Беспризорщина

Ленка

Лена росла во вполне благополучной семье учителей. Отец, Павел Иванович, преподавал физкультуру, мать, Ирина Анатольевна – историю. С детства она видела, как нежно и трепетно относятся друг к другу мать и отец. Все выходные они проводили вместе. Уезжали на природу, устраивая веселые пикники весной, летом и осенью. Катились на лыжах, коньках и санках зимой. Много смеялись и дурачились. Бродили по всевозможным музеям под открытым воздухом. Благо их в Подмосковье много! Отец с матерью по очереди рассказывали дочери об истории многочисленных усадьб. Ходили в походы и ездили летом на юг, к морю. Когда наступали холодные дни, по выходным бродили по московским музеям, театрам и кинотеатрам.

Очень часто Горбуновы брали с собой подружку дочери – Люсю Савину. Она была на два года старше, но девочки дружили уже несколько лет. Люся часто забегала к ним после школы. Подружки вместе готовили уроки и более любознательная Лена частенько помогала старшей подруге по истории и русскому языку.

Ленка к одиннадцати годам многое знала. Была начитанной девчонкой, прекрасно учившейся и уже мечтавшей стать в будущем, как и родители, учителем. С восьми лет являлась хорошей помощницей матери. Ее не надо было просить что-то сделать. К приходу родителей из школы она успевала прибраться в доме и сготовить на вечер что-то не сложное.

И вдруг, как гром среди ясного неба, грянул медицинский приговор: у Ирины Анатольевны рак желудка. В их семействе смех стал раздаваться все реже и реже. Мать больше не преподавала и ушла из школы. Лекарства и химиотерапия никаких улучшений не дали. Она таяла на глазах, словно свеча. Не было больше походов по музеям и театрам. После лекарств выпали волосы, а кожа пожелтела и стала морщинистой. Глаза ввалились и теперь чуть поблескивали нездоровым блеском из глазниц. Она все реже вставала с постели и почти перестала есть. Грустно улыбалась дочери. Часто плакала, когда Ленки не было в квартире.

Павел Иванович старался проводить у постели жены все свободное время. Рассказывал о происходящем в школе, передавал приветы от школьников и учителей. Старательно делал вид, что все наладится и Ирина скоро поправится. Шутил и смеялся, держа ее руки в своих, поглаживая холодные пальцы. Она улыбалась в ответ и говорила:

– Павлуша, ну, что ты сидишь рядом? Сходи телевизор посмотри, новости потом мне расскажешь.

Он отказывался:

– Да я их уже знаю. В школе постоянно радио в учительской включено…

Все это время Люся Савина постоянно находилась в их квартире, стараясь отвлечь подружку от обрушившейся трагедии. Она помогала Лене готовить и убираться в комнатах. Часто читала вслух для Ирины Анатольевны книги, которые та хотела послушать. Иногда даже ночевала в одной постели с Леной.

Мать умерла через три месяца ранним утром. Ленка проснулась от вскрика отца и горького плача, раздавшегося тут же. Она вбежала в спальню родителей без стука, в короткой ночной сорочке. Павел Иванович, уткнувшись в грудь жены плакал в голос. Он даже не обернулся на стук открывшейся двери. Медсестра, которая в последнее время не отходила от умирающей, стояла в углу, торопливо набирая номер телефона. Ленка все поняла и кинулась к кровати с криком:

– Мамочка!!!

Отец оторвался от жены и поймал дочь. Притиснул к себе, утыкаясь в детскую шею. Сквозь рыдания раздалось:

– Вот и осиротели мы с тобой, доча…

Ленка из всего последующего помнила только кладбище с засыпанными желтой листвой дорожками. Лица одноклассников, учителей, учеников других классов, каких-то дальних родственников, которых почти не знала, плачущую Люську рядом и вырытую могилу. Холмики песка со всех сторон. И как сноровисто четверо полупьяных мужиков в драной и грязной одежде опустили гроб с телом ее любимой мамы вниз, а потом, после того, как все кинули по горсти песку на гроб, торопливо принялись закидывать яму. И как повалился вдруг отец на холмик, заваленный венками. Обхватил руками, плача вновь в голос. Не стесняясь никого. И она, Ленка, потянувшая его за руку, опередив кинувшуюся с какими-то пузыречками медсестру. Сказала тихо:

– Папочка, не надо! Пойдем домой…

Павел Иванович послушался. Встал на дрожащие ноги и прикрывая красное от слез лицо платком, направился с ней к главной аллее, опираясь на плечо дочери. Люся, немного подумав, подошла с другой стороны и взяла Павла Ивановича за другую руку. Вот так они и шли, под сочувственными взглядами друзей и знакомых…

Многие учителя боялись, что после смерти жены Павел Иванович сопьется, но этого не произошло. Мужчина жил ради дочери. В висках появилась ранняя седина, хотя ему было чуть за сорок. Ленка много раз заставала отца перед висевшим на стене портретом улыбающейся матери. Его лицо было грустно. На щеках очень часто виднелись светлые полоски. Он торопливо стирал их ладонью и уходил чаще всего к окну. Делал вид, что разглядывает что-то за стеклом, а сам старался успокоиться. Девочка подходила и прижималась к нему, обхватывая руками за пояс. Устроив голову на широкой отцовской груди, спрашивала:

– Пойдем в театр сходим? На Малой Бронной «Неугомонный дух» ставят. Я могу за билетами сейчас смотаться…

Павел Иванович иногда соглашался и отец с дочерью отправлялись вечером на спектакль. От этих походов мужчина не испытывал радости. Все напоминало ему Ирину. Он практически не прислушивался к тому, что творится на сцене. Он вспоминал, как точно так же сидел здесь с женой и она часто оборачивалась к нему. Как сияли ее глаза в полумраке партера…

Прошел год. Потом второй. Учителя-женщины, которых в школе было большинство, советовали Павлу Ивановичу жениться, подбирали кандидатуры из ближайших одиноких подруг. Пытались познакомить, якобы «случайно». Он все видел, но не реагировал. Ленке шел четырнадцатый год. Люся по-прежнему часто бывала у них. Ей шел шестнадцатый. Девчонки продолжали дружить. Теперь они обе все меньше напоминали угловатых подростков, превращаясь в симпатичных девушек. Отец с грустью и какой-то щемящей радостью в душе наблюдал, как дочь все больше становится похожей на жену.

Люся превратилась к шестнадцати годам в настоящую красавицу. Павел Иванович, преподававший в школе физкультуру в старших классах, с удивлением замечал, как начинают сиять синие глаза при виде его. Стройная фигурка девчонки, обтянутая спортивным костюмом, невольно привлекала внимание. Длинные русые волосы на его уроках Люся сплетала в косу и закалывала ее в пучок на затылке. Легкие завитки оставались на шее и когда девчонка подходила к окну, золотились под солнцем. Однажды учитель поймал себя на мысли, что хотел бы прикоснуться ладонью к этому завитку. Отогнал крамольные мысли, сказав себе мысленно:

– Ты не имеешь права! Она тебе в дочери годится.

И все же ревниво смотрел, как увиваются за Люсей ее одноклассники. А однажды весной, совершенно случайно, подслушал разговор между Савиной и красавцем Игорем Востряковым из одиннадцатого класса, о котором вздыхали многие девчонки. Они стояли в закутке у физкультурного зала. Учитель не видел их и собирался пройти мимо, но голос Люси остановил:

– Отстань от меня! У тебя что, девчонок мало? Не нравишься ты мне. Понял?

Голос Игоря, в котором ясно слышалась усмешка, сказал:

– Уверен, что нравлюсь. Цену набиваешь? Все равно ты моей будешь! Узнаю, что кто-то тебя трахает, убью! Не тебя, его!

Послышался шум борьбы и девичий голос с надрывом сказал:

– Пусти! Сволочь!

Павел Иванович резко вышел из-за угла. Игорь, сгребя Люсю в охапку, пытался ее поцеловать. А она яростно крутила головой и старалась отпихнуть парня. Вторая рука Вострякова задрала вверх тенниску девчонки и тискала уже обнаженную грудь. Горбунов строго спросил:

– Что тут происходит?

Востряков резко отпустил девчонку и не говоря ни слова исчез, словно растворился за углом. Люся принялась торопливо поправлять одежду. Павел Иванович отвернулся. С трепетом слушая шорох за спиной. И вдруг все стихло. Он решил, что девушка ушла и повернулся. Она стояла за его спиной. Личико побледнело, глаза не отрываясь смотрели в его. Алые губы, похожие на лепестки роз приоткрылись, чтобы выдохнуть:

– Игорь не знает, что я тебя люблю…

Горбунов застыл, а она неожиданно прильнула к нему всем телом. Острая твердая грудь касалась его груди. Ученица обвила крепкую шею учителя руками. Легонько провела ладонями по коротким волосам на его затылке. Несколько раз поцеловала твердо сжатые губы мужчины. Заглянула в глаза и он увидел в них страх и боль. Савина резко отпрянула в сторону и убежала.

Павел Иванович не сразу смог пошевелиться. В голове все еще стоял голос Люси и то, как она назвала его на «ты». Стряхнув оцепенение, направился в учительскую.

Вечером Люся впервые не пришла к ним в дом. Ленка забеспокоилась. Позвонила ей по телефону и услышала в трубке:

– Ленусь, я что-то плохо себя чувствую. Приходи ко мне…

Повесив трубку, Ленка убежала в свою комнату. Торопливо принялась переодеваться в джинсы. На ходу крикнула отцу, готовившему в кухне:

– Папа, Люська заболела, я к ней! Я быстро!

Щелкнул входной замок. После ухода дочери Павел сел на стул и задумался. Перед ним вновь всплыло юное личико Люси, ее алые губы и тихие слова о любви. Он понимал, что Савина в этот вечер не пришла к подружке из-за него. Почуял запах гари от плиты. Вскочил, выругавшись:

– Седина в бороду, бес в ребро!

Схватил с плиты сковородку со сгоревшей рыбой и забил ее в мойку. Залил водой и вновь присел к столу…

Ленка сидела, забравшись с ногами на диванчик в комнате Люси и слушала подругу с изумлением и восторгом. Та сидела напротив, откинувшись головой на спинку и мечтательно улыбалась:

– …знаешь, он ни на кого не похож. Красивый, умный и взрослый. А как он смотрит! Глаза – чудо и в них грусть…

Горбунова смущенно улыбнулась:

– Но ты же в прошлом году говорила, что влюблена в Микки Рурка и это твой любимый тип мужчины. Он похож, да? Кто он?

Люся улыбнулась и обхватила диванную подушку руками. С силой прижала к груди, уткнувшись в нее лицом. Волосы рассыпались по плечам, прикрыв покрасневшие щеки. С минуту она сидела вот так, а потом резко подняла личико:

– Да перед ним все голливудские звезды погаснут! Он лучше всех. А кто, извини, не скажу пока. Потом как-нибудь…

Сколько Ленка не пыталась расспрашивать, подружка так и не раскололась. Это было что-то новенькое. Горбунова даже немного обиделась:

– А еще подруга. Раньше ты со мной всем делилась!

Савина придвинулась к ней и прошептала:

– Я сглазить боюсь. Вот начнутся отношения у нас, тогда и скажу. Ладно?

Ленка согласилась и кивнула. Немного посидев у Савиных и попив с ними чаю, она засобиралась домой:

– Пойду, а то папа там скучает…

Она не заметила, как зажглись глаза подруги, когда она заговорила об отце.

Едва появившись в доме, Лена из прихожей сообщила отцу:

– Пап, представляешь, Люська влюбилась! Сидит на диване в комнате. То смеется, то грустит и даже музыку не хочет слушать…

Павел Иванович с трудом взял себя в руки. Спокойно спросил:

– И в кого, если не секрет? Ты же знаешь, я никому не скажу.

Появившаяся в дверях Ленка пожала плечами и плюхнулась рядом на диван:

– Она не говорит. Я пока шла всех ребят знакомых перебрала в памяти. Убеждена – не они! Кто-то старше. Она сама сказала… – Посмотрела на часы и вскочила: – Ой! Мне еще физику надо доделать. Одна задачка осталась…

Он предложил:

– Лен, на плите картошка жареная и рыба. Поешь вначале, а то остынет.

Дочь обернулась:

– Тогда давай вместе поужинаем. Знаю, что ты меня ждал и не поел. Пошли?

Павел Иванович поднялся с дивана и направился вслед за дочерью на кухню.

Через сутки состоялся урок физкультуры в девятом «В» классе. Из-за сильной оттепели бег на лыжах отменялся. В колеях повсюду проглядывала вода. Горбунов впервые шел в физкультурный зал с трепетом в душе. Люся застыла в шеренге одноклассников. Стараясь не встречаться с ней взглядом, учитель объяснил задачу урока: лазание по канату, прыжки через коня и баскетбол. Девчонкам разрешил заняться дополнительно спортивной гимнастикой. Урок прошел нормально, если не считать легкого смущения ученицы, когда учитель случайно задел по ее руке.

Павел Иванович и сам внутренне вздрогнул от прикосновения к нежной коже. Подумал про себя : «Эта блажь у нее скоро пройдет, я не сдамся». А сам невольно посмотрел в ее сторону, когда ученики выходили из спортзала. Люська в этот момент повернулась и их глаза встретились. Павел Иванович не смог заставить себя отвести взгляд. Девятиклассники вышли из зала, а он без сил привалился к стене.

Уроки в других классах прошли спокойно и Горбунов успокоился. Школьные занятия закончились. Учитель убирался в зале, раскладывая мячи, скакалки и прочий инвентарь, когда почувствовал чужое присутствие за спиной. Резко обернулся.

Возле двери, привалившись спиной, стояла Люська. Короткая юбчонка открывала красивые ноги в модных сапожках на шпильке. Модный рюкзачок лежал на полу. Учитель распрямился и она шагнула вперед. Остановилась всего в паре метров. Не сводила широко распахнутых глаз с его лица:

– Павел Иванович, я знаю, что я дура, но я люблю вас…

Девичья грудь быстро поднималась и опускалась. Он замер, а она продолжила:

– Я бы хотела, чтоб именно вы стали моим первым мужчиной…

Он растерялся и почувствовал, несмотря на взрослость, что краснеет. Опустил голову и тут же поднял. Хрипло и прерывисто произнес:

– Люся, я намного старше тебя. Я тебе в отцы гожусь. Ты же подруга моей дочери. Это пройдет, поверь! Ты станешь жалеть…

Договорить не успел, потрясенный тем, что произошло. Тонкие пальцы решительно расстегнули блузку на груди. Светло-золотистая кожа, перечеркнутая бюстгальтером телесного цвета, заставила замолчать. Девичьи руки, словно две петли обвились вокруг его шеи. Скользнули вниз, расстегивая молнию на спортивном костюме. Ладони скользнули по груди, обтянутой белоснежной майкой. Пухлые губы беспорядочно целовали его лицо. Оторвавшись на мгновение, она шепнула ему в ухо:

– Я заперлась изнутри…

Потянула к матам в углу. Голова у Павла Ивановича закружилась и он подчинился. Учитель забыл про все свои решения, увидев как ученица откинулась на черном мате и как поднимается ее упругая грудь. Заметил раскинутые стройные ноги в блестящих колготках. Сильные руки решительно выдернули блузку из юбчонки. Скользнули по гладкой коже вверх. Теперь уже он сам целовал ученицу. Целовал крепко, подолгу не отрываясь от алых губ. Прижимал к себе хрупкое тело, тиская его и медленно освобождаясь от одежды. Люська стонала в его руках. Острые коготки царапали кожу на спине и от этого было немного больно, но учитель терпел, лаская юное тело. Впервые за два года он вновь обнимал противоположный пол. Сейчас ему стал неважен ее возраст. Павел Иванович вновь почувствовал, что влюблен…

Прошло два месяца. Вот-вот должны были начаться экзамены. Все это время учитель и ученица продолжали тайно встречаться. Внешне все выглядело, как и раньше, но девчонка с трудом сдерживала свои чувства, да и ему приходилось туго. Стоило ему заметить Люську и он, уже не отдавая отчета, следил за девчонкой. Оставаясь на короткие мгновения в школе наедине, Савина шептала в ухо учителя:

– Павел, Павлуша, люблю тебя…

При посторонних называла:

– Павел Иванович…

А глаза лучились нежностью. Юная Люська расцветала от любви с каждым днем все сильнее. Игорь Востряков больше не пытался воздействовать на нее силой и угрозами. Он, не скрываясь, восхищенно смотрел на девчонку и говорил приятелям:

– Все равно она моей будет!

Теперь он принялся ухаживать за Савиной. Заваливал цветами и записками с приглашениями в кино, в театр, на танцы, в кафе. Благо папаша был крупным банкиром и деньги водились! Люська отказывалась каждый раз и он удивлялся ее холодности. Все прежние подружки были забыты – Востряков всерьез добивался расположения юной красавицы и уже несколько раз объяснялся в любви. Девчонка пожимала плечиком и проходила мимо, а он относил все к обиде на тот случай у спортзала. Ленка не один раз говорила подруге, наблюдая за бродившим под окнами Игорем:

– Слушай, он из-за тебя и экзамены-то не сдаст!

Савина хмыкала:

– Черт с ним! Его проблемы! Не нужен он мне…

И вновь принялась досказывать Ленке о том, что происходит между ней и Павлом:

– Он просто супер! Ласковый, нежный. А как целуется! Всюду целует и мне не стыдно! Все же я была права, выбрав мужчину намного старше. Он меня многому научил!

Хотя она рассказывала Ленке даже интимные подробности, все же никак не могла решиться открыть подруге, что любовником является ее отец. Подружка с любопытством слушала, порой смущенно хихикая. В ее жизни подобных «приключений» пока не было. Ленка ничего не рассказывала отцу об отношениях подружки с незнакомцем из-за стеснения, да он и не стремился расспрашивать.

Ленка заметила, что последние полтора месяца отец вновь стал веселым. После работы задерживается и приходит чуть смущенный. Она решила, что Павел Иванович встречается с какой-то женщиной. По сердцу пронеслась волна ревности, но немного поразмыслив, решила: «Папа еще молодой, а маму не вернешь». С испугом подумала о будущей мачехе. Однажды спросила:

– Пап, ты собираешься новую маму в дом ввести, да?

Павел Иванович удивился, застыв с полотенцем на пороге ванной комнаты:

– С чего ты взяла, доча?

Она пожала плечами:

– Ты задерживаться стал. Приходишь веселый. Ты не думай, я рада буду, если ты снова счастливым станешь. Кто она?

Отец заметно смутился. Торопливо скрылся в ванной. Уже оттуда ответил:

– Скажу попозже, ладно?

Его смущение несколько удивило Ленку. Обычно отец ничего не таил от нее, но расспрашивать она не стала.

Прошло две недели. Экзамены закончились. Наступили летние каникулы. Свободного времени стало много. Целую неделю Ленка прибиралась в квартире: прожаривала одежду и ковры на солнце, тщательно выбивала. Обещавшая помочь с уборкой Люся начала исчезать в неизвестном направлении, ни слова не говоря Ленке. Появляясь, она виновато смотрела на подружку и извинялась:

– Извини, но я с ним была…

Так продолжалось весь июнь. Савина загадочно улыбалась на все вопросы Ленки и вновь исчезала. Отец тоже начал вести себя странно. Уходя в магазин, он мог появиться в квартире лишь к вечеру. У дочери появились смутные догадки, но она гнала их от себя.

Однажды вечером Павел Иванович долго ковырял вилкой в тарелке. Не поднимая глаз тихо попросил:

– Доча, ты сможешь в эти выходные пожить в квартире одна? Я бы хотел немного отдохнуть…

Ленка спокойно кивнула:

– Конечно, пап! Ты и так уже два года нигде не отдыхал. За меня не переживай, я ничуть не обиделась…

Отец уехал вечером в пятницу, а на следующий день исчезла Люся. Ленка прибежала к Савиным часов около одиннадцати дня. День был солнечным и жарким. Открыла Ольга Николаевна:

– А-а-а, Леночка! Здравствуй, дорогая! Проходи! Мы вот только встали и завтракать собираемся.

Горбунова отказалась:

– Спасибо, я уже покушала. Люсю в комнате подожду, пусть не спешит…

Савина удивилась:

– Разве Люся тебе не сказала, что собирается поехать в деревню? Ее пригласила одноклассница и она сегодня рано уехала…

Ленка, хоть и удивилась в душе, вида не показала и тут же закивала:

– Ой, я забыла! Обрадовалась, что сегодня солнечно и на пляж собралась. Думала, что она еще не уехала или передумала. Извините…

Девчонка тут же развернулась и запрыгала вниз по лестнице, не дожидаясь лифта. Идти загорать расхотелось. Настроение упало. Она вернулась домой. Пустота в квартире неприятно оглушила тишиной. В голову вдруг пришло: «Люська исчезла, отец тоже. Странно, в один день…». Невольно начала сопоставлять, в какие дни отец задерживался с работы и дома не оказывалось подружки. Очень многое совпадало. Поразмыслив немного, Ленка отогнала мрачные мысли от себя и вслух произнесла:

– Да не может этого быть! Отец и Люська! Дура, о чем думаю?

Чтоб отвлечься, включила на кухне маленький телевизор и принялась не спеша готовить…

Люся появилась в воскресенье около обеда. Сразу прибежала к Ленке:

– Извини, но Ксюха пригласила в Дмитров. У ее родителей там дача. Отдохнули, просто класс!

Горбунова подозрительно уставилась ей в лицо с припухшими от поцелуев губами:

– Ну чего ты врешь! Ты же с ним была…

Невольно посмотрела в сторону коридора. Когда вновь посмотрела на подругу, поразилась произошедшей перемене. Савина выглядела, словно затравленный звереныш. Она отодвинулась в уголок дивана и торопливо заговорила, не спуская глаз с Ленки:

– Ну и что? Разве твой отец не имеет права на счастье? Я люблю его! Да, мы были вместе! И уже четыре месяца встречаемся…

Ленка без сил отвалилась на спинку дивана и уставилась на подругу:

– Ты с ума сошла! Его же из школы выгонят…

Люся внимательно поглядела на нее:

– Выходит, ты не знала… – Подумав немного, уверенно добавила: – Все равно бы узнала! Не бойся, не выгонят. Мы все продумали…

Горбунова молчала. Перед глазами проносилось все то, что она слышала ранее от Савиной: раздетый отец и Люська обнимаются и целуются. Подруга не сводила глаз с ее лица, на котором застыло выражение отвращения и удивления. Малолетняя любовница устало встала с дивана. Тихо сказала:

– Ладно, я пойду…

Савина ушла, а Ленка еще долго сидела на диване застыв. Ее привела в чувство хлопнувшая дверь и голос отца:

– Лена!

Она с трудом, опираясь руками, встала с дивана и вышла в коридор. Остановившимся взглядом смотрела на Павла Ивановича. Тот смотрел на нее недоуменно и дочь пояснила:

– Люська была… Я все знаю…

Спортивная сумка выпала из его рук. Он опустил голову и тихо сказал:

– Доча, прости дурака… Я знаю, что не своим пользуюсь, что ворую у другого возраста вот это счастье – быть с Люсей, но я не могу от него отказаться…

Павел Иванович прошел мимо нее в гостиную ссутулившись и разом постарев. Сумка так и осталась лежать на полу в коридоре. Ленке стало его жаль. Она шагнула в комнату следом. Отец стоял у окна, сцепив руки под грудью. Он не повернул головы, лишь попросил:

– Не осуждай меня, доча…

Ленка сделала два шага и остановилась:

– Пап, а как же мама? Неужели ты забыл ее?

Он обернулся. В глазах стояла боль, когда Павел Иванович заговорил:

– Не забыл. Иры нет, а ведь я еще не стар…

Дочь воскликнула:

– Ну неужели ты не мог найти кого-то постарше?!

Отец вздохнул:

– Наверное, нет… Я люблю Люсю. Понимаю, что эта любовь аморальна и выглядит в твоих глазах преступной, но иногда так бывает…

– Ты женишься на ней, когда она школу закончит, да?

Он грустно улыбнулся:

– Думаю, что к тому времени ее любовь иссякнет. Ведь я старею…

Ленка задумалась на мгновение, а затем выпалила:

– Тогда встречайся, я мешать не стану. Если хочешь, даже уходить могу из дома, чтоб вам не шарахаться от всех…

Павел Иванович, пряча глаза, кивнул:

– С шести до восьми по вечерам…

Уже на следующий день Ленка вечером выскользнула из дома. В лифте навернулись слезы и вспыхнуло в душе отвращение к тому, что вскоре должно произойти в их квартире. Но она одернула себя и прошептала, выходя из подъезда:

– А может это скоро пройдет… Я же сама согласилась уйти и не мешать…

Игорь Востряков продолжал настойчиво добиваться расположения Савиной. За успешное окончание школы его отец, крупный банкир, подарил сыну машину – серебристую красавицу «Вольво». И теперь он раскатывал на ней всюду. Игорь легко поступил в институт финансов. Его карманы были постоянно набиты деньгами. Папаша страшно гордился успехами сына и ничего для него не жалел. Вокруг парня постоянно вились многочисленные друзья-подружки, а он простаивал днями у подъезда Люськи. Девчонки уговаривали его пойти в ресторан, а он отмахивался и посылал их подальше.

Несколько раз, приходя к подруге, Ленка замечала стоявший у подъезда автомобиль. Игорь чаще всего сидел на капоте или околачивался рядом, от нечего делать пиная поребрики, обдирая листву с кустарников и поглядывая на Люськины окна.

Востряков преградил путь Ленке, встав на пути, когда та спешила к подружке. Сцапал за руку, останавливая. Она даже немного испугалась, настолько решительно выглядело лицо парня. Покрутила головой – не позвать ли на помощь – и заметила, что внутри шикарной тачки сидят еще трое ребят, но сквозь затемненные стекла не смогла разобрать, кто. Востряков какое-то время разглядывал ее личико. Усмехнувшись от испуганного выражения в золотисто-чайного цвета глазах, спросил:

– Ты к Люське? Скажи, пусть выйдет. Поговорить надо…

Ленка пришла в себя. Выдернула руку и дерзко ответила:

– А еще что сказать? Сколько тебе говорить – не хочет она с тобой встречаться!

Игорь вновь усмехнулся капризно-вишневым ртом:

– Не хочет – захочет! Целый год не могу ее трахнуть…

Горбунова опустила голову, покраснев:

– Она что, шлюха с улицы? Трахай других, у тебя их хоть отбавляй!

Ленка развернулась и рванула к подъезду. Игорь крикнул вслед:

– Если не выйдет сейчас, пусть вообще на улицу не выходит! Все равно она моей будет!

Девчонка вбежала на пятый этаж по лестнице. Дверь квартиры Савиных тут же отворилась. На пороге стояла Люська. Схватив подружку за руку, втащила к себе в комнату. Обернулась, закрыв дверь и привалившись к ней спиной:

– Я все видела! Что он сказал?

Ленка передала слова Вострякова из слова в слово. Спросила:

– Пойдешь?

Савина отрицательно покачала головой:

– И не подумаю! Надоел он мне. Проходу не дает…

Подружки болтали обо всем на свете, время от времени подходя к окну и осторожно выглядывая сквозь занавески: «Вольво» упрямо стояло возле подъезда около получаса, затем исчезло. Девчонки успокоились. Ольга Николаевна прервала их болтовню, заглянув в комнату дочери:

– Люся, сходи в магазин. Молоко закончилось и хлеба мало. Скоро папа с работы придет и будем ужинать…

Люська кивнула и мигом переоделась. Девчонки выскочили на улицу и до магазина шли вместе, не замечая, что за ними следят два парня. Савина зашла в магазин и один из преследователей, коренастый, в джинсах и голубой рубашке, подошел к киоску с сигаретами, поглядывая сквозь стеклянную витрину на девушку. Горбунова отправилась домой. Она не заметила, что следом приклеился молодой парень в светлой тенниске и серых шортах до колен…

Павла Ивановича Горбунова избили поздно вечером, за неделю до первого сентября. Он возвращался домой, проводив Люську после очередного свидания. Она часто задерживалась у них по вечерам. Ее родители ни о чем не догадывались и спокойно относились к поздним возвращениям дочери. Ленка теперь тоже относилась к происходящему спокойно. Уходила по вечерам в кино или просто гуляла по городу, если не было дождя. Потом втроем пили чай с конфетами и печеньем, смотрели телевизор или ходили в кино на последний сеанс в кино.

На Горбунова напали в подъезде собственного дома. Пять черных теней выросли словно из ниоткуда, едва он прикрыл дверь. Учитель не успел отскочить, как страшный удар по голове бросил его на заплеванный бетонный пол. Его били ногами по почкам, по голове и в грудь. Никто не вышел на шум, не поинтересовался, что происходит и не помог. Павел Иванович не пытался обороняться. Лежал, сжавшись в ком, прикрывая левой здоровой рукой голову и подтянув колени к груди, от каждого удара вздрагивал всем телом и глухо стонал. Бить вдруг перестали. Над ним склонилось лицо Игоря Вострякова. Парень сгреб учителя за волосы и приподнял разбитое лицо. Визгливо прокричал:

– Что, допрыгался, пенек старый? Кому вякнешь, гад, из-под земли достану! Запомни, сука, Люська малолетка и тебя посадят! Она моя! Понял? Понял, да? Понял, козел?

Игорь резко приподнял голову за волосы чуть выше, а затем отпустил. Павел Иванович ударился лицом в пол. Раздался хруст и из носа потекло ручьем. Игорь распрямился. Отвел ногу в сторону и со всей силы заехал своему бывшему учителю остроносым модным башмаком под ребра. Тот глухо охнул и потерял сознание. Он не видел и не слышал, как пятерка уходила, вполголоса переговариваясь и «наградив» его новыми пинками. Все оглянулись от двери на распростертое на бетоне тело, сплюнули на пол подъезда и вышли.

Горбунов очнулся примерно через полчаса. Долго кашлял, перевернувшись на бок и отхаркиваясь соленой кровью со сгустками. Все тело ломило. Не было казалось ни единой клеточки в теле, которая не молила бы об избавлении от мук. Мужчина со стоном перевернулся на грудь и пополз вверх по лестнице, оставляя за собой кровавый след. Он не стал звать на помощь. Несколько раз замирал на ступеньках, отдыхая. Сквозь кровавые пузыри, хрипел:

– Я умру… Я виноват… Эти пятеро правы…

Возле двери квартиры он сумел, уцепившись за перила, встать на ноги и тут же рухнул. Стук тела о бетонную плиту донесся до Ленки. Она, ожидавшая прихода отца, распахнула входную дверь и тут же кинулась к распростертому на площадке телу:

– Папа, что с тобой? Папочка…

Он прохрипел, глядя на нее сквозь заплывшие веки:

– Не звони в милицию… Пока не надо… Я сам виноват…

Снова потерял сознание. Ленка втащила его в квартиру таском и закрыла дверь. Торопливо набрала номер «скорой помощи». Назвала адрес. Пока врачи не приехали, сидела и ревела возле Павла Ивановича, упав на колени. Она не знала, что делать и как ему помочь. Врачи приехали минут через десять. Докторша и санитар не стали переносить тело в комнату. Быстро распороли окровавленную одежду прямо в коридоре и стащили ее, отбросив в сторону. Павел Иванович лежал на полу в одних трусах и носках. Врач бегло осмотрела избитое тело, на котором не было живого места: сплошная кровь, кровоподтеки, ссадины и уже проступившие синяки. Спросила:

– Кто так зверски избил твоего отца и за что? Где твоя мама?

Ленка, забившаяся между шкафом и тумбочкой в коридоре и все это время молчаливо наблюдавшая за действиями медиков, ответила сквозь всхлипы:

– Не знаю. Я его у двери нашла. А мама умерла два года назад…

Врач встала. Посмотрела на девчонку с жалостью и сказала:

– Твоего отца в больницу надо. Срочно!

Дюжий санитар бегом кинулся из квартиры и через минуту приволок носилки. Избитое тело прикрыли простыней. Вместе со щуплым водителем снесли бессознательного учителя вниз и загрузили в скорую. Ленка упросила докторшу взять ее с собой. Торопливо накинула на себя ветровку. Заперла замок и бегом спустилась по лестнице. «Скорая» с воем понеслась по ночному городу. Всю дорогу дочь просидела на коленках возле отца, держа его за руку и шепча:

– Папа, папочка, хоть ты меня не покидай! Выживи, пожалуйста…

Докторша, смотрела на нее и вздыхала. За двадцать минут пути она дважды пыталась привести Горбунова в чувство уколами и примочками, но все оказалось напрасно.

В приемном покое Павла Ивановича быстро погрузили на кровать-каталку и увезли куда-то наверх, оставив Ленку одну. Она села на кушетку у стены, не сводя глаз с белой двери. В этом огромном коридоре она сама себе показалась маленькой. Откуда-то доносились невнятные голоса и металлическое звяканье. Девочка тихо заплакала, прижав кулаки к губам.

Минут через пять из двери слева выглянула та самая докторша со скорой и позвала ее:

– Девочка, иди сюда. Я тебя чаем напою, а то ты вся дрожишь…

Ленка устало встала. В комнате отдыха, кроме уже знакомой врачихи и санитара, находилось еще две медсестры. Они тут же принялись ухаживать за ней. Подсунули кусок торта, налили чай. Не чувствуя вкуса, Ленка выпила пару чашек. Невпопад отвечала на вопросы и тут же извинялась. Медики переглядывались. Докторша заставила ее выпить какое-то лекарство и Горбунова немного пришла в себя.

Где-то через час, по вызову врача со «скорой», прибыл наряд милиции из трех человек. Ленка не смогла ничем помочь им. Тихо сказала:

– Я ничего не знаю. Отца я нашла у двери избитым.

Ее попросили описать все, что она видела, на бумаге. Горбунова справилась с этим за пять минут. Подвинула листок молодому лейтенанту. Тот попросил поставить подпись. Забрал показания и уехал, оставив в приемном покое одного из своих людей. Сержант вскоре спокойно спал сидя в коридоре на кушетке.

Медсестры, после отъезда милиции, уговорили Ленку тоже лечь отдохнуть в комнате отдыха. Принесли одеяло и подушку. Пожилая медсестра ласково подоткнула одеяло и погладила ее по голове. Девчонка вскоре заснула тревожным сном, подтянув коленки к подбородку. Хирург спустился лишь к утру. Устало посмотрел на Горбунову и проснувшегося милиционера. Сообщил:

– У Павла Ивановича Горбунова сломаны четыре нижних ребра, правая рука, левая нога и переносица, трещина на височной кости, множественные ранения и ушибы по всему телу. Некоторые рваные раны пришлось зашивать. На данный момент состояние его крайне тяжелое. Поговорить с ним в ближайшие два-три дня вы навряд ли сможете – он без сознания…

Усталая Ленка вернулась домой утром. Ее подвез к подъезду на служебном УАЗике тот самый сержант, что оставался в больнице вместе с ней. Когда она собиралась выскочить из машины, остановил, взявшись за предплечье. Горбунова обернулась и он протянул ей бумажку с номером телефона:

– Лена, если угрозы какие будут или что-то насторожит, позвони мне. Не стесняйся.

Девчонка кивнула. Она вошла в квартиру. На полу в коридоре виднелись следы крови. Изодранная окровавленная одежда отца так и валялась в углу прихожей. Ленка посмотрела на часы: восемь утра. Взглянула на телефон. Звонить не стоило – Савины уходили на работу в половине девятого. Сбросив кроссовки, проверила карманы у испорченной одежды, выгребя все, что там было. Свернув тряпки в ком, унесла в кухню и бросила в мусорное ведро. Прошла в ванную комнату. Намочила тряпку и старательно протерла коридор. Прополоскав тряпку, помылась в душе и вновь посмотрела на часы: без четверти девять. Устало плюхнулась на банкетку возле тумбочки с телефоном и позвонила Люсе. Рассказала о случившемся. Попросила:

– Люсь, собирайся! Мы вместе сейчас к папе съездим. Со мной тебя пропустят…

Ей казалось, что все будет, как в хорошем кино: подруга бросится в больницу, упадет перед кроватью любимого на колени и останется с ним навсегда. Савина заплакала в трубку:

– Я боюсь смотреть! Я не могу прийти, не могу!

Ленка крикнула в трубку:

– Ты что? У вас же любовь! Ты нужна ему сейчас!

Люська взвизгнула:

– Какая любовь! Ты с ума сошла! Просто был трах!

Ленка растерянно пролепетала:

– Но ты же сама говорила, что жить без папы не можешь…

Подруга проорала яростно:

– Дурочка малолетняя! Мне просто хотелось научиться всему этому…

Горбунова долго молчала, не в силах поверить в предательство. Люська тоже притихла на другом конце провода. Наконец Ленка спросила:

– Значит, ты никогда больше не придешь?

Савина тихо ответила:

– Я боюсь… Мне Игорь звонил… Наверное, никогда… Передай Павлу, что все было ошибкой, ладно? И признание мое и то, что на шее у него первая повисла – все ошибка!

Люська повесила трубку, а Ленка еще долго сидела, прижав ее к уху и слушая гудки…

Учитель, очнувшись, ни слова не сказал милиции о тех, кто его бил. Писать он не мог и заявление от его лица писала дочь. «Неустановленные лица», бившие Горбунова, не были найдены. Уже через месяц врачи сообщили Ленке:

– У вашего отца из-за побоев произошла мышечная атрофия в ногах. В общем, ходить он не сможет…

Ленка разрывалась между школой и больницей. Торопливо ела и бежала с учебниками в больницу. Переворачивала отца и мыла его, словно маленького. Растирала руки и ноги. Одна из медсестер научила ее азам массажа и Ленка старалась. Никакой брезгливости и смущения от голого мужского тела не чувствовала. Делала уроки, склонившись над тумбочкой и часто поднимая голову, чтобы взглянуть на отца. Павел Иванович стеснялся своей беспомощности и каждый день просил у нее прощения:

– Прости меня, Леночка… Прости… Все из-за моей дурости…

Выписали Горбунова в конце октября. Скорая помощь привезла его к подъезду. Два здоровых мужика-санитара помогли Ленке поднять инвалидную коляску с отцом в их квартиру. Ноги отнялись окончательно. В ноябре у Павла Ивановича случился инсульт. В результате стали плохо командовать руки и Горбунов перестал говорить. Вместо речи вырывалось мычание. Дочь возила коляску по квартире, кормила отца с ложечки. Договаривалась с соседями и даже спускалась с ним гулять. Бывший физкультурник превратился в развалину. Только глаза все еще «жили» на лице учителя и из них часто катились слезы.

Пенсии по инвалидности, что выделило государство, катастрофически не хватало. Лекарства стоили бешеных денег. Таясь от всех, Ленка выходила ранним утром или поздно вечером на улицу и подбирала бутылки из-под пива. Собирала жестянки. По совету одной из соседок, договорилась с продавщицами из ближайшей овощной палатки и теперь забирала по вечерам подгнившие овощи и фрукты. Дома тщательно промывала, вырезала и чистила принесенное. Павел Иванович сидел в коляске рядом. Смотрел на ее ловкие ручки и плакал.

Бывшую подружку Ленка видела в школе каждый день, но они больше не разговаривали. Игорь Востряков каждый день подъезжал к школе и дожидался Люську. Она, смеясь, бежала ему навстречу. Никого не стесняясь, висла на шее, протягивая губы для поцелуя. Несколько раз Ленка сталкивалась с Игорем, тот сразу отворачивался, а она сжималась от страха и торопливо уходила. Девчонка знала, кто виновен в инвалидности отца. Однажды, когда рядом никого не было, Савина подошла к Горбуновой и сунула в руку пачку денег:

– Возьми. Фруктов купишь ему…

Ленка попыталась отпихнуть деньги:

– Не надо!

Люська оглянулась по сторонам:

– Не выделывайся! Игорь говорит, чтоб Павел сидел молча и не высовывался. За меня ему срок намотают: развращение, принуждение к сожительству…

Ленка в ярости подскочила к бывшей подружке:

– И ты подтвердишь?!

Савина неожиданно заплакала:

– Я боюсь… Я всех теперь боюсь…

Где-то стукнула дверь и Люська со всех ног кинулась в сторону буфета. Ленка посмотрела на деньги, а потом решительно засунула их в кармашек сумки, где лежали рецепты на лекарства для отца…

Вскоре после того, как Павла Ивановича парализовало, в квартире Горбуновых появились его сестра Анна и ее муж Валентин Лешковы. Родственники переехали из Мурома и тут же прописались в их квартире, не слушая племянницу и мотивируя приезд помощью по уходу за инвалидом. Никто из «благодетелей» от государства не поинтересовался, а кто такие эти Лешковы? Никто не спросил Ленку, а нужна ли ей помощь? Ведь справлялась же она три месяца! Жизнь у Лены и Павла Ивановича с приездом родственничков круто переменилась. Теперь ни о каком выздоровлении и покое не было и речи.

Дядька сильно пил и ни на одной работе больше недели не задерживался. Анна, из-за язвы желудка, не работала и все семейство перебивалось скудными заработками Валентина, да пенсией инвалида. Лешков не пропивал только то, что удавалось выудить тетке у него из кармана, пока пьяный муж спал. Каждый вечер в квартире происходили скандалы со слезами и драками. Павел Иванович ничего сделать не мог, как и Ленка. На лекарства денег не было, а Валентин орал каждый вечер:

– Дармоеды! Нахлебники!

Кидался с кулаками на жену и бил ее на глазах учителя. Ужас в глазах инвалида распалял его еще больше. Тот мычал от страха и старался выкатить непослушными руками коляску в другую комнату, а пьяница смеялся вслед каркающим смехом.

Однажды Ленка наткнулась в кармане ветровки на телефон сержанта и решилась позвонить. Когда трубку взяли, неуверенно произнесла:

– Здравствуйте, мне бы поговорить с Николаем Евгеньевичем…

Женский голос спросил:

– Кто его спрашивает?

Горбунова сбивчиво принялась объяснять. Она и сама чувствовала, что все звучит путано, но женщина видимо поняла. Тихо всхлипнула в трубку:

– Коля погиб две недели назад…

Ленка извинилась и положила трубку…

Павел Иванович больше не питался в кухне. Дочь забирала тарелку с едой и уходила в свою комнату, где теперь жил ее отец. Запиралась, чтоб не зашел Лешков. Кормила с ложечки, спокойно и не торопя. Ласково уговаривала:

– Доесть надо, папочка…

Ленка старалась не пропускать школу и училась по-прежнему неплохо, но с каждым днем учиться становилось труднее. Одноклассники начали насмехаться над ее заношенными вещами. Девочки шушукались и хихикали, поглядывая на бывшую подружку. Из некоторых вещей Ленка выросла, но продолжала носить за неимением лучшего. Кисти рук выглядывали из коротких рукавов куртки. Тетка Анна надвязала их, пришив манжеты. Брюки пришлось наставить. Лишь единицы из всего класса продолжали относиться к Горбуновой, как и раньше. Ленка готова была носить вещи матери, но дядька за какой-то месяц успел пропить почти все.

Учителя все видели и большая часть знала трудное положение ученицы. Некоторые приносили в школу вещи своих выросших детей и после уроков, таясь, протягивали Ленке. Та, краснея и бледнея от унижения, благодарила и несла отданное домой.

Прошло полгода. Вновь наступило лето. Теперь Ленка в открытую ходила и собирала бутылки, жестянки из-под напитков, искала цветные металлы. Забирала гнилье во всех овощных палатках своего квартала. Тетка Анна старательно перерабатывала принесенное и семейство по крайней мере не умирало с голода.

Лена сильно изменилась. Ругалась с бомжами, которые промышляли бутылочно-баночным бизнесом в квартале. Она больше не уступала им найденную тару. Сдавала собранное за день на приемных пунктах. Скапливала деньги, чтобы устроить отца в хорошую больницу и подлечить. Тетка Анна знала о ее планах. Когда мужа не было, тихо плакала, жалея племянницу и брата.

Павел Иванович в последнее время совсем сдал. Он почти перестал есть и медленно угасал. Ленка купила лекарства и теперь делала уколы отцу, выпаивала таблетки и порошки, стараясь поддержать его силы. Старательно прятала шприцы и коробочки, чтоб дядька не увидел. Иначе последовал бы закономерный вопрос: а откуда деньги? Валентин Лешков родственником-инвалидом интересовался лишь в день его пенсии.

В тот вечер Анна и Ленка перебирали принесенные овощи на кухне. Анна промывала, Ленка резала или натирала на терке. Дядька отсутствовал и дочь привезла в кухню отца. Рассказывала, сколько денег она выручила за сданную тару. Пообещала купить на следующий день мороженого для них троих. Павел Иванович улыбнулся и довольно замычал – он любил мороженое.

Стукнула входная дверь и все трое притихли. Пьяный Валентин ворвался к ним с руганью:

– Анька, дай денег! Я знаю, что это ты у меня их вытащила. Отдай, сука, по-хорошему, пока я вас всех не поубивал…

Уже не сознавая, что делает, со всей силы заехал Павлу Ивановичу кулаком в грудь:

– Подыхай побыстрей! Я твою коляску продам…

Коляска покачнулась и покатилась назад, уткнувшись в стол. Горбунова сильно тряхнуло. Голова мотнулась. Ленка от страха забилась в щель между мойкой и холодильником. Тетка кинулась вперед и закрыла собой брата:

– Зенки залил! Ты что делаешь? Не тронь инвалида! – Оттолкнула супруга костлявыми руками. Быстро развернула коляску и толкнула к двери: – Уезжай, Паша! Уезжай, ради Христа! Ведь убьет ирод пьяный!

Кулак мужа опустился ей на лицо и женщина отлетела к туалету. Из носа потекла кровь. Горбунов попытался крутить колеса инвалидной коляски непослушными руками. Коляска заелозила вправо-влево и в этот миг Павел Иванович получил страшный пинок под сиденье. Не удержавшись, учитель вылетел и ударился головой в дверную ручку. Словно мешок, брякнулся на пол, взмахнув напоследок руками. Он не пошевелился ни разу, а Валентин стоял и тупо глядел на неподвижное тело. Ленка увидела, как кровь начала расплываться по линолеуму вокруг отцовской головы. Страх пропал. Она вскочила и кинулась на дядьку, сжав кулаки. Со всей силы ударила в грудь:

– Не смей отца бить! Это ты дармоед и пьянчуга! Мотай в свой Муром долбаный!

Сильный удар дядькиного кулака отбросил ее к инвалидной коляске. Ленка упала, больно стукнувшись затылком в стену, а пьяница погрозил ей сжатым кулачищем:

– И ты туда же, потаскуха! Убью!

Шагнул к девчонке. Анна, склонившаяся над братом, горестно вскрикнула, глядя на мужа:

– Валька, да ведь ты убил Пашу-то! Он мертвый!

Ленка повернула голову на крик тетки. Та, схватившись окровавленными руками за голову, глухо завыла. Девчонка посмотрела на тело отца, затем перевела взгляд на дядьку. Лешков остановился и икнул, сказав:

– Да хрен с ним! Туда и дорога…

Девчонка медленно встала, не сводя глаз с пьяной рожи. Посмотрела по сторонам, а затем сгребла большой кухонный нож из мойки. Посмотрела на дядьку, пьяно покачивающегося перед ней и не думая, всадила оружие мужику в живот снизу вверх. Тот хрюкнул, хватаясь за рану в левом боку, а потом медленно осел на пол, глядя на нее и хрипя:

– Сука…

Свалил со стола пустую тарелку. Осколки разлетелись по всей кухне. Анна застыла возле брата, не сводя глаза с племянницы. Она даже плакать перестала, настолько ошеломило ее бесстрастное лицо девчонки. Ленка выдернула нож. Посмотрела на лезвие, по которому текла красная влага, обнажая пятнами серебристый металл и швырнула его в сторону. Посмотрела на окровавленную руку. Схватив какую-то тряпку, попыталась стереть липкую влагу. Дядька хрипел на полу, дергаясь в конвульсиях. Его глаза закатывались и снова открывались. Дыхание с хрипом вырывалось из ощеренного рта. Опомнившаяся жена кинулась к нему, крикнув Ленке:

– Что же ты наделала, сумасшедшая! Скорую вызывай!

Девчонка, словно не слыша, неторопливо помыла руки под краном. Затем склонилась над отцом, положив голову ему на грудь: сердце молчало. Глаза Павла Ивановича оставались открытыми и она закрыла их ладонью. Поцеловала холодеющую щеку, прижавшись лицом к его лицу. Несколько слезинок проползли по щекам. Ленка встала. Посмотрела на плачущую у тела мужа тетку. Валентин уже не дергался. Он был мертв.

Горбунова ушла в свою комнату и достала из-за батареи скопленные деньги. Вытащила из шкафа школьный рюкзачок. Кинула в него немного одежды, фотографии родителей, собственный паспорт и свидетельство о рождении. Одела на себя теплый свитер и накинула ветровку. Вновь вышла на кухню. Положила деньги на стол:

– Теть Ань, это на похороны отца. Положи его рядом с мамой. Своего пьяницу хорони хоть в полиэтилене. Я ухожу. Квартира твоя…

Забрала из хлебницы оставшуюся четвертушку черного хлеба. Заглянув в холодильник прихватила пару ломтиков от яблока. Решительно направилась к двери. Анна кинулась за ней:

– Куда ты на ночь глядя, Леночка? Что мне-то делать?

Ленка обернулась:

– Звони в милицию. Говори, как есть. А я не пропаду… – Уже выйдя из квартиры, предупредила, сверкнув глазами: – Про деньги помни. Я их отцу собирала на больницу…

Дверь начала закрываться и она услышала жалобное:

– Ты приходи. Все же не чужие, я тебя спрячу от милиции…

Ленка отрицательно покачала головой, хотя и знала, что тетка ее не видит. Во так Горбунова оказалась на улице…

Стараясь не выходить на освещенные места, чтоб не попасться на глаза никому, она уходила все дальше и дальше от знакомого с детства двора и всего того, что связывало ее с прошлым. Дневная усталость начала сказываться около одиннадцати вечера. Горбунова почувствовала, что надо остановиться и отдохнуть. С трудом перелезла через встретившийся на пути забор и очутилась на территории автотранспортного предприятия. Она поняла это по стоящим в ряд автобусам, троллейбусам, маршруткам и машинам. Темнели здания гаражей, мастерских и ангаров. Некоторые были освещены. Оттуда доносились голоса людей, треск сварки, визг пилы по металлу и шум моторов. Работа кипела, не смотря на поздний час.

Походив немного и потолкав дверцы, Ленка обнаружила не запертую дверь автобуса. Забилась внутрь, инстинктивно закрыв створки и горько заплакала на заднем сиденье, подсунув под голову рюкзачок. Перед глазами стояло мертвое лицо отца. Так она и заснула, в слезах. От ночной свежести сжалась в комок, стиснув руки на груди.

Ленку разбудили мужские голоса. Они приближались. На дворе стоял белый день, хотя было еще очень рано. Солнце только показалось из-за горизонта. Девчонка торопливо сгребла рюкзачок за лямки и, не одевая его, выскользнула наружу сквозь щель в двери. Пригибаясь и испуганно оборачиваясь, побежала в сторону забора. Сзади услышала чей-то удивленный возглас:

– Глянь, девка! По автобусам шарилась! Опять что-нибудь свинтили! Стой, паразитка!

Она припустила со всех ног, слыша топот за спиной. Несколько раз поворачивала за гаражи, стремясь оторваться от преследователей. Бежать к забору не имело смысла. Перелезть через него быстро Лена не надеялась и все же свернула к серой стене. Бежала по росистой траве вдоль серого монолита, залитого солнцем и молила бога, чтоб еще кто-нибудь не вышел навстречу. Преследователей не было слышно.

Девчонка внимательно поглядывала по сторонам, особенно в просветах между огромными гаражами и автомастерскими. Старые кроссовки промокли и неприятно холодили ноги. Джинсы тоже были мокрыми выше колен и липли к телу. Она несколько раз спотыкалась о невидимые в траве железки и едва не падала. Чувствовала боль в ногах от ударов, но продолжала бежать, потирая коленки на ходу.

Наконец наткнулась на то, что искала: одна из плит не плотно прилегала к земле и вполне можно было пролезть, что Ленка и сделала незамедлительно. Оказавшись за территорией автотранспортного предприятия, остановилась, чтобы передохнуть. В горле стояла сухость и она несколько раз сглотнула. Захотелось пить. Огляделась со слабой надеждой, что вода поблизости найдется. Обнаружила в траве несколько бутылок из-под пива и прихватила с собой, сунув в рюкзак. Побродила еще немного. Подняла очередную бутылку, собираясь забить ее в рюкзак. Сбоку раздался хриплый голос:

– А ты что здесь делаешь? Это моя территория и бутылки, значит, мои…

Ленка резко обернулась. За спиной, в каком-то десятке метров, стоял небритый мужик лет пятидесяти с испитым лицом и фонарем под глазом. Грязная драная одежда выдавала в нем бомжа. Правая рука мужика пряталась за спиной. Ленка никак не могла понять откуда взялся этот тип и старательно огляделась. Он хмыкнул, разглядев симпатичное испуганное лицо с круглыми от страха глазами:

– Бутылки отдавай и мотай отсюда, шалава! – Подумав, добавил: – Пока я добрый…

Горбунова, обнаружив, что он один, осмелела и дерзко возразила:

– И не подумаю. Я их нашла!

Рожу мужика перекосило от злости. Он шагнул к Ленке, резко выбросив правую руку с зажатой палкой вперед:

– А я говорю, отдашь!

Девчонка отскочила назад. Развернулась и кинулась бежать. Бомж бросился за ней, но вскоре отстал, крича вслед ругательства и угрозы. Пробежав по инерции метров двести и свернув в какую-то улочку, Ленка остановилась. Теперь стало ясно, что каждый квадрат в городе поделен между бомжами и ей придется отвоевывать территорию для себя. В желудке заурчало. Она зашла в один из дворов. Устроившись на детских качелях, достала черный хлеб, четвертушки яблок и принялась жадно есть. Старательно собирала крошки с куртки. Пожалела, что не захватила из квартиры хотя бы бутылку с водой.

Подметавшая двор рыжая здоровенная дворничиха несколько раз подозрительно посмотрела в сторону девчонки. Когда Ленка покончила с едой, она направилась к ней, держа метлу обоими руками. Хмуро глядя в лицо подростка, потребовала:

– Поела – уходи! Нечего тебе здесь делать. Привадились по дворам шастать, да в лифтах гадить…

Ленка продолжала сидеть, устало сказала:

– Тетя, я посижу и уйду.

Дворничиха шагнула к ней и замахнулась метлой:

– Убирайся! После таких, как ты, одни неприятности. Уходи, пока милицию не вызвала!

Девчонка подхватила рюкзачок и ушла. Уже заворачивая за угол, оглянулась. Дворничиха стояла и смотрела ей вслед. Крикнула:

– Катись-катись, не оглядывайся! Только появись еще в моем дворе! Мигом в колонии очутишься!

На душе стало тяжело. Ленка вышла на улицу и остановилась возле проезжей части. Покрутила головой, решая, куда пойти. Немного подумала и решила отправиться к ближайшему железнодорожному вокзалу. По дороге, у остановок, нашла еще несколько бутылок. Наткнувшись на палатку по приему тары, сдала найденное. Подсчитав деньги, вздохнула. Их могло хватить на хлеб, но не хватило бы на воду. Во рту между тем пересохло. Пить хотелось просто невыносимо.

Мимо проехала поливальная машина, принеся с собой свежесть. Горбунова жадно смотрела на сверкающие струи. После них от асфальта поползли вверх сизоватые струйки пара. Солнце пригревало. Время двигалось к девяти утра.

Проходя мимо овощного павильона, через открытую заднюю дверь Ленка увидела, как женщина моет яблоко под краном. Отбросив страх, она попросила:

– Тетенька, пожалуйста, дайте напиться…

Женщина распрямилась и подозрительно уставилась на нее. Оглядела с ног до головы. Чистенький наряд Ленки сыграл свою роль. Продавщица достала пластиковый стаканчик и нацедила воды. Протянула девчонке. Горбунова жадно приникла к стаканчику. Выпила залпом и умоляюще посмотрела на женщину. Та спросила:

– Еще налить?

Девчонка кивнула. Напившись, хотела идти дальше. Баба остановила:

– А ну-ка, зайди сюда…

Минут через пятнадцать Ленка, облаченная в серый огромный фартук, принялась перебирать овощи и фрукты. Ее рюкзачок и куртка со свитером лежали в уголке. Когда пошли покупатели, подтаскивала ящики и мешки продавщице, сгибаясь порой под тяжестью… Наталья то и дело покрикивала на нее:

– Ленка, подтащи картошку! Принеси редис… Капусту дай…

Она без возражений несла требуемое. Девчонка так устала к полудню, что даже не заметила заглянувших в палатку двух плохо одетых мальчишек. Продавщица указала рукой на Ленку, работавшую в уголке и что-то им сказала. Тогда они заглянули в приоткрытую заднюю дверь. Разглядев девчонку, переглянулись и исчезли.

В обед Наталья накормила Горбунову, взяв с собой в ближайшее кафе. Долго расспрашивала о родителях, вздыхала. Ленка рассказала все, не сказала лишь об убийстве дядьки и не назвав адреса. В конце рабочего дня, часов около десяти вечера, продавщица протянула Ленке пятьдесят рублей и пакет с подгнившими фруктами:

– Если к родственникам не вернешься, приходи завтра. Я с восьми работаю.

Девчонка кивнула. Устало забила свитер в рюкзачок и повесила его на плечи. Ветровку накинула на себя. Спрятала деньги в крошечный кармашек на поясе джинсов. Подхватив пакет, вышла на улицу и устало огляделась, не зная, куда пойти. Направилась в сторону метро. Солнце уже село и на землю надвигались сумерки. Прохожих было мало. Трое парней лет по шестнадцать-семнадцать появились словно из-под земли. Тут же окружили, увлекая за собой к деревьям. Белобрысый парень со светлыми глазами и словно намазанной сметаной кожей, оглядел ее с ног до головы:

– Ты кто такая и почему у моих людей работу отнимаешь?

Она испуганно сжалась:

– Ленка. Я из дома ушла.

Мальчишки переглянулись и заухмылялись:

– Прежде, чем работать, прописываться надо!

Девчонка не поняла и удивленно спросила:

– Как это?

Белобрысый хохотнул и цапнул ее рукой за острую грудь:

– Уже есть за что подержаться! Я Сливка и весь этот квартал принадлежит мне. Раз ты работала сегодня на моей территории, значит должна теперь прописаться. Это значит, что сначала я тебя трахну, потом заместители и все мое окружение. Поняла?

Два его приятеля с ухмылками приблизились к девчонке вплотную. Один лапнул за вторую грудь, а второй за зад. Ленка дернулась в сторону, а затем со всей силы заехала стоявшему перед ней Сливке пакетом с фруктами по башке. Парни такого фокуса не ожидали и застыло смотрели на нее. Мятая перезревшая груша расплющилась на макушке Сливки и поползла вниз. На асфальт упало несколько яблок и груш, а Горбунова вырвалась из окружения и побежала. Парни погнались за ней, яростно матерясь и сыпля угрозами. Вожак на ходу стряхивал с себя ароматную липкую массу.

Девчонка выскочила на проспект и тут же увидела двух милиционеров впереди. Лавируя между людьми, подошла к стражам порядка почти вплотную и оглянулась. Трое преследователей стояли метрах в пяти и смотрели ей вслед. Увидев, что девчонка оглянулась, один показал кулак, а второй провел ребром ладони по горлу. Белобрысый зло оскалился и несколько раз дернулся, имитируя половой акт. Засунул средний палец в рот и закатил глаза. Ленка плюнула в их сторону. Тут же отвернулась и пошла по проспекту дальше.

В начале двенадцатого ночи она появилась на площади трех вокзалов. Покрутилась между Ярославским и Ленинградским вокзалами. Несмотря на позднее время народу вокруг сновало много. Кто-то спешил на поезд с чемоданами и сумками, кто-то замер в ожидании. Ночь была теплой и все стремились остаться на улице, а не в холодном вокзале. Ленка сразу заметила несколько заинтересованных взглядов со стороны плохо одетых мальчишек. Она остановилась у палатки, чтобы взять кофе. Один из вокзальных беспризорников, кареглазый и смуглый крепыш, довольно прилично одетый, хотя и не больно чистый внешне, тут же подошел ближе и уставился на нее. Усмехаясь спросил:

– Из дома сбежала?

Ленка ощетинилась, дуя на горячий кофе:

– Тебе-то что за дело!

Мальчишка хмыкнул. По-взрослому, оценивающе, разглядывал Ленкины бедра и грудь:

– С такой фигуркой и мордашкой можно не плохо зарабатывать! Хочешь, устрою? Скажем, мне двадцать процентов, тридцать заберет Шнырь, а остальное твое…

Горбунова прошипела, отворачиваясь:

– Да пошел ты!

Пацан отошел, усмехаясь:

– Ничего. Спервоначалу все такие, а когда жрать захочешь, приползешь. Запомни, меня Зюзей звать…

Девчонка допила кофе и направилась в сторону подземного перехода. Она не заметила, как Зюзя указал на нее женоподобному типу в кожанке. Тот внимательно оглядел девчонку издали. Залез в карман и протянул мальчишке сотню. Тот явно начал спорить, тряся деньгами. Женоподобный сгреб его за плечо, развернул и толкнул в сторону, сам торопливо направился следом за Ленкой. По дороге позвонил по телефону:

– Тут новенькая появилась. Хорошенькая. Лет тринадцать… – Послушал какое-то время, затем быстро сказал: – Хорошо, приведу сейчас туда…

Спрятав мобильник, догнал девчонку и пошел рядом. Спокойно сказал:

– Мне Зюзя сказал, что ты из дома ушла. Остановись и давай поговорим…

Ленка посмотрела на парня, не сбавляя шага и ехидно сказала:

– О чем? Хочешь работу в секс-шопе предложить?

Он покачал головой:

– Не угадала. Вагоны мыть в электричках. Жить будешь в депо…

Ленка остановилась и уже более внимательно поглядела на парня. Его вид, честно говоря, не внушил доверия, но надо было найти хоть какой-то кров над головой. Недоверчиво спросила:

– А прописка?..

Он пожал плечами и хмыкнул:

– Это ты о трахе что ли? Все от тебя зависит. Хочешь – трахайся, а хочешь часть денег вноси за жилье и тебя никто не тронет.

– А если у меня сейчас денег нет и трахаться я не хочу?

– Договоримся. Меня Шнырем зовут…

Горбунова подумала. Кличка почему-то показалась знакомой, но она даже не вспомнила, что ее только что назвал смуглый и вновь спросила:

– Уже сегодня можно переночевать или только со дня работы?

Он кивнул:

– Если согласна, то пошли. Устрою…

Ленка заколебалась:

– Идти далеко?

Он, как ей показалось, откровенно ответил:

– За Казанский вокзал. Там в тупиках, знаешь наверное, есть ангары деповские и две кочегарки. В одной мы спим. Я зимой кочегару помогаю. Остальные вагоны моют, железо разбирают и нас за это не гоняют. Никто же не хочет из этих чистеньких… – Парень кивнул на проходившую мимо хорошо одетую женщину: – …грязную работу выполнять. Нары смастерили. Девчонки отгорожены фанерой. Их у нас четверо. Тоже из дома сбежали. Правило одно: работаешь честно…

Все звучало вполне правдиво. Ленка кивнула:

– Тогда веди…

Он пошел по переходу дальше. Уже поднимаясь по лестнице, спросил:

– Тебя как звать-то?

– Ленкой.

Парень направился вправо. Обогнул Казанский вокзал и двинулся по пустынной улице дальше. Ленка вновь заколебалась и остановилась, глядя на чуть покачивающуюся при ходьбе спину. Он не обернулся и это почему-то показалось ей хорошим знаком: незнакомец давал ей выбор, не уговаривал идти за собой. Она пошла за ним дальше. Шум вокзала начал удаляться. На пустынной улице стояла дорогая иномарка. Рядом курил высокий мужчина с длинными волосами в черной кожанке. Шнырь обернулся:

– Ленка, ты постой здесь. Это наш босс. Тот, кто с начальством вокзальным о нас договаривается. Деньги за жилье мы ему платим. Я поговорю пойду насчет тебя…

Горбунова после этих слов немного успокоилась и кивнула. Встала у самого края проезжей части, время от времени поглядывая в сторону иномарки. О чем говорил Шнырь с высоким типом она не слышала. Минут через десять женоподобный позвал:

– Ленка, иди сюда. Босс на тебя посмотреть хочет…

Это ее немного удивило, но она послушно подошла. Ей сразу не понравился взгляд незнакомца. Тот окинул ее с ног до головы, остановив взгляд на полудетской острой груди и молчал. Затем кивнул, взглянув на Шныря. Тот вдруг сгреб Ленку за руки. Высокий выдернул из кармана белый платок и плотно приложил его ко рту и носу девчонки. Горбунова не успела даже вскрикнуть, настолько быстро все произошло. Резкий запах ударил по мозгам сразу. Перед глазами поплыло. Ноги подогнулись. Она уже не чувствовала, как Шнырь загрузил ее в автомобиль на заднее сиденье и как высокий отдал ему триста долларов. Быстро влез на заднее сиденье, подвинув девчонку и захлопнул дверцу. Внутри тут же зажегся свет. Иномарка помчалась по Москве, набирая скорость.

Жесткие руки перевернули неподвижное тело и сдернули с Ленки рюкзак. Стащил ветровку. Старательно просмотрел вещи. Забрал паспорт девчонки и свидетельство о рождении. Принялся разглядывать документы, потом забил их себе в нагрудный карман. Расстегнул брючки на девчонке и забил руку в трусы. Лицо удивленно застыло. Из горла вырвалось:

– Вот черт! Такой экземплярчик дорого стоит! Давненько девственницы не попадалось…

Вытащил записную книжку. Полистал немного. Устроив ее на колене, принялся кому-то звонить. Весело сказал в трубку:

– Нашел то, что вы просили. Предложение в силе?

Услышав утвердительный ответ, добавил:

– Тогда через полчасика встретимся. Готовьте денежки…

Отключил телефон и сунул в карман. Наклонившись принялся легонько постукивать Горбунову по щекам. Девчонка открыла глаза и не сразу сообразила, где находится. Обвела мутными глазами салон. Высокий усмехнулся:

– Пора просыпаться, крошка! Тебя ждет богатый дядя…

Ленка пришла в себя. Метнулась к дверце и попыталась открыть ее. Мужчина рассмеялся:

– И не думай! За тебя уже заплачено и теперь ты моя…

Девчонка почувствовала, что брюки на ней расстегнуты. Растерянно посмотрела на мужчину. Принялась торопливо застегиваться. Дрожащим от испуга голосом спросила:

– Куда вы меня везете? Что вам еще надо?

Он весело рассмеялся и попытался погладить ее по щеке:

– Мне – только послушания! Я ничего с тобой не делал. Разве что потом… – Его пальцы неожиданно схватили ее за подбородок и резко дернули голову вверх. Голос теперь звучал жестко: – Ты ведь будешь послушной? Ведь ты не хочешь, чтоб с тобой сделали вот это…

Он достал лежавший сбоку ноутбук и включил его. Подтянул испуганную Ленку, словно котенка и прижав к себе за плечи, сжал рукой ее грудь. Она попыталась освободиться, но жесткие объятия не дали пошевелиться. Высокий навалился на нее, придавливая к спинке. На экране появилось изображение совершенно голой девчонки, примерно ее возраста, привязанной к кровати. Ее насиловали сразу трое взрослых здоровых мужиков. Она кричала и плакала. Действие на экране длилось минуты три, затем троица встала и ушла, ухмыляясь в камеру. Появились еще трое здоровяков и насилие продолжилось. Ленка от ужаса даже дергаться перестала. Замерла, едва дыша. Мужчина отключил ноутбук и с улыбкой посмотрел на ее побледневшее личико:

– Понравилось? Так я поступаю с теми, кто не подчиняется. Не хочешь такого?

Ленка замотала головой:

– Нет. Нет…

Он жестко сказал:

– Тогда будь послушной…

Приподнял ее тенниску и спокойно принялся тискать острую грудь. Вторая рука вновь расстегнула брюки. Он наклонился. Ленка замерла, а потом попыталась отбросить его руки. Мужик поднял голову:

– Мы вроде договорились? Или ты хочешь, чтоб я тебя в притон отдал?

Горбунова заплакала:

– Дяденька, отпустите меня! Пожалуйста! Не трогайте меня! Отпустите!

Тот рассмеялся и погладил ее по подбородку:

– Я тебя не трону, не бойся! Тебя другой человек тронет и к тому моменту, как я тебя привезу к нему, ты должна уяснить, что теперь принадлежишь мне и работаешь на меня. А это значит, ты должна стать покорной и выполнять все, что тебя заставят делать. Даже если тебе не нравится. Ясно? Меня зовут Хан…

Ленка продолжала плакать и умолять его:

– Отпустите меня, пожалуйста!

Мужчина неожиданно ударил ее. Пощечина была не сильной, но чувствительной. Девчонка замерла, схватившись за щеку. В ту же минуту высокий столкнул Ленку на полик автомобиля и расстегнул молнию на своих брюках, не обратив никакого внимания на водителя. Сгребя девчонку за волосы, ткнул лицом себе между ног…

Минут через пять мужик отпустил ее волосы и выгнулся в дугу, опираясь затылком на спинку сиденья, а пятками в пол. Застонал, тяжело дыша. А у Ленки начались рвотные спазмы. Мучитель рывком сунул ей в руку несколько бумажных салфеток, но ни слова не сказал, продолжая тяжело дышать. Затем расслабленно обмяк головой на спинке, искоса наблюдая за девчонкой.

Она кашляла и чихала. Стирала текущие слезы ладошками и вновь давилась кашлем. Произошедшее казалось ей страшным сном. С ужасом косилась на мужчину. А тот довольно кривился в усмешке. Горбунова тщательно протерла лицо. Понемногу успокоилась. Забилась в уголок машины и оттуда настороженно смотрела на незнакомца. Тот тоже успокоился. Медленно застегнул брюки и посмотрел на нее:

– Привыкай! И на меня не злись. Не я, так другой…

За все время пути не было сказано больше ни единого слова. Ленку везли довольно долго. Наконец машина остановилась. Шофер, чуть приоткрыв окно, невнятно что-то сказал и проехал чуть дальше. Остановился. Высокий тут же распахнул дверцу и с ухмылкой произнес, вытаскивая Ленку словно котенка за шкирку:

– Приехали! Помни, что я сказал. Будешь умницей – неприятностей не будет. Посмеешь сейчас что-то выкинуть – пожалеешь. То, что в машине произошло, покажется невинной забавой…

Приподнял личико за подбородок и жестко посмотрел ей в глаза. Ленка тяжело вздохнула и кивнула. Мужчина крепко ухватил ее за предплечье и больше не выпускал. Девчонка осторожно осмотрелась, пока Хан наклонялся к машине и что-то тихо говорил шоферу. Она не прислушивалась. Рядом возвышался трехэтажный огромный дворец из красного кирпича, с огромными окнами и балконами. На первом и втором этажах горел свет. Вокруг шелестели листвой липы и березы. Горбунова оглянулась. Позади машины находилась огромная клумба с живописно раскиданными валунами. Темнели по периметру елки и сосны. Ворота оставались распахнутыми. Охранник стоял на крылечке сторожки и смотрел в их сторону.

Она опять повернулась. Высокая мраморная лестница вела к центральному входу. Хан прихватил ее рюкзак и поволок девчонку именно туда. По дороге сообщил:

– Сейчас тебя переоденут, накормят и в порядок приведут. Не трясись! Жива останешься. К утру заберу…

Ленка сделала вид, что покорилась. Шла, опустив голову, вздыхая и утирая несуществующие слезы. Хватка немного ослабла. Она резко выдернула руку и кинулась бежать со всех ног к распахнутым воротам. Хан от неожиданного рывка едва не упал со ступенек. Сделал гигантский прыжок вниз, бросил рюкзачок и кинулся за ней с криком:

– Охрана, держи ее!

Но не тут-то было. Горбунова ловко обошла кинувшегося наперерез охранника и выскочила с территории дачи. Побежала по дороге. На бегу оглянулась. Охранник метался перед воротами, размахивая руками и что-то крича. Услышав взревевший во дворе дачи мотор, девчонка решительно сиганула в ближайшие кусты и продиралась сквозь краснотал метра три. За ним оказался покрашенный забор из досок. Ленка перепуганно оглянулась на ворота, откуда приближался автомобиль.

Собрав все силенки, девчонка подскочила и уцепилась руками за край, чувствуя, как несколько заноз впилось в ладони. Доски оказались плохо обработанными сверху. С отчаянием оглянулась. Машина выворачивала из ворот. Через мгновение ее могли осветить и тогда Горбунова была бы у преследователей, как на ладони. Рывком подтянулась и перемахнула препятствие. Словно куль брякнулась в траву с другой стороны. Тут же вскочила и огляделась.

Вокруг стояло множество деревьев. Посредине участка чернел дом. Ни одного окна не светилось, но Ленка решила перестраховаться. Пригибаясь к земле, начала перебегать от дерева к дереву, по периметру, стараясь не приближаться к строению.

Она услышала, как машина остановилась почти напротив от нее. Мотор тихо урчал на одном месте. С другой стороны забора до нее донесся голос высокого:

– Где она? Ищите!

Горбунова замерла на мгновение. Незнакомый голос уверенно произнес:

– Она не могла далеко уйти. Здесь на протяжении двух километров сплошные заборы и дачи. Где-то спряталась, а может перемахнула забор со страху… Я видел, как она в эту сторону кинулась, а потом меня ваша машина отвлекла…

Ленка поняла, что это говорил охранник. Голос Хана рыкнул:

– Сучка! Поймаю, на цепь голой посажу и трахать будут все, кому не лень.

Голос охранника произнес:

– Смотрите, кусты примяты. Она через забор рванула! В этом доме не живут. Видно там решила спрятаться…

Вновь раздался голос Хана:

– Тогда перелезайте!

Ленка вздрогнула от ужаса и со всей доступной скоростью кинулась к противоположной стороне. Уже не скрываясь пробежала мимо дома. Проскакала по грядкам, так как обегать огород не было времени. Забор с задней стороны оказался по высоте таким же, но тут девчонке повезло. К нему вплотную примыкала пустая собачья будка. Горбунова не задумываясь вскочила на нее и перемахнула через забор в тот самый момент, когда ее преследователи преодолели первое заграждение. Дальше был лес. Ленка нырнула в его спасительную темноту и побежала дальше, часто спотыкаясь и падая. Сейчас она боялась лишь двуногих нелюдей, что преследовали ее.

Она уходила все дальше и дальше. По голым рукам хлестали ветки, оставляя царапины. Несколько раз попадались заросли крапивы и девчонка изрядно пережалилась. Вздрагивала от жгучего прикосновения и шипела, потирая ужаленную часть. Остановилась передохнуть примерно через час. Взошла полная луна и стало светло. Вокруг не было никаких признаков присутствия человека, кроме многочисленных тропинок и мусора. Повсюду белели пластиковые тарелки, бумага, поблескивали целые и разбитые стеклянные бутылки. Только в этот момент до Ленки дошла простая истина, что у нее нет не только ее вещей, но и паспорта со свидетельством. Даже ветровка осталась у Хана. Горбунова присела под корявым дубком, прижавшись к нему спиной и разревелась. Вспомнила про деньги. Судорожно всхлипывая, сунула руку в потайной кармашек: пятьдесят рублей лежали на месте. Она немного успокоилась и задумалась. Надо было что-то срочно предпринять.

От ночной свежести по коже пошли мурашки. Ленка обхватила себя за плечи руками и сжалась в комок, стараясь согреться. Дрожь вскоре пошла по всему телу и она вскочила. Немного покрутившись на одном месте, решила идти по первой же замеченной лесной тропинке. Девчонка надеялась, что та выведет ее к людям. Над головой пролетела какая-то птица, вскрикнув дурным голосом и Горбунова вздрогнула. В сердце закрался страх. Быстро пошла по лесу дальше, испуганно оглядываясь по сторонам. Луна светила настолько ярко, что она больше ни разу не споткнулась. Вскоре наткнулась на лесную дорогу. Шла около получаса, когда почувствовала запах помойки.

Ленка обрадовалась и зашагала веселее, надеясь, что в деревне раздобудет какую-нибудь одежду. Запах становился все более плотным и резким. От запаха у нее начали слезиться глаза. Несколько раз показалось, что между мусором кто-то пробежал, но она не успевала разглядеть. Минут через десять из-за редких низкорослых кустарников и чахлых сосенок появилась гигантская свалка. Многометровой высоты кучи мусора походили на горы. В свете луны они выглядели фантастически. Холодные лучи отражались в осколках стекла. В стороне застыл большой трактор с ножом. Девчонка разочарованно застыла на краю и с минуту смотрела на эти свидетельства цивилизации. Куда идти дальше, она не знала.

Подумав, медленно пошла направо, решив обойти свалку. Колючие кусты шиповника преградили путь уже через несколько метров. Она не рискнула продраться через них. Лишь осмотрелась. С одной стороны высилась гора мусора, а со второй темнела какая-то странная постройка. Ленка шагнула туда, понимая, что все равно кусты придется обходить. В тени двух ободранных елок стоял шалаш. Сверху он был покрыт обрывками полиэтиленовой пленки и мешками. Чуть дальше белело стволами несколько березок.

Девчонка заметила, что шалаш пуст, а внутри стоит продавленная тахта. Она осторожно заглянула внутрь. Это была вовсе не тахта, а лишь то, что от нее осталось: верхняя часть без ножек, стоявшая на каком-то огромном ящике. На краю лежало аккуратно свернутое вытертое байковое одеяло. В глубине виднелись аккуратные стопки газет и книг, посуда. Это немного удивило ее.

Горбунова почувствовала, что смертельно устала. Огляделась по сторонам и никого не обнаружила. Покосилась на свалку. К запаху она уже притерпелась. Глаза перестали слезиться. К тому же ночной ветерок отгонял его в сторону. Девчонка немного подумала, а затем забралась внутрь шалаша. Сбросила кроссовки и растянулась на тахте, подсунув под голову кулак. Холодок ночи тут же проник к телу. Со всех сторон доносилось странное шуршание и иногда писк. Какое-то время девчонка прислушивалась. От свежести по телу пробежала дрожь. Ленка села на постели и схватив одеяло, накинула на себя. Через минуту она спала мертвым сном.

Горбунова проснулась около семи утра от шума. Солнце заглядывало в шалаш и его лучи падали прямо на девчоночье лицо. Она уже не чувствовала никакого запаха. Работал поблизости трактор, надрывно урча мотором. Каркали вороны, чирикали воробьи, пронзительно кричали еще какие-то птицы и откуда-то доносились мужские голоса. Переругивались двое. Ленка открыла глаза и сладко потянулась. Тут же вспомнила события ночи. Села в испуге и вздрогнула. Торопливо отбросила одеяло в сторону. Подползла к краю тахты. Свесила ноги на землю, готовая в любой момент убежать. Не глядя, нащупала ногами кроссовки и кое-как обулась, не сводя испуганных глаз с того, кто сидел напротив.

Рядом с шалашом, на сломанном стуле, сидел старик в массивных очках с небольшой бородкой, чем-то похожий на профессора и читал. Одет он был в чистую серую рубашку с длинными рукавами, черные брюки с заплатками на коленях и синий школьный пиджак. На ногах крепкие ботинки с толстыми подошвами. На голове обычная синяя бейсболка. Рядом, обложенный обломками кирпича, горел небольшой костерок. По обе стороны были вбиты две рогульки. Над огнем висел на палке котелок и в нем что-то булькало.

Заметив, что девчонка проснулась, старик положил на колени старый пожелтевший журнал без корок. Помешал варево деревянной лопаточкой с длинным черенком. Потом посмотрел внимательно на Ленку и спросил:

– Ты как сюда попала?

Горбуновой он чем-то понравился и она тихо ответила:

– Пришла ночью… Вы извините, что я в ваш шалаш залезла. Я устала… Сейчас уйду…

Выбралась из чужого убежища и вновь осмотрелась. Над свалкой кружились огромные стаи ворон, галок, чаек и разной птичьей мелочи. Трактор старательно пригребал к горам мусора новые горы рассыпанного повсюду хлама, затем ездил по нему взад-вперед, утрамбовывая отбросы. Неподалеку находилась дорога, ведущая прямо на вершину этих «гор». Ленка увидела несколько толстых серых крыс, преспокойно прогуливающихся рядом с шалашом. Черные, с красноватым отсветом глазки, посмотрели на девчонку и та невольно подтянула коленки к подбородку. Дед оглянулся и спокойно сказал:

– Они здесь никого не трогают, если не наступишь. Не бойся. Сытые, из-за того и добрые. Здесь их много, но даже зимой не нападают. Еды полно…

Посмотрел на исцарапанные обнаженные руки девчонки, на испуганные глаза. Заметил, что никаких вещей при ней нет. Подтащил к шалашу большой ящик, находившийся сбоку. Накрыл газетой. Спокойно сказал:

– А я тебя не гоню. Места хватит. Давай-ка поедим… Достань тарелки. Они в шалаше у стенки лежат. Ложки там же найдешь…

Горбунова торопливо разыскала то, что он просил. Выбралась из шалаша и встала. Смущенно сказала:

– Мне бы умыться и в туалет…

Он кивнул на кусты:

– Иди туда. Там коробками место отгорожено и на сосенке бутылка с водой висит…

Ленка, боясь наступить на крысу, шла медленно, но встретила лишь одну. Животное подняло острую мордочку вверх и посмотрело на нее, а затем затрусило дальше, по своим делам. Длинный голый хвост волочился за ней по земле. Девчонка дождалась, когда она исчезнет и только потом рискнула пойти дальше. Через пять минут вернулась к костру с посвежевшим лицом, распутывая спутавшиеся пряди волос пальцами. Дед уже разлил варево по глубоким порционным тарелкам с небольшими сколами. Ленка с удивлением увидела, что это наваристый бульон с лапшой, морковкой и большими кусками мяса. Рядом на плоской тарелке лежал крупно порезанный черный хлеб, большая помидорина, разрезанная пополам и посыпанная солью, а так же пучок зеленого лука и свежий огурец. В раскрытом спичечном коробке белела соль. В желудке противно заурчало. Старик обернулся:

– Я Сергей Иванович Кульков. Здесь меня все Иванычем кличут. А тебя как величать?

– Ленкой…

– Тогда садись, Ленка. Питаться будем. Волосы потом приберешь, я тебе расческу дам…

Кульков присел на тот же сломанный стул, подвинув его ближе к ящику. Взял в руки лук. Макнул в соль и хрустом откусил. Тут же прикусил хлеба и хлебнул варева. Девчонка робко присела на край тахты и взяла ложку. Зачерпнула, стесняясь, один бульон. Суп был необычайно вкусный, молодой организм хотел расти, а голод брал свое. Ленка схватила лук и по примеру Кулькова, прикусила зелень с хлебом и супом, щедро ткнув лук в соль. Она и сама не заметила, как расправилась со своей порцией. Иваныч предложил:

– Если не наелась, выливай из котелка остатки себе. Мне-то немного надо теперь…

Горбунова последовала его совету. Сжевала по половинке помидорины и огурца, еще несколько перышек лука. Умяв вторую порцию почувствовала, что сыта. Довольно вздохнула и осмотрелась вокруг еще раз. Трактор, что сгребал мусор внизу, объехал свалку и начал подниматься по дороге наверх «гор». То, что происходило с ней сейчас, казалось хорошим предзнаменованием. Старик вытащил из-за шалаша закрытое крышкой ведро. Там оказалась вода. Быстро сполоснул тарелки с ложками. Ленка встала. Искренне поблагодарила:

– Спасибо, Иваныч!

Вытащила пятьдесят рублей и протянула ему:

– Это все, что у меня имеется…

Он нахмурился:

– Я не крохобор! Оставь себе. Пригодятся… – Посмотрел на нее и спросил: – Идти, что ли, собралась?

Ленка пожала плечами и ничего не ответила, вновь, уже с тоской, оглядываясь вокруг. Старик остро взглянул на нее серыми глазами. Коротко подытожил:

– Так! Некуда тебе идти. Правильно понял?

Она кивнула и Кульков предложил:

– Ты вроде девчонка не наглая и если надумаешь остаться, становись мне внучкой. Люди здесь разные, а ты молоденькая. Внучки сюда ни разу не появлялись, так что риску нет…

Горбунова ухватилась за его слова и с надеждой спросила:

– Можно, да?

Иваныч кивнул, собирая остатки еды с ящика в полиэтиленовый пакет. Девчонка заметила, что в пакете еще что-то есть, но спрашивать не стала, а старик подтвердил:

– А чего нельзя-то? Сейчас я тебе чего-нибудь подберу из одежки и работать пойдем. Скоро машины начнут подъезжать…

Девчонка с любопытством спросила:

– Что делать будем?

Он скрылся в шалаше, пряча пакет, посуду и ведро. Виднелись только подошвы ботинок. Выбравшись, протянул ей расческу и ответил:

– Из хлама нужное выгребать. То, что сдать можно. Бутылки там, банки, металл цветной, макулатуру. Да мало ли что можно обнаружить. Одежду не рваную беру, обувь. Я вон в прошлом году старшей внучке принес работающий магнитофон, а старухе натуральную шубу выкопал…

Ленка тщательно расчесалась и заплела косичку. Кульков залез в шалаш еще раз. Приподняв тахту, поставил ее на бок. Выволок из ящика два строительных комбинезона и выбросил наружу. Оба были переляпаны краской. Сказал Ленке:

– Одевай тот, что поменьше, а то свой наряд ты быстро уляпаешь. Не смотри, что в краске, они постираны. Удобные! Сейчас обутку подберем. Да и на голову чего-нибудь стоит подыскать, чтоб в волосы ничего не попало…

Вновь начал копаться под тахтой. Выбросил резиновые коричневые сапоги не большого размера. Горбунова искоса заглянула и увидела, что под тахтой выкопана яма и в нее-то и вставлен ящик, обитый снизу металлическими листами, с тщательно сбитыми краями. Видимо это уже Иваныч постарался таким образом предохранить дерево от гнили. В нем находился целый склад разнообразной одежды. Старик протянул ей красную бейсболку с грязным козырьком и посоветовал:

– Волосы спрячь!

Ленка так и сделала. Вскоре они оба стояли переодетые в грязные робы. Иваныч протянул ей ярко-розовые маленькие резиновые перчатки, почти новый респиратор, крепкую дубовую палку с крючком из гвоздя на конце и большой мешок из-под сахара. Достал из дальнего угла шалаша черный пакет и вытащил два прозрачных пластиковых шлема, какими пользуются химики. Один, расправив ремешки, одел на голову Ленки, прямо на кепку и приподнял забрало. Сам экипировался точно так же. Пояснил:

– Иногда со мной дочь приходит. Намордники, перчатки и эти устройства она принесла. В глаза теперь ничего не сыплется, дышать легче, да и руки не уродуются…

Пачку мешков связал обрывком веревки и привязал к поясу. Предупредил:

– Люди здесь шустрые, так ты если видишь что интересное, хватай сразу и прячь, не раздумывай. Поглядеть и потом успеешь. Одежонку какую заметишь – забирай. У меня внуков четверо. И детскую и взрослую бери, разберемся потом. От меня далеко не отходи. Я тебя сейчас старшему, как свою внучку представлю. Положено так…

Ленка испугалась и спросила:

– А ваш старший молодой?

Кульков пожал плечами:

– Под сорок. Мужик не плохой, только вот пьет много…

Горбунова успокоилась. Иваныч еще раз влез в шалаш и поставил тахту на место, прикрыв ящик. Поправил одеяло. Принес из-за шалаша ведро с водой и поставил внутрь. Девчонка ни о чем спрашивать не стала. Вместе направились по протоптанной в кустарнике тропинке к огромной березе, высившейся над кустами, метрах в трехстах от шалаша. Сверху доносился рев мотора: трактор старательно утрамбовывал мусор на высоте метров десяти, ездя туда-сюда. Несколько раз перед людьми пробегали крысы и девчонка каждый раз пугалась, испуганно хватаясь за деда. Тот оборачивался и понятливо усмехался:

– Привыкнешь. Еще и любимиц заведешь. У нас тут несколько баб живут, так они крыс прикормили настолько, те к ним на руки забираются и словно кошки на коленках спят…

Ленка проводила взглядом голый хвост, исчезнувший в траве и передернула плечами. Такого «увлечения» она не понимала, хотя и знала, что одна из одноклассниц с удовольствием возится с крысом по кличке «Шустрик». По дороге Иваныч объяснил:

– Воровать у своих тут считается большим грехом и старший очень серьезно может наказать. Вплоть до выгона со свалки, так что ты в шалаше ничего не бойся оставлять. Вот по-за ним могут унести. Ну, тут уж сам виноват! Не ротозействуй!

Под огромной березой и десятком березок поменьше, стояли три странных сооружения из рекламных щитков и обрезков досок, с выведенными в крышу трубами. Над одним, длинным и похожим на сарай, красовалась надпись синей краской «Прием вторсырья». К нему вела торная и довольно ровная дорога. Чувствовалось, что грузовики сюда приходят практически каждый день. Рядом находилось больше десятка чугунных ванн, заполненных водой до краев. Дверь в крайнее сооружение с корявой надписью углем «Контора», была распахнута настежь и оттуда доносились голоса. Третье сооружение никаких надписей на себе не имело. Кульков пояснил:

– Там наш старший, Алексей Смородин, живет…

Рядом с дверью в контору стояло человек тридцать бомжей. На некоторых красовались передники из плотных полиэтиленовых мешков. В руках у всех имелись точно такие же, как у Ленки и Иваныча палки с крючьями и мешки. На головах большинства красовались настолько грязные бейсболки, что нельзя было понять какого цвета они были раньше. Женщин среди них было всего три. С испитыми лицами, в синяках и ссадинах, старательно спрятавшие колтуны из волос под драные спортивные шапки и платки. Иваныч и Ленка выглядели среди этого оборванного сброда чистенькими аристократами.

Появление незнакомой девчонки заставило всех замолчать. Все принялись разглядывать Горбунову. Причем даже не скрывали этого. Просто уставились и все. Кульков поздоровался с некоторыми мужиками за руку и представил ее:

– Внучку вот привел сегодня. Сама подработать захотела. Хочет какой-то костюм себе купить. Ее Ленкой звать, так что прошу не обижать…

Из конторы вышел крепкий симпатичный мужик невысокого роста в чистом спортивном костюме и почти новых кроссовках. Чувствовалось, что за собой он следит. Под глазами набрякли тяжелые веки, указывая, что человек пьет. Русые волосы были аккуратно подстрижены. Во всем его облике сквозило – «я еще не опустился окончательно». Посмотрел на Иваныча светлыми глазами и протянул старику руку:

– Здорово, философ! Значит, внучку привел? Я через двери услышал. – Серо-голубые глаза грустно смотрели на Ленку: – Молоденькая… – Вздохнул: – Ладно. Работай, девка. Я не против…

Издалека донеслось гудение и все торопливо направились наверх «гор». Кульков взял девчонку за руку и потянул за собой:

– Идем, а то все расхватают…

Мусорка еще только начала поднимать кузов, а люди уже кинулись вперед, выхватывая летевшие пакеты и даже отдельные предметы, не обращая внимания на опасность быть засыпанными отходами или задавленными кузовом. Люди толкались, злобно переругивались, а порой и били друг друга. Отъехала первая и сразу подошла вторая машина, затем сразу третья.

Горбунова поддалась общему настрою и торопливо выхватывала из кучи вонючего хлама все, что могло иметь хоть какую-то ценность. Ее зоркие глаза замечали многое, хотя и слезились от резкого запаха помойки. Она искренне радовалась, что у Иваныча оказались респираторы и эти шлемы. Бомжи на нее то и дело оглядывались, вполголоса матеря, но никто не рискнул отобрать у нее хоть что-то. Вскоре она набила мешок до половины и он стал тяжелым. Машины уехали. Большая часть отбросов была уже разобрана и мужики искали «добычу» уже не так яростно. Беззлобно матерились между собой, а порой и хвастались находками. Иваныч, постоянно находившийся поблизости от Ленки, протянул пустой мешок и похвалил, приподняв респиратор:

– Молодец! Собирай то, что еще не разобрано, пока я мешки в шалаш унесу. У тебя глазки позорче моих, да и скорость повыше. Скоро еще машины подойдут…

Он успел унести к шалашу всего четыре мешка, когда на свалке вновь началось столпотворение. Кульков снова принялся набивать мешки. Машины шли одна за другой. Бомжи не успевали растаскивать мусор, как сверху сыпался новый. Трактор мешал «собирателям», выравнивая и утрамбовывая поверхность. Бомжи материли тракториста почем зря, но тот даже не высовывался из кабины, лишь грозил кулаком сквозь стекло. Ленка видела, что он тоже одет в респиратор. Рабочий старался никого не задавить и иногда трактор даже останавливался.

Иваныч оттаскивал заполненные мешки в сторону. Он видел, что Ленка значительно опережает его по скорости собирания и добровольно взял на себя обязанности по оттаскиванию. Девчонка в это время старательно копалась дальше. Горбунова устала. Кульков подбодрил, оттаскивая в сторону еще два мешка:

– Скоро мусорки перестанут ездить. Еще немного покопаемся и пойдем разбирать найденное. Это ты с непривычки устала быстро…

Действительно, часа через два машины вдруг перестали ездить. Тракторист, проехав еще несколько раз по свежему хламу и примяв его, заглушил трактор и куда-то исчез. Жители свалки продолжали копаться в отходах, раскидывая мусор во все стороны и стремясь добраться до того, что засыпано и осталось целым.

Ленка старательно рылась в отходах, раскидывая крючком ненужное. Как все молоденькие дурочки часто поднимала флакончики из-под духов и подняв забрало, нюхала. Если в пузыречке что-то оставалось, она кидала его в мешок и продолжала рыться дальше. Порой она удивлялась – как много выбрасывается вполне приличных вещей и обуви, которые могли бы пригодиться тем, кто не в состоянии купить. Она, уже не спеша, успела насобирать больше мешка разных шмоток и немереное количество сапогов, туфель, босоножек, кроссовок. Большая часть была даже не порвана. Люди выбрасывали обувь из-за отсутствующего шнурка, полетевшей молнии, стертого каблучка или просто оттого, что обувь «не модная». Кое-что разошлось по шву и обувь вполне можно было зашить и носить дальше. Наконец Иваныч скомандовал:

– Все, Ленка! Идем разбирать, да сдавать надо. Наш приемный пункт только до восьми вечера работает, а мы с тобой сегодня много нахватали…

С трудом перетаскали набитые «под завязку» мешки до шалаша. Горбунова вздрогнула: самодельное жилище было «окружено» пузатыми мешками. Кульков достал из угла шалаша несколько клетчатых грязных сумок и скомандовал:

– В эту бутылки… В эту банки… Для бумаг… Обутку и шмотки в кучу кидай. – Посмотрел на солнышко и предложил: – Давай в кустах все разбирать? Комарья пока нет… Поесть и потом успеем.

Ленка согласилась. Стащили респираторы и пластиковые шлемы, спрятав в пакеты. Горбунова оттащила пару мешков в тень и осторожно вытряхнула содержимое. Звякнули бутылки и стукнулись банки. Они сумели разобрать собранное за пару часов. Сидели рядышком на траве и переговаривались. Девчонка рассказала свою коротенькую биографию, не скрыв того, что убила дядьку. Она чувствовала доверие к старику. Смущаясь, рассказала о ночных злоключениях и побеге. Иваныч внимательно слушал. Потом по-родственному обнял ее за задрожавшие плечики и погладил по голове, словно маленькую. Ленка прижалась к нему, обхватив за пояс и расплакалась. Он не утешал словами, лишь продолжал гладить по голове и вздыхал тяжело, по-стариковски. Коротко рассказал о себе:

– Я раньше в колхозе на тракторе работал. Бригадиром долго был. В деревне неподалеку моя старуха проживает. В эту ночь дома задержался. С дровами разбирался допоздна. Потом отдохнуть прилег и уснул. Проснулся – темно и спать не охота. Собрался да ушел. Все дни с весны до осени здесь живу, как не ушел на пенсию. И зимой, когда потеплее, хожу. Одеваемся и обуваемся отсюда, да и приработок! Дочка два года, как овдовела, а деток четверо. Муж у нее умер от инфаркта. Детки мал мала меньше: три девчонки и пацан. Пенсия за мужа мизерная, да и у нас с Михайловной не велика. Квартиру, пока Сашка жив был, они в Москве снимали, а теперь с нами живут. Нинка каждый день в Москву на работу мотается и все равно не хватает. Детки растут! Вот я и приспособился здесь подрабатывать. Алексей ведь не зря меня философом зовет – я часто о жизни размышляю…

Дальше они разбирали мешки молча. Каждый думал о своем. Бутылок оказалась огромная сумка. Смятые жестянки заполнили полторы, а бумагами набили аж две емкости. К тому же сбоку валялась целая гора одежды и обуви. Кульков предложил:

– Ленка, я пойду потихоньку и сдам банки вначале. С ними долго. Деньги мы пополам поделим, а ты пока можешь заняться разборкой тряпок и обуткой. Что тебе нравится – оставь, а остальное я дочери отнесу. Они со старухой моей постирают, подштопают, где порвалось. Обувь в ремонт сдадут и доносят потом…

Девчонка замахала руками:

– Иваныч, шмотки и потом разобрать можно. Нам вместе надо идти. Ты не подумай, что я не верю тебе, просто за один раз можем все сдать, чтоб не стоять в очереди дважды.

Он кивнул:

– Дело говоришь! Пошли…

Они торопливо забили в мешки одежду и обувь. Унесли все в шалаш и сгибаясь под тяжестью трех сумок, потащились к березам. Теперь даже Ленке уже стало не до крыс. Она и внимания не обратила, когда мимо ее ног проскочили две твари. «Пункт приема» был открыт. В чугунных ваннах плавали бутылки и три бомжихи, одетые в спортивные штаны, мужские рубашки с закатанными рукавами и разбитые туфли, тщательно отмывали тару от грязи. Рядом горел костер и над ним был установлен огромный котел с водой. Бомжихи время от времени черпали кипяток ведром и выливали в ванны. Тут же ставили бутылки в пластмассовые ящики на солнце, чтоб побыстрее высохли. У двери стояло в очереди всего трое обитателей свалки с сумками. Все трое покосились на добычу Иваныча, но ничего не сказали, хотя со вздохами поглядели на свои, довольно хилые сумки. Изнутри хибары доносились голоса.

Кульков и Горбунова тоже заняли очередь. Предупредили троицу, что отойдут. Оставили сумки и отправились за следующими двумя. Макулатуру пришлось тащить волоком – сумки оказались неподъемными. Не успели Ленка с Иванычем подтащиться во второй раз, как из «пункта» вышел старший. Увидев солидную добычу старика, покачал головой в удивлении и подошел:

– Да вы, смотрю, больше всех нахапали! Проставляться будешь за внучку?

Кульков солидно кивнул:

– А то как же! Беленькую, как положено, вечером принесу. Ты уж закуску-то сам организовывай. Знаешь ведь, что я не пью…

Смородин хохотнул:

– Не твоя забота! Было бы что выпить!

Посмотрел на Ленку внимательно и обернулся к старику:

– Хорошенькая она у тебя! – Спросил девчонку: – Ну, как? Нашла что для себя или нет?

Горбунова кивнула, решив подыграть Иванычу и притвориться глупой:

– Кофточку красивую и туфли. Сейчас деда сдаст все и я на днях мороженого себе куплю. Наемся до отвала!

Алексей рассмеялся. Посмотрев на старика, сразу посерьезнел:

– Если кто к Ленке приставать станет, ты мне скажи. Я того козла в мусор живым зарою. Пусть приходит помогать тебе, когда захочет…

Смородин ушел, а Ленка спросила шепотом:

– Иваныч, а кем он был?

– Слышал, что в прошлом шоферил. Потом сбил кого-то случайно, даже и не по пьяни. Сидел. Жена замуж вышла во второй раз, а он вот сюда угодил. Молодой… Ведь руки золотые! Все умеет. Жалко мне его. Бабу бы ему хорошую…

Пока они тащили макулатуру, очередь прибавилась еще на троих обитателей свалки. Потом подтянулись и остальные. Старик с девочкой дождались своей очереди и влезли в хибару, перетаскав сумки по одной. Оба поздоровались, хотя после солнечного дня практически ничего не видели в полутемном помещении. Глаза понемногу привыкли к полумраку. За столом сидела толстая тетка с рыжими всклокоченными волосами и что-то записывала в блокнот. Подняла голову и хрипло заговорила:

– А-а-а, Иваныч! Здорово! Охрипла вот с вашими ругаясь. Не хотят, сволочи, сами тару в ванну покидать и помочь мне увязать бумагу… – Посмотрела на их сумки и окинула цепким взглядом Ленку: – Слышала, что ты с внучкой. Много насобирали! Ну, давай, бутылки вначале. Дочка, ты банки вот в эту коробку кидай и считай пока сама…

Горбунова с готовностью принялась за работу. Кульков забил бутылки назад в сумку и выволок из хибары. Осторожно выложил в емкость с водой для отмокания. Вернулся и принялся забрасывать на весы макулатуру. Затем связывал в пачки толстым шпагатом и перетаскивал сданное сырье в дальний угол хибары. Ленка не дошла и до половины, когда тетка присоединилась к ней. Спросила:

– Сколько насчитала?

– Сто тринадцать…

Приемщица отстранила ее:

– Отдохни. Дальше я и сама пересчитаю.

Минут через двадцать со сдачей было закончено. Иваныч получил деньги. Вышли на улицу. Старик покачал головой в удивлении:

– Ни разу еще я столько не зарабатывал! Даже с дочерью вместе не получалось. Почти триста пятьдесят рубликов! Держи половину… – Протянул сто семьдесят два рубля и старательно набрал тридцать копеек: – Сейчас шмотки разберем, сполоснемся, переоденемся и поедим…

Ленка зажала деньги в кулаке и согласилась. С одеждой и обувью разобрались быстро. Девчонка оставила себе целую гору вещей: от нижнего белья до куртки и несколько пар обуви, в том числе зимние сапоги. Остальное забили в одну из опустевших сумок и спрятали в шалаш. Опустевшие мешки, сумки и сапоги с бейсболками Иваныч вновь спрятал под тахтой. Старик достал чистые вещи для себя и Ленки, забив их в пакет. Прихватил неизвестно откуда взявшееся мыло и направился по тропинке в лес. Горбунова зашагала следом. Кульков пояснил:

– Там ручей протекает. Чистый. Помоемся и переоденемся. Эти джинсы и рубашонку Нинка нашла. Отстирала дома, а не померяла. Сюда принесла. Попробовала одеть – мало. Все собиралась домой унести и забывала каждый раз. Гляди, как пригодилось…

Шли минут пятнадцать. Запах помойки становился все слабее. Вышли на берег не глубокого оврага. Иваныч начал спускаться вниз. Предложил:

– Давай ты сначала помойся, а я постерегу. Потом я помоюсь… Здесь мало любителей чистоты, но всяко может быть…

Девчонка согласилась. Он довел ее до самого низа, а потом какое-то время вел вдоль мелкого прозрачного ручья. Остановился возле густых кустарников:

– С другой стороны помоешься. Там поглубже ямка есть. Я вырыл специально.

Протянул мыло. Ленка мгновенно скрылась за кустами. Торопливо разделась на берегу и зашла в воду. Она оказалась довольно прохладной, но девчонка спокойно окунулась и принялась намыливаться. Старательно помылась и вымыла голову. Дрожа выбралась на траву и оделась в чистое. Обула свои кроссовки и подошла к сидевшему с другой стороны кустарника старику: