Бабье царство. Русский парадокс

Конец Московии: финал сакральной бороды

Итак, примчавшись в столицу, Царь вызвал в Преображенское знатнейших бояр. Он принял их в чужом, иноземном, камзоле. Лицо православного Царя тоже было незнакомое, бритое, над губой торчали острые усики. Сидел Царь мрачный, страшный. Нервная судорога пугающе искажала молодое лицо. Воскрес Иван Васильевич Грозный! Бояре почувствовали грозу…

Петр сразу объявил: «Бунт затеяло семя Ивана Милославского». И повелел боярам «разведать всю правду». Тут умные поняли, почему не позвал Царь на встречу любимого прежде боярина Шеина. В немилости будет генералиссимус до конца своих дней, ведь не допытал, не выбил из стрельцов угодное Петру – участие в бунте ненавистной Царевны Софьи.

Далее произошло страшное, невиданное. Царь взял в руки огромные ножницы и, с усмешкой подзвав к себе одного из бояр, отхватил у него благословенную бороду! Потом поманил другого обладателя пышнейшей бороды. Но тут его ножницам справиться оказалось не под силу, и Царь обошелся с ним еще страшнее – под гогот присутствовавшего Алексашки Меншикова отрубил бороду топором.

Так началось всероссийское брадобритие. Но это были не просто бороды, а бороды сакральные. Безбородых на Руси не благословлял священник. Бородатые святые глядели с древних икон. Борода – это святая отеческая старина.

Валялись в ногах Царя старые бояре, просили не позорить, ведь до смерти уже недалеко. Умоляли, плакали, но противиться не смели – помнили о царском топоре и о «святой царской воле». Вскоре по всей стране в церквах читали указ о брадобритии, и команды солдат отправились по земле Русской резать священные бороды. Бороды были обложены огромным штрафом. Но страшнее потери денег был царский гнев. И были случаи, когда, не смея ослушаться, обладатели бород кончали с собой…

Право носить желанные бороды Царь-насмешник оставил крепостным рабам, священникам и крестьянам. С тех пор всех их Петр презрительно звал бородачами и говорил, что «бородачи многому злу корень… Отец мой имел дело с одним бородачом [имея в виду мятежного Патриарха Никона. – Э. Р.], а я с тысячами».

Так начиналось преображение страны.