Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
5
Рана на руке Гейрмунна полностью зажила, как и плечо брата, хотя тот выздоравливал медленнее.
Наступила зима, а с нею и всегдашние бури. Большинство кораблей пережидали зиму в бухтах. Лишь немногие отваживались, наравне с китами, плавать по свирепым волнам. Путников, прибывающих в Авальсснес, поуменьшилось, равно как и гостей в усадьбе Хьёра. Меж тем Стейнольфур, не теряя времени, набирал людей, готовых принести клятву на верность Гейрмунну и отплыть с ним летом, если к лету у младшего сына конунга появится корабль.
Пока что корабля не было.
Гейрмунн собрал все имевшиеся средства, но их не хватало на покупку или постройку корабля, даже если бы ему удалось проделать это втайне от отца, в чем он сильно сомневался. Несколько раз Гейрмунн подумывал обратиться за помощью к матери. У нее имелось серебро и золото. Может, она поддержит сыновние устремления? В этом Гейрмунн тоже сомневался. Оставался Хамунн, однако Гейрмунну не хотелось раскрывать брату свои замыслы. Пусть Хамунн окончательно поправится. Так Гейрмунн говорил Стейнольфуру и Шальги, умалчивая о другом, в чем пока не признавался даже себе. Прежде он безоговорочно доверял брату. И вдруг доверие пошатнулось.
Началось это с волчьих шкур.
Хамунн прилюдно подарил их отцу, сказав, что одержал победу над волками в честь конунга Хьёра. О том, что нескольких волков убил Гейрмунн и что эти шкуры сдирал не он, а младший брат, Хамунн в своей хвастливой речи умолчал. О замысленном обмане Гейрмунн узнал наравне со всеми. Гейрмунна это рассердило. Он промолчал, но с того дня усомнился в верности брата.
Когда тяжкое владычество зимы над морями и ветрами подошло к концу, корабли вновь поплыли, и Авальсснеса достигла весть о прибытии Гутрума. Датчанин собирался встретиться с Хьёром, призвав норвежцев примкнуть к флотилии Берси и отправиться на завоевание Англии. Гейрмунн расценил эту весть как сигнал: если он хочет заполучить корабль, надо действовать быстро. Он пригласил Хамунна порыбачить. Это была их первая вылазка после неудачной прошлогодней охоты.
Отправились недалеко: в западную часть острова. Леса там были пореже, а в бухтах кричали красноножки, снуя между скал и ухватывая длинными клювами рыбу. Добирались верхом. Всю дорогу братья молчали и продолжали безмолвствовать, когда остановились возле бухточки, удачно защищенной от морских волн несколькими островками. Вода здесь была синей и спокойной. Места эти славились обилием рыбы, однако к полудню на удочки братьев не попалось ни одной рыбешки.
– Видно, Эгир сегодня против нас, – наконец нарушил молчание Хамунн.
За время болезни он заметно исхудал. Только недавно к его смуглой коже стал возвращаться прежний оттенок.
– Эгир, но не другие боги, – ответил Гейрмунн.
Удивленный ответом, Хамунн повернулся к брату.
– Море предлагает и другие возможности, – сказал Гейрмунн. – За морем есть богатства, которые могут стать нашими. Я говорю про Англию.
Хамунн отложил удочку. С севера вдруг подул ветер, пахнущий морской солью и несущий сказания о землях, где холод и лед властвовали постоянно.
– Что за странные слова? – спросил Хамунн.
– Слышал про датчанина по имени Гутрум?
– Конечно слышал. – В голосе брата ощущалось недоумение: как Гейрмунн мог подумать, что он не слышал про Гутрума. – При чем тут Гутрум?
Гейрмунн смотрел вдаль; туда, где за скалами островков плескались высокие морские волны, а дальше лежал безбрежный океан.
– А что, если нам уплыть вместе с ним?
Хамунн искоса посмотрел на Гейрмунна и улыбнулся, словно вдруг раскусил шутку. Но улыбка быстро погасла и не вернулась. Кажется, он понял, что брат не шутил.
– Плыть с флотилией Берси почетно, – продолжал Гейрмунн. – В Англии мы прославим наши имена, как когда-то наш дед. Сыновья Хьёра и Льювины вернутся в Авальсснес, стяжав богатство и славу.
Северный ветер усилился и теперь гнал морские волны, нарушая спокойствие бухты. Он трепал волосы Хамунна, взлохмачивая косы. Хамунн взглянул на небо, где теснились облака. Присев на корточки, он стал вытаскивать лески удочек.
– Надо возвращаться, а то нас накроет бурей.
– Брат, послушай меня. – Гейрмунн перешагнул через камни, разделявшие их, и подошел к Хамунну. – Гутрум приедет в отцовскую усадьбу. Я собрал людей, готовых принести нам клятву на верность. Нужен лишь корабль, и тогда мы поплывем.
– Ты собрал людей? – Хамунн застыл с мокрой удочкой в руках. – Каких?
– Свободных. Они согласны на мои предложения.
Хамунн молча смотал оставшиеся удочки – ни одна не принесла улова. Затем встал.
– Что ты можешь им предложить?
– То же, что и тебе. То, что предлагают нам Гутрум и Берси. Земли саксов и их богатство.
– Вот только корабля у тебя нет. – Хамунн принялся сматывать удочки брата, чуть морщась от оставшейся боли в плече. – Теперь понятно, зачем ты позвал меня на рыбалку.
– Да, мне нужен корабль, – согласился Гейрмунн. – И твоя помощь в разговоре с отцом. Тебя он послушает.
– Значит, ты хочешь заполучить отцовский корабль и забрать с собой его людей? Людей из Ругаланна?
– Я же сказал: это вольные люди.
– И они готовы стать твоими клятвенниками?
– Да.
Ветер бушевал вовсю. Облака стремительно неслись по небу и быстро закрыли солнце. Смотав оставшиеся удочки, Хамунн поспешил к лошадям. Гейрмунн последовал за ним.
– Если ты поплывешь со мной, они станут и твоими клятвенниками, – сказал он брату.
Хамунн убрал удочки и, не сводя глаз с неба, отвязал от коренастой сосны лошадь, после чего забрался в седло.
– Если поскачем быстро, может, обгоним дождь. Но эта буря…
– Послушай, брат. – Гейрмунн ухватился за поводья лошади Хамунна. – Я чувствую: это моя судьба. Она меня зовет. Обещаешь мне помочь?
– Сделаю что смогу, – вскинул голову Хамунн.
– О большем не прошу, – сказал Гейрмунн.
Он вскочил в седло, и братья галопом понеслись домой, подгоняемые ветром и дождем. Буря нагнала их у самых ворот Авальсснеса.
Через шесть дней на длинной ладье, полной датчан, приплыл Гутрум.
Гости пировали в большом зале. Жарко пылал очаг. Мать Гейрмунна, нарядившись в шелка из земли франков и надев золотые и серебряные украшения, подала медовуху. Первый рог она протянула мужу, второй – Гутруму. Датчанин, сидящий рядом с Хьёром, очень отличался от отца Гейрмунна и Хамунна. Пальцы Гутрума были унизаны кольцами и перстнями, тунику украшала вышивка, а на плечах лежала меховая накидка. Пояс туники переливался драгоценными камнями, несомненно добытыми в набегах. Ему было лет сорок или чуть больше. Судя по многочисленным шрамам, жизнь не была к нему милосердна. Гутрум все делал со страстью: ел, смеялся. Гейрмунн представил, какой грозой оборачивается его страсть во время битвы.
– Все рассказы о дружелюбной конунге Ругаланна оказались правдой, – говорил Гутрум. – Твои красота и изящество, конунга Льювина, известны повсюду, хотя, как убеждаюсь, лучше один раз тебя увидеть.
– Благодарю тебя, ярл Гутрум, – ответила мать и поклонилась.
Гейрмунн знал: каждый мужчина, появлявшийся в замке Хьёра, считал себя обязанным высказать Льювине восхищение, хотя втайне им не нравился и вызывал недоверие цвет ее кожи, жесткость волос и разрез глаз. Но похвалы Гутрума казались искренними.
– Если все женщины Бьярмаланда столь же красивы, как ты, – продолжал датчанин, – странно, что твои сыновья до сих пор не поплыли туда за женами.
– А если ты, ярл Гутрум, льстишь женщинам в каждом усадебном доме, где бываешь, удивительно, что тебе по-прежнему нужны корабли, – засмеялась конунга.
– Так вам известно, зачем я приплыл? – с улыбкой спросил Гутрум.
– Конечно известно, – ответил конунг Хьёр. По тону чувствовалось, что он счел вопрос несколько оскорбительным. – Но говорить о делах мы будем не раньше, чем поедим.
Датчанин широким жестом обвел зал.
– Уверен, мужчинам и женщинам Ругаланна захочется узнать, с какими вестями я прибыл.
– Нет, – отрезал конунг. – Говорить мы будем наедине.
Датчанин поковырял в зубах, потом кивнул:
– Как пожелаешь.
Услышав о цели приезда Гутрума, Гейрмунн посмотрел на брата и едва заметно кивнул, напоминая Хамунну об их договоренности. Тот мельком взглянул на отца и ответил таким же кивком.
– Когда вторгнувшиеся в круг говорят, они меняют погоды оружия, – сказал скальд Браги, сидевший рядом с Гейрмунном.
Гейрмунн повернулся к старику. Четырнадцать лет назад, когда Браги впервые появился в усадьбе Хьёра, его борода уже была седой. Кое-кто принимал его слезящиеся глаза и рассеянную улыбку за признаки старческого слабоумия, но Гейрмунн знал: за эти годы острый ум скальда ничуть не пострадал, а глаза подмечали каждую мелочь. Он любил Браги и всегда благодарил богов за то, что этот человек живет в Авальсснесе.
– Какую погоду оружия ты предсказываешь? – негромко спросил у скальда Гейрмунн.
– Я не предсказатель. Но война чем-то схожа с крестьянским трудом. В преддверии зимы что конунг, что раб могут пожать лишь то, что посеяли весной.
– Не уверен, – возразил Гейрмунн. Он доел последний кусок свинины и ломтем ячменного хлеба подобрал остатки подливы на тарелке. У подливы был вкус орехов из темного подлеска. – Порою война является к конунгу без приглашения.
– Верно. – Браги глотнул эля. – Сорняки тоже являются без приглашения. Но заботливый крестьянин знает, как уберечь от них урожай.
– А что ты скажешь о наводнении? Или голоде?
– Сейчас ты говоришь о делах богов. О судьбе.
– Тогда ответь: как быть с судьбой?
– Трус убежден, что проживет вечно, если не ввяжется в бой, но перемирия со смертью не заключишь. – Браги положил руку Гейрмунну на плечо. – Если судьба нашла тебя, смело выходи навстречу. Это единственно правильный шаг.
Гейрмунн засмеялся. Пир за столом продолжался. Гости Авальсснеса отличались неукротимым аппетитом. Доски с угощением пустели, едва появлялись на столе. Эль и медовуха текли не только в глотки, но и по бородам датчан. Наконец настало время для разговоров. Конунг встал из-за стола и направился в совещательную комнату. Вслед за ним пошла конунга, за нею – Гутрум и Хамунн. Гейрмунн хотел присоединиться к ним, однако Браги взял его за руку.
– В молодости я участвовал в таких делах, – сказал он, глядя вслед ушедшим.
Гейрмунн же только вступил в пору молодости, и младшему сыну конунга не терпелось оказаться в совещательной комнате.
– Хочешь, чтобы я попросил отца…
– Ой нет. – Браги отпустил его руку. – В молодости такие дела меня интересовали. А нынче уже нет.
Гейрмунн нахмурился:
– Тогда зачем ты меня…
– Хочу, чтобы ты встретился со мною возле погребального кургана твоего деда. Завтра, на восходе.
– Встретиться с тобой? – недоуменно покачал головой Гейрмунн. – Я что-то не понимаю.
– Сейчас поймешь. Я хочу поговорить с тобой, но не сейчас. Хочу отдать тебе кое-что, но не здесь. И сделать это я хочу перед курганом твоего деда, на восходе солнца.
Гейрмунн кивнул, по-прежнему ничего не поняв.
– Ну ладно. Я буду там.
– Вот и славно. А теперь иди, говори о погоде, – сказал скальд, отпуская Гейрмунна.
Слова Браги озадачили его, одновременно вызвав любопытство. Хмурясь, Гейрмунн прошел в совещательную комнату. Отец вполне мог выгнать его. Гейрмунн мысленно приготовил возражение, но оно не понадобилось. Когда он вошел, Гутрум уже говорил. Датчанин сидел на противоположном конце стола. Увидев Гейрмунна, Гутрум умолк.
– Извини, что помешал, – пробормотал Гейрмунн.
– Извинения излишни, – ответил Гутрум. – Пусть оба сына послушают то, что я намерен сказать.
Гейрмунн сел рядом с матерью, напротив брата. Отец попросил датчанина продолжать.
Гутрум по привычке потянулся за элем, но стол, накрытый полотняной скатертью, был пуст. Не смутившись, датчанин продолжил свою речь.
– Сдается мне, причина моего появления в ваших краях – отнюдь не тайна. Я хочу поговорить об Англии. Датчане вместе с небольшим отрядом норвежцев одержали внушительные победы над саксонцами в Нортумбрии. Хальфдан Рагнарссон укрепился в Йорвике, откуда стал завоевывать Восточную Англию. Вскоре он захватит Мерсию, и тогда у англичан останется только Уэссекс.
– Мы слышали известия об их победах, – ответил Хьёр.
– Но завоевать Мерсию и Уэссекс не так-то просто, – продолжал датчанин. – Уэссексом правит сильный король по имени Этельред. Потому-то мой конунг Берси и собирает флот, могущественнее которого еще не видели. Он поплывет к датчанам, обосновавшимся в Йорвике. Совместными усилиями Берси и Хальфдан завоюют все саксонские земли, включая Уэссекс.
Гутрум посмотрел на Хамунна, затем на Гейрмунна.
– Воины Ругаланна, примкнувшие к нам, обретут славу, богатство и земли.
Гутрум назвал все то, чего жаждал Гейрмунн. Если власть над Авальсснесом перейдет к Хамунну, ему все равно придется искать себе владения в других краях, иначе он останется ни с чем. Но Гейрмунн знал: Гутруму потребуется не только он и его меч. От сына Хьёра будут ждать, что он примкнет к завоевателям, имея собственный корабль и верных людей, готовых сражаться. Гейрмунн не хотел говорить раньше времени и давать отцу повод прогнать его из совещательной комнаты. И потому он молчал и ждал.
– Мерсия и Уэссекс – сильные и богатые королевства. Я знаю, какие богатства ожидают победителей, – сказал конунг Хьёр. Взмахом руки он обвел комнату. – Эта усадьба построена на деньги, добытые в походах на восток. В набегах на Финляндию и Курляндию.
– Деяния Хальфа и его воинов известны повсюду, – подхватил Гутрум. – Заслуги твоего отца известны и датчанам.
Гейрмунна охватила гордость. Он выпрямился и поднял голову.
– Эти деяния совершались много лет назад, – продолжал конунг. – Тогда было другое время. Ты говоришь о большем, нежели набеги и богатства. Ты говоришь о коронах. Мы с тобой знаем: если каждое саксонское королевство падет к ногам Берси и Хальфдана, английские короны окажутся на головах датчан, но не норвежцев.
– Не торопись с выводами, конунг Хьёр. – Гутрум поднял руки, блеснув золотом колец на пальцах. – Берси и Хальфдан – люди чести. Они вознаграждают оставшихся в живых и чтут погибших в боях. Клянусь тебе: твои люди, примкнувшие к флотилии Берси, получат соразмерные доли богатства и земель.
– А если датчанам не удастся победить саксов Мерсии и Уэссекса? – спросил конунг. – Что останется побежденным? Грызться между собой за Нортумбрию и топи Восточной Англии?
– Твои сомнения оскорбляют всех датчан. – Гутрум стиснул зубы, но не позволил себе нахмуриться. – Мы обязательно победим саксов.
– Возможно, победите. – Конунг помолчал. – Допускаю, что так и будет. Но Ругаланн не пошлет с тобой ни кораблей, ни воинов. Они нужны здесь.
– Для чего? – Гутрум все-таки нахмурился, а его голос сделался резким. – Стеречь рыбу и овец? Или, быть может, охранять пристань, где ты обманываешь проходящие корабли, говоря, что они нуждаются в починке? Не думай, что твои уловки проходят незамеченными, – добавил гость, позволив себе ткнуть пальцем в сторону конунга.
Гейрмунн замер, ожидая отцовского ответа, но Гутруму ответил Хамунн.
– И ты не думай, ярл Гутрум, что твое неуважение осталось незамеченным. Не забывай: ты сейчас в гостях у моего отца.
– Это я помню, – возразил Гутрум. – Однако твой отец первый выказал неуважение к датчанам.
Трудно сказать, задела ли конунга Хьёра внезапная враждебность Гутрума. Он не изменился в лице. Голос его по-прежнему звучал спокойно.
– Ходят слухи, что Харальд Согнийский намерен двинуться войной на других правителей Северного Пути. Потому я и не откликаюсь на призыв примкнуть к флотилии Берси. Покуда не минует опасность, нависшая над нашими землями, Ругаланн никуда не пошлет свои корабли и воинов.
– Да, конечно, – согласился Гутрум. – Конунг Харальд хотел бы завладеть Авальсснесом. И причины у него те же, что сделали могущественными твоих деда и отца. – Гутрум выгнул брови и смягчил тон, выказывая ложную заботливость. – Как тебе быть? Если твои земли в опасности, придется воевать с Харальдом. Ты должен напасть первым, пока Харальд еще не так силен, иначе ты рискуешь проиграть.
Возможно, Стюрбьёрн предлагал отцу схожую стратегию, но Гейрмунн в тот вечер был занят разговором с Эйвор. Он знал: отец никогда первым не нападет. Однако сейчас, слушая Гутрума, он вспомнил недавние слова Браги о полях и сорняках. Вдруг датчанин прав?
– Как ты поступишь? – спросил Гутрум.
Ему ответила конунга:
– Не сочти мои слова оскорбительными, но зачем нам в таких делах слушать советы датчанина? Это не твои земли, не твои люди, и Харальд не твоя забота.
– Да, я – датчанин. – Гутрум встал, упираясь тяжелыми кулаками в стол. – Но мы, датчане, не изнежились в своих усадьбах. Нам знакома война. Когда умер конунг Хорик, вернулись старые свары и устремления. Немало крови тогда пролилось.
Воспоминания пробудили в Гутруме ярость. Его трясло, и он даже не пытался это скрыть.
– Вот уже пятнадцать лет, как я не знаю ничего, кроме войны, и потому я отправляюсь в Англию. Если мне суждено начать войну, я предпочту убивать саксов, а не датчан. Если мне суждено сражаться, я буду сражаться за земли и мир в надежде, что сумею захватить достаточно и у меня будет что оставить детям и внукам.
– Я восхищен твоими замыслами. – Конунг Хьёр встал и стоял неподвижно, словно древние столбы возле его усадьбы. – У меня схожие желания. Я тоже хочу оставить детям и внукам сильный и крепкий Ругаланн. И по этой причине я не отправлю с тобой свои корабли и воинов.
– А вдруг Харальд тебя победит? – спросил Гутрум. – Что ты оставишь детям, если у тебя отберут Авальсснес?
Гейрмунн ждал, что отец отринет саму возможность победы Харальда, однако конунг молчал. Может, между Авальсснесом на севере и Стюрбьёрном на юге существовала договоренность? Гейрмунн взглянул на мать. Та смотрела на мужа и тоже ждала, когда он заговорит. Конунг молчал. Тогда она повернулась к Гутруму.
– Кажется, я достаточно ясно дала понять, что Харальд – не твоя забота и вообще не забота датчан.
– Плохую услугу вы оказываете вашим сыновьям, – сказал Гутрум.
– Что хорошо для моих сыновей – мне и решать! – прогремел конунг, у которого кончилось терпение. – Мне, а не безземельному датчанину, одержимому войной.
Гутрум ударил кулаком по столу. Гейрмунн инстинктивно вскочил на ноги, приготовившись к потасовке. Хамунн тоже встал. Поднялась и их мать, рука ее легла на рукоять кинжала, висящего на поясе. Но датчанин мгновенно пошел на попятную и поднял руки.
– Простите мою несдержанность, – сказал он. Лицо Гутрума покраснело, а сам он кусал губы. – Я приплыл сюда искать союзников, а не плодить новых врагов.
– Мы не враги датчанам, – сказала конунга. – И отказ в кораблях и людях не сделает нас врагами.
Гутрум опустил подбородок к груди, затем покачал головой:
– Как ни печально мне это говорить, конунга Льювина, Берси может расценить это по-другому. Он сочтет ваш отказ оскорбительным. Надеюсь, вы успеете приготовиться к последствиям, имея Харальда на севере и Берси на юге.
Хамунн напрягся всем телом и стиснул кулаки. Гейрмунн видел, насколько брат разгневан словами датчанина. Удивительно, но сам Гейрмунн гнева не ощущал. Гутрум до сих пор не произнес ни одного лживого слова. Конунг Берси нуждался в кораблях, а Гутрум лишь выполнял приказы. Дай ему отец схожее задание относительно Ругаланна, он бы говорил так же, как датчанин. А если отец станет препятствовать его отплытию в Англию, это и впрямь будет плохой услугой.
– Ярл Гутрум, ты испытываешь пределы моего гостеприимства. – Конунг вновь говорил спокойно, однако его спокойствие напоминало безмятежность свернувшейся в клубок змеи. – Знает ли Берси, что ты угрожаешь его именем одному из правителей Северного Пути?
Гутрум засмеялся:
– Если тебе встретится путник на дороге и расскажет про опасность, ожидающую тебя впереди, угрожает ли он тебе этой опасностью? Разумеется, нет, ибо существует разница между предостережением и угрозой. Если бы мой конунг не доверял мне, он бы не послал меня сюда и не дал права говорить от его имени. Но я более не стану испытывать пределы твоего гостеприимства, конунг Хьёр. Я получил ответ, и, как вижу, ты от него не отступишь. Мы с моими людьми переночуем на корабле, а утром покинем Авальсснес.
– В каком направлении? – спросил Хамунн.
– А что? – усмехнулся датчанин. – Тебя тревожит, что я поплыву в Согн? Хочешь знать, откликнется ли Харальд на призыв конунга Берси? – Гутрум пощипал бороду, делая вид, будто размышляет. – Давай-ка пораскинем мозгами. Если Харальд примкнет к датчанам и отправит своих воинов в Англию, у него останется меньше людей для войны с Ругаланном. – Гутрум снова пощипал бороду. – Но если он отправит воинов в Англию, саксонские денежки позволят ему купить столько кораблей и нанять столько воинов, сколько ему понадобится для захвата всего Северного Пути.
– Хамунн спрашивает из-за приливов, и только, – пояснил конунг. – Ты должен плыть туда, куда велит твой конунг.
Гутрум наклонил голову, но в его жесте ощущалась насмешка.
– Золотые слова. – Он повернулся к Хамунну. – Знай, Адская Шкура: я поплыву на юг. Прежде чем появиться у вас, я побывал в Агдире. Хьётве, как и твой отец, опасается Харальда Согнийского. Бессмысленно отправляться в Хурдаланн, пока в норвежцах не пробудилось мужество отцов. А здесь я не вижу сыновей Хальфа.
Не дожидаясь ответов, Гутрум повернулся и вышел из совещательной комнаты. Хамунн последовал за ним. Вскоре голос Гутрума уже разносился по большому залу, созывая воинов на выход. Они не мешкали, поскольку Хамунн быстро вернулся и кивком сообщил, что датчане ушли.
– Нужно ли нам послать караульных и проследить за их кораблем? – спросила конунга.
– Не больше двух, – ответил конунг, упираясь рукой в стол. – Для острастки. Больше не надо. Большой отряд разозлит его еще сильнее. И потом, я сомневаюсь, что он отважится на какие-то выходки.
– Хамунн, ты распорядишься? – спросила конунга.
Брат повернулся, приготовившись снова уйти.
– Хамунн, постой, – задержал его Гейрмунн, которому для осуществления задуманного требовалась поддержка брата.
Хамунн остановился, затем, вспомнив о намерениях Гейрмунна, негромко сказал:
– Нет, сейчас неподходящее время.
– Ты мне слово давал, – напомнил ему Гейрмунн.
– Неподходящее время для чего? – спросила конунга, подходя к сыновьям.
– Ничего особенного, – буркнул Хамунн, не сводя глаз с Гейрмунна. – Правда, брат?
В душе Гейрмунна разразилась буря, накатываясь на него волнами и ветрами сомнения. Но он не дрогнул. Он знал свои устремления и не стал отступать.
– Я отправлюсь с Гутрумом, – громко заявил Гейрмунн. – Я примкну к Берси и поплыву в Англию.
Хамунн закрыл глаза и ссутулился. Родители молча смотрели на младшего сына. Потом конунг покачал головой и посмотрел на жену, полуоткрыв от удивления рот.
– Никак меня подводит слух? – спросил он.
– Гейрмунн, – тихо, устало произнесла конунга. – Ты выпил слишком много эля. Давай отложим этот разговор до завтра.
– Я сегодня почти не пил, – возразил Гейрмунн. – Я отправлюсь в Англию, где завоюю саксонские земли для…
– Ты не отправишься никуда, – отрезал отец. – Только в постель, где самое место малолетним детям вроде тебя.
– Отец, я живу своим умом, и он не похож на твой. – Гейрмунн раскинул руки. – Ты знаешь, что я не предназначен для этого. Для меня здесь ничего нет. Ты не доверяешь мне никаких серьезных дел. Ты вообще не даешь мне заданий. Я ни за что не отвечаю.
– Я отдаю тебе приказы, которые ты способен выполнить, – сказал отец. – Хочешь большего – докажи, что способен на большее.
– Но я больше не хочу твоих приказов. Я больше не желаю ничего тебе доказывать. Вместо этого я намерен искать собственную судьбу.
– Как? – спросила мать.
– Мне нужен корабль. У меня есть люди, готовые принести клятву верности. Если ты дашь мне корабль, ни о чем другом я не попрошу.
Гейрмунн сглотнул ком в горле и посмотрел на брата. Хамунн глядел в пол.
– Хамунн поддерживает мой замысел. Быть может, он тоже решит плыть в Англию вместе со мной.
– Это правда? – спросил отец, поворачиваясь к Хамунну и глядя на него во все глаза.
Хамунн посмотрел на конунга, потом на Гейрмунна, после чего снова уткнулся в пол. Гейрмунн ощутил лед в груди.
– Я поддерживал Гейрмунна, – признался Хамунн. – Он заслуживает права искать свою судьбу. Отец, я знаю, Ругаланну нужны корабли и воины, но я думал, что мы могли бы дать ему корабль. – Он посмотрел на мать. – Но сегодня, после встречи с Гутрумом, я передумал. Этот датчанин оскорбил тебя, отец, и угрожал нашим владениям. Я бы не дал ни ему, ни остальным датчанам ничего ругаланнского, особенно служение моего брата.
Конунга со вздохом кивнула, безмолвно благодаря Хамунна.
– Ты мудр, Хамунн, – сказал сыну конунг. – Увы, того не скажешь о твоем брате. Гейрмунн, ты не получишь ни корабля, ни людей. Дело решено.
Нет, совсем не решено. Поначалу предательство брата настолько ошеломило Гейрмунна, что он застыл, не веря ушам. Потом в душе поднялся и забурлил гнев. Гейрмунн чувствовал: если он сейчас же не покинет усадебный дом, дело кончится кровопролитием.
– Хамунн, ты – клятвопреступник, – произнес Гейрмунн и закричал: – Посмотри на меня, трус!
Хамунн вздрогнул и поднял голову.
– После всего, через что мы с тобой прошли. – Гейрмунн ткнул пальцем в сторону конунга и конунги. – После всего, что они сделали с нами, с тобой… ты поворачиваешься ко мне спиной и принимаешь их сторону?
– Брат, я…
– Не смей называть меня так. Ты мне больше не брат.
– Гейрмунн, ты не можешь говорить это всерьез, – воскликнула конунга.
– Представь себе, говорю, – возразил Гейрмунн, поворачиваясь к ней. – А ты никогда не была мне матерью.
Конунг негодующе взревел и бросился на Гейрмунна, намереваясь ударить его кулаком. Но Гейрмунн пригнулся, и кулак рассек воздух. Он мог бы нанести ответный удар, но вместо этого отступил. Мать заплакала, протягивая к нему дрожащие руки. Отец подошел к ней. Хамунн не шевельнулся. Ненависть в его глазах была сильнее недавней ненависти к Гутруму.
– Теперь я понимаю: к этому все и шло, – сказал Гейрмунн. – Каким же я был дураком, надеясь на другое. Судьба сделала меня сыном раба. Затем она же сделала меня младшим сыном конунга. Посмотрим, кем она меня сделает в Англии.
С этими словами Гейрмунн покинул совещательную комнату. Как и Гутрум, он не стал дожидаться ответа.
