ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

3

Анастасия Петровна, дежурный врач, стояла у окна второго этажа и смотрела на стоящий к ней спиной грустный фонарь. На улице шел мокрый снег. Попадая на теплый плафон фонаря, он таял и капал вниз. Когда капля набиралась и падала, она некоторое время отражала свет. Казалось, что фонарь плачет – плачет капельками света:

Кап-кап… Кап-кап…

Вот уже три дня, как уехал неизвестно куда Иван. Анастасия немного успокоилась, но так и не смогла понять, куда укатил суженный и за какое такое «все может случиться» он получил такие деньги? И самое главное – насколько оно опасно, это «все»? На следующий день после отъезда Ивана (хотя почему отъезда? он мог запросто и улететь) она позвонила Аркадию.

– Вни-ма-тель-но! – старательно выговаривая слога, ответила трубка.

– Пьянствуешь, значит? – разочарованно спросила она.

– Выпиваю, – слабо возразил против очевидного Викторыч, как подчас называл его Иван.

– А Нурия где? Поссорились, что ли?

– Нет! Солнышко… уехала… на две недели… в деревню… – с трудом ворочая языком, объяснил Аркадий. – У нее бабушка лежит… надо ухаживать. Настен… ты только ей не говори ничего… Ладно?

– Ладно, ладно, – согласилась Настя, подумав «А то Нурия у тебя дурочка, сама не догадается».

– Слушай, Иван куда-то уехал, оставил какую-то непонятную записку и уехал. Ты случайно не знаешь куда? – уже поняв бесполезность разговора, тем не менее спросила Настя.

– Ик… Иван уехал? Куда?

– Это я тебя спрашиваю, куда? Не знаешь случайно?

– Не… Мы вчера… или позавчера… у меня выпивали… потом он ушел… А куда он уехал-то?

– Ой, ладно! Я потом перезвоню, когда в себя придешь.

Настя в сердцах бросила трубку. Запои у Аркадия длились примерно неделю-полторы, так что звонить ближайшие пять-семь дней было бесполезно.

И вот уже три дня она привыкала жить без мужа. Дай бог, временно, и никакие «Все может случиться» не помешают ему вернуться домой. Через два-три месяца, да хоть через год, в самом деле, только бы вернулся домой.

– Господи, пусть он вернется! – в сотый раз мысленно молилась Анастасия.

А за окном все плакал и плакал капельками света грустный фонарь:

Кап-кап… Кап-кап.....

«О чем плачешь, фонарик? Уж не Ваню ли оплакиваешь?»

Настя прислушалась к своим чувствам. Нет, не Ивана. С ним все в порядке – сейчас, по крайней мере. Если с мужем что-то случилось, то она бы почувствовала, это точно. Но в душе не было чувства беды, только тревога и грусть от разлуки с любимым человеком. Одиннадцать лет как она вышла замуж, почти тринадцать как они были знакомы, и за это время больше чем на один-два дня они не расставались. А вот на тебе – «от двух-трех месяцев до года». Загрустишь тут.

Продолжая смотреть на плачущий фонарь, Анастасия углубилась в воспоминания, в начало осени 1992 года…

…Поступить в медицинский институт с первой попытки у Насти не получилось. Пришлось родителям через знакомых искать подходы, чтобы попасть к репетиторам в довольно закрытые и небольшие группы человек по 8-10. Хотя изъяви репетиторы желание, то эти группы могли быть и по 50 человек. Дело в том, что в этих группах занятия проводили не просто репетиторы, а те самые профессора, которые потом и принимали экзамены у абитуриентов. Соответственно, при должном старании поступление было гарантировано. Это не сейчас – нашел нужного человека, дал денег и ты в институте. Советская, тогда еще, интеллигенция чуралась самого слова «взятка», грязного и липкого. Но жить хотелось получше, а тут реформы с замораживанием вкладов и бешеной инфляцией. Вот и приходилось крутиться. Но деньги, полученные за репетиторство, профессора отрабатывали честно, готовя абитуриентов на совесть. Так, во-первых, успокаивалась совесть и возможные слухи. Во-вторых, не дай бог чего, какая проверка, тьфу-тьфу, прошедшие через группы абитуриенты действительно были достойны поступления в институт, даже при том высоком конкурсе, какой всегда был в медицинский. Это, кстати, еще одно принципиальное отличие от нынешней ситуации, когда дипломы порой просто покупаются бездарями, за что пациентам, т.е. нам с вами, уже приходится расплачиваться своим здоровьем, а порой и жизнями.

Разумеется, занятия в этих группах стоили очень недешево, и Насте пришлось устроиться на казанский «Кожзавод», чтобы помочь семье в оплате. Занятия в группах начинались в декабре, на завод же она устроилась в конце августа. И вот в сентябре, только она прошла через проходную, как с ней поздоровался совершенно незнакомый парень, попавшийся навстречу (широкоплечий, чуть выше среднего роста, в меру симпатичный, в общем – обычный).

– Доброе утро, Настя!

Настя чуть не споткнулась от изумления.

– А вы, собственно говоря, кто такой? – озадаченно спросила она, окинув парня более внимательным взглядом. – Я вас не знаю.

– А вы собаку к ветеринару везли на прививку две недели назад. Помните?

Настя согласно кивнула. Собаку, немецкую овчарку по кличке Цезарь, которую им подарили знакомые, они с мамой действительно возили на прививку в ветеринарную клинику, что находилась недалеко от завода на улице Краснококшайской. Но при чем тут этот парень? Хотя…

– А я рядом с вами в троллейбусе ехал, помните? Я еще спросил, сколько ему лет.

– А… Кажется, да, – немного разочарованно ответила она – так все банально, случайный знакомый, никакой романтики. – А вас как зовут?

– Иван, – вот и имечко, ну очень «романтичное»!

Но тем не менее, они познакомились и в тот же вечер пошли в кино.

Зря она тогда так разочарованно вздохнула, все оказалось не так уж и банально. Уже после того, как они расписались, Иван признался, что устроился на завод только для того, чтобы найти там ее.

– Помнишь, ты матери объясняла, что идти к ветеринару надо мимо твоей работы. А тут больше работать негде, школа да училище. На учительницу ты по возрасту явно не тянула, оставался Кожзавод. Я туда и устроился, чтобы тебя найти.

– А не проще было возле проходной выследить?

– А кто знает, в каком ты цеху и по какому расписанию работаешь? Целый день торчать, и неизвестно будешь ты в тот день работать или нет. И к тому же пристать на улице – это одно, а на территории завода – совсем другое, вроде как сослуживцы, даже если в разных цехах.

Также Иван сознался, что полюбил ее задолго до их встречи. Где-то лет в одиннадцать он в журнале видел картину Константина Васильева «Ожидание», изображенный там образ запал ему в душу. Когда он встретил Настю, по его мнению так похожую на запомнившийся образ, то сразу и безоглядно влюбился в нее. Насте не очень понравилась мысль, что ее полюбили из-за сходства с какой-то нарисованной женщиной и возможно только по этому. Она долго не соглашалась с тем, что она похожа на героиню картины.

Но однажды маленькая Оксана спросила, показав на висящую в зале репродукцию:

– Мам, а это папа тебя нарисовал?

После этого спор «похожа – не похожа» был окончен.

Иван тоже провалил экзамены, только в строительный институт. Узнав об этом, Анастасия снисходительно улыбнулась: это не медицинский, она бы туда без проблем поступила. Но у Ивана было смягчающее обстоятельство – он вернулся из армии за три недели до экзаменов. После неудачной первой попытки он тоже пошел на подготовительные курсы, правда официальные, где студенты нулевого курса или, как его еще называли, «рабочего факультета» даже получали стипендию. Он уже успел устроиться во вневедомственную охрану, где до встречи с Настей проработал ровно одну неделю.

Расскажи он это ей сразу, то возможно она восприняла бы его ухаживания более благосклонно. Конечно, поменять место работы, чтобы познакомиться с девушкой – это не битва с драконом или эдельвейс, сорванный с неприступной скалы, но все-таки уже кое-что. Но Иван тогда промолчал, и Настя принимала, конечно, его ухаживания (романтика романтикой, но не сидеть же одной дома), но не более того.

Как-то она пожаловалась на то, что ей приходится рано вставать, в пять утра, чтобы выгуливать перед работой Цезаря. Уже на следующее утро она была немало удивлена, встретив у подъезда Ивана.

– С добрым утром! – сказал он, довольный произведенным эффектом.

Настя с улыбкой вспомнила, как не только удивилась, но и рассердилась, когда он заявился первый раз. А рассердилась она потому, что в это время во дворе было пусто, и она не очень беспокоилась о своем внешнем виде. Вот представьте себе: не успевшая толком проснуться, заспанная, но тем не менее полная романтики девушка выходит во двор, а там как из засады какой-никакой, но кавалер. Рассвирепеешь тут, тем более решив сгоряча, что теперь вставать придется еще раньше! Правда, позже она поняла, что вставать раньше совсем не обязательно, просто надо перенести время ухаживания за собой любимой со времени после завтрака на время перед прогулкой с Цезарем.