ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава четвертая, в которой я приношу жертвы Всебогу

Когда начало рассветать, мы вышли к странной деревне. Странность ее заключалась в том, что по ней бродили люди в одинаковых одеждах: черных балахонах с большими капюшонами. Все они смотрели на нас, словно мы вырвали у них изо рта последний кусок хлеба. Но держались подальше. Большинство из них едва стояли на ногах, некоторые были избиты, причем совсем недавно. Скорее всего этой ночью.

– Это поселение еретиков. Поклонников почти сгинувшей религии, почитателей Всебога, – ввела меня в курс Елена. – Осторожнее, они очень обидчивы. Не хотелось бы устраивать тут кровавую баню.

– А что за Всебог? И почему он забыт? – поинтересовался я.

– Потому как слишком свободолюбивая религия, – хохотнул Жало. – Их бог им ничего не запрещал. Хочешь – воруй, хочешь – убивай. Главное – молиться и почитать Всебога, коня ему в дышло. Теперь у Объединенных Королевств новые боги. Целая толпа – всех и не упомнишь.

– Объединенных королевств? – удивился я.

Жало и Елена взглянули на меня, словно я сморозил невероятную глупость.

– Ты что ж, не знаешь, где живешь? – удивленно спросила Елена.

– На земле, где же еще. Когда в последний раз узнавал, помнится, эту присвоенную себе землю люди называли королевством Пи́нгласс. Правда, давно это было.

– Пингласс не существует уже больше сотни лет. Теперь это королевство Ста́ймхолл. Со столицей в Ли́верхолле. Провинция Объединенных Королевств Гре́тхом.

Я пожал плечами.

– Земля, на которой живет дракон, принадлежит ему. А притязания людей на эту землю меня всегда забавляли.

Мои спутники не ответили. Мы заезжали во двор таверны. Вывеска гласила: «Подмышкой у Всебога». Жало и Елена спрыгнули с коней и вошли внутрь, и я последовал их примеру.

Таверна была пуста. Если не считать валяющегося в углу пьянчугу и хозяина таверны, который пытался навести тут порядок. Работы у него было много: мебель перевернута, по полу разбросан мусор, остатки еды, осколки и все это щедро приправлено кровью.

– У вас тут что, бешеные собаки напали на бешеных котов? – скривился Жало.

– Нет, – ответил тучный небритый хозяин таверны, поглядывающий на нас из-под густых седых бровей. – Праздник.

Пояснений по поводу того, кто и что праздновал не последовало, а выспрашивать мы не стали.

– Принеси-ка нам чего пожрать, уважаемый, – сказал Жало, когда мы уселись за наименее грязный стол.

– Осталась только каша вчерашняя и хлеб, – пробубнил уважаемый. – Готовить ничего не буду.

Мы пожали плечами.

– Ладно, неси свою кашу.

Когда хозяин таверны поставил на стол грязный котел, на дне которого виднелась засохшая овсянка, я решил завязать беседу.

– А почему таверна называется «Подмышкой у Всебога»? Не оскорбляет ли это чувств верующих?

Хозяин злобно уставился на меня.

– Не хотите ли вы сказать, господин, что у Всебога нет подмышки? Или, может быть, вы думаете, что подмышкой у Всебога плохо?

Я хотел было продолжить дискуссию вопросами про ушные раковины и пах Всебога, где, по его логике, тоже должно быть хорошо, но Елена прервала нашу беседу.

– Спасибо, уважаемый. И простите моего невежественного слугу.

Толстяк еще раз одарил меня злобным взглядом и поплелся убирать последствия праздника.

– Я же сказала, не нарываться! – сердито прошептала Елена. Я усмехнулся и отправил в рот ложку каши.

Гадость неимоверная. Я начал понимать людей. Я бы тоже постоянно воевал, убивал, устраивал бунты и революции, если бы меня кормили подобной дрянью.

– Так выходит, сейчас мы на земле, под названием Гретхом. А правит им очередной король, – сказал я, глядя, как Жало и Елена жадно поглощают гадкую слизь, именуемую кашей.

– Совет королей, – поправила Елена. – Раз в год они собираются в столице, в Би́гхоме, и, принимают законы, указы…

– Пьянствуют и девок портят, – добавил Жало с набитым ртом.

– Но это формально, – продолжала Елена. – На деле же государством управляет Церковь Ста Богов, и ее жрецы – колдуны, во главе с Хоакином – Великим Хранителем. Народ почитает их как святых…

– Почитал. Раньше, – снова вмешался Жало. – Чем больше лет проходит со Дня Единения, тем больше людей недовольны. Бунты, восстания…

– А толку-то, – вздохнула Елена. – Мелкие кучки недовольных пытаются спорить, их всех – или под нож, или под землю. Остальные либо запуганы, либо слишком ленивы, чтобы пошевелить задом.

– Что значит – под землю? – поинтересовался я.

– Подземные тюрьмы, – голосом эксперта сказал Жало. – Огромные, некоторые – размером с города. Бывал я в такой, помнится…

– Месяц ты там провел, – хохотнула Елена.

– Ага, – согласился Жало. – Скучно стало, я и сбежал с парой ребят. Точнее, с парой сотен. Ох и пролили мы тогда кровушки…

Хозяин таверны, смешно раскачиваясь при ходьбе, подошел к нашему столу.

– Вы бы того… Валили отсюда. Я таверну закрываю. Праздник у нас… Обряд сейчас делать будут, – грубо пробубнил он.

Елена и Жало снова не стали спорить. Кинули на стол пару монет и потянулись к выходу.

Оказавшись на улице, мы увидели, что оба выхода из деревни перекрыты. Возле них стояли телеги, на телегах – все те же люди в одинаковых балахонах. Они же заполонили собой единственную улицу, оставив в ее центре пустое пространство. Так вышло, что пространство это оказалось прямо напротив таверны.

В центре него балахонистые люди успели вкопать столб и привязать к нему наших лошадей. Вокруг них ходил человек маленького роста, совершенно лысый и с серпом в руках.

– Всебог – он все видит! Знает, чувствует, понимает! Видит он, что мы к нему с душой, и он к нам тоже… – кричал лысый, обращаясь к толпе. Елена и Жало выругались.

– Вот и послал он нам этих коней, чтобы мы в великий праздник Вакхана́ла как следует почтили его имя! Но прежде, надо отдать ему долг! Посему одного из коней следует зарезавши сжечь, а других – съесть самим, ибо так будет справедливо!

Толпа балахонов одобрительно загудела. Я взглянул на своих спутников.

– Так как насчет кровавой бани? – усмехнулся я.

– Заткнись, – злобно процедила Елена.

– Что делать будем? – спросил Жало. – Этот плешивый сейчас наших коней зарежет.

Елена молча двинулась к столбу. Лысый прервал свою речь, удивленно глядя на нее.

– Братья! – крикнула она. – Все мы чтим Всебога и его заветы! Завещал нам Всебог быть свободными!

Люди из толпы закивали.

– Завещал нам быть мудрыми! И чтить его, покуда не заберет он нас в свою страну Всеобщего Счастья! И мы чтим! Дышим свободой во славу его! Поднимаем кубки во славу его! Проливаем кровь во славу его!

Речь Елены вызывала все больше одобрения у балахонов. Лысый хотел было его прервать, но Елена зыркнула на него так, что тот так и остался стоять с открытым ртом.

– Кони эти – дар его! Но явились они на третий день Вакханала! А в третий день завещал нам Всебог есть, пить, но крови не проливать! Морды не бить, жертв не приносить! Так можем ли мы ослушаться его?

Толпа загудела в растерянности.

– Так нечего жрать-то, все сожрали уж! – крикнул кто-то из толпы.

– Всебог, – продолжила Елена, – мудр и справедлив! Может ли он оставить паству свою без хлеба и мяса? Нет! А значит, будет вам и хлеб, и мясо, братья! Но праздник, согласно обычаю, должен начаться лишь после полудня, когда солнце, взлетев на макушку неба, сорвется с него и полетит за гору! И к тому времени дети его должны быть отдохнувши и полны сил! Так идите по домам! А как минет полдень, возвращайтесь в таверну, где по милости Всебога нашего, будут ждать вас яства и вино!

Народ подчинился. Что странно. Елену они видели в первый раз, и я не ожидал, что они сделают так, как она сказала. Но балахоны начали разбредаться по домам. Однако телеги остались на месте, как и лысый.

Елена уже тихо, вполголоса начала что-то говорить жрецу. Он сначала махал головой, не соглашаясь, но спустя несколько минут он молча кивнул и двинулся к нам. Оглядев нас с ног до головы, он хмыкнул и зашел в таверну.

Елена подошла ко мне.

– Быстро вали в лес, превратись там в кого-нибудь, и налови им какой-нибудь дичи. Чем больше, тем лучше. И чем скорее, тем лучше, – приказала она.

– А не проще свалить? – спросил Жало. – Пока они разбежались, убрать одну телегу, отвязать коней…

– И получить стрелу в спину. Не говори ерунды, – прервала его Елена.

Я вздохнул. И подчинился.

Когда я скрылся с глаз обитателей деревни, встал вопрос – в кого превращаться. В дракона – не вариант. Неизвестно, сколько балахонов околачивается в лесу, собирая всякие дикоросы. В медведя? Рысь? Тигра? Гепарда?

Гепарды в этих краях, конечно, не водятся. Но они быстрые и умеют неплохо убивать. То, что нужно.

Трансформация заняла какое-то время. Гепарда я видел давно и пришлось напрячься, чтобы вспомнить, как он устроен. Когда дело было сделано, я пулей полетел по лесу, одновременно пытаясь учуять добычу.

Мне повезло. Меньше, чем через час я учуял стадо оленей. Подобравшись поближе, я обратился обратно в человека. Походил по округе, насобирал груду небольших острых камней.

Целился в головы. Часть оленей все-таки сбежала, но все стадо мне и не нужно. Скорость полета камней, запущенных мной, была довольно высока, и большинство животных, в которых я успел попасть, тут же падали замертво. Всего получилось семь туш.

Нарубив сырых веток со стоящих рядом деревьев, я быстро связал из них своеобразную чашу. Сложил туда добычу, и побежал обратно, волоча чашу из веток за собой.

Когда я открыл двери таверны, до полудня оставалось полтора часа. Лысый жрец и хозяин таверны были внутри и беседовали с моими спутниками, пытаясь у них что-то выспрашивать.

Из таверны мы вышли впятером. Во дворе лежали туши оленей. Лысый присвистнул.

– Это каким же таким чудом ты столько добыл?

– Милостью Всебога, – ответил я как можно серьезнее.

Лысый довольно кивнул и повернулся к Елене.

– Останетесь на праздник? Люди вы, я смотрю, праведные, мы будем вам рады.

– Спасибо, святой человек, – мило улыбнулась Елена. Не знал, что она может быть милой. – Нам пора в путь. Всебог указал нам дорогу, и мы по ней идем.

Пухлый трактирщик смотрел на нас уже не злобно, но с почтением и даже с восхищением. Особенно на Елену. Ее речь, видимо, произвела впечатление на паству. Особенно на контрасте с хриплым лысым жрецом.

– Хорошей дороги, добрые люди, – кричал нам вслед жрец, когда мы выезжали из деревни. Вместе с ним нас провожали почти с десяток балахонов, дружелюбно махавших вслед. Я представил, что было бы, не добудь я мяса. И их дружелюбие показалось мне несколько лицемерным.