у сестры. Из органов меня уволили. Майор сильно разозлился, рапорт подал. Мне прописали по первое число. Томка – молодец! Пулю подняла. Если бы пулю не нашли – трибунал! Теперь пистолета нет, и работы тоже! Зато я во Львов назначение выпросил.

Хорошо, что мама дома! Он ничуть не раскаялся! А мне совсем не хочется с ним разговаривать!

– И что ты думаешь дальше делать?

– На работу устроился. Новую жизнь начну! Я свои ошибки понял, теперь все по-другому будет! Я Тому люблю. Я без нее не могу!

Мама неуверенно пожимает плечами. Но я мириться не собираюсь! И Вовка начинает «осаду», в своей обычной манере. Приходит каждый вечер, клянчит, извиняется, виляет хвостом и рассказывает сказки о светлом будущем на горизонте. Мама выпроваживает его с облегчением.

Теперь моя радость от учебы омрачается тем, что его ухмылку я вижу утром и вечером, разворачивая студенческий билет на пропускном пункте в корпус университета.

До чего же он прилипучий! Ходит следом, прощения просит, уговаривает. Трезвый вроде.

Он полностью держит мои передвижения под контролем, мое расписание знает лучше меня. Я вздрагиваю от его неожиданных появлений за моей спиной! Убеждает меня, что мы жили бы хорошо, если бы не мешала теща. Уговаривает меня его сестра и гостившая у нее мать. «Попробуйте, поживите, все наладится». Нет от него никакого покоя, и я соглашаюсь перейти жить к его сестре. Может, все образуется?! Он же все-таки мне законный муж!

Когда Львов стал советским, для работников КГБ в трехэтажных зданиях на территории собора святого Юра устроили квартиры. Раньше здесь были монашеские кельи, а теперь коммуналки с длинными коридорами и высокими потолками. А стены! Толстые каменные стены хранят вековую прохладу и тишину. Вовкина сестра Инна живет в большой комнате, нам выделили маленькую, в третьей – еще одна семья с маленьким ребенком. Днем малыш остается с няней, пока родители на работе.

Теперь я под надзором у него круглосуточно. Утром мы вместе идем в университет, он торчит возле меня на перемене, отводит домой. А вечером? Как обычно, гости и пьянки! Сестра ругает его:

– Хватит пить! Ты катишься по наклонной плоскости!

Вовка не ссорится с ней. Зачем, если я всегда под рукой? На мне удобно выместить пьяное зло. К маме мне ходить не разрешает:

– Чему она может тебя научить? Она же немецкая подстилка! 2 года была на оккупированной территории.

Я возмущаюсь:

– Так не только она была!

– Вот-вот! Почему осталась? Ах, не попала на организованную отправку? Надо было пешком уходить! Почему вас не расстреляли? Не отправили в концлагерь? Значит, угождали фашистам! Таких немцы оставляли в живых!

У меня кипят слезы, я пытаюсь оправдываться, но он заводится еще больше:

– Раз ты ее защищаешь, значит, ты тоже немецкая проститутка! Было 8-11 лет? Ну и что? И малолетки были проститутки. Знаю я! В КГБ насмотрелся!

Я возражаю:

– Это невозможно! Ты же был у меня первым!

А он мне в ответ:

– Все вы бабы, суки брехливые! Я уже давно понял! Подставилась, когда месячные, чтобы потом права качать!

Он орет все громче и начинает буцать мебель. На шум из другой комнаты прибегает мать, она как раз гостит у нас, и пытается его остановить. Снова летают стулья, и в этот раз еще и шифоньер падает! Мать хватает его за руки и подставляет свои ноги, чтобы не колошматил в дверь, но он без жалости бьет по материнским ногам…

Наутро она показывает ему огромные синяки и обзывает его:

– Тварь! Сволочь! Скотина! Что ж ты делаешь?

Но он даже прощения не просит, говорит:

– Сама виновата, не лезь! Не злите меня…

* * *

У нас очередной гость. Вовка говорит:

– Знакомься, это мой друг. Василий.

Они оба добряче под хмельком, но усаживаются за стол, едят-пьют, все громче поют патриотические песни. О чем-то спорят, успокаиваются, снова задираются. Я уже так устала от этих криков-песен! Наконец-то Вовка идет провожать друга, а соседка-няня с ребенком идут гулять. Хоть бы полчаса тишины! Но через полчаса я начинаю волноваться – что-то долго они провожаются! И точно, прибегает запыхавшаяся бабушка:

– Ой, Тамара! Що там робиться! Твій Володька на площі дереться з тим хлопцем! Людей повно! Увесь в крові! Рубаха порвана!

Я мечусь по кухне – утюги, сковородки, ножи все прячу в духовку, под печку, от греха подальше. Знаю, что все на моей голове оказаться может.

Бабуля с ужасом смотрит на меня и говорит:

– О, бачу, ти добре знаєш свого чоловіка!

А у меня, как всегда, горло болит, и шарфом завязано, концы его наперед и назад свисают. Я сразу подумала, что тут петля, схватит за два конца и задушит. Я в спешке шарф снимаю, а бабка:

– Ой, Боже, Боже, що ж це буде?

Тут и Вовка на пороге, рукав оторванный висит, весь окровавленный. Я его жалеть, задабривать, а он:

– Откуда ты его знаешь?! Вертихвостка!

– Кого?

– Василия! Давно ты с ним путаешься?

– Первый раз вижу! Ты ж нас познакомил!

– Не трепись! Что я не видел, как вы перемаргивались? Потому он и пришел сюда, что к тебе шел, а я, дурак, сразу не понял! Вы уже снюхались с ним?

Ударом повалил меня на сундук. Я чувствую, что не смогу оттолкнуть, удушит он меня! Отбиваюсь руками и ногами! Когда я хрипеть начала, заскочила бабка. Как схватит его за черти, как труханет об стенку! Откуда сил столько взялось у пожилой женщины? Вовка удивился и моментально успокоился. Иногда и матери так удавалось его остановить.

* * *

На следующий день мы с мамой приходим за моими вещами, пока Вовки нет дома. Я спрашиваю у моей спасительницы:

– Как Вы не побоялись вступиться? Он же зверь!

Бабушка вздыхает:

– Дитинко, я дочку поховала. Я за онуком дивилася, коли вони на роботі. Дочка прийшла, а я – додому, як завжди. Ввечері сусідка прибігла: «Иди, там дочка твоя мертвая!». Її п’яний чоловік від ревнощів задушив. Біля дома швидка допомога і міліція, а моєї донечки вже в живих немає… От я і подумала, краще нехай ця сволота мене вб’є, але другого такого випадку не буде!