Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
10
Через каждые пять шагов на стенах закреплены металлические флаконы с дезинфицирующим средством. Для тех, кто не знает: обычный спирт. Правда, с какими-то добавками. Мекка для алкашей.
Приходи в больницу с пустой бутылочкой и цеди из флаконов, пока в коридоре пусто. Добавки – хрен с ними, главное, бесплатно. Яду не добавят. На вкус, правда, так себе.
Никола поначалу заблудился. Непрерывно и неторопливо, как ветряки, вращаются стеклянные турникеты. К окошку с информацией очередь. На полу разноцветные линии. Похоже на схему метро, но разобраться, какая куда ведет, невозможно. Ухо, горло, нос – голубая. Исчезает, потом появляется опять. Непонятные коды, чужой язык. Как, скажем, письменность амаринья.
Три дня назад они с Юсуфом привезли Шамона в больницу. Носилки сразу подхватили и захлопнули дверь перед носом. Посторонним нельзя, извините.
И никто не объяснил – опасна ли рана, какие последствия, если Шамон выживет.
Перед глазами одна и та же картина, будто пленку раз за разом перематывают назад: изувеченное лицо друга. Саунд-трек: его булькающее, неживое дыхание.
Прошло три дня. Шамон жив.
Механический женский голос: «Третий этаж». Никола вышел из лифта и посмотрел на таблички. Отделение 345. Да, это здесь. Папа Шамона рассказал, куда его перевели из интенсивной терапии. Триста сорок пятое отделение. Челюстно-лицевая хирургия. Иначе ни за что не найти.
Дверь начала жужжать, потом все же открылась – автоматика. Тут везде автоматика. Вход свободный – это вам не интенсивка. Посещения разрешены. Что известно полиции? Знают ли, что произошло с Шамоном? Сам Никола никому ничего не говорил и был почти уверен: ни одному из ребят в спортзале даже в голову не пришло рассказать полицейским, как все случилось. Святое правило: со снютами в разговоры не вступать.
В коридоре на штативе-каталке – целый штабель замысловатых врачебных приборов. То тут, то там собираются группки врачей и сестер в одинаковых кожаных шлепанцах и зеленых пижамах, коротко о чем-то беседуют и разбегаются, улыбаясь, – вряд ли о работе. Серо-голубой пластиковый пол отмыт до зеркального блеска. Никола наклонил голову и увидел свое отражение. Круглая пиктограмма величиной с дорожный знак: перечеркнутый мобильный телефон.
Никола не знал точно, в какой палате лежит Шамон. Большое дело – палат не так много, можно заглянуть. И наверняка здесь кто-то из людей Исака. Но в коридоре не видно – наверное, сидит в палате.
Почему-то сильно пахнет вареной картошкой. Шаркая, по коридору прошел пожилой дядька с забинтованным лицом – жуткое зрелище. Ужасняк. Будто в одном из операционных залов ожила мумия и решила пройтись по больнице. Чем-то напомнил Бояна, деда Николы, – тот тоже к старости стал волочить ноги. Будто ему надоело тратить силы, чтобы ходить как люди. Непостижимое сочетание: могучий дед и эта шаркающая походка.
Мимо неторопливой побежкой проскользнула сестра – на табло под потолком замигали красные цифры. Номер палаты. Кто-то из больных нажал на кнопку экстренного вызова. Этому кому-то нужно помочь повернуться в постели, дотянуться до стакана с водой. Дать болеутоляющее. Подложить судно.
Никола потрусил с ней вровень.
– Простите, где лежит Шамон Ханна?
– В конце коридора налево, вторая направо, – бросила сестра на ходу и скрылась в палате. Над дверью злобно мигала красная лампочка. – Только я думаю, он спит.
Рукоятка на двери просто огромная. Интересно, зачем. В голове опять начали проскакивать молнии. Никола остановился и огляделся – может быть, присесть на секунду? Вспышка памяти: он сам в такой палате, после взрыва. Голубые шторы на окне. Стакан сока на тумбочке. Отчаянные глаза матери, уже двое суток сидящей в кресле в углу… Он положил ладонь на глаза и зажмурился. Пока еще не придумал способ, как избавляться от этих молний.
Это другая палата, другая больница, и на койке лежит не он. Его друг. Шамон. Лица почти не видно, сплошная повязка. Огромные свинцово-бурые синяки под глазами и на скуле. А где его роскошная золотая цепочка с золотым же массивным крестом? Наверняка стащили в суматохе. Колеса койки зафиксированы. Рядом – стойка с капельницей. Наверное, сам есть не может, все, что надо, вводят в вену.
Никола осторожно присел на единственный стул. Шамон, похоже, и вправду спит. Вспышка молнии: фитнес-зал, дикий вопль, оглушительные, отраженные эхом двойные хлопки пистолетных выстрелов. Изуродованное лицо Шамона, прерывистое, затрудненное дыхание, кровь на двери в конторку. Фрагмент челюсти на футболке…
Он внезапно вздрогнул: пусто! Ни в палате, ни в коридоре – никого. Кто угодно может зайти! Он же зашел – и ему никто не мешал. Сестра на бегу указала палату… Шамон даже очнуться не успеет.
Никола набрал Юсуфа. Никто не ответил. Написал эсэмэску:
Я у Ш. Здесь никого нет. Почему? Пошли кого-нибудь. Белло? Н.
Белло – надежный парень. Как они отжигали на квадроциклах еще в школе – он, Шамон и Белло! Никола даже не знал настоящее имя. Все называли его Белло, и никто не мог вспомнить, почему.
Он выждал несколько минут. Шамон лежит неподвижно, дыхания не слышно. Да дышит ли он вообще?
Дышит. Слава богу. Несомненно дышит. Грудь поднимается и опускается, совершенно беззвучно.
В телефоне пискнуло. Юсуф.
Я там был сегодня. Думаю, все спокойно. Под контролем.
Кто-то все равно должен дежурить.
Через несколько секунд:
Они охотились не на Ш. На Мистера Первого.
Вот оно что… никто не собирался убить Шамона. Логично. Но все же…
Он послал сообщения нескольким знакомым и через десять минут уже знал номер Исака. Впервые звонил боссу напрямую.
Сигналы странные, как будто он звонит в другую страну.
– Король на проводе.
– Исак… – сказал Никола по-ассирийски, – я в Каролинке у друга… ты знаешь.
– Как он?
– Не знаю. Жив. Он жив. Его прооперировали.
– Да, я знаю… слава богу. Его ждет подарок, когда вернется домой.
Никола уже слышал про этот подарок. Семидесятивосьмидюймовый телевизор «Самсунг» с вогнутым экраном. Суперзвезда нынешнего рынка. Но зачем он Шамону, пока он здесь?
– Исак… меня беспокоит одна штука.
– Какая штука, сынок? Какая штука тебя беспокоит?.. Погоди-ка, я сейчас…
Никола подошел к окну. Как сформулировать, чтобы случайно не ущемить самолюбие? Отсюда виден главный вход Каролинского госпиталя, наверное, самого большого в Швеции. Множество людей: пенсионеры, мигранты, просто какие-то несчастные, истасканные люди. Поперечный срез страны… нет, вряд ли. Люди, толпящиеся у входа, не представляют Швецию на все сто. Это те, кого дед называет радничка класа. Рабочий класс. А где все остальные? Где жители центральных районов, бизнес, обеспеченные снобы? Может, у них теперь отдельные больницы… или, скорее всего, не болеют так часто.
– Я слушаю.
В туалет, что ли, сбегал?
– Исак… здесь никого нет, кто присмотрел бы за Шамоном. Сюда пройти, как два пальца облизать.
– Вот как? Это плохо… пришлю кого-нибудь.
Нет, не в туалет. Скорее всего, сходил за жратвой. Чавкает оглушительно.
– Я не могу сидеть здесь целый день, – постарался объяснить Никола. – Хорошо бы кто-то подъехал прямо сейчас.
– Оня. Окао мошь?
Понял. Пока-то можешь? – Никола с трудом сообразил, что хотел сказать Исак – тот говорил с набитым ртом
– Самое большее, пару часов. Мне на работу. Обещал шефу… а во-вторых, надо еще набрать часы, чтобы получить лицензию электрика.
– Пошлю прямо сейчас. Успеешь.
Никола отвернулся от окна и посмотрел на Шамона. Кровный брат. Преданный, бесстрашный воин Исака. Никогда не подведет. Никогда не струсит. Не то что он, Никола.
– Хабиби, – еле слышный, скрипучий голос.
Глаза открыты. Никола чуть не подбежал к койке и сел рядом.
– Говорить можешь?
Шамон попытался что-то сказать. Гримаса боли. Лица почти не видно, а гримасу видно. Николе показалось, что Шамон его не узнал.
Неважно… живой.
Шамон потянулся за блокнотом на тумбочке и медленно написал крупными неуверенными буквами:
Очень больно говорить. Буду писать.
– Понял.
Снюты пытались меня допросить. Я сделал вид, что не в себе.
– О’кей.
Юсуф приходил.
– Сейчас его нет.
Не знаю, куда подевался. Кто это был?
– Понятия не имею. А снюты что говорят?
Ноль. Спросили только, кто в меня стрелял. Еще хотели узнать, кто был в зале. Хотят допросить всех.
– Ты сказал?
Нет. О таком со свиньями не говорят.
– Знаю. А им что-то известно?
Не думаю.
– Опять явятся.
Другие расскажут побольше.
– Не понял? – удивился Никола. – Какие другие?
Ручка покатилась по одеялу и упала на пол. Никола поднял и протянул другу. Шамон очевидно устал, но ручку взял и написал на удивление разборчиво:
Никому нельзя верить. Хочу завязать.
Что он имеет в виду? Пока Никола пытался понять, Шамон закрыл глаза и задремал.
Прошло два часа. На смену никто не явился. Шамон спал. Никола пододвинул стул к окну и смотрел, не отрываясь, как неослабевающим потоком входят и выходят люди. Купил в автомате у лифта пару банок Red Bull – он и сам боролся со сном. Ладно, Георг Самуэль подождет – Шамон важнее. Непонятно, почему не явился человек Исака.
И тут он увидел. Увидел то, что ни при каких обстоятельствах видеть бы не хотел. Увидел то, чего подсознательно боялся. Тремя этажами ниже.
Он обратил на них внимание, потому что они шли быстрее других. Два парня в солнцезащитных очках. И даже не потому, что быстрее. Походка. Та самая походка. Небрежная и в то же время напряженная. Как будто ни на секунду не забывают, что должны двигаться именно так, а не иначе. Он не видел лиц, но уже знал: они. Те самые, что ворвались тогда в спортзал. На этот раз вдвоем. Идут доделать незаконченную работу. Шамон…
О, дьявол. Дьявол…. Что делать?
Он выскочил в коридор. Рядом с палатой мирно беседовали две женщины в белых халатах. Одна, должно быть, врач, другая – медсестра.
– Вы можете мне помочь?
Старшая повернулась к нему: очки и бейджик на груди. Бритт Фуентес.
– Пожалуйста, помогите мне. Я должен перевезти моего друга в другое место, – он старался говорить тихо и убедительно, но получалось плохо.
– Как это – перевезти?
– Бритт, я вас очень прошу. Он не может здесь находиться.
И без того морщинистый лоб Бритт Фуентес сделался похожим на смятый лист бумаги. Глаза округлились.
– Нет, ни в коем случае. Мы не переводим и не перевозим пациентов по желанию родственников.
Убийцы не должны были знать, в каком отделении лежит Шамон – но они знали. Шли быстро и уверенно.
– Поймите, это неважно… неважно, как вы переводите пациентов. Вы должны мне помочь. Не перевести в другое отделение, а спрятать. Не хотите помочь – я сам.
Никола бросился в палату, взялся за койку, но она была точно приколочена к полу. Тормоз! Несколько секунд ушло, чтобы сообразить, на какую из десятка педалей нажать.
Обе женщины встали в дверях, наперебой уговаривали Николу, попытались его удержать. Они ничего не понимали.
Никола разогнал тяжелую койку, как таран, и они были вынуждены его пропустить.
– Что ты делаешь? – истерически крикнула медсестра.
Он, не останавливаясь, толкал койку вперед, почти бежал по коридору. За спиной, как привязанная к хвосту собаки консервная банка, грохотал упавший штатив капельницы. Он на ходу выдернул канюлю из вены – несколько минут друг обойдется без внутривенного питания.
Шамон спал.
Путь ему преградил здоровенный медбрат.
– Что здесь происходит? – спросил он, напряженно улыбаясь.
Улыбка не сулила ничего хорошего.
– Моего друга необходимо срочно перевезти в другое отделение.
– Ну нет, этот номер не пройдет.
Медбрат преградил ему путь.
Довольно. Если он не скажет в чем дело, ничего не выйдет.
– Сюда идут двое, они хотят его убить, – на высокой ноте выкрикнул Никола. Почти завизжал: – Пропустите!
Теперь их было трое. Кто-то еще бежал на шум. Никола отбивался руками, пытаясь хоть на сантиметр сдвинуть койку. Бесполезно. Трубки ламп на потолке, как разделительная линия на шоссе.
Дверь в конце коридора открылась, и они появились. Никола прекрасно понимал, зачем они пришли, но не понимал, как их остановить.
Ультрарапид. Будто кто-то покадрово разложил для возбужденных, кричащих людей эпизод боевика. Раскрасневшиеся лица, открытые рты, но слов не слышно.
Эти двое так и не сняли темные очки. Они шли, вертя головами по сторонам, как тиранозавры на охоте.
– Нет!!!
Они подошли совсем близко. Женщины никак не могли взять в толк, что происходит, тянули кровать назад.
В руке у одного из них – пистолет. В трех метрах. Наконец-то Бритт Фуентес заметила и отчаянно закричала.
Никола среагировал инстинктивно: что есть силы толкнул койку назад, к дверям палаты, мимо убийц.
Грохот, крик, паника.
Парень с пистолетом что-то прошипел, Никола не расслышал. Повернулся и пошел назад, на ходу поднимая пистолет. Никола бросился на него. Последнее усилие.
Он схватился за руку с пистолетом и рванул что есть сил. Пистолет покатился по полу,
– Сука, – рявкнул убийца.
Он словно проснулся – понял, что без оружия ему не справиться, и начал отступать. Второй последовал за ним, оттолкнул одну из женщин, чуть не повалил на пол Бритт Фуентес, остановился на секунду у койки. Бритт вцепилась в него, как ребенок в детском саду цепляется за мать. Оглушительный крик, грохот. Теперь кричали все.
Парень кое-как стряхнул с себя Бритт и выскочил из коридора.
Никола выдохнул и постарался унять противную дрожь. Обошлось?
Суета продолжалась. Сестры, врачи, еще какой-то персонал бегали по коридору, как пьяные куры.
Шамон пошевелился. Средних лет худощавый мужчина с врачебным бейджиком покатил куда-то его койку. Появился парень в форме охранника, подобрал пистолет.
Никола догнал врача. Посмотрел на Шамона.
Шамон не шевелился. Врач что есть силы давил кулаком на его живот. Только теперь Никола заметил: на простыне расплывалось зловещее красное пятно. Что случилось? Почему?
Он уже понял. Врач пытался остановить кровотечение, но куда там… уже целое озеро крови.
Тот, второй, который пытался стряхнуть с себя Бритт, успел выстрелить. В живот.
– Шамон! – выкрикнул он и задохнулся от слез.
Шамон не шевелился. И не дышал.
Шамон… брат.
