Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Часть 2. Март – апрель
15
Еще в лифте их уже было не оторвать друг от друга. В прихожей швырнули на пол куртки, опрокинули табуретку и так вместе и ввалились в спальню, на ходу срывая одежду.
Тедди вошел в нее, и она укусила его за губу. До крови, но он сообразил только позже – увидел ржавые пятна на подушке.
С тех пор прошло уже больше месяца… что это было? Будто наткнулись на эротическую противопехотную мину. Из тех, что Амур, отправив в кладовку устаревшие лук и стрелы, раскладывает на одному ему ведомых тропах влюбленных.
«Не верю, что у нас может что-то получиться», – благоразумно и с горечью произнес Тедди на выходе из ресторана. Произнес – и внезапно схватил ее и обнял так, что Эмили чуть не задохнулась. Она до сих пор не понимала, чем объяснить такую непоследовательность. Зачем он вообще сказал эту фразу?
Мина окончательно взорвалась через две минуты.
У него и вправду нет женщины, безразлично подумала Эмили.
Через полчаса все повторилось. На этот раз никакой спешки – его пальцы скользили по ее телу, губы прикасались то к шее, то к соскам… он словно изучал доставшееся ему богатство. Будто в первый раз, будто и не было той сумасшедшей ночи в отеле в Испании.
И, как и в тот раз, этот странный, плавающий взгляд… плавающий и в то же время сосредоточенный и даже испытующий. Ей показалось, он видит ее насквозь, все ее размышления, все неудачные попытки представить жизнь с Тедди. Не эти роскошные, раз в два года, соития… нет, конечно. Их она как раз представляла без всякого труда. Что тут представлять? Нет, не соития, а, скажем, пятничный вечер, возня в кухне, подруга забежала в гости… как это будет выглядеть? А уж о том, чтобы познакомить его с родителями в Йончёпинге, она даже подумать не могла.
Они принадлежали к разным мирам.
Но не сейчас. В эти минуты за стеной ее спальни никаких других миров не существовало.
Сегодня она в конторе. И надо признаться: ночь с Тедди тогда, в январе, – самое лучшее, что произошло за все это время. Все остальное… безжизненное тело Кати, мерзкая надпись кровью на стене. Эти картинки застряли в голове, казалось, навечно: она не могла работать, за едой откладывала нож и вилку, старалась подавить приступ тошноты. Ночью просыпалась в холодном поту. Отвлечься не получалось – несколько раз попыталась включить Netflix, начала перебирать фильмы и обнаружила, что не понимает, что происходит на экране. Аппетит попросту отсутствовал, месячные сбились, сон… что говорить о сне. Хорошо, если удавалось поспать три-четыре часа. И мелатонин не помогал, хотя она пила его чуть не горстями. Можно было бы попробовать что-то поэффективнее… но нет. Она помнила, с каким трудом заставила себя избавиться от мгновенно развившейся зависимости.
Нет, это не для нее.
Полиция допрашивала ее трижды. Сначала на месте преступления, а потом дважды – в отделе убийств.
Слышали ли вы что-то, когда вошли в подъезд? Может быть, видели кого-то на улице? Была ли Катя еще жива, когда вы вошли в квартиру? Знаете ли вы, чем объяснить негативное отношение Кати к допросам в полиции?
На все вопросы один короткий ответ: «нет». Не слышала, не видела, не знаю. Она и в самом деле почти ничего не знала.
– А почему вы подозреваете ее сожителя? – спросила Эмили.
Следователь посмотрел на нее так, будто она обвинила его в семейной измене.
– Данные предварительного расследования засекречены, вы же прекрасно знаете.
Позвонила Нина Лей. Плакала – Эмили видела плачущих полицейских только в кино. И что ей сказать? Она кое-как попрощалась с Ниной и два часа просидела за столом, не в силах сдвинуться с места.
Могла ли она как-то предотвратить гибель Кати? Ведь именно она, и никто другой, настаивала, чтобы Катя дала свидетельские показания.
Через несколько дней позвонила Аннели, секретарша.
– Вас спрашивают.
– Кто?
– Понятия не имею. Некто пожелавший остаться неизвестным.
Эмили взяла трубку. Кто-то что-то выкрикнул, потом отвратительный скребущий звук, возбужденные голоса.
– Говорите, – сказала она на всякий случай. – Я ничего не слышу.
Шум, потом прорвался мужской голос.
– Это я. Вы должны мне помочь.
– Кто – вы?
– Адам. Парень Кати, – напомнил он, будто она могла забыть. – Они собираются меня арестовать.
Он тяжело дышал, шум в трубке то усиливался, то ослабевал.
– Снюты. Они с самого начала за мной охотятся, ну, после того как… после того, как это случилось. Вы мне нужны, Эмили. Вы должны с ними поговорить.
И что на это сказать?
– Они меня арестуют. Рано или поздно, – продолжал Адам.
– А почему вы сразу им не позвонили? Добровольно?
– Я же говорю – они меня арестуют. И признают виновным. Я совершенно раздавлен. Ни минуты не спал.
– А вы как-то замешаны в убийстве?
Странно: этот не особо доброжелательный вопрос, похоже, успокоил Адама.
– Я любил Катю. Но любовь иногда выбирает странные дороги… вы должны мне помочь, Эмили. Вы единственный адвокат, которому я верю. И Катя вам верила. Спасите меня, умоляю.
– К сожалению, это невозможно. Мне очень жаль. Это называется конфликт интересов. Запрещено законом. Я по-прежнему числюсь адвокатом Кати, а вы подозреваетесь в ее убийстве. Я не могу представлять обе стороны.
– Потому что я работаю в такой отрасли? Эротика и все такое? Фильмы для взрослых?
– Нет. Ваша отрасль ни при чем. Я объяснила, почему. Существует адвокатский кодекс, и я обязана ему следовать.
В трубке слышались еще какие-то возбужденные голоса. Потом разговор прервался.
Короткие гудки.
Последний раз она была в фитнес-зале больше месяца назад.
Зря. Может, помутнеют эти жуткие картинки на сетчатке. Во всяком случае, попробовать стоит.
Правая – левая, хук – аперкот, локоть, правая – левая. Йоссан только головой покачивала, глядя, как Эмили колотит ни в чем не повинные мешки и груши.
– Не хотела бы я быть на их месте, – сказала она под конец.
Замечательно, что уговорила Йосефин составить ей компанию. Йоссан постоянно твердит о каких-то загадочных системах тренировок: барре, персональный тренер в клубе Таккей, крипалу-йога, хот-йога, эйр-йога, уже-не-знаю-какая йога. Хотя, кажется, сейчас в моде именно боевые искусства.
– Кайла Итсинес говорит, что эту потасовку можно рассматривать, как часть высокоинтенсивных тренировок, а я ей верю, как себе. Кстати, тебе бы она посоветовала работать с кастетом.
Эмили недоуменно посмотрела на Йоссан. Та прыснула – у тебя беда с чувством юмора, подруга, – и надела боксерскую лапу.
Они двигались по голубому упругому полу – Йоссан отступала, Эмили нападала. Подбородок на грудь, взгляд фиксирован на лапе, дышать носом.
Начинаем движение с задней ноги.
Когда настала очередь Эмили надеть лапу, руки дрожали от усталости, а пот заливал глаза.
– Ты, может, и пропускаешь тренировки, но панч, как у Мэнни Паккяо, – сказала Йоссан, зашнуровывая перчатки. – Тебе уже говорили?
Йоссан двигалась, как котенок, играющий с бумажным бантиком на ниточке, и Эмили вдруг поняла: никакими тренировками не вытравить из памяти открытые, сфокусированные на точке в чужих мирах глаза Кати, кухонный нож на полу, огромные кровавые буквы на стене:
ПРОСТИТУТКА
– Стоп машина, – сказала Эмили. Йоссан устало повесила руки вдоль тела. – Это все не то.
Раскрасневшаяся Йосефин согласно кивнула – стоп так стоп.
Она замечательная, Йоссан. Панч послабее, чем у Эмили, и культурный капитал оставляет желать лучшего – но понимает все с полуслова. Даже не понимает – чувствует.
Пока ждала автобуса, замерзла не на шутку. Думала, полиция докопается до чего-то. Найденный Тедди рюкзак с биноклем на крыше дома напротив – улика нешуточная. Но Нина Лей и ее команда словно воды в рот набрали.
И, судя по всему, Адам Тагрин пока не задержан.
И бурная ночь с Тедди не имела продолжения. Его запах остался в квартире. Простыни, ее одежда, подушка – все пахло Тедди. Но он не звонил. И она не звонила. Удивительно – слишком хорошо они знали друг друга, чтобы играть в такие игры. А может быть, именно поэтому… наверное, оба понимали: слишком серьезно. Серьезно и недостижимо.
Блямкнул мобильник – эсэмэска.
«Лейону» 40 лет!
Дорогие алюмни!
Адвокатура «Лейон» празднует свое сорокалетие с подобающей пышностью. Всех членов общества «Алюмни» приглашаем на юбилей, который мы отметим не когда-нибудь, а в самый главный день в году: день летнего солнцестояния! Фуршет, ланч и традиционные забавы.
Вот так… Йоссан неуклонно движется вверх по социальной лестнице. Теперь, судя по всему, отвечает за общество «Алюмни». Это очень важно. Многие из бывших сотрудников «Лейона» теперь работают юристами на предприятиях, часто шеф-юристами. Потенциальные покупатели экспертных услуг «Лейона». Эмили вряд ли принадлежит к их числу – ее никогда не интересовало искусство избегать налогов посредством нагромождения сложнейших организационных структур. Но она тоже алюмни. Выпускница юридического факультета, член юридического братства. Но что за безумная идея – совместить корпоратив с народным праздником! Они там совсем с ума посходили. Конечно, надо было бы пойти, хотя бы ради Йоссан, но… как говорят, овчинка выделки не стоит. Поблагодарить за приглашение, найти для Йоссан ласковые слова – и на этом все. Никуда она не пойдет.
Но почему молчит полиция? Эмили как-никак адвокат истца. Она имеет право знать все подробности: Катя мертва, но Эмили по-прежнему представляет ее интересы. И не только ее – интересы целой группы обесчещенных девочек.
Она вынула замерзшими пальцами мобильник, нашла номер Нины Лей и нажала кнопку.
Ответ ее удивил.
– Можете завтра перед ланчем подойти к главному входу на Полхемсгатан? Есть о чем поговорить. Я вас встречу.
Тротуар забит мотоциклами. Известный факт – снюты испытывают слабость к двухколесным чудовищам. Мотоциклист: мужчина, который чувствует себя мужчиной и ведет себя, как мужчина. Каждый полицейский – в душе немного мачо. Даже женщина-полицейский – тоже немного мачо. Хотя женщины-полицейские, похоже, не разделяют страсти своих коллег к железным коням. Среди знакомых Эмили женщин-полицейских не было ни одной, которая бы ежеутренне подъезжала к отделу на Triumph Thunderbird XL.
Интересно, почему Нина назначила встречу у входа? В тот раз она заказала им с Катей пропуска.
Она опять замерзла – идиотка. Срочно купить что-то потеплее. Посмотрела на свое отражение в стеклянной двери. Срочно постричься. Прядь почти закрывает лицо: подарок для аналитиков видеофильмов с камер наблюдения. Подозрительная девица.
Нина с усилием открыла тяжелую дверь. Вид у нее какой-то суетливый: ничего общего с той величественной, уверенной в себе и уравновешенной дамой, которая мастерски допрашивала Катю.
– Нам надо поговорить, – она заглянула Эмили в глаза и мотнула головой в сторону парка.
Пальцы на руках и ногах совершенно заледенели.
– А почему не в конторе?
У Нины дернулось веко.
– Потому что раньше я была уверена в абсолютной секретности. Никто не должен был знать о допросе Кати. Ни один человек. А случилось то, что случилось. Я не могу исключить утечку, а раз не могу исключить утечку, значит, не могу доверять собственным сотрудникам. Вот мы и встречаемся… на свежем воздухе.
Они шли по усыпанной смешанным со снегом гравием аллее.
– Вы хотите узнать, почему мы подозреваем Адама Тагрина?
– Я адвокат Кати. У человека могут быть интересы и после смерти. И я их представляю. Вы спросите – какие? Доброе имя, например. Наказание виновных… а вот это важно, и не только для Кати. Никакой гарантии, что эти подонки не продолжают заниматься тем же. Так что считаю, у меня есть и юридическое, и моральное право знать, что происходит.
Нина неожиданно рассмеялась. Коротко и сухо.
– Я плохой полицейский. Нелояльный.
– Это неправда.
– За пятнадцать лет службы никогда не сталкивалась ни с чем подобным. И совершенно не уверена, что поступаю правильно, когда впутываю вас в эту историю. Но надо же попытаться… к тому же вы и ваш бойфренд… я много слышала о вас, вы доказали вашу компетентность.
– Он не мой бойфренд.
– Нет? Неважно… короче, Адам Тагрин скрывается от следствия. Уже месяц. Он очевидно не хочет давать показания, значит, автоматически становится подозреваемым.
– А что еще на него есть? Кроме нежелания попадаться вам на глаза?
Кончик носа у Нины сделался малиновым. То ли от холода, то ли от волнения.
– В принципе, довольно и этого. Вы не согласны?
– У людей могут быть и другие причины не попадаться полиции на глаза.
– Какие? Он вам что-то рассказывал?
А вдруг Нина знает, что Адам звонил ей после убийства? Нет… это невозможно. Она имеет в виду, рассказывал ли он что-то до убийства.
– Нет… – Эмили лихорадочно припоминала: что же он ей сказал во время этого короткого разговора? – Нет, ничего не рассказывал. Но все же… что-то у вас наверняка есть.
– Да. Есть. Катя умерла в результате двух колющих ножевых ранений. В легкое и в живот, при этом была задета аорта, и она умерла от массивного кровотечения. Буквально через несколько минут. Орудие убийства вы видели: кухонный нож. Это подтверждают и криминалисты, и патологи: кровь на ноже Катина, входное отверстие совпадает с профилем ножа. Раны глубокие, значит, удары были нанесены с большой силой. Но здесь есть одна деталь. Кухонные ножи предназначены, чтобы резать, а не колоть, поэтому у них нет перегородки между рукояткой и лезвием, того, что в фехтовании называется гардой. Вы понимаете, о чем я? При нанесении сильного колющего удара кухонным ножом рука почти неизбежно хоть сколько-то соскользнет на лезвие. Понимаете?
Что тут не понять? Коротко и толково.
– И что?
– У нас есть свидетель. Приятель Адама, у которого он ночевал первые ночи после убийства. И этот свидетель подтверждает: у Адама на ладони была рана, похожая на ножевую. Но он отказался ее показать, даже другу. Вот вам еще одна, и довольно весомая, причина для подозрений.
Они взошли на холмик, под которым скучно белел пустой лягушатник.
– Да, пожалуй… но вы ведь могли рассказать мне это по телефону.
– А вы знаете, что я совершаю служебное преступление? Делюсь с вами секретной информацией. Поэтому услуга за услугу: как только вам удастся что-то узнать про Адама, вы должны сообщить мне.
– Нет, не должна, – Эмили нахмурилась. – В обязанности адвоката не входит информировать следствие.
– Не входит. Согласна. Я зря употребила слово «долг». Не должны. Но… долга у вас нет, а вот мораль, надеюсь, есть.
Эмили промолчала.
– И еще одно…
– Что?
– Следствие не будет возражать, если вы с вашим… другом примете участие. Поразмышляете, почему Катю убили.
– Вы хотите сказать, полицейское управление предлагает нам роль частных детективов?
– Полицейское управление не предлагает вам ровным счетом ничего, – Нина засунула руки поглубже в карманы куртки. – Это я, Нина Лей, прошу вас мне помочь. А вы, разумеется, вольны поступать, как сочтете нужным.
– Вы сомневаетесь, что преступление совершил Адам?
– Вообще говоря, почти нет. Но вы сами знаете: в этой истории есть много чего другого. Кроме убийства.
Странно: Эмили перестала мерзнуть, хотя на улице теплее не стало.
– Помогите мне, Эмили, – сказала Нина Лей очень тихо. – Очень прошу вас. Пожалуйста, помогите.
