Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Пролог
– Вы уходите…
– Да, мы уходим. В июне следующего года нас здесь уже не должно быть.
– Максим, вас уже нет. Я имею в виду…
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, Лаци. Именно поэтому я позвал тебя сюда. Давай прогуляемся до Вайдахуньяда, сегодня чертовски хорошая погода для прогулок на свежем воздухе…
Двое неприметных, скромно одетых, немолодых мужчин, свернув с тротуара, идущего вдоль Варошлигети кёрут и уходящего в глубину парка, направились к шпилям видневшегося среди не по-осеннему пышных крон деревьев замка.
Один из них, чуть постарше и повыше ростом, расстегнул плащ и, едва заметно улыбнувшись, сказал:
– Всё меняется – а октябрь в Венгрии по-прежнему тёплый; вон, даже деревья ещё все зелёные!
Его попутчик в ответ вполголоса проговорил:
– Я был мальчишкой в октябре пятьдесят шестого. Тогда здесь было жарче, чем в аду…
Высокий кивнул, улыбка исчезла с его лица.
– Я помню о твоём отце, Лаци…
Второй собеседник вздохнул.
– Я так и не успел с ним попрощаться… В тот день он ушёл на службу, даже не позавтракав… Мама так до конца своей жизни и не простила себе, что не заставила отца поесть. Как будто это могло бы его спасти…
Тот, кого его собеседник назвал Максимом – положил руку ему на плечо.
– Если бы ты оказался в тот день на его месте, в горкоме – ты сделал бы то же самое.
Лайош с горечью ответил.
– Не в этом дело. Беда в другом – с каждым днем я все чаще думаю, что мой отец отдал жизнь напрасно. Защитники горкома – теперь уже не герои. Ещё немного – и они станут злодеями…
Максим махнул рукой.
– Не отчаивайся, дружище. Мутная пена сойдёт… У нас сейчас тоже герои объявляются негодяями, а предатели становятся героями. Такое уж мы переживаем паскудное время… Оно кончится. У нас, в России, говорят – у лжи короткие ноги. Подождём… Когда-то памятники старым героям снова займут свои постаменты.
Лайош недоверчиво покачал головой.
– Боюсь, мы до этого уже не доживём. Слишком яро эти, новые, взялись за слом средней буквы…
– Какой средней буквы?
– Буквы «эн». Венгерская народная республика – сокращённо ВНР. Вот они эту среднюю «эн» и ломают… Ладно, Максим, давай поговорим о наших делах. Что тебя заставило помчаться в нашу глухую провинцию из Москвы, из столицы империи?
Максим вздохнул.
– Москва уже не центр мира, как ты знаешь… А приехал я к тебе по делу, тут ты прав. Тебя, насколько я понимаю, скоро увольняют?
Лайош грустно улыбнулся.
– Правильно понимаешь. Жду приказа со дня на день. Уже и дела подготовил – хотя кому они сейчас нужны?…
– Понятно. Чем дальше собираешься заниматься?
Лайош пожал плечами.
– Мне сорок шесть, на пенсию по выслуге вполне могу выйти… Вот только не уверен, что эти, нынешние, будут платить пенсии бывшим сотрудникам госбезопасности. – И, улыбнувшись, добавил: – У меня есть домик недалеко от Дёндёштарьяна, четыре сотки виноградника сорта «эзерйо» – остались от деда. Стану виноделом! Это ведь так по-венгерски…
Максим кивнул.
– Виноделом – это хорошо. Дослужившись до полковника – только виноделом и становиться…
Лайош развёл руками.
– В нынешней Венгрии полковник – это хуже, чем убийца и растлитель. Слуга антинародного режима! Тем более – полковник госбезопасности. Не «Авош», конечно, но…
– Ясно. Ладно, виноделие – дело, в принципе, хорошее. Но я бы хотел, чтобы ты не ограничивался выращиванием винограда, не замыкался на своих лозах, а всё же держал руку на пульсе здешней внутренней жизни.
Лайош скептически посмотрел на своего визави.
– Максим, ты хочешь сделать из меня своего агента?
– Стар ты уже для агента… Мне не агент нужен – мне нужен понимающий человек, которому бы я абсолютно доверял. – Помолчав, Максим продолжил: – У тебя в Управлении есть толковые молодые сотрудники, которые смогут найти себя в новой Венгрии?
Лайош кивнул.
– Конечно. Я сам их подбирал, даже если их тоже уволят – они не потеряются.
– Это хорошо. Я попрошу тебя не терять с ними контактов, поддерживать связь, в общем, держать их в поле зрения. Но только тех, кому ты абсолютно доверяешь!
Лайош пожал плечами.
– Мог бы и не говорить. С теми, кому я не доверяю – я обычно и не общаюсь. Дослужился до такой возможности… Цель такой агентурной сети?
Максим махнул рукой.
– Какая там сеть! О сети мы не говорим – мы говорим о том, чтобы иметь здесь, в Венгрии, людей, которые в случае нужды нам смогут помочь.
– Вы… Вы ещё надеетесь вернуться?
– А почему ты удивлён? Да, сегодня мы, грубо говоря, в полной заднице, наши вожди обезумели и впали в маразм, их советники предались врагу, наш народ возжаждал двести сортов колбасы и за них готов мать родную продать, окраинные улусы замышляют измену, а ситуация в верхах очень напоминает банку с пауками… Всё, как обычно при крушении империй… – Максим тяжело вздохнул, – Но ведь за «сегодня» всегда следует «завтра»… А завтра, очень может быть, нам понадобятся надёжные, крепкие духом люди, готовые оказать помощь бывшей метрополии… Теперь ты понимаешь, что мне от тебя надо?
Лайош кивнул.
– Да, я понимаю. Тебе нужны «спящие» агенты. Но… Как бы это правильнее сказать? Мои связи могут проследить. Эти, нынешние…
Максим пренебрежительно бросил:
– Это – вряд ли. – А затем, вздохнув, добавил: – Даже если за тобой будут следить – что взять с отставного винодела? Да, ты общаешься с какими-то людьми – кстати, рекомендую тебе общаться пошире – ну и что? Ты ведь никакой антивенгерской деятельности не ведёшь?
Лайош пожал плечами.
– Не веду. И когда… когда примерно вам понадобятся мои люди?
– Не очень скоро. Лет пять-шесть мы будем отступать – сдавая всё новые и новые редуты и бастионы. Уйдут под чужие знамена не только прибалтийские республики – неблагополучна Украина, да и в Белоруссии хватает мутной водички – в какой известная тебе публика любит рыбку половить… Среднюю Азию мы тоже не удержим – хотя проку от неё… В общем, довольно долго ты будешь видеть, как умирает Россия, как множится измена и плодится предательство… – Максим тяжело вздохнул. – Впрочем, хочу тебя успокоить – моя новая служба к числу внесенных в реестр государственных органов не относится. Официально нас вообще нет. Так что никакой опасности засветки не будет в принципе. К тому же ты будешь завязан только на меня. Наш нынешний шеф подумывает о пенсии, и, вполне возможно, в ближайшее время мне придется занять его кабинет. Поэтому я и приехал к тебе, моему товарищу по оружию – мне надо формировать свои собственные группы, которые будут работать только со мной. Везде, где это только возможно – и в первую очередь здесь, в Восточной Европе, которую мы оставляем.
Лайош неопределенно хмыкнул.
– Оставляете – хотя очень многие восточноевропейцы вас об этом совсем не просили… Венгрия вскоре уйдёт на Запад. И мои люди должны будут работать против своей страны?
Максим отрицательно покачал головой.
– Нет. Этого я ни от тебя, ни от твоих людей никогда не потребую.
– Уже легче. Каковы тогда будут их задачи?
– Помочь нам – когда в этом наступит нужда.
– Помочь… чем?
– Делом. Они должны будут готовы, в случае необходимости, сделать для России всё, что будет в их силах. И я тебе обещаю, что я ничего не попрошу у них сделать против Венгрии. Нам нужны именно такие люди!
– Хорошо, я понял… Относительно денег?
Максим скупо улыбнулся.
– Мы не идеалисты. Людям надо иметь, кроме всего прочего, материальный стимул – мы его им гарантируем. У нас есть для этого финансовые источники… В общем, ты сам определишься, кому и сколько нужно будет выплачивать – чтобы они о нас не забывали, и, самое главное, чтобы были готовы в нужный момент встать в строй.
Лайош кивнул.
– Понял. Человек пять-шесть у меня есть на примете, думаю, ещё несколько подберу. Связь?
– Решим. Думаю, где-то через год-полтора найдём безопасные варианты. У меня люди над этим вопросом в Москве работают… Да, каждый твой человек будет завязан на моего офицера – без ненужной в данном деле централизации. Ты не против?
Лайош кивнул.
– Это разумно. Экстренная связь? Если мне нужно будет тебе что-то срочно сообщить?
Максим отрицательно покачал головой.
– Крайне нежелательно. Ты ж понимаешь, ты будешь на заметке совсем не у своих бывших коллег. Когда сюда, в Будапешт, придут те, что играют за чёрных – уж они-то постараются отследить все твои связи с заграницей… Хотя, впрочем, есть один вариант.
– Какой?
– Если ты на самом деле решишь, что некая проблема настоятельно требует моего вмешательства – моего и моих людей там, в Москве – то отправь в Вену по почте открытку. Текст не имеет значения, главное – напиши там свой обратный адрес и имя. Я пойму, что произошло нечто экстраординарное. И я пришлю к тебе человека, который возьмётся за это дело.
– Адрес в Вене?
Вместо ответа Максим, порывшись в своём бумажнике, протянул своему собеседнику визитную карточку.
– Это фирма, которой мы владеем – разумеется, через оффшорную компанию на Каймановых островах. Она реально занимается сдачей в аренду выставочных площадей – мы для этого купили небольшую галерею недалеко от Ринга. Весьма, я тебе скажу, прибыльная компания! – и Максим скупо улыбнулся.
– Хорошо. Думаю, этот адрес мне не понадобиться, но, как у вас говорят, запас беды не делает.
– Не чинит.
– Да, не чинит. Я неплохо говорю по-русски, только с идиомами иногда…
– Значит, договорились. Я оставлю тебе немного денег на оперативные расходы?
– Оставь, лишними не будут. – Взяв из рук Максима увесистый пакет, Лайош молча переложил его себе во внутренний карман пиджака, а затем спросил: – Как и когда ты выйдешь на связь?
– Через полгода. Сюда приедет мой человек, и одиннадцатого, двенадцатого и тринадцатого апреля он будет ждать тебя на террасе ресторана «Гундель» с полудня до часу. Он будет читать Гашека, «Бравого солдата Швейка». По-польски. Запомнил?
– Да, запомнил. К апрелю, я думаю, я уже буду в отставке. Что ещё делать отставнику, как не шататься по ресторанам?
– Кстати, раз уж зашла речь о ресторанах – не зайти ли нам в «Гундель»?
Лайош отрицательно покачал головой.
– Не стоит. Скверно готовят и плохое обслуживание. Пошли в метро, я свожу тебя в Буду, там, недалеко от Москва тер, есть чудесный ресторанчик, где подают отличную сегедскую уху.
– Халасле – не уха. Это рыбный суп.
Лайош едва заметно улыбнулся.
– Знаю, знаю… Настоящая уха может быть только в России… Ладно, вот и вход в метро. Давай осторожно, здесь скользкие ступеньки.
Два немолодых человека спустились на станцию метро «Сечени Фюрдо» и сели в смешной желтенький вагончик такого же, почти игрушечного, поезда «первой на европейском континенте» линии метро. Добравшись до будайской стороны, они с удовольствием пообедали на открытой террасе небольшого, но весьма уютного ресторанчика, отдав должное и халасле по-сегедски, и огненно-острому пёркёльту, и бутылочке пусть и немного по-крестьянски простого и непритязательного, но в то же время кружащего голову, лёгкого, терпкого, живого и насыщенно-яркого кёкфранкоша из Виллани.
Была уже середина октября, туристический сезон закончился – но погода в Будапеште была всё ещё по-летнему мягкой и тёплой. Впереди была зима, с её стылым колющим ветром с Дуная, пронизывающим до костей, впереди были холодные угрюмые рассветы декабря, серые блеклые дни в первые дни после Нового года – но всё это будет ещё не скоро. Пока же Будапешт купался в мягкой, едва заметной, дымке тёплой осени…
– Ну что ж, Лаци, спасибо за обед.
– Не за что. Тем более – пёркёльт был несколько жирноват.
Максим улыбнулся.
– Конечно, твоя жена приготовила бы лучше…
– Я и сам бы приготовил лучше. Помнишь, как я готовил гуляш в общаге?
– Помню. И всегда ругался, что в наших магазинах не купить паприки…
Они помолчали. Затем Лайош, прокашлявшись, спросил:
– Когда тебя ждать в следующий раз?
Максим грустно улыбнулся.
– Боюсь, что не скоро… У тебя будет много времени, чтобы достичь совершенства в кулинарии!
– Позавчера было ровно двадцать лет, как мы знакомы…
– Я помню.
– Двадцать лет мы были товарищами по оружию и просто хорошими друзьями…
– Друзьями мы останемся и дальше. Впрочем, как и товарищами по оружию.
– Ты понимаешь, что я имею в виду…
– Понимаю.
– Мы с тобой старые солдаты… Почему мы не удержали свои позиции?
Максим тяжело вздохнул.
– Потому что нельзя удержать позицию, когда Генеральный штаб уже запланировал твоё поражение.
Лайош спросил с горечью в голосе:
– Максим, скажи мне честно – тебе не кажется, что мы прожили свою жизнь напрасно?
Его собеседник скупо улыбнулся.
– Мы ещё её не прожили. Время покажет… И не спеши себя хоронить! Мы с тобой всё ещё живы – а это значит, что наши враги и дальше будут ночевать с пистолетами под подушкой… А канониры на их береговых фортах по-прежнему вынуждены будут спать стоя – с зажжёнными фитилями!
– Хорошо. – Лайош чуть заметно улыбнулся, а затем добавил. – Я буду ждать твоего человека. На новой позиции. Хотя я пока не знаю, смогу ли её удержать…
– Сможешь. Эту позицию выбираем уже мы сами – без всяких штабов. И победа или поражение на этой позиции – будет зависеть только от нас… А мы с тобой слишком старые и слишком опытные солдаты, чтобы проиграть!
Лайош кивнул.
– Хорошо. Я готов. – И, помолчав минуту, добавил: – Теперь нам будет трудно вот так запросто выпить бутылочку вилланьского кёкфранкоша…
– Ничего. Мы как-нибудь найдём способ, чтобы это сделать. – Максим посмотрел на часы, и, вздохнув, сказал: – Мне пора. Самолёт через полтора часа. А ещё ехать через весь Будапешт…
– Счастливого пути. До встречи!
– Будь здоров, Лаци! До видзення, как говорят наши польские друзья!
Они обнялись, после чего Максим, вскинув руку, остановил такси. Открыв переднюю дверь, он бросил таксисту «Ферихедь!», и, обернувшись, сказал с улыбкой:
– Не кисни! Очень скоро я надеюсь снова попробовать твоего гуляша – такого же, как двадцать лет назад. Тренируйся!
Больше они так никогда и не встретились…
