Жертва дьявола

Запись вторая

Полдень. Свободный момент выдался только сейчас, опишу то странное, что произошло сегодняшней ночью. Когда мы допили чай, Агафья собрала блюдца и ушла в дом, я же прилег на сено во дворе, и так уж получилось, уснул под ее окном.

Не знаю, сколько проспал, но спал точно, пока меня не разбудил пронзительный каркающий кашель.

Я прислушался, хрип доносился из окна ее дома.

Агафья бубнила под нос зловещим голосом. Надеюсь, лихорадка, которая с ней случилась, больше не повторится, иначе ее сердце по старости не выдержит. Пугало то, как она мычит, стенает и заговаривает в бреду, проклиная все на свете, словно это ее последний день в жизни. Так может вести себя только переполненный злобой человек. Вдруг это как-то связано с моим сном? Старушка рыдала и ее голос разносился в темноте по всему двору, говорила, что видит, как полыхает весь наш лес и деревня в которой мы живем, и этот огонь священный, очищающий мир от еретиков, прислужников лукавого, а блудницы полыхают заживо, их кости ломит жар, а кожа, словно расплавленный воск, капает на измученную землю, они в муках умирают, и перерождаются в раю в благостном трепете. Я бросился к колодцу, набрал ведро и ворвался в ее дом. Сделал ей холодный компресс на лицо платком, жар ее кожи пробивался через мокрую ткань. Взглянул на окно, небо только-только посерело в преддверии раннего утра.

Она не открывала глаз, я говорил с ней и держал за слабую руку. Вдруг почувствовал запах паленого мяса.

Что с вами, Агафья? При огне свечи, раскрыв веселые глаза, с улыбкой она промолвила, что внук приходил к ней. Он рассказал, что девочку не нашли, но внезапно из кустов, с истеричным визгом, лохматый и полностью черный кабан бросился на них и загнал на дерево. Но на этом дело не кончилось. Не догнав их и взбесившись, кабан стал таранить ствол, на который они забрались. К их страху, животное застряло бивнем в коре, заревело и с гнусным сопением пятилось из ловушки, разбрасывая копытами землю. Их так шатало, что они перекрестились и готовились упасть вместе с деревом, но раздался страшный треск. От сокрушительных таранных ударов кабан размозжил себе голову и умер под деревом. Они спустились и проверили, что хряк действительно мертв и притащили его тушу в деревню далеко за полночь.

Он сказал Агафье, что сейчас в деревне праздник, веселье, не смотря на ночь, на большом костре жарят кабана. Пойдем, Агафья! Звал он бабку.

Нестор! Я никогда таким его не видела. Он пришел ко мне с жирным куском мяса, завернутым в тряпку. Я отказалась, настолько тошнотворный запах гостинца, который он принес. Почти что тухлый! Им провонял весь дом! Я поморщился и теперь понял, откуда эта вонь. Ее внук насупился и попросил воды, она дала ему стакан. Он выпил, и сказал, что вернется на костер, его разожгли где-то в лесу и водит хоровод уже вся деревня, осталась только она, дура. Пойдем на праздник, бабка. Старушка отказалась и простилась с внуком. Тот разгневанный ушел. Она допила воды из его кружки и легла. Уснула. Лихорадила. И вот я с ней. Я оставил на ее лбу еще один водяной компресс, долил в стакан воды и ушел спать во двор.

…

Утром обходил деревню. Так никого и не встретил. Между домов витал смрад тошнотворного мяса и вдалеке, на стороне леса, я увидел над деревьями черный дымок от кострища. Пока блуждал мимо домов, наблюдал грязные хлева и курятники с наполовину ощипанными курами. Меня облаивали собаки тех хозяев, которые не верили в Бога. Наблюдая пустые улочки, я вернулся к Агафье во двор. Заглянул к ней в окно с улицы и надеялся, что увижу ее здоровой, но видел ее спящей и не заходил. А ведь в церкви наверняка уже заждались меня с телегой.

…

Солнце уже в зените, а я облокотился подмышкой на колодец в старушкином дворе и вывожу эти строки. До чего жарко в конце сентября, от утомления или от нагрева в голове тяжелело, перед глазами бегали черные круги, они напоминали беснующихся чертиков. Агафья по-прежнему спит, в деревне тихо, радовало, что петухи кричали на рассвете. У старушки по-прежнему горячий и влажный лоб, я ходил к ней менять компресс. Ее внук не возвращался, и уже думал, что история с его ночным приходом и мясом померещилась старушке. Сижу до сих пор во дворе и думаю, что делать? Сыщу Федора и посоветуюсь. Заодно проведаю его дочку. Телегу с морковью и картофелем оставлю у дома Агафьи.

…

Федора дома не оказалось, как и его дочери. Вернулся к дому Агафьи, та по-прежнему спала, повез телегу в церковь. Не успел обернуться, как возле калитки меня встретил ее внук. На вид ему где-то восемнадцать. С надменным видом молча прошел мимо и зашел в дом. Я подождал у калитки. Он все не выходил. Я решил оставить телегу и вернуться в дом. Внук сидел возле бабки и держал ее руку. Он поднял на меня свои холодные глаза, волосы темной редкой челки почти скрывали его лоб. Мне становилось нехорошо от его взгляда. Чего надобно, спросил он. Зашел проведать старушку, ей плохо с ночи, сказал я. Он нахмурился и сказал, чтобы я ступал, бабушке станет лучше.

Сейчас я в церкви и готовлюсь к вечерней молитве, пишу на полу на коленях у одной из церковных скамеек. Монахиня Анна, с румянцем на щеках, шептала у алтаря с закрытыми глазами священные четверостишья и крестилась. Пахло ладаном. Сегодня ее душа, как и моя, спокойна, ведь в церкви наконец-то есть пища. Она помогала разгружать телегу.

Когда шел от старушкиного дома, в деревне мне так никто и не встретился, и это странно. Куда могли деться ВСЕ жители этой деревни? Обычно возле домов люди чем-то занимались, или просто разговаривали друг с другом, а сегодня, после этой странной ночи, как-то разом все умерло.

Завтра воскресенье, моя вторая служба в этой церкви и, надеюсь, мои опасения не оправдаются. Люди придут к нам. С деревней все хорошо, просто все жители спят до обеда, ведь праздновали всю ночь. Господи, хоть бы так оно и было, спаси наши души. Дописываю эти строки и вернусь к дневнику вечером.

…

Сейчас ночь. Мы вчетвером собрались за столом вечером, зажгли свечи. Анна и Елена принесли из деревни свежего ржаного хлеба, пенного молока и яблочное варенье. Я и три кротких ангела закрыли глаза, сложили руки за столом и безмолвною молитвой благодарили Господа. Мое сердце переполняет трепет в такие моменты единения. Вдруг Настасья рассказала, что сегодня ночью она проснулась от жалобного крика, но побоялась выйти из своей лесной хижины и дождалась утра.

Она рассказала нам, что нашла в лесу что-то ужасное. При ее рассказе Анна, взрослая женщина, зашлась слезами. Я по-отечески прижал Анну к плечу, Настасья и Елена бодрили ее и успокаивали.

Дальше Настасья рассказала нам, что же она увидела. На опушке леса нашла растерзанного оленя. То, как его растерзали, не походило на охоту волка или медведя. Его обглоданные ребра изогнули и вырвали специально, как человеческими руками. Кожу с его морды содрали, рога обломали. Господи! Пощади души тех, кто это сделал!

После никто из монашек не обмолвилась, и мы отужинали в молчании. Предложил всем остаться в церкви на ночь, но монахини отказались и ушли. В одиночестве дописываю эти строки и иду спать. Утром, после службы, я найду ту опушку и захороню оленя.

Утро. Ни один деревенский житель так не пришел на молитву.

Ушел на опушку и нашел место, про которое говорила Настасья, но олень исчез. Я понял, что он здесь лежал, ведь на его месте трава пропиталась кровью, и на безобразном багровом пятне осталось маленькое, с пушком, копыто. Где же Настасья?

Вдохнул серый холодный воздух. Хрустнула ветка, в глубине леса точно за мной кто-то наблюдал.

Нашел ее ветхую избушку, недалеко от опушки. Никого дома нет, ведь я стучал в окна и двери. Должно быть, Настасья ушла в церковь. Или в деревню?

Я пошел в деревню. В лесу что-то изменилось, чувствовал это. За мной наблюдал чей-то злобный взгляд, как в моем кошмаре, что приснился вчера. На подходе к первым деревенским лачугам увидел людей. Каждый занимался своим делом. Я прошел мимо семьи, которые боялись меня. Они смотрели на меня без эмоций, сонные, словно в трансе. Неужели не узнали? Что с этой деревней не так?!

Пришел к дому Агафьи. Ведь она же должна меня узнать! Калитка открыта. Захожу. Старушка выжила из ума. Она ходила по двору голая, с сигаретой в руках. Я посторонился и хотел броситься к дому Федора, но у калитки наткнулся на внука Агафьи. Святой отец, куда вы? Не спешите, заходите к нам на чай! И хлопнул меня по плечу. Простите, сказал я, и как мог, сохраняя невозмутимость на лице, обошел его.

Федор колол дрова. Я подлетел к нему. Нестор! На тебе лица нет. Что случилось? Запыхаясь, я рассказал об Агафье и о деревенщине, которая перестала меня узнавать. Спросил, не видел ли он монашек. У старухи бес в голове, вся деревня об этом знает, не беспокойся, Федор дернул рыжими усами. Монашек не видел. Вот тебе водица из колодца, попей и станет легче. Я сел на скамейку рядом с ним. Вода показалась мне необычайно вкусной, я испил кружку полностью. Оставайся до вечера, Нестор, отдохни.

Поблагодарил Федора за воду и рассказал ему, что никто из деревни не пришел на службу, в том числе и он. Я совсем забыл, ответил он, ведь моя дочь нашлась, это такое счастье! Прости, Нестор, прости. Сейчас я схожу за ней, и мы отправимся с тобой в церковь. Я сказал, что схожу к дому монахини Елены и вернусь.

И ее дома не оказалось. Я вернулся к дому Федора. Он стоял у калитки и держал за руку дочь, как я когда-то свою. Услышал, а вот и Нестор! Его дочь тоже рыжая, с веснушками, как и Федор. Пойдем! И вышли из деревни.

Дальше все как в тумане. В ушах бу́хало сердце, очень медленно, я мог сосчитать до пяти между его ударами. Пытался вдохнуть, но что-то зловещее давило на горло. Среди берез и высоких елей мне чудилось, что я тону. Задернул рясу до локтя, мне привиделось, будто что-то ползает под моей кожей.

Меня несло от одного дерева к другому. Прислонившись щекой к кроне, я копил силы, чтобы оттолкнуться руками и хоть сколько-нибудь пройти, а затем прислониться к следующему стволу, чтобы снова собрать все силы. Царапал щеки.

Так, в полном беспамятстве, перебирая ногами, словно марионетку, меня привело к пруду, что гнездился в лесной низине среди опавших желтых листьев. Через него бросили аркой мост, два шага в ширину. Настасья как-то рассказывала, что в деревне устоялся обычай. Молодожены проходят по нему от начала и до конца взявшись за руки, в знак верности и единобрачия.

С трудом взошел на этот мост, встал на его середине и взялся за перила. Господь видел, как мне плохо. Я видел мир в красных тонах, кожа горела, меня трясло как Агафью прошлой ночью. Утром старушка обезумела полностью, что станет со мной? Хотелось прыгнуть в воду и остудить жар, но остатки разума уберегли меня осквернить священное место. Благодарю тебя, Господь.

Перегнувшись через перила, смотрел в воду. Мне показалось, что в пруду кто-то есть, подумал это рыба, ведь увидел плавник. Он приподнялся над водяной гладью и помахал. Плавник удлинялся, за ним следовал длинный рыбий хвост и… показалась обладательница этого хвоста. Русалка. Точь-в-точь со страниц сказочных книг. Мне не показалось.

Она лежала на спине, голая, с зеленым плавником вместо ног, а рыжие волосы звездочкой отходили от ее головы по поверхности воды. Увидев наготу отвернулся и отошел, чтобы перевести дух. Из-под моста доносилось: «Нестор!». Раздался всплеск, и я вернулся к перилам. Никого, русалка исчезла.

Небесный отец! Что со мной? Почему мне хочется нырнуть в воду и залечь с русалкой на дно? Меня терзают блудные мысли, избавь меня от них, ведь я твой раб!

Настойчивый и незнакомый голос внутри шипел: «Возлежи с этой русалкой. Она твоя. Ты заслужил».

Видимо в этом пруду и утонул предыдущий священник. Я не повторю его судьбу.

Записывая все это, понимаю, насколько тогда затуманился мой разум. Как такое получилось? Ведь я не ел мухоморов и не притрагивался к вину, а пил только воду Федора. Неужели он что-то мне подмешал?