Кошки не всегда молчат

3

Сегодня Илзе хлопотала на кухне, усадив свою ученицу в гостиной.

Рике подошла к журнальному столику, и взяла с него красиво оформленную книгу альбомного формата. Надпись на обложке – «Легенды Тролльхавена».

Девочка полистала страницы. На каждой – короткий рассказ с заглавием, рядом – искусный рисунок карандашом.

«Доска и камень», манили названия, «Духи и духи», «Морская дева»… Рике оживилась, увидев на картинке знакомый вид дендрария. Рассказик назывался «Сады Любви». Этого следовало ожидать, подумала она, села на софу и погрузилась в чтение.

« САДЫ ЛЮБВИ.

Богат торговец и промышленник Юльф Сварлен. Не отлагая дело на потом, строил в город он дорогу из железных рельс. По ним вагоны резво бегали до Осло и Стокгольма, влекомы силой паровых машин. На ветер Сварлен не бросал слова. Благоухая потом, с толстым животом, внезапно овдовев, решил скорей жениться. Разыскивая подходящую девицу, он глаз на дочь главы управы Ингрид положил.

С высокой грудью, золотой косой прекрасна Ингрид, как рассвет. Глаза, как синие фиорды глубоки. И спелых вишен яркий цвет на лишь на её губах так ярко пламенеет. Мужчин сражает мановением руки в шестнадцать лет. И, взвесив всё, решил её отец отдать своё сокровище Сварлену – богатею.

В начале осени посватался жених. Обговорили всё с отцом, да по рукам ударили, на том и порешили. Но время нужно подготовить бракосочетанье молодых, поэтому до Юля-Рождества венчанье отложили.

Подруги Ингрид обзавидовались – богата будет, жить девчонке как за каменной стеной. Огромный дом, десяток слуг – не жизнь, а сказка. Лишь удовольствие лови и бей баклуши. Смеялась Ингрид им в ответ: "Да что вы говорите? Попробуйте-ка лучше это!", и из корзинки доставала каждой по сочной, спелой груше.

Стоял октябрь, похолодало в Нордланде, все было как обычно. Задули ветры с побережья. У Ингрид девушки собрались посидеть привычно. "А вот малина: кушайте!", сказала та, внося тарелку, полную благоуханных ягод. Поставила на стол ее небрежно. "Помилуй, Ингрид, где взяла ты их?". "Как где взяла? На что же мне жених?"

Пошили платье к бракосочетанью в ноябре. В нем Ингрид просто чудо, прелестница, колдунья, хороша! Однако видели подруги: печальна юной девушки душа. "Ну что же ты, бодрей, не вешай нос!". "Конечно девочки. Немного мне взгрустнулось. Вы ешьте персики, мне суженый принёс".

Декабрь: звон мороза и беззвучье снега. В один из дней позвала Ингрид всех к себе. Так рады девушки – что за сюрприз? Запыхавшись от бега, спешат к подруге. В доме полумрак, но Ингрид весела. "Скорее, угощайтесь!". "Что это?". "Гранаты! Их надо есть вот так! Любимый научил". "Так что же, Сварлен уж твою любовь заполучил?". Смеётся Ингрид. "Ну, девочки, не будьте так наивны. При чем здесь толстый хрыч? Сказала же: любимый!"

А накануне свадьбы, перед Юлем все встретились на улице случайно. Сияют девушки улыбками, лишь Ингрид не смешно. "Прощайте, милые", – вдруг говорит и так глядит печально. "Решила я давно сама, лишь для родителей не стало бы ударом. Возьмите, это спелая хурма, вам каждой по корзинке – прощальный мой подарок". "Да что ты, милая, такое говоришь?". "Вы не тревожьтесь, у меня все хорошо. Я замуж выхожу, но вас покину, может быть, на долгие года. Любимый мой в стране полуденного солнца, месте счастья и любви, там где цветут сады всегда". И вдруг ушла. Лишь только к вечеру одна из девушек, сомненья пересилив, об этом силы рассказать нашла.

Хватились Ингрид, когда стало уж совсем темно. Дверь распахнули к ней… Вот только не успели. Вбежали Сварлен и отец, да и оторопели. Белеет в комнате в заснеженную тишь раскрытое окно, весь пол усыпан розами, и… клубники спелой россыпь на девичьей распахнутой постели».

– Вот оно как! – сказала Рике сама себе.

Чтение было непривычное. Язык сломаешь, так это называется. Не поэзия и не проза. Рифма угадывалась, но плавала, скакала, а иногда и совсем терялась. Рике решила попробовать ещё.

На этот раз дело пошло лучше. История читается нараспев, как сага, поняла девочка.

– «Стоял октябрь, похолодало в Нордланде, все было как обычно.

Задули ветры с побережья.

У Ингрид девушки собрались посидеть привычно.

– А вот малина: кушайте! – сказала та, внося тарелку, полную благоуханных ягод. Поставила на стол ее небрежно.

– Помилуй, Ингрид, где взяла ты их?..

– Как где взяла? На что же мне жених?»

Рике прочитала кусочек вслух, и сама удивилась, как на этот раз получилось складно. Вошла Илзе.

– Легенды, – кивнула она. – Интересно?

– Ага. А вы отсюда сюжеты мне подсказывали?

– И отсюда тоже. Я сейчас на кухне закончу, и подойду, хорошо?

– Конечно, что вы!

– Тогда вот, можешь посмотреть еще мой фотоальбом, если хочешь.

Женщина сняла с полки тяжелый фолиант и положила рядом с девочкой.

– Пять минут! – крикнула она, выйдя из комнаты.

Рике отложила «Легенды», взявшись за фотоальбом госпожи Лунд. С кухни доносился обалденный аромат доходящего в духовке имбирного печенья с корицей.

В альбоме были и совсем старые фотографии – даже в сепии; Рике знала, что так называются оттенки коричневого цвета на снимках начала прошлого века. Там мужчины в чопорных костюмах стояли позади женщин, сидевших на строгих стульях в напряжённой позе. Иногда попадались дети в матросских костюмчиках или смешных платьицах. На одном из подписанных снимков оказался Джонатан Лунд. Рике вспомнила, что так звали инженера, который построил городской фуникулёр на гору Старый Тролль. «Ух ты! Дед или прадед Илзе, наверно», решила она.

Наставница Рике вернулась в гостиную, поставила на столик маслёнку, сахарницу, кофейник, корзинку с конфетами, снова вышла, принесла полное блюдо благоухающего горячего имбирного печенья и присела, наконец, слева от своей ученицы. Та как раз дошла до чёрно-белых снимков, по виду – тридцатых-сороковых годов.

– Угощайся, милая! – добрые морщинки вокруг глаз Илзе так и приглашали отведать сладостей и выпечки. Она налила им кофе в чашки. Рике протянула руку и взяла печенье. Пальцам стало горячо, девочка поспешно откусила кусочек и положила остаток в тарелку. Ее заинтересовал один снимок – на нем несколько молодых офицеров в форме Морских Псов обнимались со смеющимися светловолосыми девушками на тролльхавенской набережной, а за ними солнце бросало на воду фьорда сверкающие блики.

– А вот это тоже ваши родственники?

Женщина прищурилась, рассматривая через толстые стекла очков фотокарточку, на которую показала Рике.

– О да, милая, – вздохнула она. – Короткий палец ткнул в офицера и девушку, которую он обнимал за талию. – Это мои отец и мать.

Рике чуть не уронила альбом. Отец Илзе Лунд – Морской Пёс???

– Но… Как? – выдавила она.

Илзе невесело усмехнулась.

– Да, Рике, я и моя сестра – дети войны. Знаешь, кто это такие?

– Краем уха слышала, – замялась Рике. Дети войны – это было что-то стыдное, из времен оккупации, о чем не говорят вслух в приличной компании.

– Даже сейчас об этом не любят вспоминать. Мы – дети врагов. Детство было такое, что никому не пожелаешь… Но давай лучше сейчас не будем о грустном. Ты же хотела меня о чем-то расспросить?

– А, да! Про оптический эффект!

– Это вам учитель в школе рассказал? – Илзе сделала большие глаза. – Сейчас я тебе открою страшную тайну! Аура – это и правда оптический эффект!

Она дробно засмеялась, будто сушеный горох в жестяной банке трясли. Рике уставилась на нее, приоткрыв рот.

– Все, что ты видишь – оптический эффект, моя милая. Так и аура. На самом деле ты видишь не ауру, а этот оптический эффект. Но, – она подняла палец, – если будешь регулярно практиковаться, то мозг привыкнет к тому, что ты «видишь» ауру. И тогда остальные органы чувств начнут «достраивать» картинку, и «видение» поможет тебе взаправду видеть тонкие тела людей. И цвета, и болезни, и ещё многое. Ведь в театре же ты сама видела, а там некому было эти эффекты создавать. Не очень понятно пока? – улыбнулась она. – Ну ничего, со временем разберёмся.

– Угу. – Глоток кофе. Кусочек вкуснющего печенья. – Скажите: а вот смотрю, у некоторых людей аура – я её ещё дымкой называю – над головой в такой конус превращается. Это тоже оптическое… эээ… или что-то необычное?