Лев

ГЛАВА 1

Дверь кабинета с надписью «Директор» распахнулась, и в коридор шагнул высокий мужчина в очках:

– Кто тут у нас? – обратился он к коридору и сам себе ответил:

– М-м, девятый «А». Абагян, иди сюда!

Приятный темноволосый юноша в толстовке с капюшоном, задержав удивлённый взгляд на своих одноклассниках, бодро шагнул в сторону директора. За раскрытой дверью рядом с ним стояла девочка.

Директор, обращаясь к ней, сказал:

– Вот тебе временная охрана в лице Абагяна, он тебя проводит до начальной школы.

Абагян посмотрел на директора, делая расстроенно-умоляющее лицо. А девочка, осмотрев предложенного старшеклассника, резюмировала:

– С ним не пойду.

– Почему? – изумился директор.

– У него имя некрасивое, – сказала она, недоверчиво обводя взглядом спортивную фигуру.

– Имя у него очень даже красивое, он – Лев, – ответил директор удивлённой девочке. – А фамилия – Абагян, такая же, между прочим, как у одного известного учёного. А ещё он у нас лучше всех играет на гитаре. Захочешь, – он и тебя научит.

– О-о-о, – беззвучно произнесла она в ответ, с уважением глядя на Льва Абагяна.

– Ну, Виталий Сергеевич… – умоляюще произнёс Лев, сморщив недовольное лицо.

– Давай-давай, Лев, проводи до второго «Б», это Алёнка – очень важный человек, моя помощница, – объяснил директор и добавил: – И у тебя доклад по обществознанию, не забудь, я жду!

Довольная Алёнка одним скачком прыгнула и встала рядом с Абагяном. Тот изобразил перед одноклассниками, наблюдавшими со стороны, лицо жертвы, и обречённо сказал Алёнке: «Пойдём!»

– За что же ты к Виталичу угодила? – спросил Лев, пройдя несколько шагов рядом с девочкой, – я во втором классе и не знал как директор выглядит.

– И я не знала! – остановилась Алёнка, распахивая голубые глаза на Льва. – А он как начал мне шнурок развязывать, я и рассказала ему как у нас учительница оценки путает и в угол ставит. Сегодня прихожу, – у нас новая учительница… – она развела руками, приостановившись.

– А почему он тебе шнурки развязывал? – продолжил рулить Лев между большими и маленькими скоплениями учеников в коридоре.

– Ну, дождь же был, он и намок, запутался… Я не могла развязать, на пол-урока опоздала, в углу потом стояла… Эрик тоже стоял… опоздал тоже. Мы там рожицы друг другу корчили, скучно же стоять.

– Что-то у вас в классе в углах жизнь кипит прям…

– Ага, – согласилась Алёнка, – но это раньше, а теперь новая учительница, – она приостановилась, глядя на Льва и делая вопросительное лицо, – Ви… талич?.. заменил.

– Ну, значит, хорошо, что заменил? – ободряюще подытожил Лев.

– Ну… да, – согласилась не сразу она. – Но он обманул и я пошла разбираться.

Лев приостановился, отгораживая её от пробегающих ребят спиной.

– Разбираться… – повторил он.

– Ну, я же думала: он чей-то папа, кто ещё может шнурок развязать? А он… – директор! – она вытянула мордочку и поджала плечи к ушам.

– Н-да-а… – повеселел Лев, – Виталич классный!

– Хороший, – согласилась Алёнка, – а что ты так говоришь – Виталич?

– Почему Виталич? – Лев взял её за руку, приближаясь к толпе толкающихся рюкзаками учеников, но почувствовал сопротивление. Он остановился.

Алёнка смотрела на него немного строго и вопросительно. Она руку не забирала, но чувствовалось, что это из-за неё. Он сосредоточился на её лице и потихоньку отпустил руку, она забрала и спрятала её в кармашек, как будто это была важная для неё вещь. Ему пришлось встать задом к пинающимся мальчишкам и упереть руку в стену, отгораживаясь от них и закрывая девочку.

– Виталич, – продолжил он, слегка наклонившись к Алёнке, – это прозвище, понимаешь? Его все так называют, когда он не слышит.

– Я знаю, что такое прозвище, – сказала она, глядя исподлобья, – это обидное.

– Да нет, не всегда, – Лев следил за весёлой толпой, перегородившей диковатыми игрищами коридор, он повернулся к девочке, – вот тебя же называют Алёнкой, тебе не обидно? Ты, наверное, Алёна или Лена?

Толпа немного поутихла и появился спокойный просвет между ребятами, Лев раскрыл ладонь перед Алёнкой, глядя на неё. Она хитро улыбнулась:

– Правильно, Лена, но мама называет меня Алёнкой, мы так договорились, потому что мне нравится. Мама сказала, что Лена – это когда я стану большая и сама захочу, – она посмотрела в Лёвину ладонь и положила туда свою.

Он продолжил путь по коридору, держа её за руку. Делать манёвры стало проще.

– Ну вот, ты просто знаешь своё второе имя и любишь его, а другие не знают, вот и всё, – подытожил Лев.

– А у тебя какое прозвище?

– У меня?.. – Лев даже приостановился. – Представляешь? Не знаю! – сказал он весело. – Имя короткое, фамилия – тоже, ничего не прицепилось, наверное.

– Прозвище не всегда, ведь, от фамилии или имени, – рассуждала Алёнка.

– Конечно, – согласился Лев.

Он смотрел, чтобы она не споткнулась на лестнице, ему пришлось идти медленнее.

– У нас есть учительница Минерва, – рассказывал он, – она всё время повторяет: «мои нервы, мои нервы»,– он посмотрел на Алёнку, – ты знаешь, что такое нервы?

Она кивнула:

– Конечно, это когда плачешь.

– Ну… это тоже, да.

Они вошли в застеклённый переход между корпусами старшей и младшей школы, сразу стало тише и спокойнее. Лев оглянулся и отпустил Алёнкину руку. Она, приостановившись, посмотрела на него, потом зашагала дальше. После перехода перед ними открылся просторный вестибюль младшей школы, заставленный по контуру мягкой мебелью.

– Ну, всё, ты иди, – сказала Алёнка, похлопав легонько Льва по руке.

– Так, – ответил он строго, – я сам решу когда мне уходить! – и, посмотрев на неё, добавил: – Идём дальше!

– Да я уже пришла… – сказала удивлённо Алёнка, показывая рукой на открытую дверь класса в противоположной стороне вестибюля. Около двери бегали дети, кто-то сидел на диване рядом.

Лев быстро пересёк вестибюль, взялся рукой за дверь и, отклонив её от стены, прочитал: «Класс 2 «Б». Он вернулся к Алёнке:

– Ну, ладно, я пошёл…

– А у меня зуб качается, – сообщила Алёнка, делая бугорок сначала за щекой, потом над губой.

– М-м… – отреагировал Лев.

– И ещё один немного… – задумалась она.

– Надо маме сказать… – нашёлся Лев.

– Ладно, – послушалась Алёнка.

– Ну… я пойду? – Лев наклонился в сторону стеклянного перехода.

Алёнка напряжённо посмотрела на него:

– Мы что, теперь дружим? – спросила она.

Лев оторопел. Он помедлил, подбирая нужные слова:

– Ну, это как ты захочешь… – сказал он.

– А что, можно выбирать?! – обрадовалась Алёнка.

– Ну, конечно! – тоже обрадовался Лев.

Алёнка махнула в сторону диванчика головой:

– А у нас девчонки обижаются, когда не дружишь.

– Не, я не обижаюсь, – проговорил он весело.

– Здорово! А на гитаре научишь играть лучше всех? – она покрутила корпусом туда-сюда, стоя на ногах неподвижно.

Лев опять ненадолго оказался в ступоре:

– Ну, если захочешь… – ответил он.

Она коротко рассмеялась:

– Пока!

Он поднял руку вверх, ответил: «Пока!» – и побежал в старшую школу.

ГЛАВА 2

Прозвенел звонок. Учеников быстро поглотили двери классов. Один только девятый «А», как обычно перед математикой, стоял в полном составе у кабинета, распределившись на кучки. Самая многочисленная из них состояла из юношей. Они с энтузиазмом что-то обсуждали, то и дело прерываясь на хохот. Некоторые из них разговаривали и смеялись сочным басом, другие ещё не определились со звучанием своего голоса окончательно.

Не торопясь, к ним по коридору подошла женщина средних лет. Белые волосы коротко острижены, губы деликатно подправлены силиконом. Подойдя, она посмотрела на парней с прижатой улыбкой на лице и развела руки в стороны.

– О, Марина Михална пришла, – сказал стоявший позади всех паренек. Остальные, ещё прыская от смеха, разбрелись вдоль стены, подбирая рюкзаки с учебниками.

– Ну, вообще… – произнесла Марина Михайловна и слегка покачала головой, не убирая улыбку и раскинутых в стороны рук, – от вас я такого не ожидала. Ладно мои, дураковый класс, – она презрительно хмыкнула, – но вы-то, девятый «А»! Что с вами? Гормоны что ли спокойно жить не дают?

– Да ваш девятый «В» – орлы, Марина Михална, – пробасил высокий шатен в костюме, обильно сдобренный прыщами, – все время нас в баскетбол уделывают.

– Ой, это они могут, конечно, – сказала она, не скрывая удовольствия, – но контрольную мне на одни «тройки» с «двойками» написали! Вот вы – совсем другое дело!

Она притворно улыбнулась и тут же изобразила делано-серьёзное лицо:

– Но сегодня-то что с вами? Учительницу биологии совсем довели! Ей там валерьянку капают! – она качнула крупными серьгами. – К чему эти ваши вопросики с подковырками учителю!? Молчите и слушайте, когда вам рассказывают!

– А вы уже знаете? – спросил, сдерживая улыбку, прыщавый шатен.

Она вздохнула:

– Ой, поберегите мои нервы! Про ваше половое деление, Штольский, уже вся учительская знает.

– Деление половых клеток там было, Марина Михална, – прыснул Штольский, застёгивая пуговицы пиджака, за ним стали смеяться ещё несколько человек.

– Безобразие там было, мальчики, – она ещё сильнее качнула серьгами, – безобразие и… ой, мои нервы! – она приложила руку к груди, и, не найдя что сказать после «и», добавила, глядя на распаренных от смеха подростков: – И бриться вам пора! Н-да! Никита… Балямов, пугаешь только своих одноклассниц этим недоразумением под носом, – она сделала невнятный жест у лица, – посмотри, вот Гена Штольский, Ваня Седобородов, Лёва Абагян – какие опрятные выбритые лица! – она оглядела окружавших её юношей и обратилась к группе девушек:

– Правда, девочки?

Те частично потупили глаза, частично захихикали и заулыбались. Вперед шагнула та, что обильнее других была оснащена волнистыми волосами и длинными ресницами. Она деланно причмокнула, задрала подбородок и, обращаясь лицом исключительно к Лёве, произнесла:

– Да, Марина Михална, они ничего, – и поспешила сделать томный взгляд с полуулыбкой.

Лев с выражением некоторой усталости отвернулся в сторону пустого коридора.

Но коридор не был совсем пуст, к ним приближалась девушка с рюкзаком на одном плече, в высоких кожаных ботинках тяжёлого кроя, свободных чёрных брюках, вишнёвом джемпере и белой рубашке с торчащим воротником. Её недлинные светлые волосы открывали лицо, когда она обращалась взглядом к очередной двери, а потом опять прикрывали часть лица. Лев засмотрелся на неё, ловя каждое волнение волос и пытаясь рассмотреть что находится за ними. Он рассматривал её не один.

– Это кто? – обратился к нему Штольский, – училка что ли?

– Да… Нет… Не знаю, – отозвался оторопело Лев и махнул головой, пытаясь освободится от наваждения. Потом посмотрел на одноклассника более осмысленно, как бы с осуждением, проговаривая:

– Ты что, совсем? Какая училка?! Из десятого, наверное, новенькая, мне парни говорили: к ним какая-то пришла.

– Ща узнаем, – подмигнул Штольский и обратился к математичке:

– Марина Михална, а это новая учительница, да?

– Где, где? – она раздвинула руками девятиклассников, ревниво вглядываясь в незнакомку, идущую по коридору. – Не-е-ет, я бы знала, у нас таких учителей нет! – закончила она, приготавливая в руке ключ и подходя к двери класса. Она громко объявила:

– Все заходим, хватит прохлаждаться! – и открыла дверь кабинета.

Балямов, первым заглянувший в класс, брезгливо поднял верхнюю губу, бессистемно опушённую блондинистой порослью, и протянул:

– О-о-опя-ать! – и театрально закатил глаза.

Другие гнусаво подхватили завывания:

– Опя-а-ать холодно!

В классе, несмотря на ветреную осень, было открыто три больших окна.

– Да, опять! – Марина Михайловна качнула серьгами, вздёрнув подбородок, и добавила, удаляясь к своему столу. – Поберегите мои нервы! Хватит возражать! Свежий воздух полезен для неокрепших умов, а на математике вдвойне!

Лев Абагян, сделав вид, что замешкался у стены со своим рюкзаком, задержался дольше остальных в коридоре. Незнакомая девушка как раз поравнялась с ним, он впился взглядом в её лицо. Из класса высунулся Штольский:

– Лёв, идёшь? Минерва самостоятельной грозит…

Лев, всё ещё глядя на девушку, засунул одной рукой голову одноклассника за дверной проём, а второй закрыл за ним дверь, после чего припёр её своей спиной. Тут дверь за ним задрожала, он слегка затрясся и сдвинулся с места, проскользив по полу на подошвах кед. Из приоткрывшейся двери снова высунулась голова Штольского:

– Ну, идёшь? Я без тебя не напишу, – зашипел он.

Всё ещё не глядя на него, Лев сказал подчёркнуто мягким баритоном:

– Иди, Гена, я попозже подойду, – и попытался притворить дверь спиной. Но дверь не поддалась, тогда он сунул торчащей голове свой рюкзак, на секунду отвернувшись от девушки, которая уже с интересом наблюдала за их общением, и для верности пропихнул рюкзак поглубже за дверь. Рюкзак уплыл внутрь, и дверь, наконец, закрылась. Из глубины класса послышался звонкий голос математички:

– Открываем тетради!

Они стояли друг напротив друга. Он, восторженно приоткрыв рот и подняв брови, просто и беззастенчиво пялился на неё. Она в метре от него, держась одной рукой за лямку рюкзака на плече, другой рукой откинула волосы, пронзив их тонкими пальцами. Лев, наконец, увидел её лицо полностью. Но она, не выдержав его пристальных взглядов, еле сдерживая улыбку, отвернулась в ту сторону коридора, где было окно. За поднятым воротником на изящной шее показалась замысловатая татуировка. Он оторопело уставился туда, пытаясь разгадать изгибы тонких линий. Она слегка прищурилась, резко повернулась к нему и нарушила молчание:

– Ты в океанариуме был?

– Что? А… нет, не был. Пойдём?

Она не выдержала и рассмеялась:

– Просто ты смотришь на меня, как на рыбку за стеклом.

Он смутился и опустил глаза:

– Я-а… – он поводил носком кеда, разглаживая пол.

– Ты покажешь мне директорский кабинет? – спросила она сквозь улыбку.

– Я? – в его голосе прозвучала надежда, он поднял на неё глаза, почти прыжком отлепился от двери и радостно сказал:

– Конечно! – он показал рукой в нужную сторону и, делая шаг, сказал: – Туда!

Они двинулись по коридору.

Некоторое время они шли молча. Лев несколько раз открывал рот, взглядывал на спутницу, на лицо, которое открывалось по воле отпрыгивающих от него волос, и замолкал, не начав разговора. Он успел рассмотреть край татуировки, выступавший на шею, но берущий начало явно где-то ниже, он боялся представить где именно. На лестнице, когда она, потряхивая волосами, откидывала голову назад, он рассмотрел два небольших колечка, продетых в одну мочку уха. Он рассматривал её профиль, небольшой нос, губы. Наконец, он решился спросить:

– Ты новенькая? В десятый пришла, да? Откуда?

Она посмотрела на него, улыбнувшись:

– Ты интересный такой, конечно…

Он обрадованно посмотрел на неё.

– Не слишком много вопросов? – произнесла она и добавила: – Я – новенькая, это точно, – она покачала головой, улыбаясь. Всё это явно её забавляло.

– Слушай, дай мне свой номер, а? – попросил он, – Я тебе чего-нибудь напишу… Я, знаешь, такие штуки смешные делаю… картинки там с подписями, парням нравится. А? – он остановился и ощупал свои карманы. – Ой, я же Штопору мобилу оставил, ну, в рюкзаке. Слушай, а можно я тебе свой номер забью, ты мне наберёшь или напишешь, а? У меня все мессенджеры есть. Тебе какой удобнее?

Лёву явно прорвало, он не мог остановится. Он шёл, забрасывая молчащую собеседницу вопросами на разные лады, иногда сам на них отвечая, обильно жестикулируя при этом. Так они подошли к двери с надписью «Директор». Он перегородил ей путь и воодушевлённо спросил, снизив громкость:

– Ну что, дашь свой мобильник? Я тебе свой номер оставлю.

Она, придерживая улыбку, спросила:

– Зачем?

– Ну, наберёшь или… Ну, сходим в этот твой аквариум.

– Зачем?

– На рыбок посмотришь. Ты же хотела?

– А ты? – улыбнулась всё-таки она.

– Ну, и я посмотрю.

– То есть, там ты перестанешь на меня пялиться и переключишься на рыбок?

Он посмотрел на свои кеды, потом в окно и смущённо сказал:

– Там да.

– Обещаешь? – она рассмеялась.

Он посмотрел на неё умоляющим взглядом.

Она слегка закусила половину губы, посмотрела на него, прищурившись, и, вытащив из кармана смартфон, протянула ему. Он обрадованно схватил его и стал набирать свой номер. Несколько раз сбился, стёр, снова написал, посмотрел на неё, покраснел, снова написал и отдал ей.

– Тебя подождать? – спросил он с надеждой.

– Нет… пожалуйста! – она не выдержала и опять негромко засмеялась. – Мне надо идти.

– Оформляешься в школу, да? – спросил он, кивнув в сторону директорской двери, – Виталич классный, не бойся его.

Она достала из кармана измятую записку и прочитала:

– Виталий Сергеевич, да?

– Ага, но мы тут его Виталичем зовём. Ну, так я тебя подожду, да?

– Тебя Минерва заждалась, – улыбнулась она.

Он на секунду вытянул лицо и застыл.

– Я пошёл, – он было повернулся, но задержался, сложив ладони перед грудью, и умоляющим тоном попросил: – Напиши, не забудь, или позвони. Ладно?

Он начал удаляться, шагая задом, всё ещё держа руки перед собой, выжидательно смотря на её лицо.

Она, не в силах сдержаться, рассмеялась и кивнула.

Он споткнулся спиной о половинку двери на лестницу. Обернулся, остановился, задержавшись ещё на ней взглядом, и убежал по лестнице вниз.

Она постояла, глядя в окно, принудительно сняла улыбку с лица, настраивая серьёзный вид. Только она собралась открыть дверь кабинета, как из прохода на лестницу снова появился Лев. Он не смог сразу отдышаться, постоял немного, уперевшись одной рукой в полусогнутую ногу, подняв вторую руку ладонью вверх, как бы прося передышки. Подошёл к ней и сказал, громко дыша:

– Меня… Лев зовут.

Она, опять не совладав с улыбкой, произнесла:

– Я поняла. Ты написал.

– Фух, – он восстановил дыхание, – боялся, что уйдёшь, не успею, – он потупился, потом вскинул голову и выпалил, глядя сверху вниз, хотя разницы в росте между ними почти не было:

– А тебя?

– А меня там уже ждут, – кивнула она в сторону двери.

– Ну, а всё-таки, как тебя зовут? – не унимался Лев.

Она немного помедлила и потом просто сказала:

– Оля.

Он, улыбнувшись одним уголком рта, повторил:

– Оля, – сделал рэперское движение рукой. И снова сказал полушёпотом:

– О-ля… – попятился задом, глядя ей в глаза, развернулся и убежал.

Поговорив с секретарём, она подождала разрешения и вошла в кабинет директора.

– Здравствуйте, Виталий Сергеевич!

Он посмотрел на часы, потом на неё, слегка отодвинул ноутбук от себя и сказал:

– Здравствуйте, садитесь, Ольга Денисовна. Мне звонила по поводу вас Зоя Петровна, она очень настаивала, чтобы заменяли её именно вы, – он посмотрел на неё исподлобья поверх очков и спросил: – Справитесь?

– Да, я тоже с ней говорила… Она – моя бывшая учительница… Понимаете, я ещё учусь, у меня третий курс музыкального училища. Мне заработок, конечно, нужен сейчас, но я не хочу никого подводить, и себя тоже, у меня ведь занятия почти каждый день, вечером у меня другая работа.

– Это хорошо, что подводить не хотите… – он снял очки, положил их на стол и откинулся в кресле, – такой предмет, как музыка в школе, в государственных итоговых аттестациях не участвует. Поэтому точное следование программе меня не очень интересует. Я бы хотел, чтобы дети пятых, шестых, седьмых классов больше получали интереса к музыке, чем специальных знаний, которые всё равно не запоминаются. Вам восемнадцать уже есть?

– Да, как раз восемнадцать. А интересно рассказывать о музыке и музыкантах я умею и люблю.

– Вот-вот-вот, именно этого я от вас и жду. Оформим вас как имеющую педагогическое, но неоконченное образование, ставка будет повыше. Время удобное, я думаю, мы вам сможем подобрать. Зоя Петровна сказала, что всю отчётность возьмёт на себя. Ей нужен покой и пребывание дома сейчас по состоянию здоровья, но с бумажной работой она справится. Расписание под вас тоже подкорректируем. Вы с утра учитесь?

– Да. И сейчас пятница почти свободна от учёбы.

– По расписанию подойдите к завучу, вот контакты, – он написал что-то на бумажном квадратике и положил перед ней на стол.

– Хорошо.

– И у меня к вам просьба. Вы увидите на уроках наших талантливых и, возможно, не очень талантливых детей, – он улыбнулся, – попробуйте там, кто что может, и подумайте кого можно вставить в школьный концерт так, чтобы это хорошо звучало, и партер из учеников на ушах бы не стоял, а слушал выступающих, ладно?

– Это я могу, – улыбнулась она.

– Ну вот и хорошо. Надеюсь на вас.

Она встала, чтобы попрощаться. Директор помедлил, окидывая её взглядом, и добавил: – Ольга Денисовна… не то, чтобы существовал какой-то специальный дресс-код, но, не обременяя свой бюджет, поищите возможность одеться так, чтобы вы отличались от наших учеников, ладно?

Она посмотрела на него взволнованно:

– То есть?.. Я как бы старалась… – она опустила взгляд на свою одежду.

– Я вижу, – сказал директор, надевая очки и подвигая к себе ноутбук, – поищите возможности… немножко… ладно? – он сделал неопределённый жест рукой.

– Ладно… до свидания, – сказала она с растерянным лицом.

– Желаю успехов!

Она в задумчивости вышла из кабинета директора.

ГЛАВА 3

Девятый «А», поёживаясь, корпел над самостоятельной работой по алгебре. Штольский внимательно копировал решение у соседа по парте.

– Штопор, ты что, у тебя ж второй вариант, – сказал шёпотом Лев, показывая своё решение.

– А я что, я ж не виноват, что ты опоздал, ты не успеешь два варианта решить. Это я тебе помогаю, чем ты недоволен?

Лев ухмыльнулся и дёрнул головой:

– А завтра ты что скажешь Минерве?

– А завтра я сяду сзади тебя и скажу, что тоже сидел на первом варианте.

Марина Михайловна оторвалась от своего смартфона, обвела класс притворно-пристальным взглядом и звонким голосом произнесла:

– Я что-то слышу! А я не должна вас слышать!

– Это мы сопим, Марина Михална! – попытался шутить Штольский с предпоследней парты.

– От удовольствия, – продолжил Седобородов с другого ряда. По классу пробежал смешок.

– Та-а-ак, – встала математичка, откладывая телефон в сторону и разглаживая юбку, – сейчас посмотрим кому там неймётся.

– Ой, – пригнулся Штольский и перевернул страницу тетради.

Она стала важно прохаживаться вдоль рядов, выискивая жертву, поочерёдно заглядывая в тетради учеников. Но быстро достигла своего пункта назначения, просверлив взглядом Седобородова. Она вставила наманикюренные пальцы домиком в тетрадь и стала бегать глазами по странице.

– Ну, бред же! Полный бред! А систему уравнений кто будет составлять?

Седобородов насуплено уставился в тетрадь.

Марина Михайловна продолжила шествие. Она задержалась ещё у одного стола, указывая на зачёркивания и жалуясь, что не сможет разобрать, что там написано и что её нервы не выдержат. Тут зазвенел звонок, и она истошным голосом, перекрикивая сигнал звонка, закричала:

– Всё сдаём и срочно выходим из кабинета, мне проветривать надо!

– Фух, – выдохнул Штольский с облегчением и пошёл сдавать тетрадь, – ты чуть позже свою положи, чтобы она не наткнулась на наши тетради подряд, – подмигнул он Лёве.

Тот покопался в рюкзаке, достал свой мобильный и стал проверять входящие звонки и сообщения. Новых не было. Он втянул губы, засунул учебник с ручкой в рюкзак и пошёл сдавать тетрадь.

Весь этот и весь следующий день Лев на каждой перемене пробегал по всем этажам по два раза, задерживаясь около старших классов. Он здоровался со всеми, кого там знал, высматривал и расспрашивал о новых учениках. В десятом «Б» попросил познакомить с новенькой, но, когда увидел её, то сразу передумал и убежал. Попутно он проверял сообщения на своём телефоне, но так ничего и не получил.

Он вышел на улицу после шестого урока и вдохнул освежающий осенний воздух, поднимая воротник куртки повыше. На крыльце школы с ним поравнялся долговязый Штольский в строгом пальто и большом полосатом шарфе, дважды обёрнутом вокруг шеи.

– А тут не так уж и холодно, почти как на математике, – заметил он.

Лев хмыкнул в ответ.

– Пивка не хочешь? – спросил Штольский, поковырявшись в рюкзаке.

– Ты поаккуратней тут, – обернулся Лев на входную дверь со стеклом.

– Да я ж не тупой, я думал, по дороге купим, – ответил Штольский и достал пакет с чипсами, – во, прихватил в буфете, будешь?

– Не, не хочу… тренер говорит, что от них мышца слабеет и живот растёт. От пива, кстати, тоже.

– А-а, ну ладно, мне больше достанется.

Они шли, шурша пожухлыми листьями, по тротуару. Лев задумчиво расталкивал кроссовками листву у бордюра. Вдруг он остановился, постучал по карманам и достал телефон, включая звук, проверил входящие, нужных ему сообщений не было. Он вздохнул и сунул его в карман.

– Что, пропала? – спросил, хрустя чипсами, Штольский.

– В школе нигде нет, всё опять обегал, у всех спросил.

– И не напишет. Зачем ты ей? Она всё равно из старших, не знаю… из одиннадцатого…

– Да нет её там тоже, я спрашивал. Я нескольких парней там знаю, со мной на самбо ходят. Одна только новенькая в десятом, но это не она.

– О, а я говорил: училка новая. Ты мне не поверил. У меня чуйка на училок! Точно! Минерва просто ещё не в курсе.

Лев посмотрел на друга удручённо и уткнул голову пониже в воротник.

– Я не понимаю, чего тебе нужно, – продолжал, похрустывая, Штольский, – по тебе ж Ксюха давно сохнет. У меня чуйка на эти дела. Вот её подружка, Анька Тимофеева, – нет, ты ей безразличен, уж скорее я ей нравлюсь. А вот Ксюха…

– Да ладно, – ответил Лев равнодушно.

– Что ладно? Всё в наличии: начиная от кудрей по плечам и заканчивая вот здесь, – он приставил пакет с чипсами к груди, выставляя её вперёд.

– Тебе лишь бы здесь и волосами чтоб трясла, не переставая, – ответил раздраженно Лев и добавил с усмешкой: – Только она пиво твоё не любит.

Штольский не растерялся, приостановившись, напустил мечтательный вид, и, чавкая, произнёс:

– Не факт, во-первых, что не любит, я бы ей преподал пару уроков по вкусовым нюансам разных сортов пивасика. Ну а, во-вторых, я бы на твоём месте время не тратил, а кормил бы её конфетами самыми такими огромными и шоколадными, чтобы она рот пошире открывала и вся вымазывалась шоколадом, а я бы его слизывал, – он стоял с самодовольным видом, театрально отставив пальцы на поднятой руке и устремив взгляд к небу.

– Не продолжай!

– А что? Очень романтично! Девушки любят всё романтичное, я тоже, – он вздохнул, продолжив движение, – только она не смотрит на меня. У меня прыщи, – расстроился Штольский.

– Это в тебе уже пиво не помещается, и чипсы тоже, – резюмировал Лев.

– Я тебе говорю – займись Ксюшей! Успех гарантирован, она при тебе всегда из кофточек выпрыгивает.

– Не хочу, отвали!

– Тебе всё равно с этой Олей ничего не светит!

– Посмотрим, – заметил угрюмо Лев и погрузился в воротник ещё глубже.

– Слушай, вот тебе последний шанс!.. Если она училка, то у Дохлого должны быть её данные, потому что Виталич зорко следит за сайтом, а наполняет школьный сайт… – Штольский выставил палец в сторону Лёвы, как бы передавая ему эстафету.

Лев остановился, просиял лицом, выставил вперёд руку на манер Штольского и закончил:

– Точно! Дохлый! – Лев впервые озарился надеждой за последние два дня и засунул руку в пакет с чипсами.

– Хых, а живот не отвиснет? – пошутил Штольский.

Лёва засмеялся, а потом что-то вспомнил и полез в карман за телефоном. Посмотрел в него и радостно сообщил:

– Информатика как раз завтра, в пятницу! А как мы к нему в комп залезем?

– Не мы, а ты! Я генерирую гениальные идеи, а ты можешь пользоваться, – глубокомысленно изрёк Штольский.

– Что-то твоего гения на алгебру не хватает, – хмыкнул Лев.

– Я птица более высокого полёта! – поднял палец к небу Штольский.

Они переглянулись и засмеялись.

– Тогда будешь его отвлекать гениальными идеями, выучи сегодня что полагается к информатике, – дал задание Лев.

Штольский застонал, но почти сразу заглушил стон хрустом.

– Ладно, но с тебя пиво.

– И не надейся, я всё равно не знаю как его добывать. И вообще, с меня самостоятельная по алгебре, но ты её уже списал… вчера.

– Ла-адно, прочитаю твою информатику.

Весь вечер Лев не мог заставить себя не смотреть в телефон. Закончилось тем, что он положил его рядом, когда делал уроки, и стал включать свет на экране сразу, как только он выключался. В конце концов это разозлило его. И когда он увидел, что отец взял халат и идёт в душ, он подложил телефон в ванную комнату, чтобы не видеть его и не нажимать без конца на кнопку. Но через несколько минут Лёва прилип к закрытой двери, пытаясь расслышать сквозь шум воды звуки уведомлений или звонков. Он тихо застонал и пошёл на кухню.

– Мам, – сказал он, – вот ты же была девушкой?

– Что значит была? – весело отозвалась мама. Ему стало чуть полегче от её задорного голоса.

– Ну хорошо, вот что значит, если девушка обещала написать или позвонить, а сама не делает этого?

Она ласково посмотрела на сына, скрючившегося за столом.

– Она просто может быть не уверена, что поступит правильно, если выполнит обещание, – и мама погладила его по голове.

Лёва обернулся к ней и с надеждой спросил:

– Ты думаешь?

– Да, – сказала она мягко, а потом спросила: – Ты что, влюбился? – и, не дождавшись ответа, вздохнула и сказала с тревогой: – Сыночек, тебе же в этом году экзамены сдавать в школе, и у тебя соревнования…

– Ой, мам, хватит… – он выкрутился из-под её руки и ушёл к себе в комнату.

Хотел посмотреть в телефон, но вспомнил, что он закрыт в ванной с отцом, громко плюнул и стал читать учебник по информатике. Опять плюнул и сказал:

– Вот, бред!

Он лёг на кровать, взял гитару и, глядя в потолок, стал перебирать струны. Тут раздался звонок из его мобильного. Он взлетел с кровати и кинулся к ванной. За дверью раздавалось пение отца на армянском и переливы из телефона, которые тут же прекратились. Лев застонал и сел на пол у двери ждать когда она откроется.

Когда из ванной вышел отец в халате, Лев прополз в дверь у его ног и схватил смартфон. Экран покрылся паром и было не видно от кого звонок. От протирания ладонью включились ненужные приложения и Лев боролся с ними, согнувшись на полу, ещё какое-то время, со стороны напоминая буйно-помешанного. Родители вдвоём молча наблюдали за его манипуляциями с телефоном. Когда же выяснилось, что звонок был от Штопора, а потом от него же осталось голосовое сообщение, Лев выдохнул и снова сел на пол, запустив руку себе в шевелюру.

Сообщение голосом Штольского извещало: «Я знаю, ты сидишь и ждёшь звонка, но тогда странно, что ты не ответил на мой. Хм, может, тебе уже это не нужно, но я всё придумал. И это гениально! Зацени! Берём завтра у Дохлого на уроке самый дохлый комп, а это номер девятнадцатый, я проверял, ребята из «В» класса подтвердили, что он глючит. Ты его ломаешь, пока я обеспечиваю себе алиби, угощая Ксюху конфетами, потому что я не хочу в этом участвовать. Ну, друг, без обид, это же твой гимор, да? И всё в шляпе! Гениально, правда?»

Лев стал набирать ответное сообщение, но пальцы тыкали не туда и текст получался ещё более идиотским, чем послание Штольского. Тогда он набрал его номер. После долгих гудков, весёлый голос пропел в трубке:

– А я знал, что ты будешь меня благодарить, но можно без этих реверансов. Просто принеси конфет повкусней, чтобы мне было чем кормить Ксюшу и, возможно, ещё кого-то. А…

– Ты что, дебил? – прервал его Лёва. – Что это даст кроме поноса ей и тюремного заключения мне? Да, и что там у тебя в шляпе?

– Ты задаёшь слишком много вопросов, тебе не говорили?

– Вообще-то говорили, – усмехнулся Лев.

– И да, я тебя прощаю, – высокопарно заявил Штольский и сам засмеялся икающим смехом над своей шуткой.

– Ты там чипсами обожрался что ли? А-а-а, ты всё-таки пиво купил, – предположил Лев.

– Да ничего я не купил, хватит тарахтеть, послушай умного человека! Я тут весь вечер решаю твою проблему! Ну, элементарно же, Ватсон! – он опять заржал с иканием пополам. Насытившись иканием, Штольский стал излагать более внятно:

– Итак, идём, берём девятнадцатый. Ты его ломаешь, понимаешь? Именно ты! А я отвлекаю всех конфетами, и это гениально само по себе, ты что, не врубаешься? Я и Ксюха – это само по себе гениально отвлекает всех! Это нонсенс! Я возвращаюсь к тебе и к девятнадцатому, мы говорим такие: ты чего нам всучил, Дохлый? Это же не комильфо! Он тогда даёт нам свой комп, чтобы доделать задание, и ты… Я подчёркиваю! Ты! Находишь в нём данные Оли, – он остановился и икнул по-настоящему на этот раз, – да, и конфет, кажется, нужно будет много, – он опять икнул, – ой, ладно, я пойду попью.

Лев сидел и смотрел на замолкший телефон с уважением. Потом он вскочил и, на ходу надевая куртку, уже в дверях прокричал родителям:

– Я скоро вернусь!

– Ты куда? – откликнулась мать.

– За конфетами.

Она в недоумении посмотрела на отца:

– Ничего не понимаю.

ГЛАВА 4

Кабинет информатики находился на четвертом этаже рядом с зимним садом.

Лев думал, что это он боится осуществлять задуманное, но когда увидел Штольского перед информатикой, который до этого казался всё утро спокойным, то понял, что его собственный страх – это песчинка в пустыне Штольского. Он позвал Лёву в туалет и там, возле писсуаров предложил:

– Давай выпьем! – и открыл рюкзак, там была банка Баварского и мерзавчик с водкой.

– Да ты обалдел! – Лев стал закрывать его рюкзак, но Штольский с усилием его растопыривал, как будто от рюкзака зависел весть успех операции.

К ним влетели пятиклассники и заняли сразу три писсуара.

– А ничо новая музичка, да? Весёлая! – сказал один мальчишка другому.

– И играет классно!

– Ага.

Они забыли смыть за собой и убежали.

– Давай выпьем, лучше дело пойдёт! – шипел Штольский, сражаясь за рюкзак.

– Слушай, Ген, я понимаю, что ты пиво любишь, но не здесь же…

– Да, ты прав! – почему-то шёпотом сказал Штольский, оглянулся и добавил: – Пиво – это святое! А водки и здесь залить можно, – он схватил прозрачный бутылёк и, открыв, опрокинул себе в глотку.

Лев стал хватать его за рукав и отдёргивать, но тот уже успел выпить больше половины.

– Ты хоть ел что-нибудь? – спросил Лев.

– Кисель в столовке.

Лев посмотрел на него как на идиота.

– Ну там не было больше ничего съедобного на завтраке. Что, я буду ячменную кашу есть что ли?

– Ты же пьёшь ячменное пиво!

– О… ты прав, надо присмотреться к каше, – Гена явно начал расслабляться под воздействием алкоголя и заикал, глупо посмеиваясь.

Лев разозлился:

– И так проблемы, теперь ещё если тебя унюхают… На вот, ешь конфеты, – он раскрыл свой рюкзак и стал разворачивать из оберток конфеты, и запихивать их Штольскому в рот по три штуки. А потом насовал ему в пиджак полные карманы конфет в обёртках.

Тот вытер рукой рот и понял, что измазался шоколадом, он опять глупо захихикал и заикал:

– А ты будешь меня облизывать? Да? – спросил он пьяным голосом.

Лев подпихнул его к раковине и умыл холодной водой. Штольский отфыркался несколько раз и вроде немного пришёл в себя. Прозвенел звонок на урок.

– Ладно, пойдём, не обязательно сегодня всё ломать и шарить в компе у Дохлого. Будь что будет, – сказал Лев и потащил друга за собой, – лучше не опаздывать, только лишнее внимание.

Им довольно легко удалось проникнуть в тесный кабинет информатики вместе с одноклассниками и занять укромное место на первом ряду. Гена к моменту появления учителя совсем притих и не вызывал подозрений.

– Роман Иваныч, – обратился к преподавателю Балямов, – сегодня компьютеры понадобятся?

Роман Иванович, бледный сухопарый молодой человек, который при ходьбе неестественно покачивался, делая лишние движения, как будто привыкая к собственному скелету, поднял от компьютера глаза, обведённые сизыми синяками.

– Да, Никита, иди вытаскивай и клади на каждую парту ноутбук, и говори мне номер, – ответил Роман Иванович.

Штольский сидел в это время спокойно за своей партой и мирно переводил мутный взгляд от одного предмета к другому. Но когда Никита открыл шкаф, стоявший около третьего ряда, и там показалась стопка ноутбуков с приклеенными номерками, у него как будто сработала программа.

– Гена, ты куда? – спросил Роман Иванович у Штольского, который резко вскочил и стал метаться между первым и вторым рядами парт в поисках прохода. Не найдя его, он ринулся напролом через второй ряд и всех, кто там сидел. Зацепившись за стул, он стал падать со всей своей высоты, но задержался руками о край парты Ксюши в третьем ряду. Он пьяно улыбнулся ей и сказал, что конфеты будут чуть позже. Перелез через её стул, зацепился пуговицей пиджака за её кудри и, снова рванув с места, выдрал ей клок волос. Она завизжала. Штольский продолжил свой путь к шкафу. Едва достигнув его, он громко выкрикнул:

– Дай девятнадцатый!

Балямов оторопел, но тут же понял, что медлить нельзя и вытащил из шкафа требуемый номер. Штольский принял его и крикнул:

– Дохлый, номер девятнадцать за третий стол! Ответс-с-свенные Абагян и Штольский.

Потом он ломанулся обратно. Ксюша, держась за больное место на голове, благоразумно вскочила с места, пропуская его. Заплетая ноги, он пробрался мимо её стула, а когда поравнялся с ней, то демонстративно заглянул ей в распахнутый вырез блузки, сказал длинное:

– О-о-о… – и уронил компьютер.

Она взвизгнула, отпрыгивая от него. Обломки девятнадцатого теперь украшали пол около её туфлей на каблуках. Штольский на этом не остановился и, отпихивая локтями подбежавшего к нему Дохлого, простонал:

– Ксюша, а вот и конфеты! – он загрёб обеими руками в карманах пиджака конфеты и осыпал ими свою даму сердца. Она, на этот раз тихо и как-то протяжно, завизжала и расплакалась, икая и всхлипывая.

Класс неистовствовал, содрогаясь от хохота и частично от рыданий. Рыдали Ксения, размазывая тушь под глазами, и опавший к её ногам Штольский. Он обхватил её за туфли и не хотел от них отцепляться. Раскрасневшийся Роман Иванович наиболее усердно старался это сделать, остальные, кто ему помогал, умирая со смеху, не могли оказать ему должной поддержки и лишь делали вид, что отрывают Штольского от Ксюши.

В это время за стеной заиграли на пианино. Все привыкли к звукам из музыкального кабинета, который по совместительству был и зимним садом в застеклённой части четвёртого этажа. Но сегодня музыка была особенно красивой и всех это мало-помалу успокоило.

Лев, никем не замеченный, выглянул из-за большого экрана компьютера на учительском столе, высунув сначала руку с телефоном, оглядел ситуацию, отключил смартфон и встал из-за стола.

Школьная столовая на пятой перемене была в распоряжении старшеклассников. В это же время заходили учителя, если у них не было своих перерывов во время учебного дня, когда они могли поесть.

Лев пристроил друга в укромном месте за большой квадратной колонной, сел напротив него и присматривал, чтобы тот ел.

– Мне хотя бы киселя, – кисло сказал Штольский, – а это я не могу есть, – он обвёл вилкой два подноса с обедами.

– Давай-давай, наворачивай, пива не будет, – сказал Лёва, придвигая к нему свой обед тоже, – медсестра велела тебя накормить побольше нормальной едой.

– Золотая женщина! Чуешь? Нормальной едой! – Штольский изобразил воодушевление, потом сменив его на просительную физиономию, сказал: – Сгоняй за чипсиками в буфет, а? У меня сил нет.

– И не будет, если жрать не будешь ничего, кроме киселя и водки, – отозвался Лёва, сурово посмотрев на друга.

Штольский смиренно поковырял котлету вилкой и со вздохом отправил в рот пару кусков.

– Суп тоже ешь! – приказал Лев, махнув головой в сторону глубокой тарелки.

– М-м, а ничего! Съедобно! – воодушевился Штольский. – Слушай, а что теперь с нами будет, а?

Лёва усмехнулся:

– Не с нами, а с тобой.

Гена замер на месте с приоткрытым ртом и раздутыми от еды щеками:

– То есть? – просыпал он часть разжёванной котлеты на поднос.

– Да закрой ты рот! – раздраженно сказал Лев и снисходительно добавил: – Ничего не будет, успокойся. Ты когда заснул на туфлях своей мечты, я сказал Дохлому, что ты не спал всю ночь и ничего не ел, учился только, что у тебя сахар упал и давление, поэтому тебя надо к медсестре отвести. Он всё принюхивался, заподозрил что-то, но я сказал, что это конфетами пахнет. Тогда он отпустил, но сказал, что тоже потом к медсестре зайдёт. Я потащил тебя в медпункт…

– Эту часть я очень смутно помню, – сказал с набитым ртом Штольский, – а дальше?

– А дальше тебе крупно повезло, потому что медсестра – это наш спортивный врач и жена моего тренера, Танечка, она меня от растяжения на сборах спасала. Сказала, что прикроет тебя и чтоб в последний раз такое было. Велела накормить.

– М-м, то есть тренер хорошо устроился, жену с собой на все сборы таскает, чтоб не скучать без женской ласки, – Штольский загоготал, забыв проглотить пюре, и оно мелкими порциями выталкивалось из его рта.

– Штольский! Ты можешь о чём-то ещё думать, кроме женской ласки?!

– Не, не могу, у меня положение тяжелое – я всё время без неё. Ты как-будто не думаешь о своей Оле! Кстати, ты что-нибудь успел посмотреть?

– Ха, – Лев благодарно посмотрел на друга, – я всё успел! Твой гениальный план всё-таки сработал!

Он достал телефон. Пролистал кадры и засмеялся:

– Хочешь восстановить в памяти своё гениальное воплощение гениального плана? Я случайно записал видео, не всё, но конец – это что-то!

– Ой нет, я сейчас не могу, у меня ещё шок не прошёл, перешли мне, я позже наслажусь этим шедевром мировой драматургии, – и он опять загоготал, теряя еду изо рта, – только не выкладывай никуда! – Штольский умоляюще посмотрел на друга.

– Нет, конечно, ешь спокойно, – Лев пролистывал кадры в телефоне и на одном остановился в задумчивости.

– Что, нашёл её? – спросил Штольский.

– Да-а, нашёл, сразу узнал по фотке. Ольга Денисовна Белозерская, преподаватель музыки пятых – седьмых классов… И ей уже восемнадцать, – Лев вздохнул, уставившись в пустоту.

– Ну, и что ты теперь будешь делать?

– Не знаю…

– Слушай, я всё понимаю, дружба дружбой, но Ксюху я теперь тебе не отдам, она, может, только теперь вот поймёт, как я её люблю, – он поднял вилку вверх и пару раз махнул ею над собой. Штольский присмотрелся к другу и участливо добавил: – Лёв, может, тоже поешь? Я твой суп не трогал, только котлеты, – и он придвинул к нему тарелку.

Только Лев взялся за ложку, как Штольский пихнул его руку с такой силой, что суп чуть не опрокинулся. На недоумённый взгляд Льва он кивнул в сторону стеклянных дверей столовой:

– Она!

Лев обернулся. В столовой показалась преподавательница музыки в белой рубашке с поднятым воротником и юбке со скошенным срезом внизу, которая показывала с одной стороны лишь высокий ботинок на шнуровке, а с другой открывала стройную ногу чуть выше колена. Каждый её шаг создавал волнение на ткани юбки, в волосах и в умах наблюдавших за ней юношей.

Лев накинул капюшон спортивной куртки и придвинулся к колонне, за которой его было почти не видно. Штольский же поправил пиджак, выпрямился и почему-то стал есть, очень изящно цепляя на вилку маленькие кусочки. Он ел так, совсем не глядя в тарелку, машинально забрасывая в рот и жуя мелкие порции ритмичными движениями челюстей. Они оба впились взглядами в её спину, когда она подошла к буфетной стойке. Оля взяла какие-то булочки и сок с собой и ушла, приплясывая в такт шагам светлыми волосами. До самых дверей её проводил внимательный взгляд из-под капюшона.

– Ты что?! – воскликнул Штольский. – Ты же мечтал её встретить!

Лев просверлил его глазами и проговорил противным слащавым голосом:

– Здравствуйте, Ольга Денисовна, какой прекрасный день, какие чудесные у вас булочки! Да? Здесь, при всех… – он обвёл столовую взглядом.

Штольский загоготал, вытягивая шею, и взял с подноса компот:

– Твоё здоровье, – поднял он стакан.

– И тебе не болеть, – отозвался мрачно Лев, стягивая капюшон с головы.

Они помолчали пока Лёва механично употреблял суп, расставив локти на столе, не поднимая головы от тарелки. Штольский же, сосредоточенно наблюдая за ним, явно совершал мыслительную работу. Вдруг он вытянулся, как будто ему кол в спину всадили, и, просветлев лицом, вскочил со стула и выбежал из столовой.

– А посуду убрать! – крикнул ему вдогонку Лев.

Он доел свой суп и стал собирать тарелки. Потом накинул рюкзак на плечо, подцепил туда же рюкзак Штольского и взялся за подносы с посудой двумя руками. Как только он повернулся уходить, Штольский с размаху впечатался в него, и подносы со звоном и грохотом оказались снова на столе, на них стали оборачиваться другие посетители столовой. Штольский сделал театральные пассы руками в сторону зала:

– Спокойно! Всё в порядке! – и сам взялся за подносы. Его глаза бешено сверкали, посуда в руках звучно подрагивала.

– Что бы ты ни придумал, – сразу нет! – решительно сказал Лев, недоверчиво глядя на его взволнованное лицо, и забрал подносы.

Пока Лев пробирался к стойке с грязной посудой, Штольский пытался его обогнуть с какого-нибудь боку и заглянуть в лицо, приговаривая:

– Ну, послушай… Ну, постой…

Но Лев на всё только отрицательно качал головой. Выйдя из столовой, он остановился перед Штольским нос к носу:

– Ты понимаешь, что я не смогу каждый раз выкручиваться после твоих гениальных идей?

– Понимаю! – обиделся тот, но сразу воспрял духом. – Но это, правда, гениально! – он посмотрел в недоверчивое лицо друга и уверенно добавил: – Это совершенно безобидно. Правда! Клянусь!

Лев оглянулся по сторонам, отвёл его в сторону и сказал:

– Ладно, говори!

Штольский с энтузиазмом начал:

– Я посмотрел общее расписание. У неё целый день сегодня музыка, семь уроков подряд. Последний у седьмого класса, они сразу же убегут. Сегодня пятница! Ни у кого больше нет седьмого урока, понимаешь?! Подождёшь на крыльце и вперёд! Тет-а-тет! Один на один!.. Рандеву… – он выпучил глаза на Лёву и явно ждал реакции. Тот смотрел на друга, переваривая информацию, плавно переходя от недоверия к полному восторгу. Лёва взволнованно задышал и сказал, хлопнув Штольского по плечу:

– Спасибо!

ГЛАВА 5

После шестого урока Лев спрятался в библиотеке от знакомых десятиклассников, которые рассчитывали взять его с собой в пиццерию. Полистав там спортивные журналы и поскучав в кресле, он не смог усидеть на месте, когда прозвенел звонок на седьмой урок. Он взлетел на четвёртый этаж и осторожно подошёл к застеклённой стене зимнего сада. Вся эта комната, включая сводчатый потолок, была стеклянной, и хотя все стены заслоняли разные растения, она всё равно была очень светлой. Он выключил свет в коридоре, чтобы не быть замеченным из зимнего сада, и встал рядом с прозрачной стеной, перед которой росли два мощных разветвлённых фикуса. Он мог видеть отсюда весь класс, но особенно хорошо просматривалась половина, включавшая учительский стол и пианино.

Она была там. Голос был слышен, но было не разобрать что именно говорят. Только когда запели несколько голосов сразу, он с удивлением узнал популярную песню, которую вряд ли можно было услышать на школьных уроках у других учителей. Она иногда что-то говорила, спрашивала, взмахивала изящной рукой, показывая кому отвечать, иногда смеялась вместе с семиклассниками, и он не мог не смотреть на это. Иногда он видел маленькую часть татуировки на её шее и, не в силах разгадать продолжение, замирал, не смея даже дышать. Она села за пианино, стала играть, сначала плавно двигая руками, а потом, очень мощно беря аккорды. Ему нравилось всё. Каждое её движение отзывалось в его теле невидимым стоном. Вопль звонка заставил его очнуться. Семиклассники вскочили из-за парт. И он опрометью бросился прочь. На бегу подпрыгнув к выключателю, вернул коридору свет и понёсся вниз по школьным лестницам.

Выбежав на крыльцо, он ощутил прохладу осени. Тусклый свет, пробивавшийся из-за небесной мути, не предвещал хорошей погоды. Ветер обрывал последние ржавые листья, забрасывая школьный двор. На школьной площадке с горками и качелями резвилась продлёнка. Вжав головы в плечи, за ней надзирали учителя начальной школы, и только одна молодая учительница бегала вместе с детьми и потому не выглядела замерзшей.

На крыльце один за одним появлялись и быстро уходили ученики седьмого класса. Потом было пусто и, наконец, за стеклом дверей показалась обладательница танцующих волос. Лев потрогал себя за щёки, ему показалось, что они были горячими, несмотря на холодный ветер. Она задержалась около сурового вахтёра, что-то написала в его журнале и, одарив его незаслуженной улыбкой, вышла из дверей.

Лев двинулся в её сторону.

– Привет, – сказал он.

Она обернулась к нему и глянула с выражением, по которому трудно было понять, узнала она его или нет.

Она посмотрела, немного сузив глаза, и ответила:

– Привет!..

– Значит… Ольга Денисовна, преподаватель музыки, да? – произнёс он с усилием.

– Ну… Да! – ответила она с вызовом. – Это что-то меняет?

Его лицо отобразило сразу целую гамму эмоций, и он очень убеждённо сказал:

– Нет, вообще ничего не меняет!

Она легко усмехнулась, глядя на него, и сказала:

– Ну ладно, я пойду…

– Подожди… я хотел спросить… ты не написала, не позвонила… – он боялся смотреть на неё, потом осмелел, посмотрел прямо в глаза и спросил: – Почему?

Она пожала плечами:

– Зачем?

– Пообщаться там… вдруг общая тема появится, ещё что-то…

– Ты не предлагал общаться, – ответила она, – а в океанариум мне некогда ходить, да и не хочется, картинками с надписями я тоже не интересуюсь… так что… просто незачем было звонить и писать.

– То есть, ты не хочешь?.. Общаться…

– А ты? – поинтересовалась она.

Он расширил глаза до максимума:

– Я? Я очень хочу!

– Сейчас почти верю, – улыбнулась она и собралась было уходить.

С площадки с весёлым визгом понеслись несколько девичьих фигурок, направляясь к школьному крыльцу. Лев невольно посмотрел в их сторону и в одной из приближавшихся девочек узнал свою недавнюю знакомую. Когда она увидела его на крыльце, то радостно побежала уже именно к нему. Она взбежала по ступенькам и буквально затормозила, уткнувшись в него.

– Привет, Лев! – она слегка похлопала его по руке и покрутила тельцем в разные стороны.

Он искренне улыбнулся и поприветствовал её:

– Алёнка! Привет!

      Она радостно смотрела на него, показывая зубной ряд с пропусками.

– Где зубы потеряла? – спросил он.

Она махнула ладошкой:

– А, новые вырастут, – и закричала: – Маш, Маша, иди сюда!

От девочек внизу крыльца отделилась ещё одна фигурка в розовом пальтишке и взбежала по лестнице.

Алёнка взяла Машу за руку, подтянула к себе поближе и объявила:

– Это он, Лев, меня с ним директор познакомил! – и радостно добавила: – Он лучше всех играет на гитаре и меня научит, когда я захочу! – она посмотрела на Машу, ожидая её реакции. Маша тоже слегка покрутилась, как Алёнка.

Тут девочки, оставшиеся внизу, завизжали, потому что за ними из двора бежали мальчики. Алёнку с Машей моментально сдуло с крыльца, и они вместе с другими девочками кинулись удирать от мальчишек.

Лев с застывшей на лице улыбкой посмотрел на Олю. Она улыбнулась ему в ответ:

– Хорошая у тебя знакомая! Неужели лучше всех на гитаре играешь? – в её глазах засветилась заинтересованность.

– Это ей Виталич так сказал, чтобы она со мной пошла через старшую школу, – он опустил глаза и спросил у крыльца:

– Можно, я тебя провожу?

– Пойдём, – ответила вместо крыльца Оля.

Он пошёл рядом с ней. Небо нахмурилось ещё сильнее и брызнуло мелким дождиком. Лев испугался, что это разрушит что-то, что ещё только должно было начаться. Оля остановилась и достала складной зонтик. Она раскрыла купол и подвинула к нему, чтобы накрыть. Под её небольшим зонтом получалось так, что мокли они оба, только рукава в середине оставались сухими.

– Да ладно, я так, – сказал Лев и накинул капюшон куртки, выходя из-под зонта. Он отодвинул зонт от себя, чтобы она накрылась полностью. Оля глянула на него с улыбкой. Они шли молча, наступая в лужи, по которым лодочками плавали, отражаясь, пожухлые листья.

Дождь заморосил ещё сильнее, превратившись постепенно в сплошную серую завесу.

– Иди под зонт, – предложила она.

– Нет, уж лучше я один промокну, чем мы оба, – он улыбнулся и натянул поглубже капюшон, который уже почти не спасал.

По пути им встретился минимаркет. Оля остановилась:

– Спасибо, что проводил.

– Ты живёшь в магазине? – пошутил он.

– Нет, но ты, наверное, уже торопишься.

– Не надо решать за меня, ладно? – сказал он мягко, но настойчиво. – Если ты не против, я пойду с тобой.

– Ну, ладно, – пожала она плечами.

В магазине было тепло и светло. Она внимательно на него посмотрела:

– Замёрз?

– Ага, немного, – ответил он, потирая красные руки и вдувая в них тепло. Он скинул промокший трикотажный капюшон.

– Зайдёшь ко мне погреться? Я тут уже недалеко живу, за магазином.

Он от неожиданности даже поперхнулся и молча уставился на неё.

– Ну, ты опять будешь меня разглядывать? Или скажешь что-нибудь? – спросила она.

– Скажу…

Она подождала немного. Ответа не было.

Оля рассмеялась, глядя на него:

– Не зависай, ладно? Зайдёшь ко мне?

– Да, – ответил он сразу, но не перестал оторопело смотреть на неё.

– Хорошо, – улыбнулась она, – тогда помогай, надо купить что-нибудь съедобное. Ко мне ребята вечером зайдут.

Тут он наконец очнулся.

– Пойдём! – он решительно взял корзину из стопки при входе и зашёл в торговый зал.

Сначала он молча носил за ней корзинку, пока она её наполняла. Но оценив получившийся набор продуктов, Лев вдруг заявил:

– Ну, это же никуда не годится! – он уверенно посмотрел ей в глаза.

– А что тогда?.. – растерялась она.

Он молча выложил всё, что она набрала, и спросил:

– Сколько народа надо кормить?

Она удивилась, но не стала спорить:

– Трое парней, девушка. Почти все – студенты из общежития, все голодные… Ну, и мы с тобой…

Что-то внутри него наполнилось теплотой от этого «мы с тобой», и он опять на секунду застопорился, но взял себя в руки:

– У тебя духовка есть?

– Да, электрическая.

– Бумага для выпечки? Яйца? Масло? Соль?

– Бумаги нет… остальное… – да, – кивнула она.

– Значит так, купим то, что я выберу, приготовим армянскую ёку. Это такая… такое… вроде пирогов. Надо взять армянский лаваш, я видел, тут есть, в него заворачивают сыр, можно фарш, много зелени… – он говорил очень уверенно, – это запекается в духовке. Совсем не сложно, не бойся, я всё сделаю. И можно ещё какие-то овощи с фруктами взять. По цене будет не дороже того, что ты набрала, а, может, и дешевле. Полезнее – точно.

Она доверительно смотрела на него и послушно ходила между рядами, помогая собирать новые продукты в корзину.

У кассы он достал из кармана мелочь:

– Вот, у меня сегодня только это.

Она ответила:

– Не надо, я угощаю сегодня, а ты в следующий раз, хорошо?

Её «в следующий раз» и больно кололо, и вселяло надежду на будущее. Он боялся думать о ней дальше сегодняшнего дня и даже дальше пяти минут, и пообещал себе больше не впадать в ступор от этих подарков, которыми она так щедро его осыпала.

Он забрал у неё пакеты, снял с её плеча рюкзак, вручил ей зонтик и сказал:

– Побежали, кажется, там дождь совсем с ума сошёл.

ГЛАВА 6

Они забежали в её подъезд, и на полу сразу образовались две большие лужи. Они засмеялись от удовольствия оказаться, наконец, в тёплом и сухом месте.

– По-моему, нам надо немного побыть здесь, чтобы не затопить твою квартиру, – попытался шутить он, – там у тебя, кстати, кто-нибудь есть?

– Нет, я живу одна, снимаю квартиру…

Они потоптались по коврику, который хоть немного, но собирал грязь на входе. И пошли в лифт. Лев, как мог, старался совладать с волнением, которое не хотело его отпускать. Мысль о том, что он останется с ней наедине сводила с ума и сковывала всё внутри, но вместе с тем была настолько сладкой, что казалась неправдоподобной.

Зайдя в квартиру, Оля сказала:

– Ну вот, чувствуй себя как дома! – она улыбнулась. – Я сейчас…

Лев поднял её зонтик, брошенный на пол, с него лилась вода, он раскрыл его и поставил сушиться, повесил её и свой рюкзаки на вешалку.

Она вернулась из комнаты, уже переодевшись в джинсы и футболку, которая открывала шею немного больше, чем раньше, но Лев так и не понял о чём её татуировка.

Оказавшись у неё в квартире, он неожиданно для себя расслабился. Он начинал верить, что всё будет хорошо.

Оля решительно шагнула к нему:

– Тебе, может быть, не совсем удобно, но я настаиваю, чтобы ты переоделся, и мы высушим твою одежду. И ты не уйдёшь, пока не высохнешь и не согреешься!

На его лице проступило упрямство.

Она тоже не отступала:

– Я всё поняла про твоё мужское эго, не указывать тебе и всё такое, но я не отстану. Надо высушить это, – она подёргала его за куртку и с неё закапала вода, – снимай, не стесняйся.

Он потоптался на месте, не зная куда деть руки, но в конце концов взялся за молнию и расстегнул верхнюю куртку, а за ней и спортивную куртку внутри. Она стала помогать стягивать мокрую одежду.

– Я сам, – сказал он и с усилием содрал промокшую ткань с себя. Одежда рухнула на пол с тяжёлым звуком. Она присела, чтобы взять её, но он поспешил помочь и случайно схватил её за руку. Он не смог отпустить её и продолжал держать, глядя на её лицо, потом слегка потянул её руку к себе и честно сказал:

– Хочется согреть тебя, – он опустил голову, снова поднял, заглянув ей в глаза, – ужасно хочется…

Она продолжила движение рукой, положила её к нему на грудь и сказала:

– Снимай футболку, – она посмотрела на него длинным непонятным взглядом, в самые глаза, и продолжила: – У тебя глаза светло-карие… очень красиво… и брюки тоже снимай, – добавила она мягким голосом, продолжая смотреть в глаза.

Он сглотнул и задышал часто и глубоко. Её рука двигалась вместе с его грудью в такт дыханию. Они стояли на коленях посреди коридора и смотрели в глаза друг другу. Он боялся поверить…

– Ну же… – подбодрила она обволакивающим голосом, – я жду…

Он быстро снял футболку, отбросил её в сторону и услышал, как зонт заелозил по полу. Он посмотрел на Олю, как бы спрашивая, и нерешительно переместил руки к застёжке на брюках.

– Ещё немного, – прошептала она музыкально, не сводя с него глаз.

Он стал снимать брюки, но внизу обнаружил, что ещё не снял кроссовки. Он быстро их стянул один об другой и окончательно избавился от брюк.

– Я сейчас, – сказала она и скрылась в комнате.

Лев оторопело стоял посреди её прихожей в трусах и, кажется, совсем ни о чём не думал. У него кружилась голова, он вообще не знал, что думать.

Оля вернулась с махровым халатом в руках, от которого исходил приятный аромат. Она посмотрела на Льва как будто немного виновато, развернула халат и сказала нежным голосом:

– Смотри какой большой и пушистый, надевай! – она обернула его плечи. – Ну же, не упрямься, он даже не женский, просто банный халат.

Он выдохнул какой-то неопределённый звук и потряс головой, как бы желая освободиться от чего-то мучительного.

– Прости, – сказала она, – но по-другому ты бы не разделся, а я не хочу быть виноватой в твоей простуде, – она отвернулась и не стала смотреть, как он одевается в её халат.

Он вздохнул и спросил, одеваясь:

– Значит, всё это было неправдой?

Она повернулась и, глядя ему в глаза, медленно проговорила:

– Почему? Всё было абсолютно честно, а если бы случилось больше того, что случилось, то это было бы уже неправдой, – она улыбнулась слегка кокетливой улыбкой, и добавила:

– Я тебе больше могу сказать: у тебя красивое тело, и ты мне понравился.

Он смутился и стал искать куда уткнуть взгляд.

Она засмеялась:

– Что, не любишь комплименты?

– Это я их должен говорить.

– Говори…

Он оторопело посмотрел на неё и захотел сказать сразу очень много:

– Я не умею так… специально…

– Тогда просто говори, что думаешь, – посоветовала она.

Он стал поднимать вещи:

– Куда это можно отнести?

Она показала ему на комнату. Там было почти темно и очень уютно, тихо тикал будильник, пахло немного ремонтом, новой мебелью и свежестью из открытого окна. Он опять смог расслабиться и почувствовал, что всё будет хорошо.

Часть пола оказалась с подогревом, они разложили одежду там и на батарее. Оля попросила принести ещё и обувь. Лев вернулся в прихожую, повертел в руках свои кроссовки и её ботинки и пошёл мыть их в ванной.

Она встала в проеме двери позади него, он посмотрел на неё через зеркало над раковиной и сказал:

– Когда ты идёшь, то у тебя волосы танцуют… И ещё… мне очень интересно, где начинается татуировка, и что она означает.

Она улыбнулась ему в зеркале:

– Неплохая попытка! Про волосы красиво получилось.

– Обувь не промокла насквозь, быстро высохнет, – сказал он и отнёс ботинки туда же, где сушилась одежда. Оля позвала его с кухни.

Кухня в её квартире оказалась совсем маленькой. На улице от серого дождя было почти темно. Лев стоял, глядя, как она выкладывает продукты на стол. Набирая обороты, шумел электрический чайник, наполняя полумрак кухни загадочным голубым свечением. Когда в чайнике забулькало, Оля сказала:

– Сейчас чай заварю, – погреемся… – и потянулась в направлении шкафчика.

Лев приблизился:

– Я помогу, – он дёрнул за дверцу, и из перевернувшегося пакетика высыпались конфеты. Они оба наклонились подбирать их, и он снова поймал её руку, на этот раз нарочно. Он настойчиво посмотрел ей в лицо, ожидая какой-то поддержки или знака, и одновременно сжимал её руку в своей. Нос щекотал аромат шоколада. Он приблизил своё лицо. Она слегка отстранилась. Он глубоко вдохнул и громко выдохнул, опустив голову, и заглянул в её ладонь. От их обоюдного согревания в её руке растаяли две конфеты, от них шёл густой приятный запах ванили и шоколада, на её коже остались коричневые следы. Тут в его голове всплыли образы Штольского с его рассуждениями про конфеты и облизывания, его пьяные выходки. Лев засмеялся. Сначала тихо, а потом чуть громче. Оля посмотрела на него с недоумением и улыбнулась:

– Расскажешь?

Он продолжал держать её руку.

– Я боюсь, ты будешь злиться на меня.

– Злиться? Почему?..

Он посмотрел в окно, потом на неё:

– Потому что я добыл твои данные в школьном компьютере.

– И как?.. Трудно было? – она подняла брови, сдерживая улыбку.

– Ну так… да… Штопор, скотина… если б не… – начал он сбивчиво, потом посмотрел на неё, как бы решаясь…

Он стал рассказывать ей про фантазии Штольского о шоколадных конфетах и девушках. Потом про его гениальный план по вскрытию компьютера Дохлого. А потом и про осуществление задуманного, и что из этого вышло.

Они пили чай, заедали его конфетами, смеялись, когда он выдавал новые порции рассказа. Потом он вспомнил, что у него есть видео с происшествием в кабинете информатики. Он принёс телефон и показал ей. Она смеялась, морщила нос и снова смеялась так, что у него становилось радостно и легко на душе.

– А почему Дохлый? – спросила она.

– Так у него фамилия такая – Дох-лый, а когда ты его увидишь, то поймёшь, что другая кличка ему не нужна.

– А Штопор?

– Он же в пиве разбирается, любит его, ну и фамилия начинается похоже, так и сложилось в «Штопор». Он не обижается.

Он пролистал видео со Штольским. Наткнулся на фото с её данными из компьютера и выдавил из себя:

– Можно, я буду звонить тебе? Или писать? – он посмотрел на неё с надеждой.

Она всё ещё улыбалась:

– Ну, раз номер смог достать…

– Если ты не захочешь, то я не буду… надоедать…

– Главное – никаких картинок с подписями, пожалуйста! – ответила она. – Лучше о себе что-нибудь напиши.

– Ну, пока ты не передумала, я начну, – и он набрал сообщение. Было слышно как её телефон брякнул в прихожей, уведомив о получении.

Оля улыбнулась.

Они приготовили ёку по его рецепту. Он показывал как заворачивать в лаваш начинку, потом смазывать его маслом, запекать в духовке. Ему нравилось, что можно прикасаться к её рукам, что их руки одинаково измазаны, нравилось вместе готовить, смеяться и разговаривать. Кухня наполнилась теплом и аппетитными запахами.

– Попробуй, это вкусно, – сказал он, достав первую порцию пирогов из духовки.

Она посмотрела в его распахнувшийся на груди халат и отвела взгляд.

– А почему армянская кухня, вы это готовите дома? – спросила она.

– У меня дед – армянин, а бабушка – русская полька. А еду… нет, мама разную готовит, обычную, в общем, это мы с дедом однажды ёку делали, я запомнил.

– М-м-м, вкусно… никогда такого не ела!.. Надо же, как интересно иногда людей судьба соединяет…

Он взволнованно посмотрел на неё:

– Соединяет… – повторил он, – и если они не сопротивляются… то… – он перестал есть и отвернулся, потом опять посмотрел на неё, – если люди не… то… им может быть очень хорошо вместе… Понимаешь?

– Понимаю, – отозвалась она, отведя взгляд.

Какое-то время они ели молча. Потом Оля позвала:

– Пойдём!

Они зашли в комнату и она включила свет. Только тогда он рассмотрел в нише стены синтезатор и несколько гитар.

–Ты на какой играешь? – спросила она.

Он взял в руки электрогитару, рассмотрел со всех сторон и удивлённо спросил:

– Откуда у тебя столько?

– Ну, они не все мои, вот эту, у тебя в руках, и бас ребята оставили в прошлый раз. Мы иногда у меня репетируем перед работой. Мы по вечерам играем в баре, Джоконда поёт. Ну, и я иногда. А вот эти две – мои: классика и акустическая. Гитара – это же мой основной инструмент в музучилище, а дополнительный – фортепиано. Сыграешь?

– Теперь даже и не знаю… – он улыбнулся одним краем рта, и подключил гитару к усилителю, – перед профессионалом как-то… неудобно…

– Я ещё не закончила училище, поэтому пока не страшно, – она улыбнулась, – ты же лучший в школе!

Лев невнятно пожал одним плечом.

– Ну ладно, если что, – вырви провода!

Она рассмеялась и села на пол, обхватив колени. Лев осмотрелся и, увидев своё отражение в зеркальном шкафу, смутился: в халате, носках и с электрогитарой он выглядел странно. Он положил гитару на диван, подошёл к тому месту, где сохли их вещи, и обнаружил, что брюки на батарее уже высохли, он пристроил на их место спортивную куртку.

– Сейчас, я только оденусь, – сказал он и покрутился в поисках своей футболки, – а где?..

– Ой… я, кажется, догадываюсь где может быть твоя футболка, – поддержала тему Оля, выходя из комнаты.

Лев, взвесив шансы халата против брюк, отдал предпочтение последним, и быстро переоделся. Он опять посмотрел на себя издалека в зеркало, потом на халат и решительно отложил его на диван.

Из прихожей послышался Олин голос:

– Футболка была под зонтом, она мокрая. Я повешу её в кухне на батарею.

В брюках, хоть и с голым торсом, Лев почувствовал себя увереннее. Он сел на диван, пристроил гитару поудобней, посмотрел в серое окно и стал перебирать знакомые аккорды.

Оля вошла, остановившись в дверном проёме. Она смотрела на него с выражением лица, которое бывает у людей в момент знакомства. Такое лёгкое воодушевление, за которым может последовать всё что угодно от недоумения или презрения до принятия и полного восторга. Он почувствовал, что играет сейчас для неё, чтобы достучаться туда, куда он не может проникнуть другими способами. Он заволновался, что не получится показать всё то, о чём ему хотелось сказать. Одинаковые переборы струн сменяли один другой, меняя мелодию и тональность, не меняя по сути ничего, он пришёл к тому, с чего начал. Он опустил правую руку, на лице застыло напряжение. Ему почудилось, что Олино лицо как бы ответило: «Приятно познакомиться!..» Он вздохнул, ему хотелось большего. Она приблизилась к нему, но прошла мимо, туда, где в нише стояли музыкальные инструменты.

Она взяла классическую гитару, села с ней на полу посередине комнаты и спросила:

– Ты ведь не играешь обычно на электрогитаре, да?

– Что, так плохо?

Она по-доброму усмехнулась:

– Нет, совсем не плохо!.. Просто хотелось ещё услышать немного тебя самого.

– У меня только классическая, как у тебя, но всегда хотелось на электрогитаре попробовать. Ещё была мечта на басу поучиться…

А-а…– отозвалась она, перебирая тонкими пальцами струны. Она смотрела на него, ожидая чего-то. Он отложил гитару и сел поближе к ней на полу, сразу попав в плен своих мыслей о ней, о её теле, волосах, коже… Она заиграла что-то сложное, с паузами и быстрыми переборами, длинными пассажами. Его глаза пробегали под музыку по её волосам, плечу и завиткам, изображённым на шее, которые имели начало где-то под её футболкой. Иногда она прикрывала глаза, а потом смотрела на свои пальцы, на струны и опять потом не смотрела, слегка встряхивая иногда головой, и тогда её волосы снова немного танцевали. Он слушал и боялся прослушать, пропустить что-то важное: намёк… вопрос… ответ…

Закончив играть, она посмотрела на него длинным непонятным взглядом, невольно перевела взгляд ниже: на его плечи и грудь, на живот… Ему нравилось, что она его так разглядывает. Но она вдруг как бы очнулась, отвела глаза и как-будто слегка покраснела.

– Понравилось? – спросила она.

– Да, – быстро ответил Лев, – очень!

– Это Шопен, мне тоже нравится. Удивительная музыка…

Оля весело продолжила:

– Ну и какая гитара звучит лучше?

– Да по-моему, в твоих руках любая звучит как надо. Ты просто разговариваешь на каком-то другом языке, когда играешь.

Она внимательно на него посмотрела, и в её глазах была смесь из уважения и интереса:

– Я думаю, у каждого свой инструмент, чтобы разговаривать о… ну, о чём-то, для чего не хватает слов.

– А если человек не умеет играть на музыкальных инструментах?

– Значит, он умеет играть на чём-то другом… Но ты умеешь именно на гитаре, не увиливай! – с весёлыми искорками в глазах она всучила ему свою гитару.

Он на секунду растерялся:

– А если…

– Не бойся, сыграй что-нибудь… всё равно что, песенку какую-нибудь, что ты любишь?

Он медленно взял гитару, посмотрел на неё и стал играть просто отдельные фразы, которые ему всегда нравились. Сначала в миноре, потом несколько мажорных связок и закончил снова в миноре. Ему захотелось взглянуть на Олю, но почему-то было страшно поворачиваться. Но он всё-таки посмотрел на неё. У неё было задумчивое лицо.

– А ты не хочешь сыграть на школьном концерте? Выручил бы меня. На меня завуч так насела… Я нашла только трёх девочек, которые споют, и мальчишка один рэп свой прочитает. Я его даже боюсь, как бы не начал материться со сцены, а заранее репетировать отказался…

– Это странный такой, из седьмого класса, белый совсем, как альбинос?

– Да-да, он, Георгий, кажется.

– Не бойся, это же Гоша, этот не начнёт. Он там один, по-моему, не матерится из всех седьмых. У него пунктик, он же поэт. Они его в лицо по-всякому обзывают, а он исключительно интеллигентными фразами отвечает.

Она засмеялась:

– Вот ты меня сейчас напугал: вдруг он им отомстить захочет? Я не успею даже первую зарплату получить.

Лев хмыкнул и задумался:

– Нет, не думаю. Он выше этого.

– Ладно, разрешу ему без репетиций выступать, – она потёрла ладони друг об друга в предвкушении чего-то хорошего.

– А меня зачем на сцену хочешь выставить?

– Ну, просто… Ты хорошо играешь. Мне было бы приятно.

– Чтобы все просто позевали? Если бы я играл как ты, то без вопросов, а так… Это в младших классах ты хочешь по любому поводу и без повода на сцене оказаться, а потом… Надо что-то такое… классное…

– Ну да, ну да, престиж и всё такое…

– Ну, ты смеёшься?..

Они оба рассмеялись. В дверь позвонили. Льву показалось, что по её лицу пробежало сожаление. Она посмотрела на него ещё раз, как тогда, охватывая его фигуру целиком и словно трогая взглядом, как бы желая запомнить.

– Ребята пришли, – сказала она.

ГЛАВА 7

Он прошёлся по комнате, пока её не было. Наткнувшись на бас-гитару, взял её посмотреть. Потом издалека выглянул на шум в дверной проём. Он увидел, как заходят Олины знакомые. Она, улыбаясь, расцеловалась с симпатичной мулаткой, которую назвала Джокондой. Потом Оля подставила щёки приветствующему её тёмненькому парню в очках с короткой стрижкой. За ним ввалился длинноволосый огромный красавец в тонкой трикотажной шапке и кожаной косухе, как-будто только что сошедший со сцены, он бесцеремонно сгрёб Олю в свои ручищи и, минуя церемонии, впился усищами в её лицо трижды, не особо целясь именно в щёки. За ним, хихикая, зашёл парень, напоминавший тощую тень предыдущего роскошного мачо. Он поздоровался и скучно чмокнул Олю лишь с одной стороны лица, и сразу заинтересовался запахами с кухни. Оля пригласила их входить и ушла ставить чайник на кухню.

В комнату вошла мулатка, состроила кокетливую гримасочку и почти пропела:

– Какой хорошенький!.. – она откинула голову слегка назад, продолжая рассматривать Льва, и закричала, чтобы её слышали на кухне: – Оль, это таких в твоей школе выдают?

Она подошла ко Льву и представилась, высоко протягивая смуглую руку не то для поцелуя, не то для рукопожатия:

– Настя, но для хороших людей – Джоконда.

Лев слегка сжал её пальцы и кивнул.

В комнату ввалился красавец в татуировках на руках, по-прежнему в шапке и в футболке с которой грозил загрызть медведь. Он театрально изобразил удивление и пожевал челюстями:

– О, здорОво, голый парень! – остановившись у дверного косяка, он оглядел его сверху донизу.

Оля, вплывая в комнату, представила:

– Знакомьтесь, это Лев…

Красавец прыснул воздухом:

– Он ещё и лев!.. Ладно… Гарик, – снисходительно сказал он, подходя и забирая бас-гитару у Льва. От него пахнуло табаком и мятной жвачкой.

Джоконда пропела:

– Мне очень приятно.

Лев снова кивнул ей.

Она продолжила:

– А чем это у вас так вкусно пахнет?

– У вас… – насмешливо повторил татуированный Гарик.

Оля сказала:

– Идите скорей на кухню, там Толик с Тимой уже пристроились к столу, боюсь, ничего не останется.

Джоконда тут же растворилась. Гарик, однако, не заинтересовался предложением поесть. Он стоял между Львом и Олей с бас-гитарой в руке, жевал и, казалось, что-то напряжённо обдумывал.

– А чё бас мой схватил? – обратился он ко Льву, подняв одну бровь.

– Просто посмотреть взял, а что? – ответил напряжённо Лев.

– Понравился? – спросил Гарик, делая ритмичные жевательные движения.

– Да, – честно сказал Лев.

С кухни были слышны довольные голоса.

– Хочешь… покажу пару приёмчиков? – предложил Гарик.

Лев пожал плечами и невнятно кивнул.

Гарик картинно взял бас за гриф, отведя на вытянутой руке в ту сторону, где стояла Оля, частично заслонив её от него, и сказал, наклонив голову.

– Я те всё покажу, голый Лев, – он окинул его тело неприятным взглядом, – но с одним условием, – он показал пальцем в сторону гитары и одновременно в сторону Оли, – ты больше не будешь трогать мою… гитару, – он ткнул пальцем себе в грудь, потом снова перевёл его на инструмент и выжидательно посмотрел в лицо Льва, дыша на него табаком и мятой из-под усов.

Лев сглотнул, поднял лицо повыше, посмотрел сначала в усы, потом в зелёные кошачьи глаза Гарика и отделяя слова друг от друга сказал:

– Гитару… трогать не буду.

Гарик остановил жевательный процесс, потом лениво перекинул что-то во рту, разглядывая Льва, и, снова дохнув табаком и мятой, убрал гитару вниз, его другая рука уже не так чётко, но продолжала указывать в сторону Оли, он тихо произнёс:

– Чужое нехорошо трогать, так ведь в школе учат?

Лев промолчал, сверля его глазами и раздувая ноздри. Гарик продолжил:

– Ну вот и договорились, – и продолжил жевать, – давай попробуем, – он подключил и протянул ему гитару, – садись.

Лев сел на диван, взял бас, поперебирал струны, на его лице появилась заинтересованность.

– Не, сразу нет, – пожевал, севший рядом, Гарик, – самоучка, наверное, – он посмотрел на Льва, – ну, на гитарке какой-нибудь ведь играешь?

Лев кивнул.

– Короче, садись, как в музыкалке учат, а то ещё долго не заиграешь на басу. Я тебя за десять минут научу. Левое колено выше, в правую ногу гитару упирай, вот так, чтобы гриф повыше, к лицу поближе был, всё удобно, жизнь прекрасна… Так… ну, левую руку сносно держишь, пойдёт… большой палец не выставляй, за грифом пусть лежит. Нормально. С правой так нельзя, – он вздохнул и пожевал.

Лев старался всё запомнить, чтобы ощутить, наконец, как это – играть на бас-гитаре. Он посмотрел на Гарика в ожидании инструкций. Гарик отсел чуть дальше, чтобы лучше осмотреть ученика, и сел на край халата, который там лежал. Он дёрнул из-под себя ткань, оглянувшись на неё. Потом сел, специально развернувшись ко Льву, и подозрительно посмотрел на него:

– А чё это ты такой голый?

Лев слегка усмехнулся:

– А ты чё в доме в шапке сидишь?

Гарик перестал жевать и поводил поднятой рукой в воздухе:

– Это не шапка, это такой… ну, как бантик у девочек, короче… образ такой… – он откинул прядь длинных волос.

– И у меня образ, – ответил Лев.

– Ну ты это… не мёрзнешь в образе-то?

– А тебе не жарко?

Гарик гыгыкнул и снова стал жевать:

– Ну ладно, запишем, что поговорили, – он снова заинтересовался постановкой рук на гитаре и сказал, работая иногда челюстями над жвачкой:

– Короче, ты правую руку расслабь, брось её на этот изгиб гитары… просто брось, да… Большой палец упри в эту чёрную штучку, это пикап, звукосниматель, на первых порах упор нужен. Эти два пальца… – он поднял вверх указательный и средний, – разной длины, поэтому гитару опускать нельзя, особенно вначале, бас держи как я сказал, тогда пальцы правильно на струну встанут, с равной силой будут звучать.

Лев старательно всё исполнял и был в предвкушении начала игры.

– Всё правильно, только не напрягайся так, – он осмотрел Льва, – напрягаться будешь… в другом месте… всю тяжесть посылай в кончики пальцев. Они будут поджимать струну по очереди, как-будто человечек ходит, – и он показал человечка из пальцев.