ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

III

24 января, суббота.

Впервые за последние три дня коллежский асессор Виктор Самсонович Бояркин проснулся в прекрасном настроении, и причин тому было две. Во-первых, угрозы безымянного злодея не проявились, несмотря на то, что Виктор Самсонович никаких покаянных писем не писал, а во-вторых, приснился ему сладкий, как первый поцелуй, сон и вставать не хотелось. Пригрезилось, что он самый настоящий персидский шах и в гареме у него все пятьсот учениц женского духовного училища, что на Невинномысской улице. Этакие лапоньки-скромницы. А верховодит этим «цветником» его любовница, актриса местного театра Людочка Заславская. Готовит себе достойную, так сказать, смену, обучая невинных красоток разного рода любовным премудростям. «К чему, интересно, снится гарем? – пронеслась в голове любознательная мысль. – Супружница, наверняка, знает, так ведь у неё не спросишь … Актриска моя, небось, ещё в кроватке нежится. У неё сегодня вечером премьера. Обязательно сходим с супругой. А в понедельник надо к ней заглянуть, – он сладко облизал губы, – почти, неделю не виделись. Служба-с. Оттого, верно, и приснилась … негодница».

Виктору Самсоновичу совершенно не хотелось отпускать эти приятные мысли и потому, он продолжил фантазировать. «А вот бы, и правда, гарем завести? Ну, можешь себе позволить – изволь! Ты состоятельный человек, не какой-нибудь там инженеришка на заводе «Руднева и Шмидта», или земский врач в уезде…Конечно, не купец I гильдии и даже не II, но всё же деньжата имеются. Так почему нельзя жить, как хочется? – старший советник Губернского Правления тяжело вздохнул и пришёл к выводу, что ничего подобного в Ставрополе сделать не дадут. – «Ещё и в Тюремный замок упрячут». – От этой мысли затошнило, ведь в городской тюрьме он, как член попечительского комитета «О тюрьмах», был второго дня. Правда, вместо обхода камер попил чаю в кабинете начальника и через полчаса уехал с подарками, но осадок остался нехороший, будто ночью попал на кладбище да ещё в осеннюю распутицу. Грязь и страх. И серая безысходность. В коридорах хоть нос закрывай, никакой «Брокар» не поможет. – А всё-таки надобно съездить в епархиальное женское училище на Софиевской площади, начальницу навестить, на воспитанниц поглядеть…».

Из приятного полузабытья вывел механический звонок. Не телефонный, а дверной. Он был не такой, как обычно, а тревожный. Так звонят, когда приносят телеграмму о смерти родственника или доставляют судебную повестку. «Не к добру» – мелькнула, липкая, как холодный пот, мысль и сердце застучало, точно молоточек будильника.