Когда придёт Человек

Глава 5. Женя обнаруживает тело

Министр внутренних дел Максим Кравец всегда носил синие костюмы. Лия, его покойная жена, говорила, что синий подчёркивает глубину его тёмно-карих глаза, и министр уже почти тридцать лет следовал этому совету.

– Смотри, дорогая моя, – сказал он сидевшей перед ним анархистке. – Это следователь ГСБ, – Максим положил перед ней фотографию. – Зовут его Николай Минин. Он заезжает иногда в Восьмёрку, ошивается в районе, затем ужинает в ресторанчике недалеко от бюро. Когда вы пару ночей назад вышли охотиться, вас засекли. И это дело теперь расследует Минин. Его нужно припугнуть. Иначе он вас и… – Максим кивнул, – и меня может, мягко говоря, раскусить, – мужчина развёл руками. – Но припугнуть! Не убить его. Понимаешь? – и он улыбнулся.

Девушка кивнула и взяла со стола фотографию.

Когда она вышла, Максим откинулся в кресле. Если бы не он, ГСБ давно бы переловила всех анархистов.

В школьную программу помимо базовых предметов входил курс лекций, где ученики анализировали легенды про Человека со светлым именем. Кто-то называл его ангелом, кто-то бесом, о нем говорили даже как о птице, которая умирает и возрождается. Но в одном факте легенды друг другу не противоречили – Человек со светлым именем приносил конец света.

Говорили, что он появлялся, когда противостояние между людьми и чудовищами доходило до крайней точки: приходил с огнем за спиной, с огнем во взгляде, с огнем в деяниях. Но вместе с тем он очищал мир, сжигал его до основания, вызывая страх и благоговение.

Жене приснилось его детство. Он маленький живёт на каникулах у дедушки с бабушкой в селе. Смотрит на фрески в церкви, где изображен этот Человек, проводит по ним своими тонкими детскими пальчиками, а потом руки его опять начинают накаляться, Женя опять в секционной, огонь из его рук сжигает стол, а потом поглощает и его самого.

За две ночи, что у него были выходные, кошмар повторялся несколько раз и в различных вариациях. И пока Женя спал, парень не мог понять, что уже видел этот сон, что это всего лишь картинка в его сознании. А когда просыпался, чувствовал лишь ошалелое биение сердца.

– Сынок, опаздываешь, – в комнату заглянула мама. Её пушистые светлые волосы были собраны в пучок на самой макушке. Женя быстро встал и заправил постель.

Через пятнадцать минут парень уже сидел за столом. Потом он чмокнул маму в щеку, побежал в коридор, оделся, и уже спешил на маршрутку.

Женя, протискиваясь сквозь утреннюю толпу на остановке, приехал к больнице на практику.

Студенты, переодетые в халаты, стояли возле кабинета, ожидая, пока преподаватель выйдет к ним. Женя присоединился к группе в числе последних.

Он был на обеде в больничной столовой, когда ему позвонили.

– Санитар, узнал? – это был Вознесенский. Женя жевал гречку, придерживая телефон возле уха плечом. А Саша продолжал: – До меня вот какая мысль дошла: отметить тебе такую прекрасную должность надо. Пойдем сегодня с нами ужинать? У нас есть прекрасное традиционное место.

Женя отвел взгляд в сторону и посмотрел на друзей, задумываясь.

– Пить? – спросил он.

– Дорогой Женя, у нас сегодня смена! Какое пить? Просто поесть лапши. Как тебе? Давай. Я, Рома, Петрович и ты. Рядом с работой, в пяти минутах.

– Ну, я не знаю, я хотел подрема-…

– Да дава-а-ай, – перебил Вознесенский. – Все равно ты на смену заранее припираешься. Нам надо и неформально пообщаться. Рома мне он вообще о тебе все уши прожужжал. Хочу, говорит, пообщаться, хороший человек…

Тут по ту сторону трубки послышался возмущенный голос Романа: «Да что ты мелешь вообще!», затем звуки возни и победное: «Дай сюда!».

– Алло, – сказал Роман.

– Привет, – сказал Женя и улыбнулся. Сидевшая напротив него Алёна насторожилась.

– Я просто подумал… Мы… с Сашей подумали, что тебе будет круто с нами… со все-ми, – последние два слова он выделил, говоря их, по-видимому, Вознесенскому, – со всеми пообщаться… Вот. Сегодня в шесть. Там ресторанчик есть в нескольких домах от Восьмерки. Ну как?

– А, черт с вами, хорошо, – Женя засмеялся. – Куда мне идти?

– Мы за тобой заедем часов в шесть… – донесся голос Вознесенского. – А там вместе пойдем. В 18:00, слышишь!

– Ладно, – ответил Женя и, не прекращая улыбаться, отключился.

Алёна не успела спросить, кто звонил, как Ваня, который сидел рядом с ними, поинтересовался:

– А телки у тебя там есть?

– Живых нет, – хихикнул Женя, пряча большой и громоздкий телефон в карман халата. – Зато у нас есть санитар Павел Петрович, которому я торчу вазу, мой начальник Саша Вознесенский, который постоянно бросает курить, водитель Роман, которого я чуть не убил, а ещё охранник Семёныч, который бухает.

– Значит, можешь быть спокойна, – сказал Ваня Алёне. – Хотя… Честно говоря, глядя на Женю, тут даже волноваться не о чем. – И они с Алёной засмеялись.

Женя закатил глаза, а потом зевнул.

После практики он переоделся, застегнул куртку, крепко завязал шнурки. Его обычные ботинки в удобстве уступали рабочим. Когда он только устраивался, у него измерили длину стопы и подъём, ведь обувь работников Восьмёрки шили индивидуально, с учётом всех особенностей, чтобы потом было лучше бегать.

Парень попрощался с девушкой, друзьями и поехал в магазин в поисках хозяйственного отдела. Женя хотел купить Петровичу вазу (за которой он уже два дня должен был зайти, но постоянно забывал) и килограмм мятных конфет. Это и задержало его в очереди на кассе.

В половину шестого ему позвонили.

– Ты где сейчас? – спросил голос Вознесенский в телефонной трубке. Женя начал извиняться, что опаздывает. – Да нее-е-ет, нормально, всё пучком. Я тоже звонил сказать, что мы едой закупались и опоздаем… А, слушай, давай мы тогда тебя захватим, чтоб туда-сюда не мотаться? Мы недалеко от Восьмерки живём. Нам по пути. Не уходи никуда.

Женя стоял на парковке, когда к нему подъехала черная машина. Сквозь открытое окно он увидел профиль водителя. На пассажирском сидении умостился Саша, держа в руках большой бумажный пакет, откуда торчал батон хлеба. В салоне играла музыка, и Вознесенский пританцовывал.

Дверца приоткрылась, он выглянул.

– Садись, – сказал Саша.

Женя прыгнул на заднее сидение, почти доверху заполненное пакетами. Он представил, что ещё больше еды и вещей лежало в багажнике. Парню едва хватило места среди бутылей с кондиционером для стирки, моющим средством и стеклоочистителем, сбоку еще валялись какие-то газеты, книги, а поперек салона торчала швабра.

– Мы не рассчитали сил, – объяснил Вознесенский. – И кошелька, – добавил он тише.

– Да с зарплаты отдашь, чего ты начинаешь, – отмахнулся Роман. – Привет, – сказал он санитару.

– Здравствуйте, – поздоровался с ним Женя, глядя на Романа через зеркало.

– Жень, уже почти свои люди, пятый день работаешь, – Саша смеялся. – Давай на «ты».

Женя кивнул.

– Мы сейчас закинем еду к нам домой, – сказал Вознесенский и добавил: – А потом кушать. Петрович подъедет прямо туда. Лады?

Женя снова ответил кивком.

На поворотах он придерживал швабру, чтобы та не ударила его по голове. Помимо танцев Вознесенский начал еще и подпевать радио.

– Я Петровичу купил вазу, – сказал Женя.

– А вот мы, кажется, скупили половину магазина, – сказал Роман, когда швабра таки упала, и за ней на пол повалились бутылки с жидкостями.

Они выехали из центра в сторону Восьмерки. Новостроек становилось все меньше.

Женя сидел параллельно водителю.

Роман держал бледные и худые руки на руле и внимательно следил за дорогой. На торпеде лежала пара перчаток из тонкой кожи.

Они ехали, окруженные автомобилями. Как всегда бывает вечером, когда рабочий день заканчивался, тысячи машин выезжали из центра: движение становилось медленным, приходилось постоянно притормаживать. Роман в водительском кресле выглядел спокойно и уверенно. Пока Саша подпевал, ерзал, тот сидел ровно, как статуя, и только руки двигались, поворачивая руль.

Они переехали мост, выезд с которого был узким, как горлышко бутылки. Потом дорога стала свободнее, и они промчались сквозь жилые районы, обгоняя желтые автобусы.

– А вы в одной квартире живете? – спросил Женя.

– Нет, в соседних, – сказал Вознесенский, продолжая подпевать радио. – Мы тут рядышком, в «Солнечном».

«Солнечный» был одним из недавно выстроенных жилых комплексов, где квартиры стоили очень дешево по причине близости к лесу и Восьмёрке. Люди боялись покупать там жильё.

Улицы были хорошо освещены. Вдалеке визжала сирена патрульной машины.

Они приехали. Роман остановился и нажал кнопку, открывающую багажник.

– Я вам помогу, – сказал Женя, и тоже вылез наружу.

Рома, уже привыкший к подобному ритуалу, стал, распростерши руки, пока Саша цеплял на них набитые пластиковые пакеты. И ему было совсем не тяжело.

Сигнализация на машине щелкнула.

Они вошли в подъезд. Дом был новым, не таким, как квартира Жени. В подъезде пахло не пылью и сыростью, а бытовой химией, впереди стояли лифты, новые и широкие.

– Это круто, что вы и живёте, и работаете вместе, – сказал Женя.

Роман улыбнулся. Вознесенский сказал:

– Я спас этого человека от безработицы.

Тут Саша вдруг вспомнил бедного и голодного Романа год назад. «Я людоед. Посмотри, в кого они меня превратили! Нет! Не подходи ко мне. Я боюсь, я не контролирую себя…» Вспомнил, как тот не выходил из дома неделю, запер все двери и никого не впускал. Тогда его лучший друг, глядя на то, как на смене санитары зашивают тело, вдруг кое-что придумал. И, отправив Павла Петровича и Катю перекурить, он взял в руки нож. Сначала он просто выносил с работы железные контейнеры, но потом к нему пришла идея: его друг ведь прекрасно водит автомобили, почему не устроить его на работу к себе?

Именно так, Вознесенский его спас.

Они поднялись на четырнадцатый этаж. Пока Саша возился с замком, Роман стоял, обвешанный покупками, как новогодняя ёлка гирляндами.

Вознесенский свалил пакеты к себе. Потом достал из кармана пальто Романа его ключи и открыл дверь к нему.

– А вы давно дружите? – спросил Женя, видя, как по-хозяйски Саша заносил пакеты на кухню Романа.

– И молоко поставь в холодильник! – крикнул водитель. – Я разуваться не хочу… Осторожно, там яйца! – Роман стоял на пороге, опираясь рукой на дверь. Затем он повернулся к Жене, отвечая на его вопрос. – Мы на перекуре познакомились. Он тогда десятый раз бросал… Всегда бросает.

– Да я бы тогда сто процентов бросил. Выхожу такой на балкон кофейку попить, воздухом подышать. А он стоит… – Вознесенский взял последний пакет и понес его вглубь квартиры.

– Это была любовь с первого взгляда, – пропел Роман с поэтической интонацией. – А так… Да года четыре, наверное…

Ещё на второй своей смене, обживаясь в санитарской, Женя заметил на стене фотографию. На ней было около десятка человек. Парень узнал там Павла Петровича и Вознесенского (оказалось это было фото с его дня рождения). А потом присмотрелся и увидел молодого человека рядом с Сашей. Стрижка его была покороче, и сам он был не то, чтобы полнее, но с более мягкими чертами лица. Это был Роман, но не похожий сам на себя: без бледности и фиолетовых кругов под глазами.

«Он тогда тут не работал ещё», – пояснил тогда ему Павел, перекатывающий во рту мятную конфету.

Образ Романа с фотографии контрастировал с Романом нынешним: сейчас его глаза были выразительнее, а из-за впавших щек казалось, что он никогда не ест. Женя подумал о наркотиках, и ему стало неприятно.

Когда они спускались вниз на лифте, молодой санитар заметил, что Роман пахнет хорошим парфюмом. Женя подумал, что в Восьмерке действительно очень хорошо платят, раз уж даже водитель одевался, как президент.

Он видел выражение бледного лица сквозь зеркальную панель лифта: задумчивое, спокойное уверенное. Женя не ожидал, что Роман поднимет глаза и заметит, что парень на него всё это время пялился. Их взгляды встретились, и Женя тут же отвернулся.

Дверь лифта открылась.

Компания села в машину. Роман завёл тихий мотор, запело радио. Приборная панель едва освещала его худое лицо, зелёный и красный свет датчиков блестел на уложенных гелем волосах.

В это время Саша созвонился с Павлом Петровичем, а тот громко ругался, где их носит.

Роман затормозил возле ресторана, где уже стоял раздолбанный красный автомобильчик Павла. Хозяин машины курил, сидя на багажнике.

Заведение, в которое они собирались, было переделанным подвалом дома, но, тем не менее, оно пользовалось популярностью у местных. При входе ярко горела вывеска, и сквозь узкие окна просвечивались тени людей.

Четверо коллег прошли в зал, и после прохладного апрельского ветра, Жене показалось, что внутри было более чем тепло.

Стены укрывала отделка под натуральный камень, в зеркальном чёрном полу отражались красно-оранжевые светильники, на полу стояли милые бра. Из-за голосов людей музыка была почти не слышна.

Роман шел к столику, маневрируя мимо курящих посетителей.

Они сели и сделали заказ. Женя немного волновался и это было видно по тому, как его глаза бегали по залу, пока руки мяли салфетку. Роман усмехнулся и затем перевел взгляд на Вознесенского. Невозмутимым оставался только Петрович.

– Ты не дрейфь только, – засмеялся Саша. – Это не экзамен по анатомии… Мы не кусаемся. Хотя… За Рому не ручаюсь, ха-ха, – он заерзал на диванчике, поправляя под собой подушки. – Просто в этом-то и фишка – не сколько поесть, сколько поговорить, узнать, что ты за человек такой. Над телами особо биографию не перескажешь.

Это была их старая традиция – ходить с новым в Восьмёрке человеком именно в этот ресторан. И если Саша и Павел Петрович из рассказов о семье и учебе узнавали про коллегу новое, Роман находил подтверждение выхваченным из головы парня картинкам. Он сидел довольный, и никто не мог бы понять, чему он улыбается: то ли собственному преимуществу над остальными, то ли тому, что ему было интересно слушать, как именно новенький говорит, и как увиденное Романом обрастает деталями.

Санитар был невысоким парнем с темными волосами. Роман посчитал его красивым: гладко выбрит, с тонкими губами (у Жени была привычка поджимать их, когда он задумывался), узким носом, тёмными бровями и большими тёплыми карими глазами. Свет ламп отражался в этих глазах, таких живых.

Роман взял со стола чашку и сделал глоток зеленого чая (ему пришлось заказать его, потому что нигде не подавали растворимый кофе с молоком).

Женя рассказывал про то, как он подрабатывал в амбулатории. Потом разговор повернул в сторону школьных лет. И, как оказалось, трое, кроме Петровича, в городе были приезжими.

– Да мне вообще лет… семнадцать было, как переехал, – сказал Роман. – До этого в Харькове жили с мамой и братом.

– А я перебрался сюда в пятнадцать, – сказал Вознесенский. – Но там длинная история.

– А я в шесть, – добавил Женя. – И значит, я больше всех столичный житель.

Петрович снисходительно улыбнулся в ответ на реплики коллег.

Потом Женя повернул разговор к интересующей его теме.

– Я видел в ординаторской фото, – он обратился к Роману. – Ты там на себя вообще не похож!

– Согласись, стал лучше, – водитель усмехнулся. – Фотке года полтора, наверное… Не помню, – водитель затих. А потом добавил прежним бодрым тоном: – Я… болел просто.

Саша и Петрович переглянулись, когда Роман заговорил о «болезни».

– Ой, – сказал Женя. – Прости.

– Ну я же жив-здоров, как видишь, – водитель подмигнул ему. Но он продолжил говорить несмотря на то, что мысли в голове начали путаться. – Сердце. У меня с детства пошаливало сердце. Была недостаточность… – Роман прервался, чтобы сделать глоток чая и смочить горло. – митрального клапана. Когда был в старших классах, поставили искусственный. Потом я вырос… И как-то стал замечать, что мне тяжело подниматься даже на второй этаж, отдышка. И сердце то стучит как бешеное, то почти не пашет… Решили пересадить донорское. Ну, и как-то так я с новым сердцем и похудел, – закончил Роман.

– Одни глазки-то и остались, – подшутил Саша.

Они просидели ещё час, после чего Жене захотелось в туалет. Он прошел через зал и завернул в узкий коридор, где зелёным светились пиктограммы, изображающие мужчину и женщину.

Женя подошел к двери. Та распахнулась, и едва не уложила парня на пол. Из мужского туалета выбежала девушка, отталкивая его. Она прикрывала руками лицо и… она плакала.

Санитар лишь пожал плечами, провожая её взглядом, а затем потянул на себя дверь. Внутри было чисто, пахло освежителем и чем-то металлическим.

Он не понял сначала, чем.

Сделав своё дело, Женя повернулся, чтобы вымыть руки, но тут взгляд его случайно упал на одну из кабинок. Из-под зазора между дверцей и полом вытекала струйка крови, которая становилась частью большой лужи.

Источник металлического запаха.

Женя подбежал к кабинке и застучал в её белую картонную дверцу.

– Эй, – он пару раз дернул дверцу на себя, но было заперто.

Женя колебался минуту туда-сюда. Ему не хотелось касаться одеждой грязного пола, но, поборов брезгливость, парень встал на колени и просунул голову под дверью.

На унитазе сидело обезглавленное мужское тело с распоротой грудной клеткой и животом. Голова лежала возле ведерка с туалетной бумагой и открытые глаза смотрели прямо на Женю. Парень прикрыл рот рукой.

Мгновение, и он уже выбежал в зал, крича что есть сил:

– Звоните в полицию. В туалете труп.

Коллеги ринулись к нему.

Втроём они побежали за Женей. Следом персонал. В туалете ставало тесно, помещение наполнялось людьми, слышались возгласы.

– У него там г-г-голова оторвана, – сказал Женя, часто моргая глазами.

– Наш клиент, – констатировал Саша. Он посмотрел на Романа. Тот медленно втянул воздух с запахом крови. Два выходных. Он не ел, и ему нельзя было даже видеть тело. – Рома, погуляй пока.

– Но… – сказал было водитель, который уже начинал выходить из себя.

Саша бросил на него гневный взгляд. Он видел, как выражение лица его друга менялось.

– Сейчас ГСБ приедет! – Он подбежал к нему и стал шептать на ухо. – Их наберётся полная Восьмёрка! Я не смогу ничего тебе дать… Или в гараж иди, или домой. Быстро! Рома, прошу…

– Я видел девушку! – выкрикивал в это время санитар, вовсе не замечая спора Вознесенского и водителя. – Блондинка выбежала отсюда в слезах. Вы тоже её видели! Минут пять назад. Задержите её!

Кто-то из барменов кивнул и побежал.

Саша подошел к запертой кабинке и наклонился посмотреть. Недовольная толпа загудела. Он поманил пальцем к себе Петровича.

Павел посмотрел на тело и пробормотал себе под нос:

– Донестры…

– Всё в порядке, я судмедэксперт. Мы с вами сейчас ничего не трогаем! – громко говорил Вознесенский. – Стараемся не стереть пальчики, ждем ГСБ! Ясно? До приезда следователей, пожалуйста, разойдитесь.

Приехавшая служба стала опрашивать Женю. Никто не заметил, как водитель исчез.

Саша оперся на умывальник в стороне. Он наблюдал за тем, как дежурные эксперт и криминалист снимали отпечатки, фиксировали фотоаппаратами и рулетками положение тела. Петрович стоял возле двери.

– Что скажешь? – спросил у Вознесенского мужчина в форме.

Саша посмотрел на него выпученными глазами. Он был будто не в себе от произошедшего.

– Тоха, ты ж понимаешь, что у нас фактически под носом и средь бела дня была донестра! – воскликнул он. – И кого она зацепила. Минин! Это ведь ваш следователь! Он, видимо, после Восьмёрки ужинал. Поужинал, блин…

Тут другой ГСБшник, все это время допрашивавший Женю для протокола, посмотрел на Сашу и сказал:

– Мы должны за ним проследить теперь. Теперь всё ГСБ съедется. Ха, а я никогда не видел, как труп оживает, кстати.

– Это тело превратится в безголового? – спросил Женя, перебивая ГСБшника.

– Это уже блеммий, – ответил Саша. – Теоретически. Да… Да-а-а, интересненько. – Он посмотрел на часы. – Вот видишь, как ты любишь, придется заступить на смену раньше. Вы нас троих до работы подкинете? – обратился он к ГСБ, кивая на Женю и Петровича.