Повесть о Средиводье

VI

На моё удивление тогда, да и не только моё, наше поселение поставили в очередь на прощание первым. И, соответственно к умершему вначале шёл наш правитель. Не помню, как вышло, что я последовал за Ватасом, за мной – отец, потом – крестьяне и замыкали ушкуйники. Глядя на нас в других поселениях тоже встали в подобную последовательность.

Ещё раньше в пути замечал, что Ватас сильно расстроен и частенько смахивает слезу то с одной щеки, то с другой и недоумевал, чего он так расстраивается, неужели из-за смерти Тита? Где Тит жил и где живём мы, какая уж сильная связь между нами или между Ватасом с Титом? Если бы Ватас был значительно моложе, то можно было предположить, что он надеется в будущем стать Верховным правителем. Но возраст у него не тот, чтобы питать подобные надежды. Самое большее: ещё удастся избраться на следующий срок в нашем поселении, но не более того. Так, что выгоды от Тита ему никакой. Или я чего-то не знаю, что, скорей всего, именно так, иначе не был бы он настолько опечален.

И вот пришла пора нам подходить к покойному правителю. Честно признаюсь, волновался, да не я один, но на Ватаса жалко было глядеть: бледный, с трясущимися губами, уже не сдерживая слёзы, еле передвигая ноги он приблизился к умершему. Взглянул на мать правителя, потом уставился на покойного. И вдруг воскликнул «Ай!.. кто ж…» и бросившись к телу, будто пытаясь обнять, приник и затрясся в рыданиях. Старушку-мать покойного, словно подкосили, она чуть не упала, Бук подхватил её за локоть, его мать ̶ за другую руку. Родственники и служители тут же притащили заготовленную на подобный случай скамью и усадили туда пожилую женщину, которая закрыв лицо покрывалом тоже содрогалась в рыданьях. Все остальные смотрели почти не скрывая недоумения.

Пока Ватас рыдал над телом, кроме удивления я ещё думал, почему у Тита такие розовые губы, я с высоты своего роста ещё не доходя до него, заметил эту странность. Обычно такие губы бывают у Лиуи, когда она красит их на праздники, но у покойника?..

Может быть неутешный Ватас ещё бы зависал над телом, но другим тоже прощаться надо, и распорядитель помог ему приподняться. Не знаю заметил Ватас или нет, утирая мокрое от слёз лицо, что у Тита произошли изменения. А я аж ахнул, надеюсь, не вслух. Губы Тита уже не были розовыми, их цвет стал почти синий и нижняя часть лица сильно посерела. Однако распорядитель быстро натянул серую накидку, закрыв нижнюю часть лица и губы, захватив и кончик носа умершего.

Я проделал перед усопшим то, что от меня требовалось, за мной и остальные. Отходя от постели покойного размышлял, и пришёл к выводу, в семье Тита что-то скрывают и, наверное, лучше если они не поймут, что я кое-что заметил. Мне хотелось поразмышлять над увиденным, но обнаружил, что на меня пристально смотрит какой-то человек из толпы родственников, которому что-то говорит распорядитель и поэтому попытался сделать вид любопытствующего простака, рассматривающего, что делается вокруг. Не знаю, насколько мне удалось, но время от времени ловил на себе взгляды того человека.

Ватас, наконец, более-менее успокоился на то время, когда проходила первая часть обряда. Я стоял возле него и заметил на левом рукаве его красной одежды две короткие розовые полоски и большое пятно бежевого цвета. Что-то они мне напомнили… Цвет губ Тита до того, как Ватас бросился на него с рыданиями… а пятно? Уж не стёр ли Ватас рукавом и краску с нижней части лица? Но зачем его… Тут распорядитель объявил, что пора переходить ко второй части и Ватас охнув, сжал кулаки. На этом и ограничился, но мне, да и всем нашим видно было, каких усилий ему стоило стоять спокойно.

Распорядитель кликнул слуг-ушкуйников. Прибежало несколько человек, четверо несли большую шкуру одного из тех морских животных, которых мы, проплывая мимо берега, видели на лежбище. Ещё четверо осторожно взяли покойного вместе с постелью, приподняли, а те под неё подложили шкуру. Ещё один слуга, принёс толстую и длинную иглу, что даже издали видна и моток таких же толстых нитей, стал сшивать края шкуры, закрывая в ней бывшего повелителя полностью.

Когда шкуру зашили распорядитель объявил, что вторая часть обряда закончена и предстоит третья. Старушка встала со скамейки и пошла первой, она возглавила шествие, как самая старшая в роду, за ней пошёл наследник, потом его мать и остальные совершеннолетние родственники, присутствующие на обряде вместе со слугами, их помощь ещё понадобиться, как мы убедились в последствии.

За ними направились мы, за нами – остальные.

Шли долго. Зеленоватый сумрак окружал, с любопытством я вглядывался в окружающее пространство. С каждым шагом всё дальше и дальше огни в оконницах городских домов, вот они уже совсем крохотные, большей частью скрываются за ветвями придорожных деревьев. К моей радости прямо за нашими спинами стала всходить Голубика – любимая звезда многих. И стало светлее, хотя и не сильно. На зеленоватый оттенок накладывается голубоватый и округа становится не только красивой, но загадочно манящей.

Мы пересекаем какое-то поле всё по той же мощённой светло-желтоватым камнем, дороге, тянувшейся ещё от площади. Идти легко, но от множества ног, и, соответственно шагов, сделанных по твёрдой поверхности стоит гул, который я вначале не замечал, но потом уже раздражающий. Может тому виной не то, что множество людей ступает друг за другом, а цель всего этого похода. Я совершенно не понимаю, какая необходимость собирать столько людей? Признаюсь, что, наверняка и другие, как и я порядком притомились, мы перекусывали последний раз только, когда ехали на повозках в город, а прошло уже несколько часов. Хорошо, хоть позволили на ходу попить, поэтому кроме стука и шуршания по дороге ещё слышны возня с котомками и заплечными мешками, и приглушённый рокот многоголосого шёпота, и жевания тех, кому уже надоело ожидать окончания обряда.

Впереди показалась тёмная масса. Дорога заканчивалась, подходя к лесу. Распорядитель приказал зажечь фонари тем, у кого они имелись и предупредил, чтобы не разбредались по сторонам. Хотя не так, как днём, но достаточно светло, да ещё и с фонарями. Однако споткнуться о корни деревьев или нижние ветви кустов вполне возможно. Ведущие процессию уже вошли в лес и, не знаю, как они определяли правильное направление среди почти одинаковых деревьев. Птицы то ли разбуженные шумом, то ли они спят урывками, так или иначе, продолжали потихоньку гомонить, словно спрашивая друг у друга, что тут происходит? Как я понял в этом лесу хоронят избранных, только правителей городов и правителей уделов. На всех тут места не хватит.

Пахло свежесрубленным деревом… Кажется пришли. Родственники остановились. Распорядитель объяснил, чтобы все подтягивались и обходили место, где остановилась семья покойного правителя, образуя большой круг. Видя, что все собрались, объявил, о начале третьей заключительной части похоронного обряда.

В центре нашего круга стоят три высоких пня, на них взгромождён небольшой домик-сруб без окон, дверей и крыши. Те же слуги-ушкуйники, которые проделали всю работу во второй части обряда, тут тоже взялись за дело. Четверо из них сняли с повозки покойного правителя, зашитого в шкуру и понесли к срубу. А к нему уже другие слуги приставили две лестницы, к двум ближним стенам так, что между ними оказался угол сруба. Взобрались на лестницы на две нижние ступени, ещё один слуга поставил возле лестниц большие рогатины. Те первые четверо поднесли к углу между лестниц покойного. Те, что на высоте взяли за противоположные концы шкуру, но вдвоём им, конечно, не удержать и тем более не поднять, поэтому те, что освободились быстренько ухватились за рогатины и подпёрли ими тяжёлую шкуру. Те, что на лестнице поднимаются на ступеньку, а снизу им помогают поднимать с помощью рогатин. Так и добрался бывший правитель, зашитый в шкуру до верха сруба. И оказалось, что заранее на концах шкуры обмотали верёвки, а я их и не заметил. Теперь, положив на стены на угол сруба слуги разматывают веревки со шкуры и наматывают себе на руки. Далее к ним поднялись по лестницам другие и забрали концы верёвок. Самые верхние опускают шкуру с угла сруба внутрь, а те, что ниже их придерживают, чтобы резко не упала. Понемногу ослабляют, выпуская из рук и шкура медленно сползает вниз сруба, хотя никому иже не видно из-за стен. Шкура с покойным дошла до пола сруба, догадались присутствующие, потому как слуги сбросили верёвки внутрь.

Те, что на лестнице не уходят, им подают другие слуги доски, брёвнышки, крупные ветви, всё что осталось от этих трёх срубленных деревьев, и они делают неплотную крышу, чтобы с покойным Верховным правителем Троеуделья мог общаться Древний дух Дракона через воздух, а тот в назначенное время ушёл к нему.

Так объяснял нам распорядитель. Хотя, кто этого не знает?

Зелёнка уже сверху, буквально над нашими макушками и кронами деревьев по-прежнему окатывает округу зеленоватым светом, к ней поднялась Голубика, прибавляя голубоватый отсвет, и в лесу стало светлее. А лес оказывается состоял из двух частей. В той, что находилась вереница прощающихся деревья возвышались не часто, потому что между ними в разных местах помещались срубы-домики на высоких пеньках. Другая часть леса намного темнее, потому что гуще и на многих деревьях, словно огромные плоды свисали продолговатые и, можно сказать более-менее узкие мешки. Этот лес – место упокоения простых ушкуйников, крестьян и ремесленников города Сухая кочка. Каждое высокое дерево вмещало на крепких сучьях и ветвях усопших. Простой люд после смерти зашивают в коровьи шкуры и вешают на достаточно надёжную ветку молодого дерева. По мере роста дерева, покойники поднимаются выше к Духу Древнего Дракона. Так, что деревья, которым перевалило уже лет за шестьдесят и больше самые высокие и ветвистые, следовательно, на их ветвях повисли уже по несколько умерших. Обычно на одном дереве размещают родственников пока хватает место и крепких ветвей. Получается, что на самых верхушках, те, которые умерли раньше других родных.