Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
В двух действиях
«Для измены родине нужна чрезвычайная низость души».
Всё, происходящее в пьесе, вымышлено. Некоторая схожесть придуманных фамилий, имён, названий городов и прочего с реальными носит чисто случайный характер. Подобные события не могут происходить в России. За это автор смиренно благодарит Всевышнего.
Действующие лица:
Валёк – аферист, специалист по разводке доверчивых граждан, 27 лет
Юлия – его случайная подруга и подельник, 25 лет
Тарас Григорьевич – житель города Пятиколонска, в районе частного сектора, 41 год
Августа – его жена, 38 лет
Элизабет – их дочь, 22 года
Герман – её муж, 25 лет
Действия происходят в частном доме
Действие первое
Перед занавесом, на авансцене, появляется с цветистым рюкзаком за плечами Валёк. В обычной одежде – джинсы, замшевые туфли, рубашка с рукавами в клетку, на голове «ковбойская» шляпа.
В руках у него – гитара.
Оглядывается по сторонам. Начинает перебирать струны, играет, поёт:
– Стал кидалой я по случаю,
Научил мирок блатной.
Проходимцами обучен я
Демократии двойной.
Ложь, что счастье бесконечное
Аферист я и фантаст.
Разведу любого встречного,
Он последнее отдаст.
Кидальщики всех стран
Весёлою гурьбой
Творите свой обман.
Обманется любой.
Закон кидал таков -
Любого обмани.
Обман для простаков -
Манящие огни.
Жить на грани небывалого
Выпадает нам сейчас.
Ведь кругом – одно кидалово
Для простых народных масс.
За небесными за маннами
В очередь толпа стоит.
А страна, за океанами,
Для Планеты зло творит.
Кидальщики всех стран
Весёлою гурьбой
Творите свой обман.
Обманется любой.
Закон кидал таков -
Любого обмани.
Обман для простаков -
Манящие огни.
Нас кидают по-конкретному
Банки, мафия, рвачи,
И жуёт дерьмо отпетое
Золотые калачи.
Нас ведёт тропа зловещая
В мир несчастий и утрат,
И за светлый рай обещанный
Мы считаем чёрный ад.
Кидальщики всех стран
Весёлою гурьбой
Творите свой обман.
Обманется любой.
Закон кидал таков -
Любого обмани.
Обман для простаков -
Манящие огни.
К нему подходит Юлия, примерно так же одета. Но на её голове косынка синего цвета. За плечами почти такой же рюкзак и гитара.
Юлия: – А ты, Валёк, оказывается, не так уж скверно играешь на гитаре и поёшь. Пока я в кустах делала свои дела, так прямо и заслушалась.
Валёк: – Играю и пою, как умею. Такие вот простые дела, Юлька. Не надо прикалываться. Если сказать по-простому и фразой из древнего анекдота, то «не стреляйте в гитариста, он играет, как умеет».
Юлия: – Замолчи! Я не хотела тебя обидеть. Мне на самом деле понравилось твоё пение. Да и вороны на деревьях заслушались, ни одна не испугалась твоего голоса, ни одна не улетела. А ведь это успех!
Валёк: – Преувеличиваешь. Они просто любовались тобой. Особенно вороны мужского пола. Или я не прав, Юлия?
Юлия: – Ладно, не будем спорить (берёт его за руку, смотрит ему в глаза). Как ты думаешь, Валёк, у нас тут всё получится? Да ведь и воскресный день, выходной. Многие сидят дома, уставившись в экраны телевизоров и в мониторы своих компьютеров. Это нам на руку.
Валёк: – Только наш ударный труд и смекалка помогут нам кого-нибудь одурачить. Будем пытаться, Юлька. У нас, кидальщиков и разводил, не бывает выходных дней. Мы в работе. Мы учимся этому у многочисленных чиновников нашего славного государства.
Юлия: – Но так, как они, разводить наивных и доверчивых людей мы не сможем. Кишка у нас тонка. Тут талант нужен и огромное стремление к достижению успеха.
Валёк: – Надо стараться. Да и мы же не по-крупному работаем, как ребята от государства и многочисленных акционерных и частных фирм. Мы трудимся не в поте лица, а так… по мелочам. Любители.
Юлия: – Но ты не ответил мне. Как ты думаешь, Валёк, у нас в этом городе что-нибудь получится?
Валёк: – Живи, Юлька, без мандража и активной паники. Мы пришли с тобой в этот город, чтобы поправить своё материальное положение. Разведём местных лохов, соберём с двуногих баранов бабки и разойдёмся в разные стороны. Может быть, я найду работу. Если не в Москве, то недалеко от неё. Я, всё-таки, в своё время успел закончить исторический факультет и получить диплом.
Юлия: – Раскатал губу. Кому ты нужен, историк? Они написали о России свою басню, такую, какая им нравиться. Я тоже училась в университете, на историческом. А теперь вот нарушитель закона, но с дипломом.
Валёк: – Я в курсе того, что несуразный вымысел объявлен… исторической наукой.
Юлия: – Причём, очень и очень давно. Мудрые ребята придумывали историю России, начиная с восьмого-девятого века… Они не меньше, чем полторы тысячи лет у нашей народной памяти украли уже тогда. Совсем скоро их последователи напишут в придуманных учебниках, что мы, русские, почти всегда жили на деревьях и питались сосновыми шишками.
Валёк: – Ах, дикая Америка и безнравственная Западная Европа! Знаю! Но ничего поделать не могу… Наверное, так?
Юлия: – Только так, а не иначе. Но будет и на нашей улице пень гореть! Но ты сказал, что мы с тобой после дела пойдём в разные стороны? В каком смысле, Валёк?
Валёк: – В самом прямом. Мы ведь с тобой познакомились только вчера, на железнодорожном вокзале. Сделаем дело – и каждый шмыгнёт в свой угол. Всё предельно просто, Юлия.
Юлия: – Ты, что, Валентин, решил, что я собралась за тебя замуж? Мы с тобой, по определению, аферисты. Скажем так, преступники. Мы – кидальщики. Наше занятие кидалово всякого рода.
Валёк: – Ну, и что?
Юлия: – Просто, можно и в дальнейшем разводить баранов и кроликов сообща. Не только, сейчас, но и потом.
Валёк: – Нет, пока только сейчас. Куда торопиться? Попробуем пока один раз, Юлька. Оценим силы и возможности друг друга. Ведь у меня уже была одна отсидка. Снова под замок я нырять не хочу. Ведь я о тебе ничего не знаю. Может быть, ты активно служишь в полиции.
Юлия: – Или, к примеру, ты, Валёк.
Валёк: – Не болтай вздора! У нас тут, в этом городе, может ещё и ничего не получиться. Я уже знаю, что здесь проживают любители американских хот-догов. Почти все граждане этого мегаполиса везде, всегда и всюду называют свой город Пятиколонском. А ведь он на географических картах называется по-другому. Впрочем, им это нравится. А там, где прошёлся, Сорос, ангелы стали чертями.
Юлия: – Это добрая заокеанская традиция. Пусть для местных жителей этот город будет Пятиколонском, если многим его жителям так хочется. Но я думаю, что здесь у нас, как раз, всё и получится. Ведь у некоторых здешних горожан, которых тут не так уж и мало, большое горе.
Валёк: – Скажи, какое горе, если это не государственная тайна.
Юлия: – Никакой тайны. Если в Соединённых Штатах Америки идёт что-то не так, то у нашей пятой колонны всегда горе. У них даже президентские выборы – сплошной юмор. Одни и те же откормленные лица миллиардеров и уважаемых кланов. Вот и вся демократия!
Валёк: – А нам-то с тобой, Юлька, какая разница, кто сделался в этой несуразной и абсолютно неадекватной стране руководителем. Они мне – не родственники, и даже пиво я с ними не пил. Или мы на этом сможем подзаработать? Каким таким образом?
Юлия: – Сможем! Мне кажется надо объявить местным шалунам, которые практически продали свою родину, что наши специальные подразделения, не важно, какие, захватили в плен группу проамериканских доброжелателей и держат их в подвалах старых подмосковных домов. Этим узникам совести, скажем так, российским борцам за свободу американского народа на территории нашей страны срочно нужны деньги. Причём, много денег.
Валёк: – Я не думаю, что в целях экономии они сидят на дешёвых и весьма ядовитых генных модифицированных гамбургерах, помидорах и грушах. Их, без всякого сомнения, подкармливает ЦРУ через различные хитрые фонды. Но идея эта мне очень нравиться. Только надо нам с тобой продумать, зачем этим, как бы, борцам понадобилось много денег, и почему они так резко и внезапно обнищали. Но ведь и опасно. Вдруг узнают, что мы с тобой на судьбах любителей американских фасфудов решили подзаработать, и США объявит России войну.
Юлия: – Да ты оказывается, Валёк, не просто трус, но ещё и суеверный. Пусть они думают, как им хочется. Нам важно их развести и… раствориться в пространстве Время такое. Сейчас в некоторых городах России, чрезмерно обожают заокеанскую, как бы, демократию. Если всякой американизированной шпане нужны деньги, то представители пятой колонны отдадут последнее.
Валёк: – Вот именно, мне лично ничуть не жаль, как ты заметила, их, как бы, демократию. Будем пробовать. А если получится, то накажем господ, которым надо бы жить-поживать не в России, а на какой-нибудь из парижских помоек или… в Гарлеме. Ты соображай, и я буду думать, зачем несчастным узникам нужны деньги. Причём, много. Скажу, что название этого города для… нашей работы весьма подходящее. Но согласись, Юлия, пусть оно и не официальное, но весьма и весьма странное.
Юлия: – Мы должны мгновенно сориентироваться и сходу понять, зачем этим проходимцам, допустим, нечастным узникам нужны деньги. А насчёт названия города, то я навела кое-какие исторические справки. Тут ещё задолго до царских времён недалеко от города стояли пять гор. Они были похожи на шпили, так природа постаралась. Пять высоких каменных колонн. Вот и тогда обыватели, тоже не официально, но окрестили свой город Пятиколонском.
Валёк: – Куда же делись эти колонны?
Юлия: – Когда пришли к власти большевики, то кто-то из принципиальных и очень рьяных красных князей решительно заявил: «Нам от царского режима ничего не надо!». Он повелел взорвать эти колонны, и в дальнейшем, их переработали на щебень. Начали строительство дороги – на Запад, и на Восток.
Валёк: – Однако, от заводов, фабрик и много другого, построенного при Царе-батюшке, они не отказались. Ведь надо же было в самые кратчайшие сроки построить коммунизм для себя, любимых, своих родных, близких и давних знакомых. Впрочем, сейчас всё ещё круче. Обдирают народные массы до липки и на верхних уровнях пытаются доказать что это законно, справедливо и демократично… А либералы, многие того и не ведая, работают на зарубежную и отечественную мафию. Уже неопровержимый факт.
Юлия: – Нам с тобой до этого дела нет. Пусть, по сравнению с крутыми и узаконенными жуликами и ворами, мы мелкие сошки, но и нам надо взять с замысловатых людей свою дань. Нам с паршивых овец надо брать, как это говорится, клочки шерсти.
Валёк: – Но, всё-таки, название у города, пусть не официальное и узаконенное, но так и осталось – Пятиколонск. Никто ведь не смог запретить мирным и добрым гражданам называть его именно так. Историческая справедливость или недочёт со стороны красных… комиссаров.
Юлия: – Ни то и не другое. Всё гораздо проще и прозаичнее. Ещё в тридцатых годах минувшего века здесь была организованна мощная по тем временам автомобильная колонна под номером пять. На Западе России она была одна из самых заметных. В этом городе происходила перевалка промышленных грузов в сторону столицы и… обратно. А транспортное предприятие так и называли, без всяких намёков на что-либо. Так вот и название в народе сохранилось – Пятиколонск. Похоже, что сейчас оно наполнилось новым содержанием. Но нам с тобой на это цинично плевать.
Валёк: – Ты начинаешь себе же противоречить, Юлька. Как ты сказала, так мы и сделаем. Попробуем, как раз, и подзаработать на здешних, так сказать, патриотических, проамериканских чувствах… горожан. Отступников надо наказывать нашими… подручными методами.
Юлия: – Но только, если мы проколемся, то орденами и даже медалями нас с тобой, Валёк, не наградят. Мне, почему-то, кажется, что может случиться именно так. Тут причин много. Там, на самой верхотуре, сидят такие птицы, которые давно обосновались за Океаном. Но считают себя патриотами России. А наш зомбированный народ безумно верит в их порядочность.
Валёк: – Ты своими страшными предположениями рвешь мою душу на лоскуты! Я ведь так надеялся и верил, что удостоюсь, хотя бы благодарности в свой адрес. От какого-нибудь депутата.
Юлия: – Ты – эгоист, Валёк. А как же я? Мне тоже нужна благодарность. Ведь если прозвучит доброе слово из уст какого-нибудь чинуши в мой адрес, то оно будет от… имени народа. Ни больше, ни меньше. А это ведь почётно. Не забывай, мы ведь, Валёк, с тобой вместе… Мы – одно целое.
Валёк: – Мы – одно целое? Ну, что ты, Юленька! Что ты говоришь? Если мы одно целое, то получается какой-то четвероногий, четырёхрукий, двуполый монстр. Гадость реальная! Но ты не думай обо мне плохо. Конечно, за решётку сядем вместе. Точнее, одновременно. За групповое мошенничество, вымогательство и прочее больше дадут. Групповуха – это здорово и продуктивно. Соображаешь? А там, на зоне, столько впечатлений!
Юлия: – Я в курсе, Валёк. Но к счастью, о такой романтике я пока только в книжках читала. Этого вполне достаточно. Я тоже надеюсь найти работу по специальности и заниматься историей и педагогикой.
Валёк: – Похвально. Будем стараться, чтобы не засветиться. Впрочем, я пока пройдусь по этой вот улице вдоль домов частного сектора. Подумаю, что и как. Встретимся подальше отсюда, на перекрёстке, через полчаса. Подходи, если не передумала!
Юлия: – Но как же я могу оставить в беде бедных и несчастных борцов за американскую свободу на территории России. Ведь сейчас она для меня почти что родственники.
Валёк кивает головой.
Уходит.
Юлия снимает с плеча гитару, играет и поёт:
Жила-была Танюша,
Считала свысока
Простую ножку Буша
Цыплёнком Табака.
Ей так считать велели
За Лужею Большой.
Мы любим, в самом деле,
Жить на ушах с лапшой.
Нами немало наломано дров
В небе бескрайнем, в воде и на суше.
По Интернету, из-за бугров,
Душу загадили черти Танюше.
Много в России подобных Танюш.
Только страна – не Танюша… сплошная.
Это не сказка, это не чушь,
А жуткая быль и местами смешная.
Жила-была Танюха,
Америкой горда.
Не то, что бы старуха,
Частично молода.
С любовью пылкой к Штатам,
К заморской голытьбе,
Она ругала матом
Всё русское в себе.
Нами немало наломано дров
В небе бескрайнем, в воде и на суше.
По Интернету, из-за бугров,
Душу загадили черти Танюше.
Много в России подобных Танюш.
Только страна – не Танюша… сплошная.
Это не сказка, это не чушь,
А жуткая быль и местами смешная.
Жила-была Татьяна,
Психически больна.
Прохожим очень рьяно
Плевала вслед она.
В глазах цвела отвага,
И. господи прости,
С американским флагом
Ходила коз пасти.
Нами немало наломано дров
В небе бескрайнем, в воде и на суше.
По Интернету, из-за бугров,
Душу загадили черти Танюше.
Много в России подобных Танюш.
Только страна – не Танюша… сплошная.
Это не сказка, это не чушь,
А жуткая быль и местами смешная.
Завершает пение, вещает гитару за плечо, уходит.
ЗАНАВЕС открывается
Самая обычная обстановка в просторной горнице.
Ну, разумеется, обстановка обычная – большой стол, пара кресел, стулья, телевизор… Большая китайская роза в керамической «бочке».
Вроде бы, русская изба. Но не совсем. Некоторые странности бросаются в глаза. Большое количество рекламных плакатов на английском языке, фото голливудских красавиц… Но на самом видном месте красуется портрет первого президента США и рядом с ним звёздно-полосатый государственный флаг этого заокеанского государства.
На журнальном столике, в стороне, лежит гитара
Раздаётся громкий крик, переходящий в вопль.
На сцене появляется Тарас Григорьевич . Он в хромовых сапогах, в широких чёрных сатиновых штанах, на нём белая рубаха с пояском. Но на шее оборванная верёвочная петля.
Тарас Григорьевич (становится на колени, поднимает руки вверх, громко и отчаянно): – Что за страна такая! Верёвки – и те поганые, некачественные! Даже, как следует, повеситься нельзя!
Августа (из сеней): – Ты чего ругаешься, Тарас Григорьевич? У нас все верёвки в доме китайского производства (появляется, подбегает к нему, поднимает на ноги). Я понимаю, Тарасик, большая беда пришла в наш сланный город Пятиколонск. Но зачем же вешаться? Надо жить и бороться с этими… россиянами. Ведь нас, настоящих либералов и демократов в городе большинство. Слава Соросу!
Тарас Григорьевич: – Соросу слава! Любую беду можно пережить, Августа Пантелеевна, жена моя! Любую! Но только не эту! Мы вот с тобой, в браке законном всех двоих детей похоронили. Всё несчастные случаи. Одна дочь у нас и осталась – Элизабет, Лизонька наша. Но ведь я пережил… Попил немного, но взял себя в руки. Но здесь такая беда!
Августа: – Мне самой тяжело понять и пережить происходящее, но всё будет так, как надо. Да здравствует великий и неутомимый Джордж Сорос!
Она подходит к портрету Вашингтона, целует американский флаг, кланяется в пояс первому президенту США
Тарас Григорьевич: – Да, добрый и могучий Джордж Сорос никогда не оставит в бедах и печалях нас, российский дикарей и варваров! Но он сейчас в замечательных и милых нашему сердцу Соединённых Штатах борется за справедливость. Он организует протесты против несправедливости.
Августа: – Мне, Тарасик, нелегко пережить эту великую беду! Я тоже никак не могу понять происходящего. Почему страдают истинные борцы за настоящие ценности и толерантность в борьбе с российскими недоумками?
Тарас Григорьевич (досадливо машет рукой): – А ты ещё спрашиваешь, Августа, почему я решил повеситься, покончить счёты с жизнью. Да каждый порядочный демократ и настоящий либерал после таких вот бед просто обязан наложить на себя руку. В наших людей стреляют, их, понимаешь, травят… а мы вот никак не протестуем. Видать, сильна в них… этих бесах, тёмная сила (поворачивается в сторону портрета первого президента США). Даже Великий дух несравненного, нашего славного, отца всех народов Земли, первого президента Соединённых Штатов Америки Джорджа Вашингтона ничего не мог с этим поделать.
Августа: – Не кощунствуй, Тарас! Грех это. Дух Великого Джорджа Вашингтона борется. Да и другой Джордж, наш Сорос ведёт борьбу за истинную свободу Америки, а значит и нашу… дикарскую. Они нам помогают стать людьми или, в крайнем случае, такими, как поляки. Это понимать надо, Тарас Григорьевич.
Тарас Григорьевич: – Так я и подумал, Августа, что лучше уже петлю на шею – и подальше от беды страшной. А Джордж Вашингтон – истинный отец Америки. То истинная правда.
Августа: – Ах, Тарасик. Ведь не только я, но и ты – грамотный и относительно культурный человек. Правда, ровно настолько, насколько позволяет нам эта чёртова русская ментальность. Мы же с тобой экономисты с высшим образованием и работаем на прекрасном заводе светильников. Хозяина предприятия, неутомимый либерал, прекрасный человек, наш славный благодетель Нариман Муртанович Зондербеков. Всё у нас, в принципе, хорошо. Долгих дет жизни славному миллиардеру Зондербекову! Порадуемся за нашего радетеля американской свободы на российской земле!
Тарас Григорьевич: – Так ведь я тоже, моя славная жена, Августа Пантелеевна желаю ему всякого здоровья и очень доволен тем, что он справно приобретает недвижимость в просвещённой Западной Европе, да и в США свой человек. Говорят, у него и там особнячок и теплоходик.
Августа: – Так надо, Тарас. Не нам же приобретать яхты. Нам, россиянам, ещё людьми-то только предстоит стать. Мы же дикари, а вот американцы – величайшая нация! Но ты не дослушал меня. Запомни! Несравненный Джордж Вашингтон – великий отец не только американцев, но и всех народов Земли!
Тарас Григорьевич: – Да разве ж я спорю. Это ясно, как день. Я же не дитя малое, мне тут всё понятно.
Августа: – А потому равнение надо держать на наших великих Джорджиков – Вашингтона и Сороса. Не петлю на шею надо набрасывать, а бороться…. Активно. Надо жить и действовать назло им, которые… Одним словом, сволочи! (обращается к портрету Вашингтона). Отец наш и благодетель, мы и в России нашей тёмной будем бороться за славную американскую свободу, за права и счастье американского народа. Они ведь достойны! Заодно и мы, где-нибудь, рядом с ними пристроимся.
В дверь стучаться, а потом и входят Валёк и Юлия
Валёк: – Здравствуйте, хозяева! Смотрю у вас тут флаг иностранный и портрет Вашингтона. Наверное, здесь филиал американского консульства.
Юлия: – Здравствуйте! (Вальку, дёргает его за штаны). Что ты говоришь, Валентин? Здесь у многих честных людей всё только так. Ведь великие, могучие и добрые американцы могут помочь России возродиться из пепла и прийти к истинной свободе и радости…
Валёк: – К радости долларовой, которые давно уже ни черта не стоят!
Августа ничего не говорит, несколько удивлена и растеряна.
Тарас Григорьевич (подходит к ним): – Конечно, здравствуйте! И пошли отсюда вон! (Вальку). Подруга твоя говорит правильно, а ты вот что-то в чужом доме ведёшь себя нагло. Свободу нашу пришёл отнять и надежду на неё? Не получится!
Августа: – Оно, конечно, шли бы вы лучше своей дорогой! Мы вас не звали и не знаем, кто вы. Или заявились к нам для того, чтобы порадоваться тому, что и в Северной Америке нынче не спокойно?
Валёк: – Прошу прошения, если пошутил невпопад. Но какое у вас случилось несчастье? Может быть, мы смогли бы вам помочь?
Тарас Григорьевич: – Я хоть человек культурный, но больше повторять не буду. У меня в соседней комнате висит двустволка, заряженная. И там не дробь, а пули на медведя! Она подойдёт и для московских специальных агентов, которых мы в гости не ждали.
Валёк: – Понятно, хозяин. Но внешностью своей на интеллигента ты не тянешь. Больше похож на пьяного американского ковбоя.
Августа: – Да что вы такое говорите! У меня и моего мужа высшее образование. Мы стараемся быть интеллигентными людьми. Ведь вы же знаете, какая у нас беда! В США очередные выборы, и там опять не очень спокойно. Да и в России не желают людишки жить так, как ему рекомендует великая американская нация.
Тарас Григорьевич (хватается за голову): – Но рука Москвы… Радуйтесь нашему горю, господа, и скатертью вам дорога! Мы со своей женой Августой Пантелеевной выставляем вас за дверь! Представьте себе!
Валёк (принимает скорбный вид, обнимает Тараса Григорьевича): – Спасибо, вам люди добрые! Спасибо за любовь к славной и великой американской нации, к свободным и демократичным выборам! Вы прошли проверку. Вы – истинные либералы! Мы вынуждены были…
Тарас Григорьевич (отталкивает Валька): – Какую ещё проверку? Моё терпение лопнет, в конце концов!
Юлия: – Мы с Валентином прибыли к вам, как к надёжным либералам и демократом, из самой Москвы…
Валёк: – Из Всемирного Комитета «Спасение России».
Августа: – Мы не знаем о существовании такого комитета. У меня имеется сомнение на этот счёт. Вы можете сказать, что угодно. К примеру, что вы – марсиане. Почему мы должны вам верить?
Юлия: – Мы и не просим вас верить или не верить. Но это прекрасно, что вы сомневаетесь, вроде как, Августа Пантелеевна. Мы очень засекречены. Сами знаете, что замечательный папа всех пап и заодно мам Джордж Сорос очень осторожен. Добро приносить людям порой бывает очень не просто.
Августа: – Нуда, я – Августа Пантелеевна, и добро приносить людям или тем, которые не очень активно хотят быть славными и замечательными, бывает сложно. А мужа моего звать-величать Тарас Григорьевич.
Валёк: – А мы вот, в целях, полной конспирации без фамилий и отчеств. Всё очень просто. Я – Валёк, а моя соратница по борьбе за свободу – Юлька. Вот и познакомились мы с вами, как бы, между прочим.
Тарас Григорьевич: – А чем докажете, что вы из какого-то там комитета?
Юлия: – Но я ведь уже говорила, что мы и не собираемся что-то и кому-то доказывать. Мы убедились, что есть ещё в России настоящее ценители свободы… по американскому образу и подобию, и уже радостно на душе. И на этом всё! Мы уходим.
Валёк: – Да, уходим! Вы истинные либералы, но жаль, что пока ещё не готовы заниматься настоящими серьёзными делами.
Тарас Григорьевич: – Как это мы не готовы?
Августа: – А какие дела? Может быть…
Юлия: – Нет, вы ещё морально не созрели для того, чтобы помочь группе российских активистов, которые умирают от горя и скуки в подвалах заброшенных подмосковных домов. Они пострадали за американский народ и, вроде как, за российский тоже.
Тарас Григорьевич: – Мы протестуем против такого несправедливого определения и совершенно невнятной оценки наших личностей! Наших способностей, возможностей и желаний!
Августа: – Вы нас недооцениваете! Да, мы протестуем! Мы знаем, что происходит на белом свете, и не всё нас радует.
Валёк:– У настоящей оппозиции, которая ориентируется на американские и европейские ценности, сейчас большие проблемы. Но я не об этом. Приезжайте к нам, в Москву, выходите на Болотную площадь и… протестуйте! Хоть запротестуйтесь! А решать судьбу России и, тем более, величайшей и самой особенной страны мира, всей вселенной и её окрестностей будут надёжные и самые верные истинной демократии люди. Разумеется, я говорю о Соединённых Штатах Америки. Одним словом, мы удаляемся! Желаем вам всего доброго! Мы победим!
Юлия: – Мы победим. Слава…
Августа: – Слава Соросу?
Валёк: – А кому же ещё? Не нам же с вами. Слава Соросу! Его в России ещё лет триста будут славить. Имена президентов забудут, но вот это имя останется на века!
Тарас Григорьевич: – Так вы, возможно, наши люди? Ну, хоть посидите у нас немного. Если хотите, то можно и кофе приготовить.
Валёк: – Пожалуй, чуть-чуть отдохнём… с дороги. Кофе нам не надо! У нас много дел. Нам предстоит ещё встретиться с очень надёжными и ответственными людьми, не только телом, но и душой преданными настоящей демократии!
Юлия и Валёк снимают т свои рюкзаки и гитары с плеч и ставят у стенки перед большим диваном, находящемся в центра сцены. Садятся на него.
Тарас Григорьевич (переминается с ноги на ногу): – Мы стараемся быть преданными Великой Свободе. Может быть, не всё получается. Но мы стараемся.
Августа: – Мы с Тарасом – одни из тех, кто поддержал компанию по передаче Российского Дальнего Востока славным Соединённым Штатам. Для россиян эта земля… одним словом, им и остального будет много.
Тарас Григорьевич: – Не в коня корм, как говорится. Кроме того, лично я и Августа, активно принимаем участие в том, чтобы Японии наша варварская страна вернула, наконец-то, четыре острова. Да и Сахалин надо бы отдать.
Валёк: – Молодцы!
Юлия: – Вы – настоящие патриоты России!
Августа(потупив глаза): – Так ведь стараемся!
Валёк: – Ладно. Сейчас всё это мелочи. Я вон смотрю – у вас вон гитара лежит. Кто-то играет или поёт?
Августа: – Так мы оба, и даже выступаем в наших дворцах и домах культуры с… концертами. Не одни вы с гитарами.
Юлия: – Представляю, что это за концерты. Но мы бы тоже послушали. Только, если песни ваши по делу. А то есть такой, например, тележурналист, как будто, по фамилии Вонидзе. Как будто, наш человек, в душе американец, но такую чушь несет с телеэкрана, что…
Валёк: – Что даже не возникает никакого сомнения, что у одной из московских психушек завалился забор, и самый неизлечимый сумасшедший умудрился прискакать на передачу… На палочке верхом. Это прекрасно, когда гражданин ратует за процветание иноземной демократии в России и выступает против отсталого и дикого российского народа, но если в голове у него застряла пуля или стрела… Одним словом, тут становится очень весело. Хотя над больными людьми грешно смеяться. Демократия – это прекрасно, но русофобия уже и некоторыми американскими учёными считается психическим заболеванием.
Юлия: – Их, долбанутых, из самых разных мест на экране появляется всё больше и больше. Иногда хочется посмотреть и посмеяться. Ведь это ведь гораздо веселее, чем шоу «Пермские вареники».
Тарас Григорьевич (собирается что-то возразить): – Ну, так позвольте. Я не совсем понимаю, что… Какая ещё там русофобия! В США тоже, к сожалению, есть не очень мудрые академики…
Но Валёк прикладывает палец к губам, даёт ему понять, что не стоит мешать слушать песню, которая вот-вот прозвучит. Тарас Григорьевич замолкает.
Августа, молча, берёт гитару, садится в кресло
Появляются Элизабет и Герман. Присаживаются на стульях
Элизабет: – Слава Соросу! Я просто обожаю слушать, как поёт моя мама.
Герман: – Соросу слава! Моя замечательная тёща так же прекрасно играет и на гитаре.
Элизабет: – Теперь уже твоя бывшая тёща, Герман. Ты – предатель и почитатель демократов, а я – за республиканцев. Ты – предатель! И теперь только развод!
Валёк: – Но зачем ссориться? В Соединённых Штатах обе партии великие и неповторимые.
Герман: – Не согласен. Я в душе и в жизни республиканец. А моя почти что бывшая жена Элизабет собирается разводиться со мной потому, что она – демократка.
Юлия: – Если, Гера, вы измените свои политические убеждения, то лично я могу несколько раз попробовать стать вашей супругой. Может быть, и навеки.
Герман: – Никогда не поменяю своих убеждений. Я люблю американских демократов. Они – настоящие патриоты США! Лучше я буду жить на берегу под лодкой, но я навеки только с ними!
Валёк: – Я, конечно, извиняюсь, причём, от имени всего Всемирного Комитета «Спасение России», но вы, господа, назойливо мешаете присутствующим здесь соприкоснуться с прекрасным.
Юлия: – Да, с искусством! Мы ведь настроились слушать песню. Слава Соросу!
Дождавшись пока дочь и зять успокоятся, Августа начинает перебрать струны, играет и поёт:
– Я спою влюблено
Про Джорджа Вашингтона.
Жил он очень скромно,
Был такой простой.
Дело знал любое,
Всякого ковбоя
Уважал огромно.
Добрый и святой.
Славься, вечно живой
Наш родной Вашингтон!
Ты отец дорогой
Всех людей и времён.
Наши души с тобой,
И мечты, и сердца.
Ты для нас не любой.
Все мы любим отца!
Все слушающие песню и сама исполнительница не могут унять чувств и даже слёз.
Закусив губы, Валёк обнимает плачущую Юльку.
Элизабет и Герман забываются икрепко берут друг друга за руки.
Августа продолжает пение:
– Всех индейцев прочно
Любил он днём и ночью.
Он дарил им бусы,
Вечно молодой.
Ночевал в вигвамах
И в глубоких ямах,
Угощал их вкусной,
Огненной водой.
Славься, вечно живой
Наш родной Вашингтон!
Ты отец дорогой
Всех людей и времён.
Наши души с тобой,
И мечты, и сердца.
Ты для нас не любой.
Все мы любим отца!
Против рабства грозно
Выступал серьёзно.
«Негры – тоже люди»,-
Говорил порой.
Был добросердечным,
Мудрым, человечным.
Был и есть, и будет
Вашингтон-герой!
Славься, вечно живой
Наш родной Вашингтон!
Ты отец дорогой
Всех людей и времён.
Наши души с тобой,
И мечты, и сердца.
Ты для нас не любой.
Все мы любим отца!
Пение завершается. Нависает пауза, никому не унять волнения. Все слушатели вскакивают на ноги и дружно аплодирует Августе.
Она встаёт, глотая слёзы и всхлипывая. Кладёт гитару на место.
Августа: – Я всегда знала и видела, что даже память о славном первом президенте США никого не может оставить равнодушным. А сейчас какими-то не понятными способами к власти рвутся республиканцы. Они хотят погубить нашу славную Америку.
Герман: – Это не правда, Августа Пантелеевна! Республиканцы – замечательные, мудрые и добрые люди. Великий и неповторимый Джордж Вашингтон, республиканец. Зачем об этом забывать?
Элизабет: – Как ты смеешь сравнивать его с этими!..
Герман: – Смею и буду… сравнивать! Буквально час тому назад на Техасской улице, прямо в центре нашего города Пятиколонска, в страшной рукопашной битве сошлись две огромные толпы парней и мужиков. За демократов славных США было всего-то человек пятьсот! Ха-ха-ха! А у нас, у республиканцев, почти семьсот. Мы замочили из-за уважения к истинной свободе четверых. А ваши… только двоих. Ну, раненных я не считаю.
Тарас Григорьевич: – Изыди, сатана! Ты больше нам не зять, Герман-Герик, язви твою мать!
Юлия: – Нет! Я больше не могу молчать! Большая группа из российской оппозиции, сторонники демократов США, сейчас находятся в большой опасности. Им срочно нужны деньги!
Герман: – Им я ни копейки не дам! Я признаю только республиканцев!
Его выталкивают за дверь Тарас Григорьевич и Элизабет . Они это делают очень сноровисто и умело.
После этого они обступают Валька и Юльку.
Августа: – Зачем же вы так грубо обходитесь с Германом? Ведь его ещё можно перевоспитать.
Элизабет: – Хватит, мама! Я знаю, я в курсе, как и каким образом ты перевоспитываешь молодых мужиков.
Августа: – Ты ко мне не справедлива, дочь. Надо смотреть глубже.
Тарас Григорьевич: – Как вы мне надоели со своими половыми проблемами!
Августа: – Тарасик, ну что ты говоришь? Прямо, глупости какие-то.
Элизабет (топает ногой): – Я требую объяснений! Кто вы и какая опасность нашим славным патриотам, обожателям и последователям демократического движения Великих Штатов!
Августа: – Эти господа из Всемирного Комитета «Спасение России». Он – Валентин, а девушка, которая с ним, – Юлия.
Тарас Григорьевич: – Нет, они называют себя проще – Валёк и Юлька.
Валёк (берёт Юлию за руку): – Поёдём же прочь из этого негостеприимного дома! Я же говорил тебе, что им не положено ничего знать.
Юлия: – Я не виновата. Я просто случайно проговорилась, Валёк. Пойдём! Представь себе, они считают себя демократами и либералами! Чушь! Можно чувствовать себя свободным человеком в одиночной камере и пленником, жалким рабом на огромном поле, которое тянется на сотни километров.
Элизабет: – Вы не уйдёте отсюда, пока не объясните, что случилось с группой протестующих в Москве от имени партии демократов Великой Америки! Мои мама и папа пока не очень верят вам, поэтому пропустили мимо ушей ваше странное сообщение о том, что над ними нависла серьёзная и реальная опасность.
