Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 4. Махатма Ганди, Даг Хаммаршёльд
Перед важным решением кто-то сжимает вашу руку – проблеск золота в серо-стальной породе, доказательство всего, во что вы никогда не смели поверить.
Вы когда-либо чувствовали, что важное решение неожидан-но напрашивается само? Появляясь, кажется, из ниоткуда, возможно, движимое внешними силами, но на самом деле являющееся неизбежным результатом вашего опыта. В таких обстоятельствах становится абсолютно ясно, что нужно делать. Я сталкивался с такой ясностью и убеждённостью и в личной, и профессиональной сферах.
С другой стороны…
Вы когда-либо чувствовали, что важное решение как бы само подкралось к вам? Что вы сознательно не намеревались принимать решение, но вот оно, естественный результат вашего опыта. В таких обстоятельствах кажется, что решение само себя принимает. Опять же это мне знакомо.
Один сценарий выглядит так, будто принадлежит Махатме (Мохандасу) Ганди, другой – Дагу Хаммаршёльду. Оба были личностями, чьи решения по вопросам ненасилия изменили мир.
Давайте сначала обратимся к Ганди.
«Как гром среди ясного неба» – именно так можно описать произошедшее с Мохандасом Ганди ночью в мае 1893 года, когда он принял решение, определившее остаток его жизни и повлиявшее на жизни десятков миллионов людей. Ганди только что стал объектом расового насилия, что было для него оскорбительным и вместе с тем абсолютно понятным, естественным следствием жизни в стратифицированной Южной Африке.
Его реакция изменила мир.
В 1893 году Ганди был 24-летним юристом, получившим образование в Англии и работавшим в Южной Африке. Не добившись особого успеха в юридической практике в родной Индии, он получил временное назначение в Дурбан в судоходную фирму, владелец которой был индийцем. Это не так уж неправдоподобно, как может показаться: обе страны были связаны как части Британской империи и торговля между ними достигала значительных объёмов. Даже более века назад численность индийского населения в Южной Африке была существенна. (Сегодня популяция индийцев в Южной Африке вторая по размеру в мире.) Но индийцы в Южной Африке считались низшими из низших, находившимися «на дне» относительно всех остальных «небелых» людей. Даже при 78 % небелого населения неистовая дискриминация исходила примерно от 22 % белых. Сегодня белые составляют около 8 % населения.
Той ночью Ганди предстояло проехать на поезде порядка 300 миль от Дурбана до Претории с билетом в купе первого класса. Кондуктор приказал ему перейти в отделение для перевозки грузовиков, и Ганди знал почему. Белый пассажир возражал против его присутствия. Но Ганди отказался переходить, отметив, что он оплатил билет, позволяющий ему находиться в купе первого класса. Кондуктор настаивал, Ганди сопротивлялся – но в результате молодого юриста без промедления высадили из поезда на платформу станции Питермарицбург. Его багаж вышвырнули вслед за ним, и поезд двинулся дальше.
Ганди провёл в одиночестве долгую холодную ночь, забившись в темноту вокзала в ожидании нового поезда. Он анализировал свою жизнь и возникшую ситуацию. Очевидно, он не мог себя обеспечивать в родной стране. Во временно принявшей его Южной Африке он действительно зарабатывал на жизнь и начал что-то в ней менять. Но… он был «небелым», что создавало непреодолимое препятствие. «Апартеид» ещё не был официальной южноафриканской политикой (которой он являлся с 1948-го по 1994 год), но фактически присутствовал в повседневной жизни примерно двух миллионов человек. К наступлению утра Ганди принял решение: он начнёт противостоять расовым предрассудкам, окружающим его и его индийских соотечественников в Южной Африке. Он будет оттачивать и применять инструмент ненасильственного воздействия, новый в мире конфликтов, а именно: «сатьяграха», пассивное сопротивление (от санскритских слов «истина» и «упорство»).
Освобождение индийцев в Южной Африке стало целью Ганди на двадцать один год, что он оставался в этой стране. В 1914 году он вернулся в Индию с более широкой задачей: установлением полной независимости страны от Британской империи. Он также хотел изменить индийское общество. Остальное, как кто-то сказал, – история. История, мировое влияние которой оказалось необратимым. История такого мощного противостояния, что тридцать четыре года спустя она завершилась его убийством, совершённым фанатичным противником, когда «Отец Индии» направлялся на обычное публичное молитвенное мероприятие.
Движение за гражданские права в США содержит множество примеров проявления сатьяграхи, мощной, но противоречивой и не всегда достаточной силы. Сатьяграха сама по себе не жестока, она пассивна. Вспомните Розу Паркс, которая просто не уступила своё место в автобусе в Монтгомери, Алабама, 1 декабря 1955 года. Этот незамысловатый поступок стал центральным элементом автобусного бойкота в Монтгомери. Но сатьяграха также является способом сопротивления, а значит, есть противодействующая сила, и ответом на пассивные акции часто становится жестокость. Например, марши, сидячие забастовки и протестные демонстрации – распространённые формы сопротивления. Вспомните «кровавое воскресенье» 7 марта 1965 года в Сельме, Алабама, когда 600 человек под руководством Мартина Лютера Кинга-младшего были жестоко избиты во время марша за право голоса для афроамериканцев. Или подумайте о противоречии, отражённом в заголовке New York Times от 12 августа 2017 года: «Мужчина обвинён после того, как марш белых националистов в Шарлотсвилле закончился насилием».
То решение, принятое на железнодорожной станции, изменило мир не только потому, что работа и жизнь Ганди в итоге привели к независимости Индии, а скорее потому, что Ганди также достиг своей цели – мировой, а не только индийской социальной трансформации. Ненасилие заняло своё законное место, проникнув во все стороны жизни. По ходу своей деятельности Ганди получил почётный в Индии титул «Махатма» – «великая душа» или «уважаемый».
Привычный наряд Ганди был формой сатьяграхи против дорогих импортных промышленных текстильных изделий и частью более крупного бойкота всех британских товаров. Начиная с 1921 года Ганди перестал носить типичную «западную» мужскую одежду и до конца своей жизни надевал традиционный домотканный «дхоти» (набедренную повязку) и покрывало. Это был личный жест, он не призывал своих последователей подражать ему. Он также занимался традиционным искусством прядения, и колесо прялки стало национальным символом. Такие действия солидаризировали его с беднотой. Ещё одной формой сатьяграхи, которую в дальнейшем многие протестующие переняли в качестве инструмента, были голодные забастовки, которыми известен Ганди.
