Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 4. Вклад церквей в строительство и консолидацию империи. Особенности британского миссионерства
Обращая внимание на позитивный вклад британских церквей в просвещение населения и становление школьного образования, нельзя не отметить цивилизаторскую роль английского и шотландского миссионерства при освоении метрополией колониальных территорий в последние десятилетия XIX – начале XX вв.
Интересно в связи с этим мнение британского профессора социальной, имперской и религиозной истории Дж. Коха, высказанного им в книге «Английские церкви в секулярном обществе 1870–1930». Рассматривая исторический период с последних десятилетий XIX до первых – XX в., исследователь пишет: «Два главных события современной истории заключаются в драматическом упадке религиозности в сердце европейского христианства и стремительной экспансии христианства на территории, лежащие за пределами Запада». При этом причину упадка влияния церквей и снижения религиозности населения Англии, начавшиеся в начале XX в., Кох увидел в воздействии двух факторов: в огромной энергии, затраченной христианскими миссиями на цивилизацию и евангелизацию населения колоний и в напряженной социальной работе в самой стране. Резервов же на пополнение своего членства, как полагает историк, у церковных общин уже не было.
Согласимся с Кохом в том, что значительное по своим масштабам миссионерское движение, осваивавшее колониальные территории, потребовало от британских церквей огромных материальных и духовных ресурсов. Остановимся на истории этого феноменального явления более подробно.
Пионерами христианского миссионерского движения явились католики. В Средние века католические миссионеры обратили в христианство всю Западную Европу. Для распространения христианства в других частях света участвовали миссионеры монашеских орденов, как, например, бенедиктинцы и нищенствующие монахи. С XVI–XVII вв. в эту деятельность включился католический монашеский орден иезуитов. Со второй половины XVIII и особенно с XIX в. центр миссионерской активности переместился в Соединенное Королевство. Естественно, что экономическим основанием для этого послужили промышленное, морское и колониальное могущество Великобритании. Но наряду с этим нельзя не учитывать и черты национального характера британцев, а также духовную атмосферу, в которой воспитывались властители империи – жители метрополии, где и зарождалось миссионерское движение.
Здесь уместно привести высказывание британского историка Р. Блейка об одной из важных черт английского характера, а именно – «страстном желании жителей Британских островов совершать дальние путешествия в поисках новых земель и возвращаться обратно с их плодами, чтобы сделать Англию миниатюрным изображением мира». Сокровища знаменитого Британского музея, многих других музеев страны и частных коллекций являются подтверждением этого высказывания. В дополнение к этому Блейк пишет и «об особом влечении англичан к морю, что сделало их не только прекрасными моряками и исследователями, но также изобретателями морских праздников».
Английские исследователи, занимавшиеся изучением национального характера соотечественников в XIX в., не без основания, на наш взгляд, выделяют и такие их качества, как динамизм, желание и способность управлять другими народами, прагматизм, альтруизм, религиозность. Так, например, английский политический философ Э. Баркер в своей книге, посвященной национальному характеру британцев, пишет: «У евангелической, англиканской, католической церквей и всех других христианских деноминаций была общая черта. Она заключалась в их стремлении превратить религию в мощную социальную силу. В этом случае христианские принципы стали бы управлять человеком во всех его действиях в своей стране и за ее пределами».
Баркеру же принадлежит определение трех причин, побудивших британцев к созданию империи: стремление к собственному благосостоянию, жажда власти и страстное желание руководить действиями других народов для справедливого устройства мира. Империя как результат такого устройства сыграла, по его мнению, особенно важную, цивилизаторскую роль, «поскольку, помимо управления народами, выполняла миссию культуры, сеяла семена христианской веры, осуществляя таким образом еще более высокое предназначение».
Британский историк К. Барнетт, занимавшийся историей колониализма, считает, что к созданию империи причастны средний класс и аристократия, которые руководствовались даже больше, чем в своей стране, не законами, а моральными принципами. Последние же формировались и входили в сознание этих социальных групп метрополии на протяжении XVIII и XIX столетий, а их источником была методистская религиозная доктрина, провозгласившая евангелизацию и миссионерство своими основными задачами и постепенно воспринятая другими нонконформистскими конфессиями, а также англиканской и католической церквами. «Евангелие и его заповеди, – пишет Барнетт, – стали для британцев не отвлеченной теологией, а убеждением и руководством в личной, общественной и международной деятельности». И еще об этом же: «Евангельское христианство изменило национальный характер англичан в либеральном направлении, трансформировав религиозные ценности в светские сферы и оттеснив на задний план свойственный островным жителям прагматизм. Как следствие своеобразной духовной революции, английская колониальная политика по своему содержанию не преследовала исключительно национальные интересы, а управлялась одновременно и христианской моралью».
Барнетт, как и Баркер, без сомнения, идеализирует английский колониализм. Суть колониализма, как доказано в трудах отечественных историков, включая и автора этих строк, состояла в хищнической эксплуатации природных ресурсов колониальных территорий при использовании дешевого труда туземцев в интересах метрополии. При всем этом черты характера, подмеченные учеными, на наш взгляд, действительно присущи островитянам. Иначе бы они не нашли язык с дикими племенами и не преодолели бы те трудности, которые приготовила им природа Африки или Индии.
История распорядилась таким образом, что колонизаторы пришли с Запада, а покоренными оказались народы Азиатского и Африканского континентов. Через экспансию западная цивилизация реализовала тот заряд предприимчивости, интереса к открытиям и необходимого поиска рынков и новых земель, который она содержала в себе. А уровень научно-технической оснащенности европейских стран, имея в виду не только армию и флот, но и знания, накопленные в области естественных наук, промышленного производства и сельского хозяйства, способствовал успеху западного наступления.
Впрочем, наряду с этим была и гуманитарная составляющая колониализма, которая заключалась в борьбе с рабством, прекращении межплеменных войн, эпидемий тропических болезней и, наконец, в просвещении населения колоний. Бремя этих обязанностей несли на себе администрация зависимых территорий и миссионеры. Но именно миссионеры, осуществлявшие евангелизацию новой паствы, открыли первые школы, в которых получили образование лидеры национально-освободительных движений Африки, и научили аборигенов пользоваться колесом и сеять зерновые культуры. Объективно эти христианские посланцы метрополии особым способом укрепляли колониальное правление. Язычество сменялось христианством, а в миссионерских школах туземцы осваивали английский язык и узнавали о королеве как их покровительнице. Между народами зависимых территорий и управляющей державы создавалась своеобразная общность. После военных и разного рода предпринимателей и купцов миссионеры выступали как бы «третьей рукой» колониализма.
Небесный или духовный престол так или иначе поддерживал политическую власть, учрежденную в колониях и привнесенную, как и само христианство, из метрополии. Покидая блага цивилизации и отправляясь в заморские земли, каждый миссионер рисковал здесь быть сожженным на костре, съеденным племенами-людоедами или дикими животными и, наконец, погибнуть от тропических болезней. И такие жертвы были. В чем же заключался источник духовной стойкости миссионеров?
Можно считать, что таковыми были уже отмеченные черты английского характера и высокая степень религиозности британских граждан.
Жизнь английской семьи и общества, отраженная в художественной литературе XIX в., в частности в произведениях Чарльза Диккенса, также подтверждает значимость религиозно-этических факторов для формирования сознания и поведения британцев. В целом же пример Великобритании может служить иллюстрацией концепции Макса Вебера, изложенной им в работе «Протестантская этика» и заключающейся в том, что религия благодаря своей активной роли в социальных отношениях обрела характер автономного и существенного момента в историческом развитии.
В XIX в. частные привилегированные школы (public schools), о чем уже говорилось, были основной кузницей кадров для религиозных деятелей, политиков, чиновников колониального аппарата. А именно здесь усвоение библейских заповедей считалось не менее важным, чем постижение знаний. Наряду с семьей и школой эти заведения внедряли в сознание будущей политической элиты ценности евангелизма. Так, доктор Томас Арнольд, управляющий престижным учебным заведением в Регби с 1827 по 1841 г., был убежден, что для его воспитанников понимание Нового Завета и гуманитарные знания более важны, чем естественные науки, т. к. только они могут влиять на поведение, принципы и чувства людей. Цель своей школы он видел в том, чтобы воспитывать христианских джентльменов, будущих достойных граждан и правителей не только Англии, но и всей империи.
Взгляды Т. Арнольда разделяли многие директора привилегированных школ, занявшие свои посты позднее и, в частности, Дж. Уэллдон, руководивший Харроу в конце XIX в. О задачах своих будущих воспитанников он писал следующее: «Счастье их страны и их расы основывается на принципах служения истине, свободе, равенству и религии. Они должны нести эти принципы в мир. Но как бы высоки ни были эти принципы, люди не последуют за ними, если они не покажут пример собственного христианского поведения».
Многое из этих установок переносилось и на воспитание студентов в английских университетах, особенно в древних Оксфорде и Кембридже, где изучению религии отводилось значительное место и где участие в миссионерских экспедициях считалось почетным и престижным занятием. Естественно, все вышеизложенное не дает основания для идеализации британской элиты XIX в., включающей интеллигенцию, политических и религиозных деятелей, т. к., помимо изложенной христианской традиции, той же частью общества воспринималась и так называемая имперская идея. Согласно ей покоренные Англией заморские территории должны были обеспечивать жизнеспособность и престиж метрополии. Но одновременно патерналистская концепция о «бремени белого человека», популярная в метрополии на рубеже XIX–XX вв., предполагала моральную ответственность британского общества за своих заморских подданных, освоение ими христианских духовных ценностей, поиск путей к взаимопониманию.
Речь шла о цивилизаторской миссии «великой англо-саксонской расы», принявшей на себя «бремя белого человека» на этих землях. Рожденный в Бомбее английский поэт, прозаик и философ Р. Киплинг в поэме «Бремя белых» отмечал альтруизм своих соотечественников, хотя и не испытывал оптимизма в отношении будущего их деяний:
В целом можно сказать, что ко второй половине XIX в., ознаменованной подъемом колониальной экспансии, британское общество было подготовлено и к духовной экспансии. Всплеск миссионерской активности на протяжении XIX в. явился подтверждением этого.
Один из деятелей американского миссионерского движения Руфус Андерсон отмечал в 1837 г., что «время мировой христианизации пришло, и знания о Боге вскоре заполнят землю подобно воде, наполняющей моря». Признаки этого прихода Андерсон увидел в том, что евангельские церкви Англии и его страны подготовили почву для расширения христианского дома, а технический прогресс позволил пришельцам с Запада достичь самых отдаленных территорий.
Большой вклад в просветительскую деятельность в колониях внесли шотландские миссионеры. Шотландский ученый и миссионер Дэвид Ливингстон (1813–1873), посвятивший исследованию Центральной Африки 20 лет своей жизни с 1850 по 1873 гг., был убежден, что распространение Евангелия не принесет пользы, если оно не будет связано с обучением населения элементарным знаниям и строительством железных дорог. При этом во всех делах исследователь считал себя в первую очередь миссионером. На памятнике, установленном Ливингстону возле открытого им и названного в честь королевы Виктории водопада на реке Замбези, написано: «Миссионер, путешественник, филантроп». А на постаменте памятника запечатлен девиз ученого – «Христианство, торговля и цивилизация» («Christianity, Commerce and Civilization»). Церковью Англии Ливингстон чтился как «духовный строитель протестантского мира».
Шотландские последователи Ливингстона работали и проповедовали в районе озера Ньяса, названном ими Ливингстонией и расположенном в британском протекторате Ньясаленд. Один из них доктор Роберт Лоз (1851–1934 гг.), прослушавший курс по истории искусств в Абердинском университете, а в дальнейшем последовательно окончивший теологический колледж Эдинбургского университета и медицинское отделение университета в Глазго, открыл в Ливингстонии общеобразовательную школу для туземцев. В образовании он видел «средство к постижению местными жителями Священного писания и преодоления ими полуварварского состояния, являвшегося (по его мнению. – Г.О.) результатом географической изоляции африканских территорий от влияния европейской цивилизации в целом и христианской религии в частности».
В 1927 г., накануне своей отставки Р. Лоз писал: «Пароход… дороги, телеграф, телефон, электрический свет, энергия реки, используемая для того, чтобы пилить лес, вода, орошавшая долины и холмы, чтобы растить зерно, незнакомые ранее плуг и повозка на колесах и, наконец, появление печатного станка – все это шаг за шагом открывало мир Господа Бога. И все это неведомыми путями приводило души африканцев к Иисусу Христу и к вере в Царство Божье». Технический прогресс, который облегчал труд, а иногда и спасал жизнь туземцев, побуждал их доверять европейцам и разделять их религию.
Христианство помогало африканцам приспособиться к новым условиям, предоставляя духовную эмансипацию на место политической. Впрочем, в «белых» колониях (Кении, Южной Родезии), где европейцы создали довольно многочисленные поселения, вера африканцев в «белого» Христа была существенно подорвана узаконенной здесь расовой сегрегацией.
Со времен опубликования в 1857 г. книги Ливингстона «Путешествие миссионера и исследование Южной Африки» в миссионерскую деятельность включились университеты. В начале XX в. в Кембридже был учрежден Международный христианский союз, посылавший ежегодно молодых людей для работы в христианских миссиях в Азию, Африку и Латинскую Америку.
На африканских территориях в христианскую веру обращались в первую очередь представители тех слоев населения, которые больше всего выигрывали от прихода Запада и у которых удовлетворение от упрочения их власти или полученной выгоды доминировало над другими чувствами. Действуя в соответствии с системой «косвенного управления» (или «двойного мандата». – Г.О.), выработанной лордом Лугардом, британская колониальная администрация опиралась на авторитет племенных вождей и племенную знать. Налаженные отношения способствовали повороту привилегированной части туземцев к европейской вере и ее проповедникам. Предоставляя миссионерам землю для их поселения, вожди как бы запасали себе «сокровища на небесах». В дальнейшем дети племенной знати, окончившие миссионерские школы, стали первым поколением европеизированной туземной интеллигенции, «детьми двух миров».
В Африке, основываясь на библейских догматах, миссионеры долгое время вели борьбу не только с языческими богами, олицетворявшими силы природы, и культом предков, но и с исторически сложившимся институтом брачных отношений – полигамией. Впрочем, эта борьба, начавшаяся опять-таки с вождей, не увенчалась успехом. «Одновременно являться вождем и христианином, – пишет Нейлл, – оказалось нелегкой задачей, т. к. достоинство вождя измерялось количеством его жен». Кроме того, вскоре стало ясно, что в условиях Африки с нередкой смертью охотника, воина, являвшегося главой семьи, отказ от многоженства привел бы к социальному хаосу.
С иными сложностями столкнулись христианские миссии в Индии, находящейся под влиянием двух религий – индуизма и ислама. Здесь обращенными в христианство оказывались в первую очередь люди, причастные к британскому правлению и бизнесу, а также представители низших каст. Среди верующих и перед богом люди из этих каст обретали равноправие уже в земной жизни.
Миссионеры проповедовали свое учение на базарах, работали в госпиталях, занимались различного рода благотворительностью. Так, во время голода миссионерские станции превращались в пункты раздачи зерна.
Довольно плодотворной была и деятельность миссионеров в области образования. Школы, основанные при миссиях, привлекали возможностью получения бесплатного образования. В начале XX в. было открыто теологическое отделение Мадрасского университета, индусский теологический колледж, педагогические заведения, появились просветительские по своему характеру профессиональные общества.
Накануне Первой мировой войны миссионерам удалось создать в Индии небольшой по численности, но верный по своим христианским убеждениям и симпатиям к Англии слой населения. «До 1914 г., – пишет Нейлл, – едва ли какие-либо индийские христиане проявляли интерес к политической деятельности. Живя несколько изолированно от остального населения, они были вполне удовлетворены британским правлением, которое принесло им мир, справедливость, процветание, о чем они прежде даже не мечтали. Самое большое их желание заключалось в том, чтобы дни королевы Виктории продлились как можно дольше».
И действительно, к началу XX в. в Африке и Индии появился увеличивающийся по своей численности слой людей, ставших по своей сути евроафриканцами и евроазиатами. Наиболее заметные перемены произошли на территориях Африканского континента в связи с их отсталостью и более широкими возможностями для христианизации.
Примечательно также, что развитие миссионерства в Соединенном Королевстве происходило хотя и под покровительством церквей, но во многом независимо от них и по своим собственным законам. Имея в виду этот факт, известный британский историк миссионерства Э. Уэллз, имевший и собственный опыт миссионерской деятельности, определил его как «мягкое ниспровержение церкви».
Чем же объяснялась такая обособленность и самостоятельность института миссионерства в протестантской стране?
Учитывая плюрализм церковной жизни Великобритании, Уэллз писал: «Церкви, независимо от того, были ли они епископальными (т. е. англиканскими. – Г.О.), пресвитерианскими или конгрегационалистскими (т. е. нонконформистскими. – Г.О.), не могли эффективно руководить заморскими миссиями… В их привычные обязанности входило: посвящение в сан, экипировка духовенства, организация богослужений, ведение межконфессиональной борьбы. Что же касается священного долга христиан, предписанного Священным писанием, а именно – обращать в христианскую веру язычников, расширяя таким образом христианский дом на земле, то эту задачу могли выполнить только новые религиозные структуры».
К осознанию этого пришли в 1698 г. основатели англиканского миссионерского «Общества по распространению христианских знаний». Методистские и другие нонконформистские общества такой же направленности возникали на протяжении всего XVIII столетия, а на исходе его, в 1799 г., было учреждено самое влиятельное в дальнейшем англиканское «Церковное миссионерское общество для Африки и Востока». В конце XIX в. только в Лондоне функционировало около 20 миссионерских обществ.
Характер и особенности новых христианских структур определил уже упоминавшийся нами американский миссионерский деятель Р. Андерсон. Прежде всего он обратил внимание на то, что эти добровольческие ассоциации соответствуют по своей форме типичным протестантским организациям. «Если мы посмотрим на миссионерские, библейские или другие подобные общества, – пишет Андерсон, – то увидим, что по своему составу они не ограничивались духовенством или людьми одной профессии, а охватывали массы людей, включая представителей всех классов; все они были свободны, открыты для чьего-либо присоединения… Сюда входили основатели фондов пожертвований, составляющие базу обществ, отдельные члены церквей, религиозные братства, стремящиеся действовать совместно, т. к. они имели общую цель и общий интерес… Это была истинно протестантская форма ассоциации – свободная, открытая, ответственная, охватывающая все классы, оба пола, различные возрасты, а в целом – массу людей, что соответствует новым временам и текущему столетию».
Таким образом, новые религиозные организации отличались от всех предшествующих массовостью своего членства, равной вовлеченностью в них духовной и светской публики и готовностью всех их представителей на добровольные материальные пожертвования ради благородной цели.
Исследования Андерсона и Уэллза разделены отрезком времени в полтора столетия. Вместе с тем оба историка пришли к обоснованным, на наш взгляд, выводам. Они убеждены, что свободные миссионерские ассоциации могли возникнуть только в странах с парламентской формой правления на определенной фазе политического, экономического и социального развития их обществ, в которых протестантизм, в свою очередь, проложил дорогу гражданским свободам, и что религиозные структуры подобного типа едва ли могли процветать в то же самое время в консервативных Испании или Неаполе.
Примечательными чертами миссионерских обществ были также прагматизм и направленность на решение главной теологической задачи – евангелизации нехристианского населения мира, в первую очередь жителей азиатского и африканского континентов.
Самое представительное «Церковное миссионерское общество для Африки и Востока» (ЦМО) к концу XIX столетия имело сложившуюся систему управления и прочные связи в британском истеблишменте.
Руководство обществом осуществляли патрон, вице-патрон, президент, вице-президент и коллективный орган – комитет. Все должностные лица ЦМО являлись членами Церкви Англии или такой же англиканской по вероисповеданию Церкви Ирландии. По установившейся традиции патроном являлся член королевской семьи, вице-патроном – примас всей Англии, т. е. архиепископ Кентерберийский, президентом – светский лорд или член Палаты общин, вице-президентом – архиепископ или епископ Церкви Англии или Церкви Ирландии.
Комитет как основной руководящий орган состоял из светских и духовных лиц. Большая часть светских членов комитета избиралась на ежегодном собрании членов общества, проходившем в мае в Лондоне. Часть из них назначалась из ушедших в отставку почетных губернаторов колоний, носящих это звание пожизненно, и обычных губернаторов, состоящих членами ЦМО не менее года. Связь с высшим звеном колониальной администрации устанавливалась таким образом еще в метрополии и сохранялась в дальнейшем в ходе работы миссий на зависимых территориях. Руководящий комитет заседал ежемесячно и создавал, в свою очередь, на основе состава общества комитет патронажа, комитет по фондам и внутренним организационным вопросам, финансовый и ревизионный комитеты и специальный комитет, занимавшийся отбором и обучением миссионеров. Имелся также орган, накапливающий информацию о маршрутах предстоящих экспедиций и местах их назначения.
К концу XIX в. ЦМО насчитывало около 550 членов и дружественно относилось к миссионерским обществам других конфессий. Основная часть миссионеров выезжала из Лондона, а также из опорных пунктов ЦМО в Ливерпуле и Плимуте. Однако, помимо Британских островов, общество при его религиозной терпимости стремилось распространить свою деятельность и на Европу, чтобы объединить европейские усилия по христианизации народов Востока. В соответствии с этой задачей миссионерские группы формировались также в европейских городах: Амстердаме, Роттердаме, Марселе, Неаполе. Имелись отделения ЦМО в австралийском городе Мельбурне и африканском порте Лагосе. В 1900 г. общество направило в Африку, Ближний и Средний Восток, Индию, Цейлон, Китай, Новую Зеландию, Канаду и Колумбию в составе миссий 169 человек (в африканские территории южнее Сахары выехали 55 человек, в Индию и Цейлон – 54 человека).
Согласно статистике миссий Западной Экваториальной Африки, направленных ЦМО, в этом регионе к 1900 г. имелось 4283 христианина-туземца, работало 74 школы, где обучалось 4133 африканцев. По данным миссий Восточной Экваториальной Африки, опекаемых тем же ЦМО, на этой территории цифра обращенных в христианство туземцев составила 1864 человека, действовало 32 школы с числом учащихся в 1405 африканцев.
Помимо ЦМО и уже отмеченного нами Общества по распространению христианских знаний, под эгидой Церкви Англии находилось Общество по распространению Евангелия, придерживавшееся католической традиции. Кроме того, большую активность проявляло Лондонское миссионерское общество, основанное представителями епископальной, пресвитерианской и конгрегационалистских церквей в 1795 г. Именно это общество направило в 1848 г. в Африку в составе своей миссии будущего миссионера и будущего исследователя Центральной Африки Дэвида Ливингстона. С 1804 г. Британское и зарубежное библейское общество получило известность благодаря тесной кооперации в его составе между англиканами и представителями свободных церквей. Осуществляли также свою деятельность: Миссионерское общество Иоанна Крестителя, Библейское церковное миссионерское общество, Конгрегационалистский совет мировых религий, Методистское миссионерское общество, Армия спасения, Комитет заморских миссий пресвитерианской церкви Англии, английские баптисты. Известный миссионер и историк миссионерского и экуменического движений Стефен Нейлл назвал XIX век «великим столетием миссионерских обществ».
Собирая вокруг себя представителей всех социальных слоев, миссионерские организации в финансовом отношении зависели от пожертвований и сборов средств среди населения Англии, которые проводились с помощью детей, студентов, членов королевской семьи. В дальнейшем же при решении финансовых вопросов общества действовали как коммерческие предприятия. Миссии, обосновавшиеся на новых землях, получали значительные ассигнования от местных колониальных властей. Так, за 1900 г. миссии ЦМО, действовавшие в районе порта Лагоса и в Верхней и Нижней Нигерии, получили от местных властей 2188 ф. ст., не считая 3361 ф. ст., предоставленных туземным церквам, возникшим в окрестностях порта Лагоса.
Обучение отобранных миссионеров осуществлялось в специальных учебных заведениях, находившихся под опекой миссионерских обществ. При этом полученное там образование не приравнивалось к образованию закончивших богословские отделения университетов и не давало права занимать церковные посты в самой метрополии. ЦМО имело свой институт в Ислингтоне, который окончили многие известные миссионеры.
Формируемое и управляемое свободными ассоциациями миссионерское движение смогло поставить и до некоторой степени решить ряд проблем, стоящих в XIX в. перед британскими церквами и их прихожанами. Одной из них была проблема межконфессиональных отношений. Духовные руководители миссионерского движения подошли к решению этой проблемы исходя из тезиса, что миссионеры – лишь исполнители божьей воли и что любое обращение язычника в христианскую веру происходит не без помощи Господа Бога. При этом в своих рассуждениях теоретики миссионерства чаще всего опирались на трактат, подготовленный по этому вопросу в конце XVIII в. английским религиозным деятелем, организатором баптистской миссии в Индии Уильямом Кэри.
В XVII в., повествует в нем Кэри, римские католики пропагандировали свою веру в двух Америках, Азии и Африке и считали, что этот долг христианина возложен исключительно на их церковь. Протестанты исходят из того, что апостольская церковь новозаветных времен была одна и для всех. К апостолам было обращено повеление Иисуса Христа: «Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам».
В разделенном христианском доме, как считал автор трактата, было бы лучше, если бы каждая деноминация была вовлечена в эту работу совершенно независимо, чем если бы деноминации действовали совместно. На земле достаточно пространства для работы всех, и если недружественное вмешательство в деятельность братской миссии не будет иметь места, то одна деноминация будет молиться за успехи другой. В случае же, если они будут действовать на одной территории, то вполне вероятно, что их частные разногласия значительно уменьшат результаты их труда. Таким образом, общие цели и сотрудничество, по убеждению Кэри, дополнялось территориальной автономией, в которой проповедовала та или иная миссия.
«Наша цель, – писал в конце XIX в. автор истории Лондонского миссионерского общества Р. Ловетт, – состоит не в том, чтобы переносить язычникам особенности церковных доктрин и церковного управления, принятого пресвитерианами, конгрегационалистами или членами епископальной церкви (в отношении всего этого имеются серьезные различия среди весьма важных персон). Наша цель – донести до язычников с благословения Господа Бога Святое Евангелие, призвать их в братство Его Сына и помочь им принять ту форму церковного управления, которая покажется им наиболее соответствующей Слову Господа».
Миссионерская практика XIX в. показала примеры не только веротерпимости, но тесного сотрудничества членов разных конфессий в пределах одного общества, а также кооперации между миссионерскими организациями разных вероисповеданий. Еще меньшую склонность к выяснению конфессиональных противоречий проявляли миссии, работавшие на чужих территориях среди населения, принадлежавшего к другим расам и древним цивилизациям, т. е. прежде всего в Индии. Так, в 1908 г. в Южной Индии была образована Объединенная церковь конгрегационалистской и пресвитерианских церквей. Во многих других случаях миссии, проповедовавшие в одних и тех же регионах, оставаясь по сути соперниками, становились естественными союзниками в достижении своих целей. Нейлл писал: «Как только миссионер покидал свою страну, он не проповедовал уже от имени своей церкви, т. к. он не был посвящен в ее сан и не имел прав священника в своей стране. Он был исполнителем дела чрезвычайной важности для всей Европы, покорный ее указаниям, зависящей от ее финансовой поддержки, ответственный перед ней одной, без прямой зависимости перед каким-либо церковным учреждением. Естественно, что эта великая миссия заполняла все его мысли и чувства и отношения с церковью, его исповедания становились для него далекой и не столь важной проблемой будущего».
Отдаленность от Европы, новые, чрезвычайно сложные условия, как отмечал тот же Нейлл, важность задачи побуждала миссионера «представлять нехристианам чистую доктрину Иисусу Христа, лишенную конфессиональных толкований».
В целом же тенденция к взаимопониманию между отдельными деноминациями привела к тому, что идеи экуменизма, союза всех христианских церквей, возникли в недрах миссионерского движения.
Впервые эта идея в широком плане была выдвинута на международной миссионерской конференции в Эдинбурге в 1910 г. Большую роль в организации этой конференции сыграло Христианское движение студентов, возникшее в 1890 г. на базе двух университетов – англиканского в своей основе Кембриджского и в значительной степени пресвитерианского – Эдинбургского. Участником этой кампании в начале XX в., по утверждению историка британских церквей А. Хастингса, был каждый пятый студент Британских островов. Движение ставило своей целью оказание помощи зарубежным миссиям и достижение взаимопонимания между верующими всех христианских конфессий.
На конференцию в столицу Шотландии съехалось около 1200 представителей миссионерских обществ со всего мира. При этом среди них были и посланцы 18 молодых церквей, возникших в Азии, Африке и Латинской Америке во второй половине XIX – начале XX вв. благодаря деятельности миссий. До этого Соединенное Королевство уже дважды выступало организатором, хотя и не столь представительных, международных миссионерских собраний – в Ливерпуле (1860 г.), Лондоне (1885 г.) и Нью-Йорке (1900 г.).
Эдинбургская конференция проводилась под популярным в миссионерском движении в начале XX в. лозунгом «Евангелизация мира в течение одного поколения». Вера участников конференции в возможность христианизации мира в ближайшие 30 лет ввиду успехов англичан в их колониальной и миссионерской деятельности не казалась их современникам утопической.
В решениях конференции отмечалось, что в «миссионерской деятельности не должно быть места для мелкого соперничества, которое мешает работе христианских организаций в Англии».
Международное собрание миссионеров, инициатором которого выступали деятели из среды британского миссионерства, не только провозгласило идею всемирной христианской кооперации, но и учредило Постоянный комитет для ее осуществления. В 1921 г. он был преобразован в Международный совет миссионеров во главе с его председателем доктором Дж. Р. Моттом и секретарем доктором Дж. Х. Олдхэмом. Совет опирался на национальные миссионерские советы, создававшиеся на основе той же христианской кооперации в английских колониях – Бирме, Индии, Цейлоне, Кении, Танганьике и других территориях.
После Эдинбурга задача создания, а в дальнейшем и укрепления союза церквей не сходила с повестки дня миссионерских конференций. При этом деятели британского миссионерства продолжали играть в экуменическом движении ведущую роль.
Церковь Англии не участвовала в Эдинбургской конференции, и отношение ее деятелей к идеям экуменизма было неоднозначным. Представители евангелического течения поддерживали их. Что же касается англокатоликов, то пренебрежение к теологии из-за прагматических соображений вызывало у них негативную реакцию, и они нередко становились противниками экуменизма и возникших на его основе миссионерских ассоциаций.
В XX столетии, несмотря на возникновение руководящих миссионерских структур, экуменическое течение все же не получило широкого размаха среди миссионерства. В новом столетии посланцы Запада столкнулись с решением новых проблем.
В самой же метрополии миссионерство повлияло на такое радикальное изменение в церковной жизни, как вовлечение в нее женщин.
В XVIII в. миссионерские общества были своеобразными мужскими клубами, а в состав их заморских экспедиций входили одни мужчины.
При этом миссионеры протестантских вероисповеданий чаще всего были женатыми, и время от времени их подруги отваживались на дальние путешествия со своими мужьями. В то же время католики в большинстве случаев принимали обет безбрачия.
Между тем опыт евангелизации мусульманского населения, в частности в Индии, показал, что по обычаям ислама люди мужского пола, не имеющие родственных связей, т. е. миссионеры, не могут иметь каких-либо контактов с женщинами, чья жизнь протекала почти в полной изоляции от внешнего мира.
Кампания за равноправие женщин в миссионерском движении прослеживается в Англии с середины XIX в. В это время несколько британских церквей основали Библейскую и Медицинскую миссию для работы среди индийских женщин. В последней четверти XIX в. консолидировалось течение церковного феминизма в пределах англиканской церкви. В 1880 г. по инициативе женщин было учреждено Миссионерское общество Церкви Англии для работы среди индийских женщин, которое опекало ряд миссионерских станций на севере и юге Индии, насчитывавших в своем составе 32 миссионерки.
В эти же годы заметные изменения происходят в ЦМО. Если до 1887 г. в штате общества было только 22 женщины, то за два последующих десятилетия на заморские территории выехали еще 214, не считая жен миссионеров. В 1895 г. в штате ЦМО был создан Женский департамент для отбора и обучения миссионерок. С этого времени женщины могли занимать миссионерские вакансии по техническим и медицинским специальностям, а в отсутствие мужчин исполнять на местах пасторские обязанности, что исключалось в англиканских церквах Великобритании.
При отборе кандидаток в миссионерки к женщинам в ЦМО предъявлялись более строгие требования, чем к мужчинам. Каждая из них должна была представить рекомендации от трех лиц – членов общества, а потом пройти собеседование в специальном комитете, члены которого составляли письменное заключение о ее способностях. Прошедшим отбор предстоял двухлетний курс обучения в «педагогических домах», где они получали знания по богословию, ведению хозяйства, акушерству, методике преподавания в воскресных школах. Затем следовал экзамен, на котором окончившие курс должны были доказать свою преданность христианскому учению и свое умение вести проповедь. На рубеже XIX–XX вв. число женщин, работающих в миссиях ЦМО, достигло 410 и равнялось числу мужчин-миссионеров, посвященных в сан. При этом наибольшую ценность представлял их труд в медицинских миссиях, в частности в индийских лепрозориях.
Такими же темпами происходило привлечение женщин к руководству ЦМО и Лондонского миссионерского общества. Отмечая эту тенденцию, Уэллз назвал ее «спокойной революцией, которая могла иметь место только благодаря тому, что миссионерские общества не являлись частью церковной системы». Вместе с тем любой институт в религиозной жизни страны не может развиваться совершенно изолированно. Допущение женщин к исполнению пасторских обязанностей в миссиях за пределами Англии и к руководству миссионерскими обществами в самой стране активизировало течение церковного феминизма в англиканстве и сделало более реальным достижение его целей. В первую очередь это касалось разрешения на посвящение женщин в духовный сан и полного равноправия их со священниками мужского пола.
Таким образом, можно сказать, что всплеск миссионерской активности во второй половине XIX в., подготовленный социальным, политическим, экономическим и духовным развитием британского общества и тесно связанный с колониальной экспансией Британии, привел к появлению новых, совершенно особых структур в религиозной жизни Соединенного Королевства. Таковыми явились миссионерские общества, превратившиеся в руководящий центр и базу миссионерского движения.
Вовлечение в эти религиозные организации светской публики обоих полов, установившаяся самостоятельность их членов в отношении церквей разных вероисповеданий, участие женщин в заморских экспедициях, создание собственных учебных центров и, наконец, приоритет прагматизма над приверженностью конфессиональным доктринам – все перечисленные особенности миссионерских обществ и управляемого ими миссионерского движения позволяют говорить о совершенно новом явлении в религиозной жизни Великобритании XIX в. С. Нейлл назвал его новым феноменом XIX столетия.
Именно миссионеры, установив цивилизационный мост между Востоком и Западом, развеяли миф о непримиримости этих частей света. В своей знаменитой Балладе о Востоке и Западе Р. Киплинг ставит два вопроса: о чужеродности этих частей света, обладающих собственными внутренними законами, и о возможности взаимопонимания между мудрыми и мужественными представителями этих миров, когда гибель угрожает тем и другим. Именно в этом смысл последних двух строк четверостишия, которым заканчивается баллада:
