Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава тридцать четвёртая
– Все – в сборе?
На правах основного докладчика Черчилль строгим взглядом «прошёлся по головам» присутствующих. Вопрос был излишним: присутствовали все – даже те, кого и не приглашали. Главное, «нашли время» работники штаба Эйзенхауэра и все командующие армейских групп и их начальники штабов. Дополнительно премьер настоял на присутствии начальников разведки, как штаба Главкома, так и штабов групп. Вопрос предстояло решить судьбоносный: что делать с русскими? И Черчилль не стал тянуть с его постановкой. Вопрос шёл первым, главным, единственным и «без редакции».
– Итак, что будем делать с русскими, господа?
Господа моментально пришли в рабочее состояние. К такому вопросу каждый из них был подготовлен не только ходом последних событий, но и личной биографией. Каждый был уверен в том, что подъём вопроса необходим исключительно для того, чтобы оперативно положить его – вместе с русскими – на лопатки.
Убедившись в готовности аудитории, Черчилль начал «разворачивать тезис».
– К сожалению, вопрос Берлина уже не стоит перед нами, господа… Потому, что он не стоит уже и перед русскими. Не стоит вместе с Берлином, который уже падает, и окончательно падёт со дня на день. И произойдёт это без нашей помощи. Мы пытались оказать её…
– Русским? – удивился генерал Деверс, самый «не посвящённый» из всех.
– Себе! – невесело усмехнулся Черчилль под понимающие усмешки присутствующих. – Но, увы: русские оперативно разобрались в наших намерениях – и помощь вернули вместе с помощниками. Все вы, конечно, уже в курсе того фатального, я бы сказал, недопонимания, которое постигло генерала Симпсона. Мы были оскорблены в лучших чувствах. Не по отношению к русским – по отношению к демократии. В итоге вояж Симпсона увенчался лишь очередной партией соискателей на постановку на котловое довольствие. Берлин остаётся…
Черчилль усмехнулся – явно по адресу Геббельса, автора лозунга, начало которого он только что невольно озвучил.
– Nein, meine Herren: Berlin bleibt keine deutche – russische!
Жизнерадостного смеха не последовало: не было основания.
– Но жизнь продолжается, джентльмены! На повестку встаёт вопрос более важный, чем Берлин: судьба Европы.
Присутствующие оживились: не всё так плохо.
– Конечно, – покривил лицом Черчилль, – многое уже потеряно. Хотелось бы надеяться на то, что небезвозвратно, и мы будем над этим работать. Но факт остаётся фактом: значительная часть Европы находится уже под пятой Сталина! Польша, Болгария, Румыния, большая часть Венгрии, половина Австрии, часть Чехословакии, половина Германии! Русские просочились даже в Норвегию, Данию и Югославию! Это, господа, не катастрофа, но приятного мало!
Как заправский оратор «советского образца», Черчилль поработал с графином и стаканом.
– Это, так сказать – исходные данные, материал к размышлению. Нам с вами надлежит, если не решить задачу немедленно, то хотя бы нащупать варианты решения. Итак, мы с генералом Эйзенхауэром…
Не испрашивая согласия Главкома, Черчилль решительно «впряг» того в одну с собой упряжку.
– … ждём ваших предложений.
Первой, как уже нередко бывало, поднялась рука Брэдли. За ней – всё остальное.
– Я думаю, господа, ни для кого из вас не является секретом мнение генерала Маршалла. Он доложил президенту о том, что война с русскими в настоящее время не представляется целесообразной ввиду невозможности достичь победы.
Словно танк – орудийную башню, Брэдли развернул голову в сторону Черчилля.
– Насколько мне известно, фельдмаршал Брук придерживается аналогичной точки зрения. И не в одиночку, а в составе комиссии, которой Вы, сэр, поручили основательно проработать этот вопрос. То есть, возможность открытия боевых действий против России. Или я ошибаюсь?
Черчилль поморщился: ох, уж, этот Брэдли! Вечно он наготове – со своей «ложкой дёгтя»! Хоть бы раз «обнёс» начальство!
– Не ошибаетесь, генерал! Но сейчас мы обсуждаем не этот вопрос, который, я надеюсь, ещё не закрыт окончательно. Сейчас мы обсуждаем вопрос противодействия русским относительно мирными средствами. В основном – маневрами, как военными, так и дипломатическими. Прежде всего – военными: только они смогут обеспечить успех маневров дипломатических. Надеюсь, никого из вас не коробит моя откровенность? Никто не собирается протестовать доводами типа «Русские – наши союзники»? Никто из вас не «порозовел» за последнее время?
Черчилль волновался зря, как по всем трём вопросам сразу, там и по каждому в отдельности. Аудиторию составляли люди, верные своему классу, который с классом пролетариев даже рядом не стоял.
Брэдли невозмутимо пожал «древнеримскими» плечами.
– Я всего лишь констатировал факт, а заодно призывал к трезвому взгляду на вещи.
Черчилль не выдержал.
– В таком случае, разрешите Вам помочь, генерал – по части отрезвления взглядов! Небольшая, такая, историко-географическая справка, поясняющая, отчего мы вынуждена действовать так, а не иначе. Итак, вот – краткий перечень наших несовпадений во взглядах с русскими: Болгария, Венгрия, Румыния, Финляндия, Польша, Югославия, Чехословакия, Германия! Я подчёркиваю, господа: краткий – ведь есть и другие «места нестыковок»! Но эти – самые острые, самые бросающиеся в глаза. И наши взгляды на карту не совпадают исключительно из-за того, что не совпадают взгляды на демократию. Русские либо уже поставили, либо намерены поставить во главе этих стран своих людей. Людей, которые будут проводниками идей Коминтерна!
– Коминтерна не существует уже два года, – «нанёс удар вразрез» Эйзенхауэр. Как и все военные, он не терпел, когда политика грубо вмешивалась в дела армии, да ещё с намерением подчинить её себе.
– Это не принципиально! – махнул рукой Черчилль. По лицу его было видно, что такая демонстрация безразличия далась ему нелегко: премьер не любил, когда его «ставили на место», тем более, когда определяли это место в углу. – Важно, что всё это – люди Кремля, которые будут проводить его политику вопреки интересам демократии и цивилизации!
Эйзенхауэр ещё раз поморщился – специально для Черчилля. Это был явный призыв формата «Аркадий, не говори красиво!» И правильно: военному человеку «политинформация» нужна лишь как преамбула к точному и недвусмысленному приказу. Поэтому она и сама должна быть точной и недвусмысленной.
Видя такое катастрофическое недопонимание, Черчилль заскрежетал зубами – и уже не в душе.
– Захватив пол-Европы, Сталин обеспечит себе плацдарм для броска в любом стратегическом направлении! Я всерьёз опасаюсь, не двинется ли Красная Армия к Северному морю или водам Атлантики? Франция, Италия, Турция – кандидатов на русское вторжение, хоть отбавляй! И, если мы будем всё время предаваться умозрительному философствованию, то отрезвление наступит в русских лагерях, где-нибудь в Сибири! Нам уже сейчас и со всей решительностью нужно дать понять русским, что так дело не пойдёт: или вы договариваетесь с нами, или «по-хорошему» будет ещё хуже!
В зале рассмеялись: Черчилль умел разрядить обстановку. А сейчас он ещё и вовремя это сделал: народ как-то «не проникался осознанием». Теперь нужно было решительно «ковать» хорошо разогретое «железо» соратников.
– Президент Трумэн на днях заявил мне: мы не установим с этими странами дипломатических отношений до тех пор, пока их правительства не будут реорганизованы так, как нужно нам!!!
Заметив, как поморщился Эйзенхауэр, Черчилль немедленно кинулся в контратаку:
– Грубо? Да! Прямолинейно? Да! Но только так нас могут услышать – и внять нашим доводам! Увы, русские не понимают никаких иных доводов, кроме стального кулака. Кстати, текст – не мой: автор – всё тот же президент Трумэн! Но как его не поддержать, если его устами говорит сама истина! Мы не можем не настаивать на реорганизации просоветских режимов Польши и Югославии! И именно сегодня! Потому, что, как сказал один джентльмен: «Вчера – рано, завтра – поздно, значит – сегодня!».
Военные совсем не по-военному поаплодировали докладчику: лёд недоверия был сломан. Хоть и англичанин, а мысли вполне здравые!
– Разрешите? – поднял руку генерал Паттон. – Я – человек военный, и предваряться вводными словами не привык. Поэтому я скажу прямо: я полностью разделяю точку зрения мистера Черчилля. Русские были нашим союзником вчера. Но ситуация меняется, а вместе с ней меняются и сами русские. Прежде всего, по части аппетитов. Нет, чтобы остановиться на своей границе, раз, уж, нас подвели немцы, так они полезли в Европу! И не только полезли, а расползаются по ней, как тараканы! И, если меняется всё – и ситуация, и русские – почему мы не должны менять своё отношение к ним?! Если мы сегодня не предпримем решительных мер, завтра будет поздно: вся Европа окажется под пятой Сталина!
– Что Вы предлагаете? – нахмурился Эйзенхауэр. Он не любил, когда подчинённые высказывали мнение прежде начальства.
– Думаю, что самое время отказаться от соблюдения договорённостей по разграничению зон оккупации! Я не призываю к немедленному повороту против русских, но надо спасти хотя бы то, что ещё можно спасти!
– Браво, генерал! – вместе с сигарой прожевал слова признательности Черчилль. – Дипломат не определил бы нашу задачу лучше!
При этом британский премьер выразительно покосился на Эйзенхауэра. Небеспричинно: буквально накануне он имел беседу тет-а-тет с Главнокомандующим. В ходе её он напрямую высказал ту же мысль, которую даже с меньшей прямотой дублировал сейчас генерал Паттон. Дословно это звучало так: «Надо решительно отказать русским в отводе войск от Эльбы в районы, выделенные для оккупации США. Если мы будем держать войска на Эльбе, русские быстрее согласятся с нашими условиями (в частности, с разделом Австрии)». Ту же мысль – только ещё более прямо и с большим драматическим надрывом – Черчилль «отгрузил» министру иностранных дел Идену накануне отлёта в штаб Эйзенхауэра: – Отвод американцев за демаркационную линию стал бы одним из самых прискорбных событий в истории. Только – за уступки СССР в долине Дуная и на Балканах!!!
Иден оперативно разделил точку зрения сэра Уинстона. И не только потому, что это была точка зрения начальства, но и потому, что сам мог предложить её «к дележу». А вот Эйзенхауэр не спешил, и это раздражало британского гостя. Каждый день, понимаешь, дорог, а Главком мучается вопросами чести!
Эйзенхауэр действительно не спешил ни «склоняться», ни «разделять». Генерал был человеком ответственным, пусть и «в редакции Вашингтона». Предложение Черчилля попахивало авантюрой, как и большинство его предложений в адрес Советов с самого момента их «воцарения». Сэр Уинстон всё норовил сделать «кавалерийским наскоком», зачастую не считаясь с реалиями, отнюдь не благоприятствующими «кавалерии». Конечно, его предложения диктовались заботой о защите «ценностей рыночной экономики и демократии», и Эйзенхауэр не мог не разделять этой озабоченности. Но это не означало, что он должен был тут же «проявиться с шашкой наголо». Сказывалось и влияние покойного Рузвельта: сэр Франклин ничего не делал с горячей головой и под такую же руку. А реализация экстремистских, по сути, предложений Черчилля грозила вызвать серьёзные осложнения на все «доступные осложнениям места». Прежде всего – на собственную задницу.
Именно поэтому Эйзенхауэр сказал Черчиллю, что не готов поддержать его предложение немедленно, но готов предоставить ему трибуну для выступления. И не просто для выступления, а для выступления перед аудиторией из числа потенциальных исполнителей замысла. Черчиллю осталось лишь утешиться поговоркой «С паршивой овцы – хоть шерсти клок!». Увы, Эйзенхауэр ни по части взаимопонимания, ни по части решительности не шёл ни в какое сравнение с верным Монти. Накануне встречи с Главкомом Черчилль в очередной раз гостил у командующего Двадцать первой армейской группой. И опять стороны без труда достигли взаимопонимания по всем вопросам. Даже тогда, когда Черчилль «шепнул на ушко»: «Монти, возможен поворот против русских!»
И фельдмаршал понял, что это – никакое не иносказание, что премьер сказал именно то, что хотел сказать. И ведь Монтгомери не испугался «крамольной идеи»: сам вынашивал её уже длительное время! Не то, что этот Айк: всё время оглядывается на тень Рузвельта! Прямо, не Главнокомандующий экспедиционными войсками, а «дубликат Гамлета»!..
– Разрешите?
Черчилль напрягся: Беделл Смит! Начальник штаба Главнокомандующего и его доверенное лицо. Вряд ли приходилось ожидать от этого генерала собственного мнения, тем паче, отличного от мнения босса.
– Я полностью разделяю мнение премьера Черчилля и генерала Паттона.
Челюсти Эйзенхауэра и Черчилля отвисли почти одновременно, но каждая со своим изумлением. Если англичанин был приятно изумлён, то американец – совсем наоборот.
– Я – не сторонник немедленных военных действий против русских, – невозмутимо продолжал Смит. – Это было бы авантюрой с непредсказуемым исходом. Но немедленный отпор русским по другим направлениям уже необходим.
– Присоединяюсь! – так и сделал командующий Шестой армейской группой генерал Деверс. Настоящий солдат: коротко и ясно!
– Кто ещё – с нами?
Одобрительно блеснув глазами в Деверса, Черчилль немедленно «принялся закреплять успех». Поднялись руки… всех присутствующих. Исключение составил только сам Главнокомандующий. Но премьер не спешил торжествовать «по поводу»: здесь вопросы решались отнюдь не голосованием. Хотя сам факт был символичен. Должен же был Эйзенхауэр, в конце концов, понять, что «идёт против течения»? Уж, если его не поддержал начальник его штаба, о чём ещё можно говорить?! Какой, ещё более красноречивый факт, нужно представлять в качестве обоснования несостоятельности упорства Главкома?!
Черчилль усмехнулся: у него имелся такой факт. И как раз, более красноречивый. Он его вытащил «из рукава», пусть и не с ловкостью фокусника, но не менее эффектно по результату.
– Кстати, генерал, у меня есть телеграмма из Вашингтона, от Вашего Главнокомандующего.
И премьер, ничем не напоминая фактурой Мефистофеля, де-факто отработал за него. Эйзенхауэр взял в руки телеграмму, прочитал её и побледнел.
– Как видите, сэр, – включил участие премьер-министр, – в отличие от Вас, Ваш босс не терзается гамлетовскими сомнениями. Потому, что русские – это тот Рубикон, который должен быть перейдён, несмотря на ни на что! Несмотря ни на какие «пограничные столбы» и прочие «договоры о дружбе и сотрудничестве»!
Эйзенхауэр медленно опустил руку с бумажкой на стол.
– И какими Вам видятся пути реализации этой затем, сэр?
Сама постановка вопроса свидетельствовала о том, что генерал уже сдался. Черчилль небрежно запихал телеграмму в карман: пригодится, если Главком вдруг испытает «рецидив задумчивости».
– А это уже нам решать вместе с вами, господа!
Черчилль посчитал, что для пользы дела немного патетики в голосе не помешает. И потом: доверие окрыляет. Некоторые из присутствующих – так и сделали: «окрылились».
– Я думаю, что нам, прежде всего, нужно определиться с главными направлениями работы, господа.
Черчилль подошёл к стене с картой военных действий.
– Не нужно быть слишком большим стратегом для того, чтобы понять: основными узлами противоречий – и уже не за столом переговоров – являются Чехословакия, Германия, Австрия. То есть, те страны, в освобождении которых мы ещё способны «поучаствовать». И уже – не в освобождении от уходящих фашистов, а в освобождении от грядущих коммунистов. Если мы не опоздаем к разделу пирога, а ещё лучше, если успеем первыми не только к столу, но и к ножу – полдела, считай, будет сделано. Мы поставим русских перед фактом: эти «куски» – за другие! И, думаю, что они недолго будут «стоять перед ними»: Сталин – реалист! Он понимает, что за всё в этом мире надо платить, в том числе, и за сам мир, как антитезу войне!
Черчилль повернулся к Эйзенхауэру, подавленному натиском доводов премьера и неожиданно дружным афронтом своих же генералов. Хотя этого следовало ожидать: и Брэдли, и Паттон, и Ходжес – «штатные» оппоненты с самого начала кампании.
– Господин Главнокомандующий, какими силами располагают экспедиционные войска на текущий момент?
– Только американцев – шестьдесят одна дивизия! – отработал за Эйзенхауэра Смит: Главком в этот момент качественно прокисал взглядом. – Это свыше трёх миллионов человек!
– С такими молодцами – и отступать?!
Гитлер не остался в одиночестве по части плагиата.
– Да этой силы – более чем достаточно для… демонстрации силы!
Генералы рассмеялись: неплохо сказано. Как минимум, оригинально. Не смеялся только Эйзенхауэр: «Хорошо смеётся тот, кто… не смеётся вовсе!»
– Давайте сразу договоримся о направлениях работы – ну, чтобы «два раза не ходить», – поднажал Черчилль. – Прежде всего, мы не останавливаемся в Германии! Идёт?
«Идёт?» Черчилля прошло «на ура».
– Отлично!
Премьер обрадовался дополнительной порцией дыма в соратников.
– Идём дальше: Чехословакия! Берём сами – или отдаём на съедение русским?
– Согласно договорённостям, – болезненно поморщился Эйзенхауэр: уж, слишком активно давил Черчилль! – Чехословакию берут русские. В том числе, и Прагу.
– Ну, мы же договорились!
Премьер с видимым огорчением развёл руками: так славно поладили, а этот тип всё не унимается!
– Мы же договорились насчёт договорённостей: никакого соблюдения! Не было никаких договорённостей! А то Вы сейчас договоритесь до того, что мы ни до чего не договаривались!
Эйзенхауэр устало махнул рукой – одними глазами.
– Итак, – отработал бульдожьей челюстью премьер, – я повторяю свой вопрос: отдаём Чехословакию на съедение русским – или сами съедим?
– Сами! – дружно встали за демократию генералы: «наша Чехословакия – нам её и есть!».
Черчилль энергично потёр ладонью о ладонь: всё шло по плану.
– Теперь – Австрия. Выставляем её на торги?
– ???
«Народ» явно не понял, и Черчилль поспешил с разъяснениями.
– «Австрия без ивана» – за возврат к демаркационной линии?
– За полный?! – во всю мощь наличных ресурсов немедленно встревожился Паттон.
– Нет-нет!
Черчилль улыбнулся: этот генерал ему нравился всё больше и больше. Да и то, давно он не встречал такого замечательного антисоветчика промеж солдафонов! Настоящий соратник, с которым премьер даже пошёл бы в разведку! Правда, только не в русский тыл. Там не оценят, не поймут, да ещё и оргвыводы сделают…. в одном из трёх направлений: в чисто поле, к ближайшей стенке или к ближайшей же осине!
– Только – за частичный! А то – «за что боролись?».
– Ну, это – другое дело! – облегчённо перевёл дух «верный союзническому долгу» генерал. – Предлагаю задействовать в работе наших «джерри»!
– Разумное предложение! – «расцвёл» Черчилль. – А как Вы себе это представляете, дорогой генерал?
Премьер расчувствовался не зря. Ввиду достижения полного взаимопонимания «по вопросу решения вопроса», Паттон обязан был стать «дорогим». Его просто необходимо было «возвести в достоинство»! Сэру Уинстону был сейчас особенно дорог каждый «полноценный антисоветчик с возможностями». Такой, который был готов «защищать демократию от новых гуннов» «не токмо словесно, но и ручно».
Паттон тоже расчувствовался: лесть всегда проливается либо елеем, либо бальзамом. А лесть такого заслуженного борца с коммунизмом, как премьер Черчилль – и не лесть вовсе, а награда.
– Я полагаю, сэр, что нам нужно активнее договариваться с немцами о совместных дей… виноват: о взаимодействии по самому широкому спектру вопросов.
– ???
Это уже Эйзенхауэр запросил подробностей. Изумление Главкома не остановило творческого вдохновения генерала: за ним было коллективное мнение товарищей. А это – стена, о которую и Главкому можно лоб расшибить.
– Мы – им, они – нам!
«Широта спектра» была явно чрезмерной, но Главком не стал уточнять: будет день – будет и пища…
