Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Мадам Флорет
Едва Флинн зашла в вагон, как дверь за ней захлопнулась с такой силой, будто сразу отрезала всю её прошлую жизнь.
Она стояла в длинном тёмном коридоре. Вой ветра затих. Слышались только неумолчный стук колёс и какой-то дальний гул. В этой внезапно наступившей тишине Флинн ощущала себя одновременно в неизвестности и в безопасности. Она чувствовала в душе какую-то благость – одно из слов, которые она вычитала в старых словарях. Только теперь она поняла, что это значит.
Потребовалось время, чтобы глаза привыкли к полумраку, но и после этого разглядеть удалось не многим больше, чем опущенные рулонные шторы с одной стороны коридора и закрытые двери – с другой. На полу лежала ковровая дорожка. Стены, похоже, были облицованы деревянными панелями. В коридоре никого не было. Не слышалось ни голосов, ни каких-либо других издаваемых людьми звуков.
– Есть тут кто-нибудь? – осторожно спросила Флинн и тут же испугалась, когда рядом с ней что-то тихо вспорхнуло. Однако она по-прежнему оставалась одна, и всё опять стихло, не считая грохота колёс у неё под ногами.
Где она очутилась? В спальном вагоне?
Флинн никакого представления не имела о поездах, а о поездах класса люкс вроде этого и подавно: её семья не могла себе позволить даже поездку в обычной электричке. И всё же она точно знала, что нужно купить у кондуктора билет, пока её не застукали контролёры. На ощупь поискав деньги в кармане брюк, она нашла купюру в десять евро. Этого должно было хватить, по крайней мере на несколько станций. Покачиваясь в такт вагонной тряске, Флинн двинулась по коридору. Кончики пальцев легонько скользили по лакированной поверхности дверей и деревянных панелей между ними. В ней росло тёплое чувство, что всё здесь ей давно знакомо. Она дошла до конца вагона, так никого и не встретив.
– Смелей вперёд, ничего не страшись! – ещё раз подбодрила себя Флинн, упёршись в следующую железную дверь, в которой было такое же квадратное окошко, и вышла в наружный тамбур, какие располагались в конце и в начале каждого вагона.
Тут же в лицо ей ударил встречный поток холодного воздуха, сырого и мутного от паровозного дыма. Пытаясь согреться, Флинн обхватила себя за плечи и стала аккуратно переставлять ноги по мостику между тамбурами двух вагонов. Мостик представлял собой просто железную пластину с перилами, которая жалобно дребезжала и побрякивала. Встретить подобное в таком поезде она не ожидала. С другой стороны, она вообще не ожидала, что этот поезд существует. Поезд Йонте. Или, точнее, поезд с открытки Йонте.
Дрожа от страха, она всем телом налегла на тяжёлую железную дверь следующего вагона и вошла внутрь. Никто не встретился ей и в этом вагоне.
Казалось, поезду не будет конца. Снова и снова вагоны с тёмными, узкими коридорами, снова и снова старые, продуваемые насквозь лихим ветром соединительные мостики между ними. И нигде ни души!
Флинн проходила уже по шестому из этих бесконечных коридоров, когда внезапно, как гром среди ясного неба, с кем-то столкнулась. С кем-то большим.
– Ай! – воскликнул этот кто-то хриплым голосом. – Смотри, куда идёшь, павлин несчастный! Даниэль же велел вам сидеть в своих купе, когда свет вырубается.
– Извините, – выпалила Флинн и добавила, надеясь, что не вызовет никаких подозрений: – Я вообще-то кондуктора ищу.
Её собеседник действительно замолчал. Флинн казалось, что она чувствует, как он изучает её в темноте. Затем хриплый голос сказал:
– Ты имеешь в виду мадам Флорет? – Это прозвучало отчасти как вопрос, а отчасти как подтверждение того, что она попала в затруднительное положение.
– Э-э-э… Не знаю. Думаю, да. Если она продаёт билеты. – Флинн пыталась в темноте разглядеть мужчину – а голос, похоже, принадлежал мужчине, – но лишь определила навскидку, что он занимает довольно много места. Флинн нервно сглотнула. Должно быть, он большой и сильный.
– Секундочку… ты что, вот только что села в поезд?
– Да, – ответила Флинн. Она не понимала, почему в голосе прозвучало сомнение. Станция, поезд – почему бы ей в него не сесть?
– И теперь ты хочешь купить билет? – Голос становился всё более растерянным.
– Ну да, – сбитая с толку, подтвердила Флинн. – Хочу. Ведь зайцем ехать как-то неправильно, да?
Её собеседник по-прежнему молчал. У Флинн было достаточно времени, чтобы сперва изумиться своему несколько необдуманному ответу, а потом пожалеть о нём, но тут собеседник сказал:
– С ума сойти!
В следующий миг Флинн ослепил луч света, такой яркий, что она отшатнулась и в испуге зажмурилась:
– Эй, что ты делаешь?!
– Прости. – Человек опустил фонарик, и Флинн в отсвете фонарика заметила, что он совсем не такой старый, каким казался по голосу. Вероятно, лет пятнадцать, если и старше, то ненамного.
Бесцветный свет фонарика отбрасывал на его угловатое лицо беспокойные тени, глубоко посаженные глаза блестели. Он стоял перед ней словно страж у ворот ада, и по сравнению с ним Флинн внезапно почувствовала себя совершенной малявкой и очень не в своей тарелке.
Парень скользнул взглядом по её, к сожалению, абсолютно невыразительной внешности, и Флинн подавленно спросила себя, не принял ли он её случайно за мальчишку. За какого-нибудь довольно хилого в сравнении с ним мальчишку.
– Так, ещё раз, просто хочу удостовериться: ты собираешься купить билет? У тебя его нет?
– Да. Нет. Я вообще-то девочка, – вырвалось у Флинн.
– А кто же ещё? – спросил парень. Похоже, этот факт его ничуть не поразил. Голос был низким и спокойным.
– Ты думаешь… разве ты не принял меня за мальчишку?
Парень поднял брови, и Флинн удалось быстро взглянуть ему в глаза. В них сверкнула насмешка.
– А ты чудачка, – сказал он. – Ты себя в зеркале когда-нибудь видела? У тебя глаза… – Он осёкся, словно в эту секунду сообразил, что собирается сделать комплимент какой-то совершенно незнакомой безбилетной девчонке.
Флинн очень хотелось спросить, что там у неё с глазами, но она сдержалась. Она в любом случае не относилась к тому сорту девочек, которые постоянно жаждут похвал – уже хотя бы потому, что никогда в жизни их не получала.
Кроме как вот теперь.
Ну, почти.
– Да-а-а, кажется, у нас проблема, – сказал парень.
– Это ещё почему? – спросила Флинн.
Парень мрачно рассмеялся:
– Потому что здесь ты билет не купишь. Не получится.
Флинн испугалась. Панели красного дерева на стенах вдруг заблестели угрожающе, вагон закачался враждебно.
Неужели он сейчас выкинет её из поезда?! Посреди ночи, неизвестно где?! Флинн уже слышала о таких случаях. И что потом?
– Но в Брошенпустеле нет кассовых автоматов. Где же мне было купить билет?
Парень какое-то время молчал.
– Ты совсем не представляешь, где находишься? – Казалось, ситуация его даже немного забавляет или увлекает, но Флинн не находила тут ничего смешного или захватывающего.
– А нельзя просто немного проехать на этом поезде? – смущённо спросила она.
– Нет. Что значит «немного»?
– Ну, сколько можно, – пояснила Флинн.
– Нет, – повторил парень. – Мадам Флорет мне голову оторвёт.
Флинн стало по-настоящему страшно.
– Ну пожалуйста, – тихо попросила она. – Для этого есть причины. Почему мне нужно уехать отсюда… куда-то в другое место. Я должна кое-кого разыскать.
Флинн подумала, что мамина печаль приросла к ней, как вторая кожа, и о Йонте, который был где-то далеко, там, куда её так тянуло, и нашла, что выразиться ещё более расплывчато трудно. Но парень, вместо того чтобы схватить её за шкирку и выбросить из поезда, просто молчал. Повисла долгая тишина. Флинн чувствовала, как сердце бешено колотится о грудную клетку, и опасалась, что эхо сейчас разнесётся по всему поезду.
И тут парень сказал страдальческим голосом, словно делал что-то вопреки здравому смыслу:
– Ладно. Но только тихо. Пойдём! – И он махнул фонариком, давая знак следовать за ним.
Флинн не решалась задавать вопросы, а уж тем более расслабиться – ведь неизвестно, куда он её приведёт.
Пройдя ещё несколько вагонов с множеством тёмных коридоров, они очутились в каком-то длинном, залитом лунным светом вагоне, который представлял собой одно просторное помещение.
Рулонные шторы здесь не были опущены. Повсюду стояли кресла, табуреты и металлические банки с напитками. Флинн не раз спотыкалась о стопки книг, потому что луч фонарика танцевал только на метр впереди, а настенные ночники давали всего лишь дежурную подсветку.
– По ночам все вагоны, начиная с этого, табу, – пояснил парень. – А без света какие же нарды!
– Какие что? – Флинн не знала, что это за помещение, куда по ночам вход запрещён, но догадывалась, что днём здесь дым стоит коромыслом.
– А разве здесь нет… ну этих, нормальных сидений?
Парень рассмеялся добродушным перекатистым смехом.
– Нет, вот приколистка! А зачем они тут?
Флинн не поняла, что в её вопросе такого смешного. Она просто спрашивала себя, где придётся сидеть всю остальную дорогу – разумеется, если эта зловещая мадам Флорет продаст ей билет. Не может же целый поезд состоять только из спальных купе и огромного неубранного помещения.
Но бесконечно длинные коридоры теперь явно остались позади. Все следующие вагоны оказывались большими просторными помещениями, оборудованными самым нестандартным образом. Повсюду Флинн налетала на скамейки и столы, спотыкалась о книги и едва разбирала, что там, собственно, висело на стенах или издавало странные порхающие звуки над головой. В поезде же, наверное, нет летучих мышей – или всё-таки есть?
Тем большее облегчение испытала Флинн, когда в одном из вагонов её спутник наконец остановился. Помещение имело самую сложную конфигурацию из всех. Теперь они находились в голове поезда, где слышалось, как ритмично, словно какой-то железный монстр, сопит паровоз. Мимо окон густыми облаками плыл дым. Создавалось ощущение, будто он окутывает поезд как пуховое одеяло, отсеивая все, возможно, притаившиеся за окном ночные опасности.
Лучом фонарика парень осветил своего рода простыню, висящую в углу между двумя стеллажами подобно воздушному шару, из которого выпустили воздух.
– Моё любимое местечко, – сказал парень, показывая на простыню. – Можешь поспать здесь. Завтра утром мы представим тебя мадам Флорет, так что особо удобно не устраивайся. Она встаёт рано.
Устроиться слишком удобно Флинн не грозило, потому что при ближайшем рассмотрении простыня оказалась волочащимся по полу импровизированным гамаком. Флинн спросила себя, как это место может кому-то нравиться.
– Спасибо, – всё же сказала она – и не покривила душой.
Парень, кивнув, посмотрел на часы:
– Ладно-ладно. Через несколько часов мы проедем через Гамбург, а там будет уже слишком далеко до твоего Бидервурстеля…
– Брошенпустеля, – поправила Флинн.
– Пусть так. А потом и Даниэль появится, если тебе повезёт. В общем, не переживай.
– А я и не переживаю, – соврала Флинн. На самом деле сердце у неё яростно билось в горле с таким же грохотом, какой шёл от паровоза.
Парень снова кивнул:
– Хорошо. Тогда до завтра. – Он повернулся к хвосту поезда.
– Куда ты идёшь? – Флинн почему-то хотелось, чтобы он остался.
– К себе в купе, конечно, – сказал он. – Мне тоже нужно немного поспать. – Уже почти у двери он опять остановился. – Ах да, кстати, меня зовут Фёдор.
– А меня – Флинн, – представилась Флинн.
Когда Фёдор открыл дверь, впустив свистящий ночной ветер, Флинн ещё раз окликнула его:
– Фёдор!
– Да?
Флинн посмотрела на него серьёзным взглядом и судорожно сглотнула:
– Где я оказалась?
Фёдор, казалось, опешил, но затем широко улыбнулся, отчего лицо его на несколько лет помолодело.
– В самом лучшем месте в мире, – сказал он, и дверь за ним захлопнулась.
Слабый ветерок, покружив по вагону, коснулся лба Флинн, пытающейся принять более или менее удобное положение в провисшем гамаке.
Так она лежала, размышляя об оптимистичном высказывании Фёдора, слушая перестук колёс, пыхтение и шипение паровоза, а под ней, покачивая поезд, убегали рельсы. При каждой неровности земной поверхности поезд поднимался и опускался, будто глубоко вдыхал и выдыхал. Флинн ощущала каждое движение поезда, словно была его частью.
Когда рассвет послал в крошечные окошки первые лучи, Флинн наконец заснула, не подозревая, что меньше чем через два часа всё, прежде составлявшее её жизнь, перевернётся с ног на голову. И не только.
– Непостижимо! Это самое величайшее бесстыдство за всё время, что я тут работаю. Какая дерзость!
– Но я же совсем не такая уж и большая, – пробормотала Флинн, жмурясь от солнечного света. И от лица высокой худощавой женщины, на голове у которой восседали чрезмерно большие кожаные защитные очки. Выглядело это так, будто над обычными, сверкающими глазами у неё были ещё огромные глаза насекомого.
– Кто! Вы! Такая?! Куликов, кто это?!
Фёдор, парень из вчерашней ночи, по-видимому, стоял где-то рядом, потому что по вагону пронёсся его хриплый голос:
– Я могу объяснить, мадам Флорет…
– Очень надеюсь, Куликов! Я действительно очень надеюсь.
Значит, это и есть та кондукторша, у которой, по словам Фёдора, больше не было возможности высадить Флинн. Если, конечно, Гамбург они уже проехали, на что Флинн рассчитывала от всей души.
Мадам Флорет, одетая в двубортный брючный костюм, выглядела скорее как нечто среднее между кондуктором и тайным агентом. Её ярко-красные, идеально накрашенные губы и покрытые лаком в тон длинные ногти показались Флинн признаком повышенной агрессивности. Резким голосом она крикнула:
– Куликов, несите свою задницу сюда! – Она повернула голову в сторону Фёдора, качнув при этом своим светлым конским хвостом. Волосы были такими прямыми и шелковистыми, что действительно походили на хвост лошади, и так сильно стянуты сзади, что прилегали к голове, как вторая кожа.
– Я и сама могу объяснить, – торопливо проговорила Флинн и так поспешно выпрямилась, что вывалилась из опрокинувшегося гамака, словно мешок картошки.
Конский хвост качнулся назад. Мадам Флорет одарила её презрительным взглядом, будто Флинн не человек, а сплошное недоразумение, и снова посмотрела в конец вагона.
– Разлеглась тут на полу как медуза! Никаких амбиций у ребёнка! – В её голосе звучало растущее недоумение. – В вагоне Всемирного экспресса на полу развалился бесхребетный, амёбоподобный ребёнок! Откуда он тут взялся и почему мне ничего не сообщили?!
Всемирный экспресс! Это Всемирный экспресс. Поезд, тот самый поезд класса люкс, на котором исчез Йонте, называется Всемирным экспрессом. Эти слова прозвучали в ушах Флинн чистой магией. От них веяло дальними странами, приключениями, настоящей жизнью, шансом найти Йонте – и после этого стать счастливой.
Флинн подняла взгляд. В выпуклых стёклах защитных очков мадам Флорет отражались пыльные окна вагона, за которыми расплывался жёлто-зелёный, словно конец лета, пейзаж.
Но ничего ещё не кончилось. Всё только начиналось. В голове у Флинн появление в Брошенпустеле этого странного поезда, стук колёс, скрежет рельсов и пыхтение стального коня слились в предвестие значительных событий – чего, однако, не мог вызвать голос мадам Флорет, становившийся всё пронзительнее.
– И наверняка у неё дурные замашки, – с упреком сказала она, когда Фёдор наконец вывернул из-за стеллажа. Стеллажи заполняли весь вагон. Большие выцветшие таблички разделяли его на «Продукты», «Бытовые нужды» и «Нужды школы». Флинн протёрла глаза. Кому, спрашивается, в поездке интересны нужды школы? Домашние задания на каникулах – даже подумать страшно.
– Она внезапно объявилась прошлой ночью, – начал объяснять Фёдор.
– Нет у меня никаких дурных замашек, – вмешалась Флинн. Она и сама не знала, откуда взялись эти слова.
Кондукторша холодно покачала головой, и Фёдор у неё за спиной провёл ребром ладони себе по шее. Флинн сообразила, что ей пока лучше помолчать.
Её взгляд скользил по вагону, касаясь наполненных углём ящиков, туго перевязанных пачек чего-то и картонных коробок. Флинн видела, как в тонких, с палец толщиной, полосках света из окна искрится угольная пыль, лежащая повсюду, словно на землю пролился дождь из пепла. Её охватило чувство, будто темнота вокруг засасывает её.
Мадам Флорет, закатив глаза, вздохнула и вооружилась папкой с зажимом для бумаги:
– Ладно, начнём. В конце концов, у меня не целый день свободного времени. – Она в упор посмотрела на Флинн. – Добро пожаловать и так далее. «Так далее» означает следующее: вы опоздали почти на три четверти учебного года! Он начался первого января. Надеюсь, вы прилежная ученица. Иначе вам никогда не нагнать до окончания года в декабре весь учебный материал. Где вы оставили бокаж? – Она огляделась. – У вас что, никакого бокажа с собой?
С ней говорили на «вы». Не слишком ли?
– Багаж, – поправила Флинн и тут же поймала на себе злобный взгляд. «Ой-ой, мы, похоже, подружимся», – пронеслось у неё в голове. – Никакого багажа нет. – Вопрос показался ей немного странным: как она могла взять багаж в поезд, о существовании которого до прошлой ночи даже не догадывалась?
Дама вздёрнула подбородок, и её конский хвост закачался.
– Смотри-ка, никакого бо… чемодана! – Слегка наклонившись вперёд, она изучала Флинн, как ястреб – свой обед. – Имя? – Старомодная перьевая ручка требовательно пронзила воздух в направлении Флинн.
Девочка моргнула.
– Флинн Нахтигаль, – быстро сказала она.
– Флинна Хтигаль. – Ручка заскрипела так решительно, словно кондукторша вела ею молчаливое сражение.
– Нет, – сказала Флинн ещё быстрее, – не «Флинна», а «Флинн».
Кондукторша замерла. Её брови образовали крутую линию:
– Это имя женское или мужское?
– Вообще-то и мужское, и женское, – произнеся эти слова, Флинн почувствовала, как её обдало жаром: «Не так ответила, не так».
Кондукторша смерила её взглядом с ног до головы и обратно.
– Не важно, – сказала мадам Флорет. – Мы ведь тут свободных взглядов… Возраст?
– Тринадцать, – сказала Флинн и закусила губу, почувствовав на себе новый испытующий взгляд. Теперь мадам Флорет точно решила, что Флинн – мальчишка. Никакая девочка в этом возрасте так не выглядит. По крайней мере ни одна нормальная.
– Какие-нибудь особые дарования? – спросила мадам Флорет, перелистнув страницу.
– Э-э-э…
Какие ещё дарования?! Флинн почти не сомневалась, что обычно пассажиров в поездах о дарованиях не спрашивают.
– Возможная область деятельности?
– Э-э-э, – снова промямлила Флинн, чувствуя себя полной дурой.
Кондукторша вздохнула:
– Что-то, что даёт представление о том, почему вы станете в жизни кем-то значимым?
– Э-э-э… – Откуда ей знать, станет ли она кем-то значимым?!
– Предположительное время поездки?
Вместо очередного «э-э-э» Флинн выдавила:
– Вообще-то мне ещё нужно купить билет.
У мадам Флорет чуть папка из рук не выпала.
– У неё… нет билета?! – Она повернулась к Фёдору, который всё это время нервно теребил лямки своего комбинезона. Они непристёгнутыми болтались над широким, плотным ремнём, на котором словно трофеи были закреплены разные инструменты.
– Нет, билета у неё нет, – сказал Фёдор, стараясь не смотреть мадам Флорет в лицо. Флинн заметила, что его чёрные взлохмаченные волосы поблёскивали в неясном утреннем свете – может, от угольной пыли, висевшей повсюду в воздухе подобно зеленоватым блёсткам фей? Всему длинному вагону – и тому углу, где стояли Флинн с Фёдором и мадам Флорет, – это придавало какой-то мрачновато-мистический вид. – Я же собирался об этом сказать, – добавил Фёдор. Его лицо выглядело бледным и усталым, как и прошлой ночью. И всё же от Флинн не ускользнуло, что внешность его была по-своему яркой.
– Когда? – спросила мадам Флорет. – Когда вы собирались об этом сказать?
– Ну… когда-нибудь, – уклончиво ответил Фёдор таким же напряжённым, как и весь его серо-чёрный облик, голосом.
Казалось, мадам Флорет сейчас огреет его папкой по голове:
– Когда-нибудь, да? Ах, идите работать, Куликов! Что вы вообще тут делаете, если не можете ничего сообщить как следует!
Фёдор беспомощно пожал плечами и, открыв дверь, ведущую к железному коню, незаметно исчез в направлении паровоза. Ненадолго послышался механический рык, и Флинн осталась наедине с мадам Флорет.
– Теперь что касается вас! Дайте сюда ваш билет.
– Но… – Тётка что, её не слушала?
– Встаньте и выньте всё из карманов. Он наверняка там!
Если бы он там был, Флинн бы, наверное, об этом знала, разве нет?
Мадам Флорет нетерпеливо помахала рукой:
– Вставайте, я сказала.
Внезапно Флинн ужасно захотелось, чтобы Фёдор стукнул кондукторшу фонариком. С недобрым чувством она опустошила карманы джинсов. Там обнаружились купюра в десять евро, две канцелярские скрепки, пробка от пивной бутылки, ворсинки, крошки, открытка от Йонте и порванное на мелкие кусочки письмо для мамы («Ваша дочь не работает на уроках. Вы уверены, что ей стоит учиться именно в гимназии?»).
Кондукторша окинула всё беглым взглядом. Повинуясь какому-то неясному чувству, открытку Йонте Флинн убрала назад до того, как мадам Флорет могла бы рассмотреть её более внимательно.
– Это не билет, – поспешно объяснила она в ответ на недоверчивый взгляд мадам Флорет и сунула ей под нос десять евро. – Но этим я хотела бы за него заплатить, – прибавила она.
Глаза мадам Флорет расширились, словно Флинн её оскорбила.
– Вы хотите меня подкупить?! – пронзительно выкрикнула она. – Можно подумать, я целый день ношусь с билетами под мышкой! Может, я похожа на миространника?!
Флинн зажмурилась. Что бы это значило?
– Непостижимо! – пробормотала кондукторша. – Просто непостижимо. Без билета. Как вы себе это представляли? Сюда – безбилетной! – Чем чаще она это повторяла, тем сильнее казалось, что совершено какое-то самое тяжкое преступление. – Мне что, не хватает проблем с этим ужасным мальчишкой Йоунсом и всего остального?! – Топнув ногой в туфле на каблуке-гвоздике, она оглянулась в поисках поддержки. – Я за это ответственность на себя не возьму.
– А вы и не должны, – поторопилась сказать Флинн. Ей это было только на руку. – Я прекрасно могу сама о себе позаботиться.
«Я всего лишь хочу найти Йонте», – мысленно прибавила она.
– Да ну? – среагировала мадам Флорет. – То есть вы так считаете, да?
– Да, – энергично подтвердила Флинн. – Дома я с половиной хозяйственных дел одна управляюсь.
– Правда? – Кондукторша подняла бровь. – Почему же не со всеми?
– Потому. А что? – Флинн смотрела на неё во все глаза. «Гордиться, – решила она, – однозначно гордиться».
Мадам Флорет торжествующе задрала подбородок:
– Так я и думала: взять на себя только половину хозяйственных забот – да ещё и хвастаться этим. Дурные, дурные замашки.
– Нет! – громко сказала Флинн. – Нет у меня никаких замашек. Я не… – Но всё было бесполезно. Слова опять исчезли, не успела она их найти.
Кондукторша побарабанила ногтями по своей папке, словно хотела сыграть на ней какую-то мелодию:
– А теперь вы ещё и дар речи потратили, да?
– Утратили, – машинально поправила Флинн.
Мадам Флорет задохнулась от возмущения:
– Не смейте постоянно меня поправлять! – Похоже, ей хотелось поскорее покончить со всем этим. – Так, ладно, – вытянув шею, сказала она. – На себя я это взваливать не стану. Нет-нет, определенно не стану. У меня есть другие заботы. – Она широким шагом направилась к выходу из вагона, велев выйти и Флинн. – Сюда! Отправляйтесь на кухню и по крайней мере принесите пользу, пока я не переговорю с Даниэлем.
Флинн, не отрываясь, смотрела на мадам Флорет и в тоске задавалась вопросом, всех ли пассажиров здесь так встречают. Йонте никогда бы не допустил такого обращения с собой. Он бы скорее спрыгнул с поезда на ходу. Но сама она на это не решалась.
Мадам Флорет энергично хлопнула в ладоши:
– Будьте любезны пройти со мной!
Было похоже, что она достаточно натренировалась отпугивать нежелательных пассажиров.
На ватных ногах Флинн последовала за ней на прохладный утренний воздух, пахший дымом, и солью, и соснами. Очевидно, за горизонтом лежало Северное море.
Мадам Флорет провела Флинн по соединительному мостику между вагонами, через два следующих вагона – и наконец остановилась в вагоне, вдоль которого шёл длинный коридор. В отличие от спальных вагонов в хвосте поезда в этом коридоре была только одна дверь из красного дерева, сплошь залепленная записками. Флинн пробежала их глазами: на двух из них стояло «пахлава» и «тамалес» – слова, которых она не знала и не встречала даже в своих старинных словарях. Мадам Флорет энергично постучала в стену рядом с дверью и, пока они ждали, сорвала одну из записок.
– Пироги с морковью и цукини – да этого же ни один человек есть не станет! – Она сморщила нос и, очевидно, не желая больше ждать ответа из купе, просто отодвинула дверь и втолкнула Флинн внутрь.
Споткнувшись, Флинн ввалилась в просторную, наполненную механическим жужжанием кухню и наткнулась на высокого повара, что-то мурлыкающего себе под нос.
– Простите. – Она быстро отступила на шаг назад, разглядывая загорелого толстого человека. Его живот был обтянут золотым передником, а на голове восседал такого же цвета поварской колпак – слишком маленький для широкого лица под ним.
В свою очередь, повар секунду поизучал Флинн, после чего его брови и уголки губ потянулись вверх.
– Никак заяц? Фёдор мне про тебя рассказал. При мне ещё никогда ничего подобного не случалось!
Мадам Флорет неодобрительно побарабанила ногтями по своей папке:
– Рейтфи, это Флинна. Дайте ей… или ему… откуда мне знать… какую-нибудь работу, понятно? – Сжав пальцами переносицу, она застонала: – Кажется, опять головокрушение начинается.
С этими словами она вышла, оставив Флинн на обалдевшего повара.
С одной из бесчисленных полок у него за спиной вдохновенно надрывалось радио: «…жизнь в саже, дыму и грязи проведу – люблю этот мир, никуда не уйду…»
Казалось, эту кухню составили из мебели старого загородного дома и современной хромированной кухни какого-нибудь ресторана. Поезд двигался по тёмным сосновым лесам, а вокруг Флинн наталкивались друг на друга хромированные плиты и деревянные шкафы, тарелки с золотыми каёмками и старые кастрюли. Осмотреться как следует она не успела, потому что повар сунул ей в руки огромную корзину с хлебом.
– Будь добра, отнеси это напротив, в вагон-столовую, – попросил он и вытолкнул Флинн из кухни в коридор. Она услышала, как он стал весело подпевать радио, а затем дверь с грохотом захлопнулась.
На секунду Флинн задержалась в тихом коридоре, прислушиваясь к стуку колёс и чувствуя себя совершенно потерянной. С муторным ощущением в животе она проскользнула в следующий вагон, не имея ни малейшего представления о том, что её ожидает.
