Невинные

Глава 2

18 декабря, 11 часов 12 минут восточного поясного времени

Арлингтон, штат Вирджиния

Шагая в своем парадном мундире, сержант Джордан Стоун чувствовал себя этаким мошенником. Сегодня он похоронит последнего члена своей бывшей команды – молодого человека, капрала по фамилии Сэндерсон. Его тело, как и тела прочих членов команды, так и не нашли.

Перерыв за пару месяцев тонны обломков на том месте, где раньше была гора Масада, военные сдались. Пустой гроб Сэндерсона впивался в бедро Джордана, шагающего в ногу с остальными, несущими гроб.

Декабрьский снегопад укутал территорию Арлингтонского национального кладбища белым саваном, скрыв бурую траву и налипнув толстым слоем на голых ветках деревьев. Снег громоздился на выгнутых верхушках мраморных могильных камней. Их выстроилось здесь столько, что и не сочтешь. Каждая могила под своим номером, почти каждая с именем; в каждой нашел вечный приют солдат, сложивший голову с честью и достоинством.

В одной из них упокоилась его жена Карен, убитая в бою более года назад. Хоронить было почти нечего, только ее солдатские жетоны. Гроб ее, как и гроб Сэндерсона, был пуст. Порой Джордану даже не верилось, что ее больше нет, что он уже никогда не поднесет ей цветы, в благодарность получив долгий поцелуй. Теперь цветы будут лишь на могилу. Он принес ей алые розы, прежде чем направиться на погребение Сэндерсона.

Джордан представил себе веснушчатое лицо капрала. Юный член его команды всегда старался угодить, относился к своей работе всерьез и не жалел сил. А в награду получил лишь одинокую кончину на вершине горы в Израиле. Джордан крепче сжал холодную ручку гроба, от всей души желая, чтобы исход задания был иным.

Еще несколько шагов мимо голых деревьев, и они внесли гроб в выстуженную часовню. Среди этих простых белых стен он чувствовал себя куда уютнее, чем в роскошных церквях Европы. Сэндерсону тут тоже было бы уютнее.

Мать и сестра Сэндерсона ждали их внутри, одетые в одинаковые черные платья и легкие официальные туфельки, несмотря на снег и холод. Светлую, как у Сэндерсона, кожу обеих даже зимой густо усеивали коричневые веснушки, носы и глаза покраснели.

Они горевали по сыну и брату.

Как бы ему хотелось уберечь их от этого…

Рядом с ними по стойке «смирно» стоял его командир – капитан Стэнли. Он находился по левую руку от Джордана на всех похоронах, сжимая губы в ниточку, когда гробы ложились в землю. Хорошие солдаты, все до единого.

Будучи образцовым командиром, Стэнли выслушал рапорт Джордана, даже глазом не моргнув. Стоун же, в свою очередь, изо всех сил старался придерживаться лжи, придуманной Ватиканом: что гора при землетрясении рухнула и все погибли. Они же с Эрин находились в углу, который не разрушился, и трое суток спустя их спасла поисковая партия Ватикана.

Достаточно просто.

И все неправда. А он, к сожалению, врать не умеет, и командир заподозрил, что Джордан что-то утаил то ли о происшествии в Масаде, то ли о том, что было после его спасения.

Джордана уже отстранили от действительной службы, направив на консультацию к психиатру. Кто-нибудь постоянно за ним приглядывал – на случай, если он вдруг сорвется. Стоун же более всего на свете хотел просто отправиться в поле, чтобы делать свое дело. В качестве члена Объединенного экспедиционного криминалистического корпуса в Афганистане он занимался расследованиями на местах военных преступлений, отлично с этим справлялся и хотел заниматься этим снова.

Чем угодно, только бы двигаться, не сидеть без дела.

Но вместо того стоял в почетном карауле у очередного гроба, чувствуя, как холод от мраморных плит просачивается сквозь подошвы, впиваясь в пальцы. Рядом дрожала сестра Сэндерсона, и Джордан жалел, что не может накинуть ей на плечи свой китель.

Он слушал не столько слова капеллана, сколько его мрачные интонации. Военному священнику отвели на церемонию лишь двадцать минут. На Арлингтонском что ни день происходит множество похорон, и надо придерживаться жесткого графика.

Джордан и сам не заметил, как, покинув часовню, оказался у могилы. Он ходил этим путем столько раз, что ноги сами нашли путь без особого вмешательства сознания. Гроб Сэндерсона покоился на коричневой земле, припорошенной снегом, рядом с накрытой ямой.

Холодный ветер взвивал снег вихрями, вытягивая поземку длинными щупальцами, будто высокие перистые облака, частенько простирающиеся над пустыней, в которой погиб Сэндерсон. Церемония шла своим чередом. Джордан услышал троекратный ружейный салют, исполненный волынщиком «Тэпс» и увидел, как капеллан вручает матери Сэндерсона сложенный флаг.

Джордану пришлось проходить эту сцену снова и снова, по каждому из утраченных товарищей.

Но легче от повторения не становилось.

В конце Джордан пожал руку матери Сэндерсона. Ладонь была холодной и хрупкой, и он боялся, что может сломать ее.

– Я глубоко сожалею о вашей утрате. Капрал Сэндерсон был отличным солдатом и хорошим человеком.

– Вы ему нравились, – одарила его мать горестной улыбкой. – Он говорил, что вы сообразительны и отважны.

Джордан с трудом заставил свои ледяные губы сложиться в ответную улыбку.

– Приятно слышать, мэм. Он и сам был сообразителен и отважен.

Сморгнув слезы, она отвернулась. Джордан сделал шаг к ней, хоть и не знал, что сказать, но прежде чем нашел слова, капеллан положил ладонь ему на плечо.

– Полагаю, нам нужно поговорить о деле, сержант.

Обернувшись, Джордан взглянул на молодого капеллана повнимательнее. Тот был одет в парадный мундир, как и Джордан, только на лацканах у него были вышиты кресты. Теперь же, приглядевшись, Джордан увидел, что кожа у него слишком бледная даже для зимы, каштановые волосы чуточку длинноваты, а выправка не совсем армейская. Капеллан ответил ему немигающим взглядом зеленых глаз.

Короткие волоски на затылке Джордана встали дыбом.

Холод ладони капеллана просачивался даже сквозь перчатку. И совсем не так, как если бы рука его слишком долго пробыла на морозе. Скорее она не была теплой уже годы и годы.

Джордан уже встречал многих этого роду-племени. Существо перед ним – нежить, хищник, кровосос по прозванию «стриго́й». Но раз он осмелился выйти на свет дневной, значит, должен быть сангвинистом – стригоем, присягнувшим больше не пить человеческую кровь и служить католической церкви, питаясь лишь кровью Христовой – а точнее, вином, таинством евхаристии обращенным в Его кровь.

Подобный обет делает эту тварь менее опасной.

Но не намного.

– Я не так уж уверен, что у нас остались какие-то незаконченные дела, – отрезал Джордан.

Отстранившись от капеллана, сержант подобрался, готовый драться, если понадобится. Он видел сангвинистов в сражении. Нет никаких сомнений, что этот субтильный капеллан сможет уложить его, но это вовсе не значит, что Джордан сдастся без боя.

Ступив между ними, капитан Стэнли деликатно кашлянул.

– Это санкционировано с самого верха, сержант Стоун.

– Что именно, сэр?

– Он все объяснит, – капитан жестом указал на капеллана. – Ступайте с ним.

– А если я откажусь? – Джордан затаил дыхание в надежде на благоприятный ответ.

– Это приказ, сержант, – капитан посмотрел на сержанта в упор. – Все решено намного выше моей весовой категории.

Джордан подавил стон.

– Виноват, сэр.

Капитан Стэнли чуть изогнул кверху один уголок рта, что у человека более легкомысленного нрава соответствовало бы добродушному хохотку.

– Искренне верю, сержант.

Джордан козырнул, гадая, не в последний ли раз это делает, и последовал за капелланом к черному лимузину, стоящему у обочины. Похоже, сангвинисты вломились в его жизнь снова, чтобы своими бессмертными ногами растоптать развалины его карьеры в прах.

Капеллан придержал для него дверцу открытой, и Джордан забрался внутрь. Интерьер автомобиля благоухал кожей, бренди и дорогими сигарами. Не такого ждешь от машины святого отца.

Джордан подвинулся по сиденью. Стеклянная перегородка была поднята, и он видел лишь затылок водителя с толстой шеей, короткие белокурые волосы и форменную фуражку.

Прежде чем сесть, капеллан поддернул брюки, чтобы уберечь стрелку на коленях. Одной рукой он с достоинством захлопнул дверцу, заточив Джордана внутри вместе с собой.

– Пожалуйста, включите отопление для нашего гостя, – окликнул капеллан водителя, после чего расстегнул китель своего парадного мундира и откинулся на спинку сиденья.

– По-моему, мой командир сказал, что вы мне все объясните, – Джордан скрестил руки. – Валяйте.

– Дело непростое, – молодой капеллан налил бренди, поднес бокал к носу и вдохнул аромат. А потом со вздохом опустил его и протянул Джордану. – Весьма добрый винтаж.

– Тогда вы и пейте.

Капеллан покрутил бренди в бокале, следуя взглядом за коричневой жидкостью.

– Полагаю, вам известно, что я не могу, как бы ни хотел.

– Как насчет объяснения? – напирал Джордан.

Капеллан поднял руку, и автомобиль тронулся.

– Извините за эти игры в рыцарей плаща и кинжала. А может, уместнее было бы сказать «сутаны и креста»?

Он снова с вожделением втянул ноздрями аромат бренди.

Джордан смотрел на манерные выкрутасы этого субъекта, сдвинув брови. Тот определенно выглядит менее занудным и чопорным, чем прочие встречавшиеся ему сангвинисты.

Сняв белоснежную перчатку, капеллан протянул руку.

– Зовите меня Христианом.

Джордан проигнорировал протянутую руку.

Осознав это, капеллан поднял руку и пятерней прочесал свои густые волосы.

– Да, я понимаю иронию положения. Сангвиниста кличут христианином. Матушка будто заранее знала, – он фыркнул.

Джордан толком не знал, как относиться к этому сангвинисту.

– Мне кажется, мы едва не познакомились в Эттальском аббатстве, – заметил капеллан. – Но Рун забрал Надию и Эммануила, чтобы укомплектовать свою триаду в Германии.

Джордан мысленно увидел темные черты Надии и еще более темные – Эммануила.

– Пожалуй, оно и неудивительно, – тряхнул головой Христиан.

– Почему это?

– Полагаю, моя плоть недостаточно умерщвлена и обращена во прах для отца Руна Корцы. – Он приподнял бровь.

Джордан сдержал усмешку.

– Представляю, как это ему допекает.

Поставив бренди на поднос у дверцы, Христиан подался вперед, и взгляд его зеленых глаз вдруг посерьезнел.

– На самом деле как раз из-за отца Корцы я здесь.

– Это он вас послал?

Такого Джордан как-то представить не мог. Вряд ли Рун захочет иметь дело с Джорданом еще хоть когда-нибудь. Расстались они отнюдь не лучшими друзьями.

– Не совсем, – Христиан поставил свои костлявые локти на колени. – Кардинал Бернард пытается сохранить это под спудом, но Рун исчез без единого слова.

Сходится… этот тип никогда не отличался особой общительностью.

– Он не связывался с вами с той поры, как вы покинули Рим в октябре? – поинтересовался Христиан.

– С чего бы ему связываться со мной?

Капеллан склонил голову к плечу.

– А почему бы и нет?

– Я его ненавижу, – Джордан не видел смысла лгать. – И он знает это.

– Испытывать приязнь к Руну и вправду трудновато, – признал Христиан, – но что он такого сделал, что вы его возненавидели?

– Кроме того, что едва не убил Эрин?

Христиан озабоченно сдвинул брови.

– Я думал, он спас ей жизнь… и вам.

Джордан стиснул зубы, вспомнив обмякшее тело Эрин на полу, с мертвенно-бледной кожей и волосами, намокшими от крови.

– Рун укусил ее, – хрипло пояснил Джордан. – Он опустошил ее и бросил умирать в катакомбах под Римом. Если бы мы с братом Леопольдом не подоспели к ней вовремя, она была бы мертва.

– Отец Корца причастился крови Эрин? – Христиан шарахнулся назад с изумлением, явно читающимся на лице. Он пристально вглядывался в Джордана несколько секунд, ни слова не говоря, искренне ошарашенный откровением об этом грехе. – Вы уверены? Быть может…

– Они оба это признали. И Эрин, и Рун, – Джордан скрестил руки. – Если кто здесь и лжет, то не я.

Христиан воздел руки в умоляющем жесте.

– Сожалею. Я не хотел подвергать ваши слова сомнению. Просто это несколько… необычно.

– Только не для Руна, – Джордан положил ладони на колени. – Ваш золотой мальчик оступался и прежде.

– Лишь однажды. И Элисабета Батори была века назад. – Приподняв бокал с бренди, Христиан принялся его разглядывать. – Значит, вы говорите, что брат Леопольд обо всем об этом знал?

– Несомненно.

Очевидно, Леопольд прикрыл Руна. Джордан ощутил досаду, но ничуть не удивился. Сангвинисты держатся друг за друга.

– Он вкусил от нее… – Христиан вглядывался в бокал, словно мог отыскать в его глубине ответ. – Это означает, что Рун полон ее кровью.

Джордан содрогнулся, покоробленный этой мыслью.

– Это все меняет. Надо ехать к ней. Сейчас же. – Подавшись вперед, Христиан постучал по перегородке, чтобы привлечь внимание водителя. – Везите нас в аэропорт! Сию же секунду!

Мгновенно подчинившись, водитель прибавил газу, чиркнув днищем автомобиля по асфальту, переваливая верхушку холма и направляясь прочь с кладбища.

– В аэропорту наши пути расходятся, – Христиан поглядел на Джордана. – Вы ведь можете добраться оттуда домой самостоятельно, верно?

– Мог бы, – подтвердил тот. – Но если в деле хоть каким-то боком замешана Эрин, я отправляюсь с вами.

Набрав полную грудь воздуха, Христиан медленно выпустил его, извлек из кармана сотовый телефон и настучал цифры номера.

– Я уверен, кардинал Бернард произнес вам целую рацею по поводу опасности, коей подвергается и ваша жизнь, и ваша душа, буде вы вмешаетесь в наши дела?

– Совершенно верно.

– Тогда не будем терять время и сделаем вид, что я произнес ее по второму разу, – Христиан поднес телефон к уху. – Мне нужно сейчас же зафрахтовать самолет до Калифорнии.

– Значит, вы не против того, чтобы я отправился с вами?

– Вы любите Эрин и хотите ее защитить. Кто я такой, чтобы вставать у вас на пути?

Для ходячего трупа Христиан оказался не таким плохим парнем.

И все же, пока лимузин мчался по засыпанному снегом городу, тревога Джордана возрастала с каждой милей.

Эрин в опасности.

Снова.

И скорее всего, из-за действий Руна Корцы.

Быть может, было бы лучше, если бы этот ублюдок исчез раз и навсегда.

Короткая музыкальная пьеса, обычно исполняемая на трубе на военных похоронах в США.

И снова говорящее имя: Христианин.