ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Ку́рды – этническая группа в области Курдистан на Ближнем Востоке, живущая, в основном, в восточной части Турции (Северный Курдистан), западном Иране (Восточный Курдистан), северном Ираке (Южный Курдистан) и северной Сирии (Западный Курдистан). Многочисленные диалекты курдского языка относятся к северо-западной подгруппе иранских языков. Султан Салах ад-Дин (известен в Европе под именем Саладин), правитель практически всего Ближнего востока и Северной Африки XII века, был курдом. В битве при Хаттине Саладин наголову разгромил крестоносцев, весь цвет рыцарства погиб, в плен Саладину попал король Иерусалимский. Всего в мире проживает от 20 до 40 миллионов курдов.

(Википедия)

Батя мой был человек заслуженный, работал начальником механизированной колонны в «Нефтегазстрое». Его одним из первых, бросили в тундру под Уренгоем для прокладки газовой трубы. Я тогда маленький еще был, и вместе с мамой мы таскались за ним повсюду. Жили в вагончиках на полозьях, которые трактора перетаскивали вслед за прокладываемой трубой –вперед, вперед, в Европу. Нашей стране для продвижения к коммунизму, для развития советской промышленности нужна валюта, значит будем продавать газ, а для этого нужны газопроводы. Когда отца вместе с подчиненными полярниками-вахтовиками вертолетами вместе с техникой выкинули в чистую тундру, то из экскаваторной техники были тросовые драглайны. Не видели таких? Есть они еще по карьерам – квадратные такие машины, на гусеницах со стрелой, забрасывает ковш и тянет грунт под себя. План для колонны был километров сто на сезон, сезон в заполярье длится до лета, когда наступает распутица и нападают гнус и мошка так, что ходить можно только в накомарниках (это такие абажуры из марли на голове). А пройти не удалось и десяти километров, вместо ковша цепляли на драглайн клин-бабу и били, били ей мороженный грунт. Из-за мороза, завезенное в двухсотлитровых бочках масло для двигателей, кололи топорами и прежде чем залить его в двигатель грели на кострах, солярку в бензобаки загружали лопатами. Начальство собирало в Тюмени руководителей нижнего звена – начальников колонн, топало ногами, угрожало лишением премий и сдачей партбилетов, чесало репу, входило в положение. И пролился в следующий год золотой дождь над всесоюзной стройкой. Пришла с прогнившего запада невиданная до тех пор для Союза вражеская техника – японские бульдозеры Коматсу, американские экскаваторы Катерпиллеры. Техника с теплыми кабинами, с аккумуляторными батареями, заводившаяся не от рывка веревки пускача, а поворотом ключа! Наши то бульдозеры кабин не имели, а драглайны стекол! Подивились мужики, осмотрели технику буржуйскую, но дивись не дивись – надо обучаться новой технике и работать. Дело пошло: безжалостно вскрывает тундру и копает траншеи гидравлическая иностранная техника, следом за ней гуськом идут наши трубоукладчики, варят изнутри и снаружи поднятую трубу наши сварщики пятых шестых разрядов, после идет изоляционная машина, которая бережно обматывает трубу черной липкой пленкой (на кусках которой мы, дети вахтовиков, гоняем в сорокаградусные морозы с ледяных горок), потом опять трубоукладчики, а следом бульдозер, который зарывает временные следы человеческих проделок в вечной тундре.

Повеселело московское и тюменское начальство, заулыбался батя. Быт потихонечку начал налаживаться в колонне. Организовали на трассу горячее питание, как в фильме «Девчата», мать моя в столовой работала. Один из вагончиков переделали под Красный уголок – установили кинопроектор, маленький биллиард, стол для забивания козла и карточных игр. После смены собирались все вахтовики смотреть кино, «гонять шара» и играть на копейку в храп. Ездили на рыбалку на северные речушки, где рыбу, задыхающуюся подо льдом, тянули из заранее пробитых полыней буквально руками. Помню, как охотники привозили убитую медведицу и глухарей.

Потом наступило время школы, первая школа у меня была ненецкая, затем другая, где большинство учеников были ханты, в виду того, что колонна неумолимо ползла на юг. Детей в колонне было мало и в школу нас возили на гусеничных вездеходах ГАЗ-71 и ГТТ. Это были настоящие танки, только без орудийных стволов! И вот читать я научился, и прочел раз в книжке стихотворение, где была фраза «…и что булки на деревьях не растут». И задумался я, ведь уверен был, что булки, которые я очень любил, где-то там на большой земле растут именно на деревьях. Пошел к отцу и спросил, как мол булки и не на деревьях. Расстроился папа, до армии живший в деревне, и рассказал мне о большом крестьянском труде, и сколько надо сделать всего, чтобы получить маленькую вкусную булку ценой всего в несколько копеек. Рассказал все батя, а сам задумался: дети-то получается отстают в развитии, и стоит ли это памятного знака «Отличник газовой промышленности СССР» и статейки в «Известиях»? И написал заявление о переводе на большую землю. Бате высокие товарищи пожали руку и дали поджопника, так что Олимпиаду-80 мы уже смотрели по телевизору.

Сначала у него были командировки на север, потом даже выбирали председателем строительного комитета, но в целом ушел батя с понижением – высшего образования у него не было. Дорабатывал до пенсии уже слесарем. Прошло чуть времени и тут Советский союз накрылся медным тазом, деньги, заработанные на северной каторге, пропали в Сбербанке. Посмотрел батя на весь этот бардак и перебрался к себе на родину в Сибирь – крестьянствовать. Тогда это еще, некоторое время, модно было, даже журнал такой издавался популярный – «Фермер». Пенсионную книжку батя отдал моей сестре, она тогда училась. Ни одной копейки за свои подвиги от национального достояния – Газпрома не получал. Да тут и дураку понятно, что значат батины подвиги против заслуг гениев газпромовского менеджмента? И в Собес батя не ездил и не интересовался сколько денег он получает, а эти гниды из пенсионного фонда пять лет понижали ему пенсию, как работающему пенсионеру. Обоснование своего решения они не представили и деньги не вернули.

Деревня, в которую переехал отец, далекая, большая. Я родителям, как мог, помогал.

Хорошо в деревне. Я никогда так счастлив не был. Наломаешь за день хребет и вечером уже, выходишь за околицу – встречать коров. О, это целое событие. Сядешь на лавочку, вытянешь натруженные ноги – блаженство. Начинают появляться люди, днем-то особенно никого не увидишь. Из дома через дорогу появляются соседи – Нафаня с Нафанихой, машут рукой. Сподвижки произошли. Нафаниха два месяца назад матери на день рождение подарила овечку, а та возьми и объягнись двойней, а это редкость. Сначала пожалела Нафаниха, осерчала, а сейчас видать, – отошло её сердце. Степенно подходит сосед по проулку, Петр Яковлевич, седьмой десяток идет, на вид тщедушен, но жилист. Здоровается за руку и, без перехода, выпучивает глаза и орет: «Куда холера! А ну домой!» – это он уже на свою дурную телку, которая все норовит пройти мимо соседской стайки. И откуда в таком теле настолько громовой голос?