Сын звезды, рожденный горой. Александр Великий

При дворе Александра

– Приветствую вас, гости! Я рад здесь вас видеть, а вы меня, наверное, еще больше, но я пришел встретить Неарха, критянина назначенного ко мне в свиту! Надеюсь, он жив и я успел вовремя! – громко и отчетливо, как перед строем войска, сказал царевич. Тем временем, всадники его свиты, рассыпавшись веером, и прочесывали окрестности.

– Я здесь! – воскликнул Неарх, убирая лук в горит и закидывая вместе с колчаном за спину, вышел вперед, Александр увидев его, тут же спешился, а высокий и красивый юноша, как стало известно позже, Гефестион, сидя верхом, взял его коня под уздцы.

– Здравствуй, Неарх, я- Александр (тогда его звали детским именем, но оно забылось), сын Филиппа, Аргеад. Ты с Крита?

– Да, с Крита, я сын архонта Андротима из города Лато, прибыл в твою свиту во исполнение воли богов.

– Да, все критяне- колдуны, – сказал он, улыбнувшись, и чуть наклонив голову налево. Он прошел, гибкой походкой, не спеша к валуну, осматривая убитых и раненых фракийцев, лежащих в траве. За ним следовало десять человек свиты на конях.

– Купцы! Слуг сюда, перевязать раненых! – и он склонился к одному, рыжему веснушчатому фракийцу, который придерживал бедро, насквозь пронзенное стрелой критянина.

– Ты отличный лучник, Неарх, но какой ты лекарь? Иди сюда, давай перевяжем парня, – позвал он нового свитского, тот посмотрел с сомнением на Гефестиона, тот пожал просто плечами, видно это было привычным для него.

– Иди, иди сюда Неарх, я не добиваю пленных, принеси чистую ткань возьми и уксус.

Неарх взял требуемые вещи в повозке и подошел к уже сидящему на траве пленному, царевич уже разрезал штанину ножом, и взяв флягу с уксусом, намочил в нем лоскут ткани, отер место ранения, увидел, что кость не задета, а часть наконечника вышла с другой стороны бедра, чуть потянул стрелу.

– Наконечники у тебя скифские? Лопастные? Надеюсь без ненужных шипов? – спрашивал он, а критянин лишь кивал в ответ, поддерживая ногу раненого.

– Держи крепко, – и что то сказал по – фракийски пленному, от чего тот крепко сжал челюсти, и царевич осторожно, но быстро дернул по раневому каналу, раненый охнул, и навалился на Неарха, но он вовремя подхватил горца, а Александр ловко положил плотную ткань на раны, и стал крепко и умело бинтовать, так что кровь быстро перестала течь.

– Он твой, – кивнул царевич своему новому этеру, – Хорошо, что не захотел его добить, я этого не люблю. Потом он тебе поклянется, и у тебя будет отличный оруженосец. Посмотрите остальных, можно кому помочь! – крикнул он, – и слуги купцов кинулись исполнять.

– Царь, возьми фракийцев себе, ты спас нас, они по праву твои, – сказали Левкон и Мелон,

– Я возьму у вас повозку до крепости, потом она вернется к вам до вечера. И заройте мертвых фракийцев – приказывал он,

Слуги и работники исполняли приказ, стаскивая убитых, и снимая с них уже ненужные им ценности, а также оружие, которое было дорого, а дорого оно было любое. Левкон и Мелон попрощались с Неархом, и вместе с своим слугой присоединился к свите царевича.

Свита с Александром и Неархом двинулась в путь, а за ней ехала повозка с пятью фракийцами, забинтованными и связанными, а за повозкой ехали двое конных македонян для охраны. Через пару часов добрались до сторожевой башни, где царевич забрал телегу у гарнизона, и отправил повозку купцам обратно.

– Куда держим путь? – спросил критянин у высокого спутника царевича,

– В Миезу, в школу к Аристотелю, – ответил свитский,

– Меня зовут Неарх, – представился он опять, стараясь быть вежливым.

– Гефестион, тоже состою в свите Александра, добавил рослый юноша, – До города недалеко, это он решил тебя встретить, царь предупредил, что договорился с твоим отцом, что он тебя пришлет в заложн…,и ну для лучших отношений. Ну и все вышло очень хорошо. Видел, как Александр научился медицине? Это Аристотель нас так хорошо наставляет, и ты будешь учиться, Философия, математика, музыка, астрономия, многие приехали к царевичу лишь бы брать уроки у него, ведь наш учитель из Асклепиадов, потомственный целитель.

– Отлично, – добавил курет, но подумал про себя – сможет ли он сравнится с корибантами Крита?

– Ты женат, – спросил Гефестион, осматривая знаки на его хитоне, – Единственный сын у отца. Потом сможешь и ее привезти сюда, не в Миезу, в Македонию, Амфиполь. Года через два. А ты правда колдун? – при этих словах у великана глаза стали круглыми, – на Крите все колдуны, – добавил он утвердительно.

– Нет, только посвященный, – решил отчасти раскрыться Неарх, что бы его не уличили во лжи.

Так, в пути, и прошло несколько дней, пока добрались до Миезы. В пути Александр и Неарх, заправские лекари осматривали раненых, давали питье и меняли повязки, и также перевязывали троих легкораненых македонян из свиты царевича, они были весьма искусны, так что никто больных не умер в дороге.

Показалась Миеза, красивый город, утопающий в садах, отданный Филиппом своему сыну для обучения, и познания. Впрочем, и во владение тоже. Приехав, все спешились, и подошедшие пажи отвели коней в конюшни, и Александр подвел критянина к спасенному фракийцу.

– Вот твой человек, – сказал царевич, указывая на пленного, – прими его клятву.

Царь что-то сказал горцу, тот встал с земли, куда их всех высадили из повозки, смотря в лицо Неарха, курет услышал в речи юноши слово" Неарх», и он понял, что представлен пленнику.

– Его имя Терес, вот возьми кинжал, вложишь в его руки в знак того, что берешь на службу, – объяснил македонянин.

Терес преклонил колено, говорил отчетливо на родном языке, протянул руки к Неару ладонями вверх, и он вложил в его ладони кинжал с ножнами и поясом, фракиец поклонился, прицепил оружие себе на пояс, и хромая, встал за спиной курета.

– Теперь он будет сражаться с тобой в бою, как оруженосец, а ты должен кормить и награждать его, – рассмеялся юный царевич, – Все хорошо, жить будет с моей дружиной, за ним присмотрят и научат эллинскому. А сейчас пойдем в баню, а потом на обед и на урок.

Баня, это было каменное большое здание, крытое черепицей, внутри которого с одной стороны- душевая, такого Неарх не видел на Крите, вдоль потолка шли бронзовые трубы для воды, и два десятка леек, в виде листьев лотоса, из которых изливалась вода на моющихся, и на полу решетки для слива воды, и пол был притом мраморный, с изображением лесов и моря. Все друзья Александра пошли в баню- Гефестион, Гарпал, Евмен, Птолемей, Леоннат, Филота, Неарх, Эригий, Лаомедон, все юноши из знатных семей. Служитель включил задвижкой воду, и она полилась на моющихся, критянин долго отирал тело губкой, а потом, почувствовав что чист, вышел в помещение для одевания, где лежала чистая одежда, бело-серая, из тонкого льна, обулся и на скамейке ждал остальных. Вскоре все вышли, и посидев немного, пошли поесть, трапеза была очень простая, и курету было любопытно-обычные лепешки, сыр, мед и разбавленное вино, так что поели все быстро, вышли, и направились в сад школы, где Аристотель вел свои уроки. И вот, случилось незабываемое- Неарх увидел великого Аристотеля, это был челоек среднего роста, с небольшой бородкой, одетый в одежду мудреца, описанную еще Геродотом- белый льняной хитон и такой же плащ, укрепленный на плече серебряной фибулой. В саду так же стояло кресло для наставника и складные стулья для учеников, и маленькие столики для письма.

– Новый ученик? – сказал наставник, вопросительно смотря на Неарха,

– Мое имя Неарх, сын Андротима, из города Лато, с Крита, ответил критянин, – Я теперь в свите царевича.

– Меня зовут Аристотель, сын Никомаха, – в свою очередь ответил Аристотель.

– Александр, я слышал, ты делаешь успехи в лекарском деле, успешно лечил восьмерых людей. Это отличный результат.

Услышав эти слова наставника, царевич прямо расцвел, щеки его порозовели от удовольствия.

– Но, – добавил Аристотель уже другим тоном, – ты своим мастерством спас и пятерых варваров? Фракийцев? – лицо философа презрительно скривилось,

– Это прежде всего люди, учитель, и не такие плохие, – ответил с усмешкой царевич,

– Варвары, – процедил Аристотель.

– Люди, – утвердил уже ледяным тоном Александр.

Поняв, что дело принимает нежелательный оборот, а он уже знал, что царевич бывает неудержим в гневе и страшен в ярости, философ перевел урок в русло обучения. Надо сказать, что многого Неарх не изучал на Крите – философию, математику. Астрономию он познал и лучше, и даже два раза Диокл давал ему посмотреть в приближающую трубу с хрустальными линзами, в нее было видно, что на Луне тоже горы, а у Марса два спутника. Более простые стекла для увеличения на Крите распостранены, при помощи составных линз ювелиры делают сложные изделия, всем известные камеи, но мастера берегут секреты этих изделий, и он видел, как при помощи линзы Диокл и жрица зажгли священный огонь Илиоса. Он рассказывал и о свойствах цветов, как распознать полезные, как изготовить целебный настой. Но больше всего полюбились ему уроки философии, когда прогуливаясь по саду, они старались понять, как поступать правильно.

В Миезу приехали даже механики, и Александр, который никогда не смотрел схватки панкратиатистов, зашел к мастерам. Им предоставили светлый дом и несколько помошников, литейщиков, слуги суетились в доме, разбирая инструмент, развешивая схемы, и собирая большой стол в центре дома. Царевич зашел, и вежливо поздоровался с адептами Гефеста, на столе, рядом с папирусами и пергаменами, лежало собираемое устройство, состоящее из множества шестеренок, и Неарх заинтересовался работой механизма, а рядом на столе лежало то-то похожее на лук с бруском.

– А это что? – спросил с живым интересом Аргеад.

– Я назвал этот механизм гастрафетом, – заметил пожилой, но стройный механик с седыми волосами, одетый в серы хитон и прикрытый замшевым фартуком, в простых сандалиях, – Для более дальнего обстрела противника и улучшенной пробиваемости доспехов,

Александр взял устройство в руку, попробовал взвести механизм рукой, у него не вышло, и отдал механику, тот вставил ногу в крюк внизу механизма и выпрямив спину привел гастрафет в боевое положение. Взял толстую деревянную стрелу, положил ее в желоб прибора.

– Здесь есть лучники? – спросил мастер.

– Я могу пользоваться луком, – отозвался Неарх, выйдя вперед,

– Сколько досок стрела лука пробьет? – добавил он.

– Одну, на дистанции в полстадия, – уточнил критянин.

– Возьми юноша механизм в руки, – и он подал курету гастрафет, тот взял его, как показал механик, и механик положил опять стрелу в желоб, показал, что надо навести в угол дома, где стояли две доски, и по команде нажал на крюк спуска, отдача от удара стрелы в живот была внушительная, но с треском стрела пробила обе доски насквозь. Александр подошел посмотреть, и другие этеры тоже стали рассматривать место попадания.

– Великолепно, мастера вы превзошли себя, отцу я напишу о этом, деньги будут вам выданы. И прибор с шестернями тоже интересен, а для чего он?

– Для разных автоматов, и для часов, можно фазы луны для жрецов измерять.

– И время измерять, – поспешно добавил другой.

– Лучи Солнца на него же не падают, как он время может измерить? – заметил царевич.

– Можно настроить на измерение равных промежутков времени, за счет пружинного механизма, – добавил мастер, и как улучшение дл водяных мельниц, и машин для подъема воды из шахт.

– Очень интересно, ты подобен Дедалу, механик, это интересные изделия, так что Птолемей, это все лучше, чем борьбу смотреть. Вам за все приборы заплатят, уважаемые мастера.

Свита вышла из дома, царевич был в приподнятом настроении, и он о чем-то шептался с Гефестионом.

Лучшие наездники учили юношей как держаться в седле, как перестраиваться во время боя, управляться копьем и мечом. Неарху нравился конь Александра, как он послушен, как трепетно царевич ухаживает за Буцефалом. Однажды о спросил у Гефестиона,

– А когда Александр купил Букефала?

– Ну, это целая история, приготовься слушать, – с готовностью ответил он. и начал свой рассказ, подобный рассказу о Беллерофонте: «Однажды к царю Филиппу пришел торговец, и предложил волшебного коня за двенадцать талантов серебра…

– Двенадцать? – перебил Неарх, – ни один конь столько не стоит!

– Не перебивай! – нахмурился Гефестион,

Царю понравился конь, это был лучший из коней, и он позвал лучших объездчиков, но их всех сбросил чудо-конь. Тогда царь разозлился на торговца, и сказал, что конь заколдован, и никто не сможет на нем ездить. И никто не хотел его объезжать, потому что боялись. И только Александр не испугался, он вспрыгнул на него, и погнал его вихрем, и как вихрь облетел вокруг торжища, а когда вернулся, конь слушался Александра, как ручной.

Александр слез с взымыленного коня, народ вокруг засиял улыбками. Царь Филипп, тот был так доволен, что просто расплылся в улыбке от радости и гордости за сына. И я стоял неподалеку, не сводил глаз с друга, и был так рад за него, будто сам укротил норовистого жеребца. И Филипп подошел к наследнику царства.

– Как назовешь коня, Александр? – спросил он сына.

– Букефал- ответил тот, оглаживая шею коня одной рукой, а другой, держа поводья. Александр весь тоже сиял от счастья.»

Неарх внимательно смотрел на Гефестиона, друга царя, и думал:

– Сбылось веленье богов… Как всегда, не так как ожидаешь, но быка Александр укротил, рожден он под звездой, ведь герб Аргеадов священная звезда, порожден священной горой (Олимпиадой). И совета не попросишь, не у кого. Только жрица с Крита ведает предсказанье..

Пока Гефестион рассказывал правдивую историю, Александр подошел, и так, что друг его не видел, и знаком показал Неарху ничего не говорить юному оратору,

– Так сколько уже? Двенадцать талантов? – сказал он смеясь, и хлопнул того по плечу, – Нет, гораздо меньше Неарх, но конь правда, заводной, Букефал, лучше его не бывает, это точно. Ты забыл добавить, Гефестион, что отец прослезился, и добавил, что Македония слишком мала для меня. И тем более, это не просто конь, – он посерьезнел и смотрел в глаза курета, – это как посвящение… У вас, там, на юге, этого нет… А здесь юноша из хорошей семьи, войдя в возраст, должен укротить коня по обычаю. В остальной Элладе такого не понимают.

– Точно так все и было, – согласился, смеясь, Гефестион, – и я своего укротил.

Критянин опять посмотрел на Александра, и с восторгом и жалостью, понимая что ему предстоит, тот стоял против солнца, и Неарху показалось, что вокруг того блеснула криста. Не может быть. Еще не время…

Разразилась война с Византием, городом на Босфоре, и пришло повеление от Филиппа Александру прибыть в Пеллу, и стать наместником в его отсутствие. Свита скор обралась, и каждый с своими слугами и запасными конями собрался в течении пары часов, и были готовы выступать. Впереди был путь по горным дорогам Македонии до ее столицы, дорога не заняла много времени, и вскоре они были в Пелле, где люди радостно приветствовали шестнадцатилетнего царевича. Людям нравилось, что он не похож на Филиппа- кряжистого могучего бородача, а больше напоминает изображения Диониса или Гермеса- светловолосый, легкий, улыбчивый. На рысях отряд добрался и до дворца Аргеадов, это было очень своеобразное здание, с коллонадами, разновысокой архитектурой, и более всего напоминало по изображениям Эрехтейон Афин. Перед дверями царского дома все спешились, слуги увели коней, оруженосцев отвели в людскую, а этеров проводил дворецкий в внутренний двор дома, а дальше друзей вел сам Александр. Дворец был красив, покрыт изнутри фресками, во многих углах стояли бронзовые светильники, но он не был роскошен сверх меры.

– Нижний этаж, это во многом место для испытаний, – и он сверкнул глазами на Неарха, внизу там даже леноcы стоят для Дионисийских мистерий, красивые, из мрамора, на саркофаги похожи, – объяснял царевич, широко улыбаясь друзьям с посеревшими лицами, – во времена праздников, пройдете посвящение, да вы не бойтесь, это традиция такая, как в Афинах Элевсинские Мистерии.

Неарх глазел во все глаза на эту прекрасную постройку, стены из тесаного камня, пол из полированного мрамора, а в главном зале, мимо которого прошли, пол был мозаичный, как и при входе в дворец. В углах коридоров стояли бронзовые светильники на трех или четырех ножках, с изображениями грифонов или львов. И вот, показался внутренний двор-сад Дворца, были расставлены сиденья, и два кресла, в одном сидела прекрасная величественная женщина, а другое было для Александра. Увидев сына, Олимпиада порывисто вскочила, почти подбежала, и крепко обняла Александра, несколько раз поцеловала его, потом потянула его к креслу, усадила напротив себя, вложила в руку чашу с вином, и села сама, и жестом пригласила присесть этеров сына, все сели, но вели себя как-то очень настороженно, ждали чего-то. Слуги разнесли чаши с вином и закуски. И Неарх осторожно присмотрелся к матери царевича. Очень красивая белокурая женщина, с сложной прической, в драгоценном шелковом платье, подпоясанном поясом из золотых чешуек, и с ожерельем из золотых двухголовых орлов, серьги были тончайшей работы, из маленьких цепочек, спускающихся к открытым плечам, на предплечье золотые браслеты с замочками в виде грифонов, и несколькими перстнями на пальцах, один из них с печаткой. Они что-то шептались между собой, так что никто не слышал.

– Доброе утро, верные друзья, – поздоровалась Олимпиада со всеми, – Я рада, и надеюсь на вас, вы ведь будете сопровождать царевича на войну. Завтра его посвятят в эфебы, – она быстро посмотрела на сына, он же беззаботно взглянул на мать, – Это необходимо, что бы ты мог командовать армией, – объяснила она Александру, – По слухам, меды появились в окрестностях Амфиполя, а это Пангеон, золотые рудники, средства на армию. Так что повремените с этим философом, седлайте коней, разбирайте доспехи, скликайте дружины, время пришло.

Обед подали, все поели быстро, избегая скабрезных шуток, и разошлись готовиться к завтрашней церемонии. Неарх встал в своей комнате, и слуга принес ему таз и кувшин умыться, курет быстро ополоснулся, оделся в самое лучшее, еще из Крита привезенное, прицепил на пояс кинжал, одел перстень с печаткой, вышел на улицу, где его уже ждал Терес, оруженосец, тоже в лучшем хитоне и сандалиях, друзья подходили со слугами, все выглядели великолепно, и скоро показался сам Александр с матерью, и вся процессия двинулась в храм Аполлона. Жрец отрезал прядку волос, мать просила не отрезать много, и посвятил его в эфебы, и нарек АЛЕКСАНДРОМ.