АЛЕНА ПИРОНКО - Донбасский Разлом

Донбасский Разлом

АЛЕНА ПИРОНКО

Жанр: Поэзия

0

Моя оценка

ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Дом

«С любимыми не расставайтесь…»

У нас с Домом – отношения. Настоящие. Встретились мы, когда я была молода, готова рискнуть и устала от скучных однообразных дней в компании маленькой двухкомнатной квартиры, с которой провела большую часть жизни. Не то, чтобы мне с ней было скучно – мне с ней было никак. По привычке я чистила и драила ее перед большими праздниками, покупала милые сувенирчики и обновки, создавала уют. Мы жили с ней, как в долгом браке по привычке – не замечая друг друга, накапливая недовольство «уставшими» отношениями.

Мне было тесно в ее небольших комнатах, и все чаще я мечтала о настоящей любви – с камином, просторным холлом, высокими потолками. Квартира больше не вдохновляла, хотя когда-то, давно, была для меня всем. «Крепостью» в детстве и местом, где можно было отогреться от ветров и невзгод «взрослой» жизни. В ней я первый раз влюбилась и разочаровалась в любви. В нее принесла новорожденного сына. Нас связывало много хорошего, но все это становилось незначительным, когда я мечтала – о доме…

От добра добра не ищут. Но человек всегда в вечном поиске любви и свободы. Мне стало трудно дышать – и поди знай – от давно знакомых стен это или от тоски зеленой, вдруг поселившейся в душе… Человек – создание удивительное. Когда где-то или с кем-то становится невмоготу, он ищет – где и с кем станет лучше. Мне было плохо – тесно и муторно. Я и подумать не могла, что дело не в ней, не в квартире. Дело во мне. Но я уже встретила Его… Дом своей мечты. Правда, очень отдаленно ее напоминавшего…

Вместо двух комнат – целых пять. Одна из которых – холодная и сырая, две – размером со шкаф-купе. Гараж – на две машины, больше похожий на трамвай – машины стояли в нем «паровозиком». Выход из кухни – в «сад», поросший огромными, доисторических размеров лопухами. Беседка, в образе кирпичной будки, какие обычно украшают лаконичной надписью: «Не влезай – убьет». И… предел моих мечтаний – камин, «перекроенный» из старой печи. Когда мы разжигали его, он весело и задорно плевался горящими головешками прямо в наш новый диван.

Дом жил совсем рядом с моей «бывшей», и я счастливо избежала тоски по утраченному – знакомым остановкам, магазинам, тропинкам и парку. Новый любимый – в старой жизни. В нашем романе было все – знакомство по объявлению и первое свидание морозным вечером. Неизбежное при знакомстве «вслепую» разочарование: «Я его совсем не таким представляла…». Надежда – «а вдруг это судьба…» легко переходила в сомнение – «квартира-то своя, родная, мы с ней пуд соли съели, а этот – голодранец, ремонта элементарного ни в одной комнате нет».

Завершилось все тем, что я объявила квартире, что ухожу. Насовсем. В другой дом. Квартира обиделась и долго не продавалась. Но однажды, почти впритык к сделке, появился покупатель – увидел квартиру и влюбился. В обе чистенькие вылизанные комнатки и веселую яркую кухню. И забрал ее – не торгуясь. Долгожданная свобода от надоевшей жилплощади неожиданно стала для меня – ударом. Мы провели вместе ночь перед «передачей ключей».

В пустых комнатах гуляло эхо. Сидя на полу, на матрасе, я вдруг впервые после начала «романа» с домом поняла, что расстаемся мы с квартирой серьезно и навсегда. «Вот ты как, – почти упрекала я, – первый встречный и ты, не задумываясь, уходишь с ним». «Этот, первый встречный, сразу полюбил меня такой, какая я есть. Он ничего не будет во мне менять», – резонно возразила квартира. Я почувствовала легкий укол зависти: «Как у них все сложилось…». Нам с домом только предстояло привыкать друг к другу. И что я в нем нашла?

С таким домом жить было нельзя. Его надо было менять и облагораживать, подгонять под свои жизненные стандарты… Когда друзья помогли перевезти вещи и затащили мебель в наше новое жилище, их лица стали похожи одинаковыми вытянутыми выражениями. «Что вы наделали?» – только и смогли выдохнуть они. И я, наконец, разрыдалась. Поздним вечером, прощаясь после застолья, друзья весело махали из окна машины сорванными в нашем «саду» лопухами. Лопухи-гиганты примирили меня с новой действительностью. И начался новый этап – «жизнь с домом».

Оказалось, что ужиться с ним было не так-то просто. По ночам он скрипел половицами, кашлял и вообще вел себя непредсказуемо. Не так, как я представляла в своих романтических мечтах о новой любви. Наша первая ночь стала для меня кошмаром. Муж уехал по делам, а кошка, впущенная первой, буквально «повисла» на скользком стекле окна и пронзительно орала, пытаясь вырваться за пределы вожделенных пяти комнат. Я схватила ее и выскочила на крыльцо. Тут же, почти возле моего уха, кто-то надрывно закашлял – акустика ночью в частном секторе великолепная…

Покрывшись холодным потом, я оцепенело стояла в кружке света от уличного фонаря посреди двора, лихорадочно добывая из памяти обрывки всех, известных мне на то время молитв. Мне казалось – выйди я из круга – на меня набросятся все немыслимые чудовища, в существование которых я почти поверила. Вернувшийся через час муж с трудом спас из моих рук полу-придушенную кошку и силой впихнул нас обеих в «новое жилище». В эту ночь мне так и не удалось уснуть… Почти с завистью я слушала храп супруга – его крепкая нервная система дарила ему роскошь сна где угодно.

Долго я еще не решалась снова провести ночь с Домом. Ночевала у родителей – в квартире, так похожей на мою бывшую… Надеялась, к осени ради меня дом изменится, приобретет «божеский вид», и я, наконец, смогу к нему привыкнуть. И у нас будет все серьезно. Но Дом и не думал меняться так быстро. И вообще – зачем, ведь это я сама захотела с ним жить. Придумала себе любовь… Бачили очі, що купували… Он был в возрасте, капризен, упрям, в нем водились мыши! Он привык к беспорядку, был захламлен и совершенно не парился по этому поводу.

Он и рядом не стоял с теми красавцами, что жили в моих мечтах. В конце концов, я смирилась с мыслью, что настоящим евро-домом мой не станет никогда. Одна радость – простор и свобода. С ним, неряхой, можно было до утра сидеть в беседке-будке и орать песни в караоке, любоваться звездами, лежа на плоской крыше, есть черешню с дерева, круглый год жарить шашлыки и сразу выбегать на свежий, только что выпавший снег. И я… полюбила эту свободу. И Дом полюбила. Как в песне: я его слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила. А потом мы с ним решили «рожать». Ну, в самом деле – зачем тогда и дом, если в нем не звучит веселый детский смех. Старшие дети подросли, и Дом как-то намекнул, что неплохо бы еще одного… И жарким июльским днем в нем появился еще один жилец. О, как Дом любил мою дочку! Как заботливо укрывал ее своей тенью, как нежно баюкал шелестом листвы в саду, когда там стояла колясочка со спящим ребенком! Сколько радости ей дарили бассейн – летом, «батуты» из листьев – осенью, прозрачные лужи – весной, «горы» из снега – зимой. Как счастливо дочка с ним росла!

Со временем Дом стал красавцем. Радовал глаз опрятным внешним видом, удивлял и покорял «миром внутренним». Казалось, живи и радуйся. Но, как и полагается в отношениях, мы устали. Я устала. Мне стало скучно с ним. Одна и та же люстра в спальне. Один и тот же вид из окна. Раковина в кухне – в самом темном углу. «Надо было другую мебель покупать. Или эту не так расставить. Как я хочу, чтобы у меня в кухне раковина была под окном!», – я забыла, как радовалась новому кухонному гарнитуру, купленному по случаю с огромной скидкой… Мне все чаще хотелось вырваться, побыть одной, без Дома. Казалось – он нависал надо мной своими стенами, требовал внимания, настаивал, чтобы мы как можно реже расставались. «Какой он все-таки несуразный! Простой квадрат, поделенный на четыре части», – я, вдруг, «прозрела». Он когда-то согласился со мной – стал «косить» под евро. Но не евро. У него была душа, я любила его. А потом что-то выключилось внутри. Мне казалось, во всех моих бедах, в моей неудавшейся жизни виноват он, связавший нас по рукам и ногам общим пространством и невозможностью уйти…

Я сходила с ума «в четырех стенах», как вдруг узнала, что снова беременна. «Рожай!», – сказал Дом. «У меня есть всё – уют, тепло, песочница, качели! Пусть он будет, этот малыш!». Меня не надо было долго уговаривать, я и сама понимала – для ребенка у Дома есть всё. Вот только меня не было у дома. Заложница. Невыездная. Жуткий токсикоз лишал маневренности и возможности хоть немного побыть одной. А Дом укутывал теплом, топил камин, баловал удобной кроватью. Но мне тошнило. Казалось – от родных стен. Он не выдержал, «психанул» – полыхнул огнем из камина, закоптил черным потолки. Потом успокоился, «остыл», снова принялся баюкать. Иногда, втайне от него и ото всех, я мечтала о новом доме, новой жизни. Но куда я без него, беременная, с двумя детьми… Мы стали слишком зависимы друг от друга – Дом оживал в нашем присутствии, мы не представляли своей жизни без него… Не вырвешься. Повязан по рукам и ногам. Общими счастливыми воспоминаниями. Совместно нажитым имуществом. Разве можно оставить всё это? Это тебе не квартира. Это целая жизнь…

А потом начали стрелять… Дом поначалу успокаивал, но и он и я знали – стены из дерева. Подвала нет. По обоюдному согласию мы засыпали его в самом начале совместной жизни. «Зачем тебе это подземелье? Сырое и холодное? Нам не нужны тайны друг от друга» – настаивала я. «Делай, как знаешь!», – махнул рукой Дом. Он не захотел убедить меня в обратном – неизменно являл нашим глазам полузатопленную темноту… Мы строили дом для мирной жизни. А ему, старичку, 1947-го года рождения, всё же суждено было встретиться с войной…

– Уезжай! Тебе опасно здесь оставаться! – Дом смотрел на меня родными стенами в фотографиях, уговаривал.

– А как же ты? Как я без тебя? Кто будет любить и согревать моих детей? – перед неизбежностью расставания всё это снова приобрело особые смысл и ценность…

– Я не могу уехать с тобой. Я буду ждать тебя… дома. Через пару недель увидимся, – успокаивал Дом.

Мне очень хотелось верить. Но оглядевшись вокруг, «обласкав» взглядом каждый уголок, каким-то седьмым чувством поняла – увидимся не скоро… Всё ещё не доверяя себе, своей интуиции, я собрала лишь небольшую сумку вещей и позвонила по первому попавшемуся объявлению, где с фотографии на меня смотрел респектабельный красавец…

Растерянная, оглушенная расставанием, я отправилась к чужому незнакомому провинциалу. Он был гораздо моложе, на два этажа выше и на порядок комфортней моего. Словно явился из мечты – высокий, удачно спланированный, с двумя санузлами и балконом. Жил у реки, возле леса. Но когда я вошла в свежеубранный чужой комфорт, у меня защемило сердце… «Выстоишь? Дождешься?» – все мысли были об оставленном Доме. На кухне (светлой и просторной, с вожделенной раковиной под окном) сердце ухнуло и забилось – столешница и плитка, как у моего…

С новым знакомым я провела часть лета. Каждый день звонила своему: «Как ты?» – спрашивала, замирая от тревоги. «Всё нормально. Жив. Черешни поспели, жаль, не попробуете в этом году» – он был немногословным.

Тот, другой, курортный красавец, привыкший к легким летним романам и скоротечным отношениям, был озадачен. Он рассчитывал на «пару-недельный» роман, но вскоре перестал заводить случайные знакомства. Стал серьезным. Как мог, утешал – свежей клубникой с грядки, радугой, перекинутой прямо через двор, удобным шезлонгом в саду… Он помог мне пережить известие о том, что мой Дом больше не ждет меня. И что ребенка я не смогу принести ему, родному и надежному. Не решившись на предложение легкомысленного красавчика первое время пожить с малышом у него, я отправилась рожать в другой город. Имея в активе два чемодана, «беременный» живот, дочку, сына и деморализованного мужа, я пошла жить с «первым встречным», которого не смутил наш «набор». Простой деревенский работяга, он дал мне самое важное – покой и заботу. И маленькую детскую кроватку… В него я принесла новорожденную дочку и сама «родилась» в новую жизнь… Жизнь с ним была простая, доведенная до абсолюта. Минимум вещей. Минимум мебели. Минимум денег. Минимум людей. Всё – по минимуму. И всё – по максимуму. Высшая точка боли. Переживаний. Высшая точка несогласия. Не смирения. Не понимания. Не принятия. Говорят, к середине жизни время ускоряется. Моя жизнь раскололась на до и после в районе сорока. Две жизни – в одной. Вторая – мелькала быстро, неразборчиво, словно из окна летящего поезда. В каждом дне – несколько лет.

У моего «селянина» было всё, что нужно для счастья. И счастье у него было простое и незамысловатое – красивый рассвет, тишина, урожай картошки на огороде. Душа, измученная и истосковавшаяся по родным стенам, «отдыхала» в стенах этого дома. Всё в нем было несуразно, странно, неправильно. И впервые в жизни я чувствовала себя спокойно и хорошо в доме, который плевать хотел на моду и комфорт и жил абсолютно другими стандартами… Я была так благодарна дому за его ко мне отношение, что спокойно приняла все «углы», «трещины» и тотальное несовершенство. Этот дом в небольшом селе навсегда стал домом моего «нового детства». В нем я делала «первые» неуверенные шаги в новую жизнь, училась радоваться простым вещам – солнцу, снегу… Потом «подросла» – рассеялось детское очарование простотой и неказистостью моего временного пристанища. Бытовая неустроенность, недосыпание и безденежье сплотились в серьезный «нервный» срыв, отменив сельскую нирвану. Мне и подумать было страшно, что с этим простофилей, безропотно терпящим перебои света, тепла и воды, мне придется провести всю зиму…

Расставались мы трудно. У меня уже был другой дом, а я всё ещё по вечерам возвращалась в деревню. Как хорошо было сидеть ночью в не-дизайнерской кухне, пить чай из щербленной кружки и молчать. Я вдруг поняла, что мне обязательно надо сюда возвращаться – набираться сил и тишины. Наверное, я поспешила с возвращением в «джунгли» многоэтажек. Решение покинуть «небеса обетованные» было на скорую руку. «Прощай – мне стали слишком малы твои старые стены…», – «развенчала» я ценность простого уюта. Впереди ждали неизвестность и «взрослая» новая жизнь.

Пришлось пуститься «во все тяжкие». 40-летняя беженка с тремя детьми – особо выбирать не приходилось. Кто брал – к тем и шла. Сколько их было? Три? Четыре? Мы встречались, сходились, расставались. За несколько месяцев я привыкала к новому дому – прощала «слабые места», наслаждалась «сильными». В каждом, вспыхнув радостью, вдруг обнаруживала незамеченную вначале схожесть со своим – плиткой, обоями, цветами на окне… Каждый уговаривал забыть мой Дом навсегда, соблазняя то необычным дизайном, то потрясающим видом из окна, то уютным двориком со старой липой.

А я – не могу забыть… И не могу вернуться. Вот так, ни с тобой, ни без тебя. Дома, с которыми у меня «получалось», обладали всем для отношений. Теплые, уютные, комфортные. Но чужие. Не было в них вложенных лично мною – любви, души, нервов, лет жизни… Нам было хорошо вместе, но и они и я знали – это не навсегда. Мы вместе – на строго определенное количество времени. И когда я уйду, оставленный дом скоро утешится новыми жильцами. И снова будет любить – верно, преданно. И согревать. До окончания срока аренды…

Сейчас я с обычной «двушкой» – так проще. Стоило идти так долго и ступенчато, чтобы снова жить в маленькой двухкомнатной квартире… Странный феномен жизни по кругу. Всё вернулось на круги своя – теснота и тоскливая неизвестность. Только эту квартиру – не продать. Наоборот, надо искать средства, чтобы быть с ней – красивой, но чужой и доступной… Хотя нет, в этот раз всё по-другому. И она, и я – свободны. Мы ничего не должны друг другу. Нас ничего не связывает. Мы не строим планов и знаем, что рано или поздно – расстанемся…

«Привет!», – радостно киваю ей утром. Она подмигивает мне испорченной проводкой. Заботливо включает плиту, в воздухе разносится запах кофе. Как хорошо, когда ничего не ждешь… Можно просто радоваться тому, что есть сегодня, в эту самую минуту. Дом… Его больше нет в моей жизни. Наши пути разошлись. Он не простит мне долгое отсутствие и желание быть счастливой без него… Но, Господи, как же хочется снова… полюбить! Когда устал и больше ни на что не надеешься, встретить Его… Повесить на стены фотографии детей, завести котенка и большую «бесполезную» собаку во дворе… И каждый день снова возвращаться ДОМОЙ.

И пусть мой новый дом, Господи, тоже любит лес…