Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна

III

– Это все грубо, примитивно. – Барон указал на выстроенные в ряд по размеру пластмассовые цилиндры. – Жаль даже время тратить на такую нелепость. Этот маленький бочонок уничтожает все на площади около пятидесяти квадратных миль. Большие оставляют воронку глубиной двадцать семь миль и диаметром сто пятьдесят. Сущее варварство. Не одобряю. Вот эта штучка слева действует уже потоньше. Первого взрыва хватает, чтобы уничтожить приличных размеров здание. Но внутренний корпус под развалинами остается невредимым. А через шесть часов – второй взрыв, примерно как у средних размеров атомной бомбы. То есть у жертв как раз достаточно времени, чтобы подтянуть спасателей, тяжелую технику, экспертов для оценки ущерба, сестер Красного Креста, или как они там называются у захватчиков. А потом – бабах! Водородный взрыв, и воронка на тридцать-сорок миль. С точки зрения разрушительной силы она проигрывает даже самым маленьким из этих, зато уничтожает массу техники и активистов-хлопотунов. И все равно это детские игрушки. В личную коллекцию добавил, просто чтобы было ясно, что стандартный арсенал у нас есть.

Через арочный проход они переместились в следующий зал. Вдоль стен стояли картотечные шкафы, а в центре располагалась единственная витрина.

– А вот этим я по-настоящему горжусь.

Барон подошел к витрине, и прозрачные стенки раскрылись.

– Что это?

– А на что похоже?

– Гм… на обломок камня.

– На железку, – поправил барон.

– Она что, разрывная? Или особо твердая?

– Нет, взрыва от нее не будет, – заверил барон. – Твердость чуть выше, чем у сплава стали с титаном, но есть гораздо более твердые пластики.

Ридра сделала было движение рукой, но решила сперва спросить:

– Можно взять посмотреть?

– Вряд ли у вас получится. Можете попробовать.

– А что будет?

– Посмотрите сами.

Она протянула руку, но пальцы сомкнулись дюйма на два выше матовой поверхности. Ридра нахмурилась, взяла чуть левее, но опять промахнулась мимо загадочного обломка.

– Минуточку. – Барон с улыбкой взял его в руки. – Если бы такой просто валялся на земле, вы бы и внимания не обратили, да?

– Отравленный? Или деталь от чего-то?

– Нет. – Барон задумчиво осмотрел вещицу со всех сторон. – Просто отличается высокой избирательностью. И услужливостью.

Он поднял руку:

– Предположим, вам нужен пистолет… – В его руке вдруг оказался новейший вибралайзер, каких Ридра даже и не видела. – Или разводной ключ… – Он подкрутил винт головки. – Или мачете… – В воздухе сверкнуло лезвие. – Или компактный арбалет…

У него была пистолетная рукоятка, а плечи в длину не превышали десяти дюймов, но пружина была двойная, закрепленная болтами диаметром четверть дюйма. Барон нажал на спусковой крючок (стрелы не было), и от хлопка тетивы и протяжного звона плеч челюсти у Ридры сжались.

– Это иллюзия, да? – спросила она. – Поэтому я не могла его взять?

– Кувалда, – сказал барон.

В руках у него появился молоток с внушительной головкой. Он размахнулся и ударил по основанию витрины – раздался оглушительный лязг.

– Смотрите.

Ридра увидела круглую вмятину; в середине выделялся нечеткий рельеф герба Вер Дорко. Она провела пальцами по выпуклому металлу: поверхность от удара еще была чуть теплая.

– Нет, не иллюзия, – сказал барон. – С сорока ярдов этот арбалет пробьет навылет трехдюймовый дубовый брус. Ну а вибралайзер – сами знаете. – Он вытянул руку (сейчас в ней снова был простой кусок металла) над витриной. – Вы не положите на место?

Она подвела свою ладонь под его, он разжал руку, она сомкнула пальцы, но предмет сам по себе оказался на подставке.

– Никаких фокусов. Только избирательность и… услужливость.

Он прикоснулся к краю демонстрационного короба, и пластмассовые створки закрылись.

– Занятная игрушка. Пойдемте дальше.

– Но как она работает?

Вер Дорко улыбнулся:

– Нам удалось так поляризовать сплавы тяжелых элементов, чтобы они существовали только в определенных матрицах восприятия. Во всех других они не поддаются обнаружению. Их можно только увидеть, – кстати, визуальный канал при желании тоже можно заблокировать. Нет ни массы, ни объема – из физических свойств остается только инерция. А значит, стоит пронести такую вещь на гиперстатический корабль, и его приборы выйдут из строя. Два-три грамма таких сплавов поблизости от инерционно-стазисной системы создают огромное количество не поддающихся учету нагрузок. Вот вам и главное предназначение: если внедрить такие элементы в корабли захватчиков, о нападениях можно будет забыть… Остальное – так, детские забавы. Оказывается, поляризованное вещество обладает эффектом памяти. – Они подошли к проходу в следующий зал. – Если его отжечь в определенной форме и медленно охладить, то молекулярная структура формы запишется до мельчайших подробностей. Под любым углом к направлению поляризации у каждой молекулы абсолютная свобода движения. Но стоит встряхнуть – и вся система возвращается к первоначальной структуре, как смятая резиновая фигурка, когда разжали кулак.

Барон оглянулся на витрину.

– На самом деле довольно просто. А вон там, – он махнул рукой в сторону картотечных шкафов, – настоящее оружие. Примерно три тысячи чертежей того, во что можно превратить этот поляризованный обломок. «Оружие» – это понимание, что можно сделать с тем, что у тебя есть. В рукопашной схватке смерть могут нести шесть дюймов ванадиевой проволоки. Если вогнать ее во внутренний угол глаза, она по диагонали прошьет лобные доли мозга. Если потом резко повернуть вниз, то проткнет мозжечок – вот и полный паралич. Если загнать целиком в глубину – размолотит сочленение спинного мозга и продолговатого мозга. Смерть. И той же проволокой можно вывести из строя систему связи «Тип двадцать семь-Кью-Икс», которая в настоящее время используется в стазисных системах у захватчиков.

У Ридры вдоль хребта пробежал холодок: отвращение, которое все это время ей удавалось в себе подавлять, накрыло с новой силой.

– Следующие экспонаты – дело рук «Борджа»! – засмеялся он. – Так я называю наш токсикологический отдел. Опять же весьма грубые вещи.

Он взял с полки на стене запечатанный стеклянный флакон.

– Чистый дифтерийный токсин. Здесь хватит, чтобы заразить водохранилище крупного города – до смертельного уровня.

– А как же обязательная вакцинация… – начала Ридра.

– Дифтерийный токсин, дорогая моя. Токсин! Раньше, когда еще были заразные заболевания, при вскрытии умерших от дифтерии обнаруживали что? Всего несколько сотен тысяч бацилл, причем только в горле, больше нигде. Будь это другие бактерии, обошлось бы легким кашлем. Годы ушли на то, чтобы понять, в чем дело. Это крошечное количество бактерий вырабатывало совсем уже микроскопическое количество вещества, которое до сих пор считается самым смертоносным органическим соединением в природе. Чтобы убить человека – да даже тридцать-сорок человек, если на то пошло, – достаточно, по сути, незаметной, не поддающейся обнаружению капли. До сих пор, несмотря на весь прогресс, получить это вещество можно было только от услужливой дифтерийной бациллы. Но «Борджа» придумал другой способ. – Он указал на другую бутылочку. – Цианистый калий. Старая гвардия! Правда, характерный запах миндаля… Вы не проголодались? Только скажите – и прервемся на коктейли.

Она быстро и решительно помотала головой.

– А это катализаторы. Деликатес! – Он водил рукой от склянки к склянке. – Дальтонизм. Слепота. Тональная глухота. Полная глухота. Атаксия. Амнезия. И так далее. – Он опустил руку и ухмыльнулся, как голодный грызун. – И все это можно спровоцировать этим. Обычно, если нужен настолько специфический эффект, приходится вводить огромное количество вещества: десятую часть грамма и больше. Потому-то и нужны катализаторы. Можно выпить любой из этих флаконов хоть целиком, и ничего не будет… – Он взял последний в ряду контейнер и нажал на штырек, еле слышно зашипел высвобождающийся газ. – До этого момента. Совершенно безвредный пульверизированный стероид…

– Но он активизирует яды, которые вызывают у человека… такое?

– Совершенно верно, – улыбнулся барон. – Причем катализатор требуется почти в таких же микроскопических дозах, как токсин дифтерии. Если выпьете эту голубую баночку, полчаса немного поболит голова и живот, и все. Зеленую – полная атрофия головного мозга за неделю. Человек превращается в овощ. Фиолетовую – смерть. – Он повернул вверх ладони и со смехом развел руками. – Страшно проголодался. – Руки опустились. – Может быть, поднимемся к ужину?

Спроси, что вон в той комнате, сказала она сама себе и не придала бы значения этому мимолетному всплеску любопытства, но мысль пришла в голову на баскском: сообщение от ее бестелесного телохранителя.

– Когда я была маленькая, – сказала она, подходя к нужной двери, – после прилета на Землю меня повели в цирк. Я тогда впервые увидела так много увлекательных вещей так близко и в одном месте сразу. Меня час не могли уговорить пойти домой. А что в этой комнате?

Мышцы у него на лбу чуть дернулись, выдавая удивление.

– Покажите! – улыбнулась она.

Он поклонился, изображая шутливую покорность:

– Современная война ведется на многих восхитительно разнообразных уровнях. – Он поравнялся с ней и продолжил экскурсию, как будто все так и было задумано. – Можно выиграть сражение с помощью боевых топоров и мушкетонов, которые вы видели в первом зале, а можно – удачно воткнув ванадиевую проволоку в систему связи «Тип двадцать семь-Кью-Икс». Если определенные приказы опоздают, схватка и не начнется. Оружие, экипировка плюс обучение, проживание, довольствие: за два года службы на космолетчика приходится истратить три тысячи кредитов. Гарнизон из полутора тысяч солдат влетит в четыре с половиной миллиона. Для его размещения понадобятся три боевых гиперстатических корабля, каждый из которых с полным снаряжением потянет на полтора миллиона. Итого получается девять миллионов. На подготовку одного шпиона или диверсанта мы тратили иногда по миллиону кредитов. И это в исключительных случаях. А шесть дюймов ванадиевой проволоки стоят, если не ошибаюсь, треть цента. Война – занятие дорогое. И в Штаб-квартире Альянса, хоть и с запозданием, начинают понимать, что выгоднее действовать тонко. Сюда, мисс… капитан Вон.

И вновь они оказались в помещении с единственным демонстрационным шкафом, но только он был семь футов в высоту.

Статуя, подумала Ридра. Да нет, настоящее тело: прочерчен каждый мускул, каждый сустав. Хотя нет, не может быть: настоящее тело, мертвое или в анабиозе, никогда не выглядит таким… живым. Такого эффекта может добиться только скульптор.

– Так что, как видите, от подготовки шпионов зависит многое. – Барон из вежливости придержал и без того раскрывшуюся автоматическую дверь. – Перед вами одна из самых дорогих моделей, хотя все равно гораздо дешевле миллиона. Одна из моих любимых, хоть и не без недостатков. Когда доработают отдельные нюансы, хочу ввести ее в базовый компонент арсенала.

– Модель шпиона? Это какой-то робот? Или андроид?

– Ни в коем случае.

Они подошли к стеклянному коробу.

– Мы изготовили шесть «ТВ-пятьдесят пять». Проделали огромную работу по подбору генетического материала. Сейчас благодаря медицине живет и со страшной скоростью размножается столько бездарного человеческого шлака – еще несколько столетий назад у них бы не было шансов. В общем, тщательно выбрали наших родителей, провели искусственное оплодотворение и получили шесть зигот: три мужские и три женские. Как мы над ними тряслись! Питательная среда рассчитана до мелочей. Рост подогнали гормонами и еще кое-чем. Но самое замечательное – экспериментальный импринтинг. Великолепные, здоровые создания. Вы бы знали, какой тщательный за ними уход.

– Я раз провела лето на ферме, – буркнула Ридра.

Барон коротко кивнул:

– Мы применяли экспериментальный импринтинг и раньше, методика уже существовала. Но никогда еще не удавалось полностью смоделировать сознание шестнадцатилетнего человека. До шестнадцати мы их, кстати, дорастили за шесть месяцев. Вы только посмотрите, какой экземпляр! Рефлексы в полтора раза быстрее, чем у обычных людей в этом возрасте. Роскошная мускулатура. Даже если он полгода будет страдать от тяжелой миастении и на три дня останется без пищи, то на нужных стимуляторах все равно сможет перевернуть полуторатонный автомобиль. При этом погибнет, но все равно – КПД невероятный. Можете представить, на что способно совершенное тело, которое в любой момент работает на пределе возможностей? Даже просто с точки зрения физической силы.

– А я думала, гормонное стимулирование роста запретили. Разве от него продолжительность жизни не сокращается как-то очень резко?

– Если пользоваться в таком объеме, то сокращение составляет семьдесят пять процентов и больше. – Он улыбался так, будто наблюдал за каким-то чудны́м зверьком, вытворяющим странные штуки. – Но позвольте, мисс Вон, мы ведь делаем оружие. Если «ТВ-пятьдесят пять» проработает с предельным КПД двадцать лет, это уже на пять лет больше, чем среднестатистический крейсер. Не забывайте про экспериментальный импринтинг! Чтобы найти среди обычных людей того, кто мог бы, хотел бы стать шпионом, нужны кандидаты на грани невроза, даже психоза. А такие отклонения хотя и могут усиливать одну какую-то область, в целом всегда личность ослабляют. Когда шпион работает за пределами этой области, эффективность его снижается до опасных уровней. А захватчики тоже следят за психоиндексами, и обычный шпион никогда не попадет в те места, где он нам мог бы пригодиться. Если хорошего шпиона поймают, он для нас в десять раз опаснее плохого. Постгипнотические суицидальные установки и все такое прочее легко сбить медикаментами – никакого смысла в них нет. А «ТВ-пятьдесят пять» при интеграции выдает совершенно нормальные показатели. В него заложено примерно шесть часов светских бесед, краткое изложение новейших романов, политических событий, критических статей о музыке и живописи. По-моему, кстати, за вечер он должен упомянуть вас дважды – такой чести удостаивается еще только Рональд Квар. Запрограммирована одна тема, на которую он способен рассуждать полтора часа оригинально и со знанием дела. У этого, если не ошибаюсь, «гаптоглобиновые комплексы у сумчатых». Если его прилично одеть, он не ударит в грязь лицом ни на посольском балу, ни в кулуарах правительственной конференции. Убийца высшей категории, превосходно обращается со всем оружием, которое вы видели, и многим другим. Способен на четырнадцати диалектах, жаргонах и с разными акцентами двенадцать часов рассказывать о любовных похождениях, карточных баталиях, потасовках и забавных и не вполне легальных затеях, которые оканчивались неизменным провалом. Если надорвать на нем рубашку, измазать лицо и надеть комбинезон, легко сойдет за самого обычного механика с одного из сотни звездоцентров или звездоверфей на той стороне Пояса. Он выведет из строя любой двигатель, систему связи, радарную установку и сигнальное устройство, которые стояли на вооружении у захватчиков за последние двадцать лет, причем всего лишь с помощью…

– Шести дюймов ванадиевой проволоки?

Барон усмехнулся:

– Отпечатки пальцев и рисунок радужной оболочки он может менять по своему усмотрению. С ним поработали наши нейрохирурги, и теперь все лицевые мышцы у него управляются сознательно. То есть при желании он может кардинально изменить структуру лица. Под кожу головы зашиты резервуары химических красителей и гормонов, так что цвет волос он может изменить за секунды. А если нужно, вообще сбросит волосяной покров и отрастит новый за полчаса. «ТВ-пятьдесят пять» – непревзойденный мастер психологии и физиологии принуждения.

– То есть пытки?

– Если угодно. Он всецело послушен людям, по отношению к которым ему внушили чувство подчиненности; всецело беспощаден к тому, что ему приказали уничтожать. В этой прекрасной голове нет и намека на супер-эго.

– Он… – сказала она и сама удивилась своим словам, – прекрасен.

Глаза с темными ресницами и веками, словно подрагивающими от желания раскрыться, широкие ладони на уровне голых бедер, полусогнутые пальцы, готовые распрямиться или сжаться в кулак. Подсветка создавала на загорелой, но почти прозрачной коже эффект легкой дымки.

– Говорите, это не модель? Он живой?

– Более или менее. Но сейчас он в глубоком трансе, примерно как у йогов, или, как ящерица, в спячке. Могу, если хотите, его активировать – но уже без десяти семь. Не хотелось бы заставлять остальных гостей дожидаться за столом.

Она перевела взгляд с человека в стеклянном шкафу на обтянутое тусклой кожей лицо барона. За слегка впалой щекой нижняя челюсть у него непроизвольно двигалась в суставе.

– Цирк – вещь хорошая, – сказала Ридра, – но я выросла. Пойдемте.

Усилием воли она заставила себя взять его под руку – невесомую и сухую на ощупь, словно папиросная бумага. Ридре с трудом удалось не поморщиться.