Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
13
Леону было полных тридцать четыре года на конец января 1939-го, когда он прибыл – один, без семьи – в Париж, казавшийся надежным убежищем, хотя правительство Эдуарда Даладье и смирилось с политическими реалиями, вело переговоры с Гитлером и собиралось признать Франко законным правителем Испании. Леон прибыл с паспортом, копией приказа, изгнавшего его из Рейха, и двумя рекомендательными письмами: одно подтверждало его добропорядочность, второе – тот факт, что с 1926 по 1938 год он управлял винным магазином в Вене. Денег у него не было вовсе.
Я часто пытался представить себе, как Леон ехал из Вены в Париж, но деталей этого путешествия я не знал. Попав в Вену на конференцию, посвященную аварии атомной электростанции в Чернобыле, я спонтанно купил билет в одну сторону, на ночной поезд в Париж. Попутчицей оказалась молодая немка. Мы говорили о войне, о том, как она сказалась на наших семьях, о связи настоящего с прошлым. Задушевный разговор, полное ощущение давнего знакомства и общих воспоминаний – и мы даже не обменялись контактами.
В Париже я пошел к дому, где Леон жил первое время: это было четырехэтажное здание на улице Мальт, 11, поблизости от Зимнего цирка, да и от площади Республики недалеко. Находясь там, он снова и снова подавал прошение предоставить ему убежище во Франции и каждый раз получал в префектуре полиции отказ, маленькие листочки бумаги с казенной надписью синими чернилами. Каждый раз ему предоставляли пять дней на выезд, и каждый месяц на протяжении года он обжаловал это решение. В итоге он получил разрешение остаться.
В июне 1939 года в Париж привезли его маленькую дочь. Где они жили – и как выживали, – я не знаю. В августе Леон снял комнату в доме 29 на улице Люн, в узком высоком здании на тесной улочке. Там они и жили, когда Германия 1 сентября того же года напала на Польшу. Через несколько дней Франция и Британия объявили войну Германии, и, значит, связь с Ритой, остававшейся в Вене, на вражеской территории, была затруднена. Писем от этого периода не осталось, лишь фотография дочери, отправленная Рите в октябре. «Рут бежит к лучшему будущему», – написал Леон на обороте и передал приветы другим членам семьи, не зная, что они уже уехали в Англию.
Леон поручил дочь друзьям и завербовался во французскую армию, чтобы сражаться против немцев. Ему выдали удостоверение, где в графе «Профессия» указано «Электрик». В марте 1940 года он вступил в Третий маршевый полк иностранных добровольцев (Troisième Régiment de Marche de Volontaires Étrangers, RMVE), отпочковавшийся от Иностранного легиона, и через несколько дней попал в лагерь на юго-западном побережье Франции, возле Пиренеев и границы с Испанией.
Ле Баркарес находится на длинной полосе земли, отделяющей Средиземноморье от широкого пресного водоема. В седьмой роте, в которой числился Леон, было несколько тысяч человек, набранных со всей Европы: испанские республиканцы, коммунисты и евреи из Венгрии, Чехословакии и Польши. На немногих сохранившихся фотографиях дед смотрится денди в шляпе с широкими полями, бриджах и шинели.
Через месяц его комиссовали: сочли тридцатипятилетнего мужчину слишком старым для действительной службы. А спустя еще несколько недель немцы вошли в Бельгию, Голландию и Францию. Полк, где служил Леон, был переименован в Двадцать третий маршевый полк и переброшен на север, сражался против немцев под Суассоном и Пон-сюр-Йонн. 22 июня было заключено перемирие, и полк распустили.
Рут. Париж. 1939
Леон. Ле Баркарес. 1940
Леон был в Париже, когда 14 июня 1940 года в столицу вошли немцы, вынудив многих парижан бежать. Вскоре дороги вокруг Парижа опустели и «дух коррупции» низошел на город, где немецкие солдаты расположились в ресторанах на Елисейских полях, а подростки из Gardes Françaises (французский аналог гитлерюгенда) продавали омерзительный антисемитский и антимасонский ежедневник Au Pilori («К позорному столбу») с призывами линчевать Леона Блюма и Эдуарда Даладье.
Леон работал в языковой школе Эколь Сен-Лазар на улице Сен-Лазар, дом 102: пригодилось его знание немецкого. В бумагах Леона я нашел аттестацию, подписанную директором школы месье Эдмоном Мелфи и подтверждающую квалификацию Леона как преподавателя. Рут переправили в убежище за пределами Парижа, в соседний Медон. Ей было два года, она умела ходить, но еще не говорила, и прятали ее в частных яслях под названием L’Aube de la Vie («Заря жизни»).
Это было первое убежище из довольно длинной цепочки, и все воспоминания о нем стерлись из ее памяти. Следующие четыре года моя мама прожила подкидышем, вдали от родителей, под вымышленным именем Жослин Теве.
