Кипрские рассказики

Юлька Золотая Турка

– Ух ты! Давай купим турку! – Юля подпрыгивает от изумления, когда видит прилавок с тысячей медных арабских посудин.

Иду за ней. Смотрю на цены.

– Та не, дорого. В Харькове и то дешевле купим.

– Так то в Харькове! А это – на Кипре!

– Ну и шо, – смеюсь, – они всё равно их отсюда везут.

– Нет, к нам из Китая везут! – Возражает Юля.

– Какая разница, откуда? Главное – проверить, чтобы по качеству она нормальная была.

Юля замолкает и, приложив пальчик к губам, заинтересованно рассматривает турки. Они блестят отполированными бочками, искушают коваными цветочками, узорами, арабесками.

– Ну давай купим! У нас же сломалась.

Не сильно-то она и сломалась, думаю, всего-лишь пластиковая ручка отвалилась, а металлическое основание осталось, и за него можно браться через полотенце – тогда не обжигает. Но этого я не говорю – у меня другие аргументы, более действенные.

– Слушай, ну мне дорого здесь брать турку. Блин, целое состояние стоит! Лучше дома купим.

Тяну Юлю за рукав из магазина. Она ненадолго расстраивается, но вскоре погода на её лице меняется, и она уже просто глазеет по сторонам, восхищённо впитывая красоту. Мы гуляем по столице Кипра – городу Никосии. Здесь нет моря, и единственное, что привлекает сюда туристов – граница с Турецкой республикой Северного Кипра. Так называется частично признанное государство, созданное на острове в 1974 году в результате захвата территории войсками Турции.

Когда-то Кипр был унитарным государством с двумя национальностями, а теперь здесь два государства для двух национальностей. Юг – для греков, север – для турков, и всё тут. Демаркационная линия пролегает прямо по улицам Никосии и представляет собой накиданные друг на друга железные бочки и мешки с песком, у которых тусуются молодые военные с автоматами.

– Эдик, а ты уверен, что хочешь туда идти?

– Конечно!

– А как мы друг друга найдём? – Волнуется Юля.

Дело в том, что кипрских сим-карт у нас нет, и нам лучше держаться вместе, чтобы не потеряться, но я уж очень хочу попасть на ту сторону, к туркам. Для этого достаточно иметь паспорт. Юля свой паспорт забыла у дяди в Пафосе, поэтому мы решили ненадолго разделиться.

– Да ну тут же кафешек дофига. Я там пару часов погуляю и вернусь. Поймаю тут где-то инет, и спишемся, хорошо?

– Хорошо, – говорит девушка, но опущенные глаза её выдают волнение.

Чем ближе мы подходим к границе, тем более туристическими становятся места. Появляются бутики, кафешки, сувенирные лавки. Люди галдят на сотне непонятных языков, примеряют очки и кепки, жуют гирос за столиками уличных забегаловок. Гирос – это местный вариант шаурмы, только заворачивают рыгачку не в лаваш, а в питу.

Мы сворачиваем с самой оживленной улицы на соседнюю. Здесь в тени распахнутых зонтов дремлет без посетителей летняя площадка аутентичной кофейни. От единственного клиента, залипшего в телефон, суетливо отбегает смуглый официант в чёрном фартуке.

– Смотри! – Юля показывает пальцем и плутовски улыбается.

– Что?

– Вон там, на столике.

Перевожу взгляд и вижу маленькую медную турку, а рядом – пепельницу.

– И что? – Удивляюсь я.

– Она там уже полчаса стоит. Никому не нужная. Я ещё когда мы в прошлый раз проходили заметила, – шепчет Юля.

– И?

– Своруй мне её! – Глаза девушки загораются.

– Та ну…

– Это будет доказательство твоей любви! – Юля включает манипулировщицу на перекрёстке, но я не ведусь, я – мнусь.

– Та ну… ну ты шо… не… я не могу…

Искусно развожу руками и дебильно улыбаюсь – прекрасно отыгранная роль тюфяка и тряпки. Другое дело, что я не играю.

В конце-концов девушка понимает, что это бесполезно, и забирает ставку с дохлой кобылы. И правильно! Лучше со мной просто гулять и просто глазеть по сторонам.

– А всё-таки это было бы прикольно – иметь краденную турку с Кипра, – мечтательно заявляю я спустя десять минут.

– Конечно, – подтверждает Юля.

– Представляешь, просыпаешься ты такая утром и варишь кофе в красивой медной турочке из кофейни в Никосии! Аутентично же, нафиг, а?!

– Ага, – вздыхает девушка.

– Красиво, памятно…

Я вовсю представляю, как пользуюсь по возвращении краденной туркой (а мы кофе пьём каждый день!) и вспоминаю, откуда она нам досталась. Это даже круче, чем задешево купить, скажу я вам! Это – предмет с историей! Но воровать я всё равно не хочу и не умею!

– Она им даже не нужна. Стоит там уже минут сорок, – искушает Юля, – никто её не трогает.

Я молчу.

– Эдик, так что?

Девушка останавливается, касается моего локтя. Смотрю в её принзительные зеленые глаза и отвечаю:

– Нет. Помечтали и хватит. Мне в другую страну пора.

Машу ей рукой у пограничного поста и протягиваю паспорт таможеннице. Брюнетка что-то щебечет коллеге по-гречески, вносит данные документа в компьютер и жестом показывает проходить. Через пару десятков метров стою уже перед застеклённой будкой турко-киприотов. Загорелый пограничник быстро окидывает меня взглядом, вносит данные в базу и отпускает безо всяких штампов, бумажек. Иди, да и всё. Круто!

Три минуты на таможне, и я уже в другом государстве. Сразу за погранпостом начинается рынок. Все орут, продают ковры, специи, какие-то арабские шмотки. Над головами тут и там висят картонки с выведенными маркером жирными знаками: 2€, 5€, 10€. Когда жена Юлиного брата Соня везла нас в Никосию на машине, она советовала мне обязательно посетить рынок.

– Там настоящий турецкий базар! Можно купить всё, что хочешь! – Щебетала она, поглядывая на нас в зеркало заднего вида.

Я восторженно кивал, но не сказал ей, что в принципе ничего покупать не люблю, а рынки меня интересуют в последнюю очередь. Мне хотелось просто оказаться в стране с другим укладом, пофоткать мечети, заглянуть в глаза местным, посмотреть на их быт и памятники. Просто ощутить себя в иной культуре. Постоять, побродить, посидеть и унести с собой это ощущение арабского мира и себя – маленького лозовского человека – в нём. Вот что мне хотелось!

Как я уже сказал, турки разбили базар прямо на границе и получали с этого, видимо, несказанные барыши. Голодные до экзотики туристы текли через погранзаставу рекой.

Сбегаю в первый же поворот. Несколько кварталов торгашей и лавок, и вот уже стою посреди узкой безлюдной улицы с потрескавшимися от времени двухэтажными домишками по бокам. Ступаю по пыльной дороге. Дискобол солнца вертится в зените, но никакой вечеринки не предвидится, если, конечно, ею не считать похороны, потому что атмосфера здесь траурная. Не только из-за черных платков на головах матрон, а и вообще: мусор в углах, ржавчина на перилах, грязь на детях.

Сквозь приоткрытые двери сочится быт местных. Женщины в длинных платьях стряпают обед, ребятишки играют на коврах, старики задумчиво курят в окно. Мужчин мало – они, наверное, на работе.

Над нищим кварталом ввысь устремляется ракета минарета. Иду к ней. Вот первая в моей жизни настоящая огромная старинная мечеть. Постойте-постойте. Это же… Чёрт, почему она так похожа на церковь?

Могущественное рыжее здание с острыми углами выглядит так, будто с него сбили купол (и спесь) и заместо него грубо всадили острую башню с полумесяцем. Не удивлюсь, если так оно и было. Жутко.

На меня всегда наводят холодящий ужас религиозные распри. Мне непонятно, как это – враждовать из-за веры. В моём идеальном мире люди живут в согласии, а верующие, поскольку они нравственно выше других, усмиряют остальных, если их заносит. Не дубинками усмиряют, а примером и увещеваниями. Каждый член общества должен осознать, что насилие и рознь – его личные враги, потому что мы, как народ, как общность, как социум, ничего хорошего с этого не поимеем. Реки крови только, слёзы и, столкнувшийся с реальностью, поздно прозревший, выветривающийся фанатизм.

За свои несколько часов на этой стороне острова я ещё успеваю попасть в замусоренный парк, изучить красивые памятники неизвестным мне людям, насладиться тысячей турецких флагов над каждой дыркой и даже полазить по разрушенному изнутри некогда жилому дому. Пол первого этажа провалился, и я чуть было не свалился вниз. Но в целом мне понравилось.

В супермаркете я попытался купить сувениров, но продавщица жестами объяснила мне, что евро они не принимают – только лиры. Об этом я не подумал. Но без подарочков никого не оставил, и накупил на обратном пути ближе к границе магнитных книжных закладок с бабочками и Ван Гогом. Ван Гога у меня Юля сразу же отжала! Мои пальцы – клянусь! – отдавая его, держались за закладку прищепками, но она – женщина сильная, всё равно выхватила. Годы труда на дачном участке дают своё.

Оказавшись снова на греческом Кипре, первым делом высматриваю подругу в толпе туристов. Её нигде нет. Тогда иду вверх по улице и заруливаю в KFC, который ещё даже не открылся. Сотрудник забегаловки говорит по-английски и объясняет мне, что они открываются сегодня чуть позже.

– Хорошо, – говорю, – можно мне сходить в туалет?

– Конечно, – парень дружелюбно улыбается и объясняет, куда на втором этаже повернуть.

Там я писаю в чистой кабинке, мою руки в раковине и умываю лицо. За время путешествия на ту сторону я здорово устал и вспотел немало, скажу я вам! Надеюсь, хоть не воняю.

Спускаюсь в нижний зал и подключаюсь к вай-фаю. Юля уже написала в мессенджере, что ждёт меня у моста, где мы попрощались с Соней. Там же девушка должна нас забрать через час. Она ехала в столицу по делам, а нас захватила, поскольку мы хотели везде погулять.

Набираю в ответ сообщение: "Я уже здесь. Иду!"

Подхожу к намеченной остановке. Перед нами – дорога и ряд незамысловатых фасадов с деревянными ставнями, за нами – сквер не лучше того, что я видел на северной стороне. Тоже грязный и запущенный. Юля сидит на разбитой каменной баллюстраде и безмятежно оглядывается по сторонам. Ветерок треплет её длинные, подвижные, как рыбьи хвосты, косы. Я люблю эту женщину.

Подлетаю к ней и начинаю восторженно пересказывать всё, что видел. Кричу, подпрыгиваю, показываю руками.

– Вообще, они там беднее живут, Юля, грустно как-то за них, – резюмирую.

– Шо, совсем плохо? – Уточняет девушка.

– Та не. В принципе, не беднее, чем на окраине Харькова или в Лозовой. То же самое.

– Может, поэтому и грустно? – Прозорливо говорит Юля.

Пожимаю плечами. Внутри меня бедность всегда отзывается больно. Может быть, потому что я и сам не из самых богатых краёв? Просто всегда кажется, что люди кругом должны жить лучше, чем у них получается. Не должен никто жить в трущобах, будь он хоть уборщиком дерьма за коровами, хоть восхитительно успешным бизнесменом. Все должны, по-моему, жить достойно и более-менее одинаково. Такое моё мнение.

– А ты что делала, где была? – Интересуюсь.

Юля молча открывает застёжку на рюкзаке. Сумка распахивается, и внутри я вижу ту самую турку из летней кафешки и перепачканную кофейной гущей полосатую голубую рубашку, которую Юля надевает вечером.

– Оно мне, правда, всё вымазало тут, – заявляет девушка, но голос звучит бравурно, победно.

– Ё-моё! Ты её-таки спёрла!?

– Ага.

– Ну, крутая, – говорю.

Вам могло показаться, что я святой человек, но это не так. Когда-то я украл икону со съёмной квартиры. Дело в том, что я много лет мечтал о красивом, нарисованном на дереве изображении Христа или хотя бы Серафима Саровского, но стоили такие в православной лавке больше тысячи гривен, а я в месяц зарабатывал две. Поэтому, недолго думая, я увёз с очередной квартиры прекрасную икону, которую нашёл в пыли среди кучи хлама. Теперь она путешествует по хатам со мной и украшает каждую.

– Как ты это сделала? – Спрашиваю восхищенно.

– А, просто. – Юля махнула ладошкой. – Я проходила там через час после того, как ты ушёл, а турка всё ещё стоит. Точно никому не нужная. Ну я тогда просто сняла рюкзак на руку, мимо прошла и просто её внутрь положила. Прошла пешком до поворота, а потом побежала.

– И шо, кто-то видел тебя?

– Не знаю, не думаю, – девушка невинно пожимает плечами.

Юля вынимает турку на свет божий, и мы можем рассмотреть её более пристально. Маленькая, изящная, с прикрученной под острым углом металлической ручкой, она – воплощение красоты и культуры, частичку которой нам хочется с собой увезти.

– Прекрасный экземпляр, коллега, – выделяя букву "о", с лицом учёного комментирую я.

– И не говорите, – то же самое пытается сделать Юля, но у неё получается окающий акцент русской деревни.

Смеемся.

Спустя полчаса через дорогу паркуется большая тёмная машина Сони, и водительница сигналит нам пару раз. Мы подрываемся и скачем на ту сторону улицы. Скоро Соня увезёт нас в новый город – Лимассол, где мы безуспешно будем искать дешёвые пирожки, а я закончу на набережной стих, который мучит меня ещё с Киева.