Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Манипулируемый
Широта ума, которую так часто представляют в качестве добродетели, в некотором смысле является высшей формой эгоизма, иначе говоря, она позволяет человеку достигать высот, недоступных всем скупым и недалеким людям. Страх потери и жажда приобретения – эмоциональные стимулы: они служат инструментами для временного возбуждения (столь желанного людям) и одновременно препятствуют продвижению на пути глубокого понимания.
Большинство людей ходят на таком «коротком поводке» у других людей, у собственных идей, у своего окружения, что и не подозревают о существовании какого-либо диапазона переживаний за пределами этого поверхностного уровня.
Персидский поэт Ливаи иллюстрирует это пересказом старинной истории, которая столь же забавна, сколь и поучительна:
Некий купец, возвращаясь из длительного путешествия, присел на обочине дороги перекусить. Он наслаждался едой, предаваясь приятным размышлениям о том, сколько он заработал, и предвкушая радостный момент возвращения домой.
И вот во время трапезы он увидел человека, идущего в обратном направлении, то есть со стороны города. Он поздоровался с ним и спросил, как обстоят дела в их родном городе.
– Все прекрасно, – отвечал тот.
– Ты знаешь, где я живу? Как там моя жена и сын?
– Твой сын чувствует себя прекрасно, а его мать хороша, как всегда.
– А мой верблюд?
– Сыт и здоров.
– А мой пес, он все так же сторожит дом?
– Как всегда верен тебе и ждет твоего возвращения.
Теперь, когда последняя тень беспокойства рассеялась, путешественник вернулся к еде с удвоенным аппетитом. Он даже не предложил другому путнику разделить с ним трапезу, и тот решил проучить его.
Мимо них пробежала газель, и путник тяжело вздохнул.
– В чем дело? – спросил купец.
– Просто я подумал, что если бы твой пес не сдох, он легко догнал бы эту газель.
– Что? Мой пес мертв? Как это случилось?
– Он объелся мясом твоего верблюда.
– Мой любимый верблюд, он тоже мертв?! С ним-то что стряслось?
– Его зарезали, чтобы накормить гостей на похоронах твоей жены.
– Моя жена! Отчего она умерла?!
– Она умерла с горя, не пережив смерти сына.
– Боже мой, сынок! Что с ним произошло?
– Он погиб под обломками твоего дома.
При этих словах купец вскочил, разорвал свои одежды и с криками умчался в пустыню.
Если бы купец разделил свою трапезу с земляком, возможно, ему не пришлось бы пройти через такие ужасные переживания, выслушивая все эти вымышленные истории. с другой стороны, как отмечали некоторые, если бы он не был жаден, он не имел бы возможности увидеть свою реакцию на «новости» из родного дома. И все-таки, не будь он жаден, разве нуждался бы он в такого рода шоковой терапии, хоть она и дала ему возможность пронаблюдать себя?