Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 2. Знакомство с Кэрол
Бог не даёт нам голословных обещаний; он даёт нам друг друга.
Вскоре после того, как мы с Милой Марией поженились, мы купили свой первый дом. Этот дом продавался за долги прежних владельцев. Купить его было скорее моей идеей, чем её.
Я никогда не был так близок к смерти, как в тот день, когда мы поехали осматривать свои новые владения сразу после покупки. Мы переходили из комнаты в комнату, и Милая Мария глядела на меня, засунув руки глубоко в карманы и не веря своим глазам. Заглядывая в каждую убитую комнату по очереди, она качала головой, отказываясь верить в происходящее, и с ноткой нетипичного сарказма в голосе повторяла: «Неплохо». В переводе это означало: «Мы всё ещё женаты, но этот брак висит на волоске».
Дом находился в кошмарном состоянии. Он был настолько чудовищен, что мыши писали на нас жалобы. Мы не рискнули в него въехать, а поселились вместо этого в фургончике, который поставили перед домом на время ремонта. Прожив год в спальне, оборудованной рулём и ручным тормозом, мы решили поступиться комфортом и перебраться из машины в дом.
У нас был обогреватель, но он не работал. Был туалет, но он тоже не работал. К дому прилагались два десятка бездомных кошек, которые, похоже, боялись грызунов, но не стеснялись линять. Запасись я прялкой и таблетками от аллергии, мог бы связать сотню омерзительных свитеров из всей той кошачьей шерсти, которую мы собрали по дому.
В день переезда в дом я поднял Милую Марию на руки и перенёс её через порог. В этот момент мы оба заметили какое-то шевеление в углу гостиной, но сделали вид, что ничего не видели. Дом никуда не годился, но он был нашим.
Мы отремонтировали его, продали и купили другой, а потом третий и четвёртый. За первые десять лет брака мы переезжали шесть раз. Как будто мы были участниками программы защиты свидетелей, вот только ничего противозаконного не сделали. Спустя множество переездов и ремонтов мы остались совершенно без сил. Однажды после работы я приехал домой по старому адресу, открыл дверь и зашёл. Ситуация вышла крайне неловкая.
Вскоре после этого я завтракал с другом в кафе и услышал разговор за соседним столиком: кто-то собирался продавать свой дом. Я прислушался и узнал, что его дом стоит на вершине скалы, как раз над моим любимым пляжем для сёрфинга в районе Пойнт Лома. Это место называлось «Мусорный пляж». Любой мечтает там поселиться, правда же?
Я подсел за соседний столик и объявил этому человеку, что хочу купить его дом. Мы заказали десерт и обговорили условия. Чтобы скрепить сделку, я пошёл на крайнюю меру и пообещал отдать ему наш фарфоровый сервиз. «Милая Мария будет в восторге!» – думал я по пути домой, обменяв дом, в который она годами вкладывала душу, на дом в месте под названием «Мусорный пляж». Я завязал Милой Марии глаза и отвёз её в наш новый дом. На месте я объявил ей радостную новость. Я указал на своё любимое место для сёрфинга, а потом на дом, и так несколько раз. Я спросил, понимает ли она, какой ей достался умнейший муж.
Она тихо заплакала и сказала мне ласково, но очень твёрдо, что в любом браке муж имеет право на такую ошибку, но только на одну, и я свою квоту только что израсходовал. Мы въехали в новый дом, и Милая Мария занялась своим обычным делом. Она взяла мусор, который я ей притащил, и выстроила из него жизнь и дом для нашей молодой семьи. До переезда у нас родилось двое детей с перерывом в два года. Перед рождением третьего ребёнка прошло значительно больше времени.
К несчастью, эта моя ошибка была не последней. Вскоре после этого мы купили другой дом, на этот раз на аукционе в суде по делам о наследстве. Аукцион проводился в здании суда, и на него пришло немало людей. Мне всегда трудно усидеть на месте, поэтому, пока шёл аукцион, я почёсывался, дёргал себя за уши и морщил нос. Когда я закончил вертеться, мы перебили все остальные предложения, так что дом в итоге достался нам.
Несколько лет спустя Милая Мария сказала, что хочет переехать. После долгого неловкого молчания я набрался смелости спросить: «А мне с тобой можно?» Это одно из немногих правил в нашем браке – мы договорились: если Милая Мария всё же решит от меня уйти, ей придётся взять меня с собой.
Я заразился энтузиазмом Милой Марии по поводу очередного переезда и показал на дом, стоявший через дорогу. «Этот дом продаётся. Что, если нам туда переехать?» Мария решила, что я просто хочу сэкономить на грузчиках, и на самом деле я просто решил сэкономить на грузчиках. Мы купили дом напротив и выставили перед своим домом знак «Продаётся», чтобы посмотреть, что случится. В течение двух дней на наш дом нашлось пятеро покупателей. Но поскольку мы переезжали в дом напротив, мы выбирали не просто покупателя: мы выбирали соседей. Почувствуйте разницу. С покупателями нас связывает бизнес; с соседями – жизнь.
Мы начали упаковывать вещи. Мелкие предметы мы складывали в тачки, а под крупные – вроде холодильника, стиральной машинки и меня – подкладывали ролики и скейтборды. Всё это время мы продолжали собеседовать людей, которым предстояло занять должность наших новых соседей.
Поскольку я дипломат Республики Уганда, мы, перевезя последние вещи, сразу же подняли над своим новым домом флаг Уганды. Мало кто об этом знает, но там, где живёт консул и развевается флаг Уганды, территория считается принадлежащей Уганде. Так что, хотя в это и трудно поверить, наш дом – дипломатическая миссия иностранного государства в США. Если вы натворите что-то совсем уж несусветное, можете приехать ко мне домой и попросить убежища. Когда у нас дома что-то случается, мы звоним не в полицию, а в ФБР, и агенты приезжают в считаные минуты. Я звонил им только раз, но это было незабываемо.
Познакомившись со всеми желающими купить наш дом, семья единогласно проголосовала за Кэрол. Кэрол выделялась на общем фоне. Вдова лет пятидесяти, она хотела переехать в Сан-Диего, чтобы быть поближе к родным, и надеялась поселиться поближе к заливу. В Библии много говорится о том, что нужно заботиться о вдовах. Я думаю, это не только потому, что Бог хотел сделать для них что-то хорошее. Наверняка он знал, что, заботясь о них, мы многое выясним о себе самих. Итак, мы обняли Кэрол и хором сказали: «Добро пожаловать!» Всего несколько недель спустя мы оказались в зоне действия её невероятной любви и доброты.
Наши дети постоянно бегали через дорогу, в дом Кэрол, чтобы показать ей свои поделки или рассказать, как раньше мы разрешали им играть в вышибалы в её коридоре (эта игра так и называлась: «коридорные вышибалы»). Они рассказывали ей, как наш сын Ричард однажды потерял лягушку в гостиной, и она так и не нашлась. Как в этом доме наша дочь Линдси поженила своего брата Адама и куклу Барби, когда Адаму было четыре года.
После каждой истории Кэрол хихикала, как девчонка, и на лице её отражались искреннее потрясение и восторг. Одной истории ей всегда было мало. Каждый раз она умоляла наших детей рассказать ещё что-нибудь; обычно про сбежавшую лягушку. В процессе она скармливала им тонны печенек. Годы спустя, на свадьбе Ричарда и Эшли у нас в саду, Кэрол сидела в первом ряду, рядом с нами. Она была не просто соседкой: она стала членом нашей семьи.
Прошли десятки лет с тех пор, как мы передали Кэрол ключи от дома. Всё это время я звонил ей пару раз в неделю, чтобы узнать, как у неё дела. Наши телефонные разговоры были короткими, но всегда душевными. Однажды я позвонил Кэрол, чтобы узнать, как дела, и её голос в трубке прозвучал непривычно серьёзно. Слегка запинаясь, она сказала: «Боб, я только что от врача. Плохие новости: у меня рак». Её слова повисли в воздухе, как будто застряли в проводах. Я расстроился за неё и к тому же слышал, как она напугана. Немного подумав, я сказал: «Кэрол, я сейчас зайду, кое-что занесу». Она, конечно же, была слегка озадачена.
Я помчался в магазин бытовой техники и купил нам две рации. Одну я поместил возле кровати Кэрол, а вторую – возле нашей кровати. С этого момента мы с Кэрол общались только по рации. Впервые вызвав её по радиоволнам, я произнёс: «Алло, Кэрол?» Рация шуршала и щёлкала, как в кино. Через несколько долгих секунд я услышал сквозь это потрескивание голос Кэрол: «Боб, это ты?» Смеясь, я подумал: а кто ещё это может быть?
Когда люди говорят по рации, с ними что-то происходит. Они чувствуют, будто мастерят проволочную почту из двух консервных банок и бечёвки – им обоим вдруг снова по девять лет. Ни у кого из них нет рака, никто не одинок, и никто больше не боится. Наши дома превратились в домики на деревьях, рации – в жестянки. Следующие пару лет мы с Кэрол общались по рации. Это не избавило её от рака. Зато случилось кое-что куда более важное – она перестала бояться.
Когда друзья Иисуса спорили, кто будет сидеть рядом с ним, когда они окажутся в раю, Иисус предупредил: если они не станут как дети, то никогда не попадут в Царство Божие. Думаю, он пытался сказать, что понять его можно только через детскую веру. Я вижу в этом глубокий смысл. Это не значит вести себя инфантильно, как многие, – это не приведёт нас в рай. Длинные молитвы и красивые слова тоже не приблизят нас к небесам. Сильная вера не нуждается в сильных словах.
Не нужно также пытаться сделать веру легче, потому что вера лёгкой не бывает; но нужно сделать её проще, потому что она, на самом деле, очень проста. Детям без усилий даётся то, в чём большинство из нас – новички. Детей отличает, среди прочего, то, что они не боятся многого из того, чего боимся мы. Их любопытство к неизвестному намного сильнее страха перед известным.
В Библии есть два слова, которые имеют для меня особое значение. Это не какие-то широкие и глубокие богословские термины. Вот эти слова: не бойся. Бог шепнул «не страшись» Иисусу Навину, когда тот сомневался, что сможет сменить Моисея. Он крикнул эти же слова Аврааму перед большой битвой, когда пообещал быть его щитом и наградой. Это же Иисус уверенно сказал испуганным рыбакам, когда пошёл к ним по воде. Не бойся. Эти слова могущественны ровно настолько, насколько мы готовы им следовать. Люди, которые становятся самой любовью, ощущают точно ту же неуверенность, что и все остальные. Они просто не позволяют страху собой управлять.
Давайте прислушаемся к словам Иисуса о том, что нужно верить, как дети, и не бояться. Тогда мы перестанем уже надеяться, что жизнь станет легче, и начнём проявлять стойкость в тех обстоятельствах, которые посылает нам Бог. Эти слова заставляют нас не убегать и не прятаться от своих проблем, а встречать их лицом к лицу и принимать. Они способны наполнить нас и тихой уверенностью, и заразительной надеждой.
Детям без усилий даётся то, в чём большинство из нас – новички.
Это звучит немного странно, но, когда мы не боимся и смотрим на мир с детской верой, люди вокруг нас вдруг тоже перестают бояться. Надежда и смелость похожи. Если не мешать им, они распространяются, как простуда; но очень хорошая, полезная простуда.
Кэрол вступила в долгий и яростный бой с раком, который лишил её многих органов. Но её дух раку сломить не удалось, а знаете почему? По одной простой причине: она больше не боялась. Она не защищалась, а нападала.
Я возил Кэрол на химиотерапию. Мы сидели рядом в креслах с подогревом и много смеялись. Я приносил с собой маленькие разноцветные зонтики из бумаги, украшал ими капельницы и просил медсестру прокапать и меня тоже. Мы с Кэрол делали вид, что сидим возле бассейна на Гавайях. Когда вы рядом с любимым человеком, вы можете сами решать, где вы, даже если реальность этому не соответствует.
В борьбе за жизнь Кэрол пережила немало побед, но и немало поражений. Ещё в начале болезни её срочно положили в больницу, чтобы прооперировать. После операции я зашёл к ней в палату. Под ширму, скрывавшую её кровать, уходил целый клубок трубок. Я нашёл медсестру, включил рацию и попросил передать её Кэрол. Потом тихо проскользнул в палату и лёг на свободную койку, тоже спрятавшись за ширмой.
Несколько минут я лежал в тишине, прося Бога, чтобы он исцелил мою подругу и позволил ей ещё пожить. Затем я включил свою рацию и прошептал в неё: «Алло, Кэрол?» Рация затрещала и защёлкала. Последовала долгая пауза, и я слышал, как Кэрол возится за занавеской. Затем слабый голос сказал: «Алло, Боб? Это ты?» Мы оба откинулись на подушки и засмеялись сквозь слёзы.
