Дневник Неизвестного

Введение

Из дневника неизвестного:

«Я являюсь лишь неким третьим —

Отношением первого и второго»

Как узнать несомненно, что не спишь? Что дышишь по своей воле, и что игривый туман, – коим влекомый бредёшь среди ночи во тьме, – не отдалится снова, если сделать ещё один шаг? Хочется нырнуть в его густоту, но она всегда далека, недостижима, зыбуча, а кажущаяся близость её эфемерна, и только влажный холодок по коже напоминает осознанием о том, что всё это время ты им любезно и бережно был окутан. Аллегория к жизни, – коварно ускользающее, бесцельно существующее и непреходящее всеобъемлющее «Всё», – кем-то данное нам, и зачем-то.

Не терплю и считаю скудодушием ведение дневников, посему знайте, что я переступаю границы своего весьма принципиального личного пространства, строча эти мысли в бумагу; не подумайте также, читающий, что я поступился взглядом легко, без причины – здесь весомейший аргумент, не являющийся интригой, но умалчиваемый мною сознательно.

Вследствие первого абзаца вынужден добавить ещё одно своё раздражение о дневничном факте: существенно большей подростковой глупостью мне представляется назначение дневнику «Имени собственного», и уж тем более собственного, вроде «Дневник Мэри Джейн» и подобной чуши. Именно поэтому дневник сиротски безымянен.

Теперь хотелось бы попунктово, в порядке убывающей важности ввести гласные правила, или, скорее, поставить одну такую крупную точку, – чтобы как холм, чтобы с вершины его можно было в призму данного мною ракурса наблюдать мои мысли с тем пониманием, что я от вас требую:

1) Мой не в полной мере дневник, пишется только (!) мной;

2) Да простит мне читающий несобранность мыслей (о чём подробнее далее);

3) Да простит мне читающий жизненно необходимые словоискажения (о чём далее ничего);

4) Наконец, четвёртым пунктом будет нижеследующее (пусть и частичное) объяснение причинности моих бессмысленных, вопреки энтропии колебаний:

В голове сейчас настоящая какофония, если честно. Часть меня беспокойствует об этой дневничной деятельности, мешая сосредоточиться, а её головное буйство пробуждает недавно усмирённую ленность, и вот в такой обстановке приходится писать. Никакого уединения. Никакого спокойствия. Сил никаких.

Это всё неподвижность. Я, пожалуй, научусь писать во время ходьбы. Чтобы главному в голове уютнее думалось, хорошо бы находиться в движении. Тут действуют какие-то около Эйнштейновские законы – лента мысли только тогда начинает вертеться в бобине сознания, когда тело преодолевает пространство, расстояние, причём ему необязательно шевелиться самому! Отсюда развитость автобусного мышления. У вас не так?

Не могу удержаться от удовольствия почувствовать себя псевдоучёным и ввести, в рамках дневника, термин полуторакилометровой мысли – именно такое расстояние преодолевает автобус, или мои ноги, от места моего вечернего пребывания до места пребывания дневного и назад. Именно такое расстояние требуется моему мозгу, чтобы хорошенько закипеть, перебурлить соображения по всем волнующим поводам и работать в это время максимально вдохновлённо. Любите ходить! Любите двигаться! Движение – мысль! Звучит будто каждый автобусный пассажир являет собой не уставшее амёбоподобное, а сущую реинкарнацию Аристотеля.

Теперь: «О чём же?! Зачём же?!» – Кричат внутри меня недобитки ленивого мизантропа. Я – третье лицо, имею к истории, кою расскажет далее некий другой, самое косвенное отношение. Я не обладаю достаточными наблюдательскими навыками и подходящим для такой серьёзной задачи характером, оснащённым усидчивостью, потому оставляю за собой вот подобные текстовые вкрапления, дабы читающий имел возможность оглядеться и делать выводы самостоятельно.

Здесь я отвлекаюсь без возможности остановиться – внутренний самовлюблённый альтруист напоминает о главнейшей из ракурсных призм: очень важно сейчас, чтобы каждый делал выводы сам! Никого не слушайте! Никто не прав! Верить нужно только своей голове. Пусть она бунтарствует! Прежде чем воспарить, необходимо шагнуть в разверстые объятия пропасти. В полёте сознание свободно. В полёте обретается избавление от шаблонного самоопределения!

В соответствии с пунктом первым можно уяснить, что история отделена от дневника и лишь изредка будет перемежаться с выдержками из него во имя самого разностороннего рассмотрения совершённого, совершаемого и того, что ещё предстоит совершить.

Наконец, в заключение этого утомившего меня начала ничего не скажу. Впереди ещё слишком много страниц – хорошо, что мне не пришлось всё писать самому.

Засим перо отдам другому,

и откланяюсь

во мрак.