Темный рассвет

Глава 9. Грезы

Ей снился сон.

Она была ребенком и шагала под небом – серым, как краска прощания. По воде гладкой, как полированный камень, как стекло, как лед под ее босыми ногами. Он простирался так далеко, насколько хватало глаз, безупречный и бесконечный. Мениск в океане вечности.

Слева шла ее мать. Одной рукой она придерживала перекошенные весы. Другой – ладонь Мии. На матери были перчатки до локтя из черного шелка, длинные и мерцающие тайным сиянием. Но когда Мия присмотрелась, то увидела, что это вовсе не перчатки, что они капают

кап-кап

кап-кап

на камень/стекло/лед под их ногами, как кровь из перерезанного запястья.

Платье матери было черным, как грех, как ночь, как смерть, и усеяно миллиардом крошечных точек света. Они светились изнутри сквозь ткань ее юбки, словно булавки в шторах, задернутых от солнца. Она была прекрасна. Ужасна. Глаза черные, как ее платье, и глубокие, как океан. Кожа бледная и сияющая, как звезды.

Она выглядела как Алинне Корвере. Но Мия знала, как возможно знать только во сне, что это не ее настоящее лицо. У Ночи вообще нет лица.

А в другой части этой бесконечной серости их ждал он.

Отец.

Он был облачен во все белое, такое яркое и ослепительное, что у Мии заболели глаза. Но она все равно смотрела на него. А он смотрел на нее, пока они с матерью подходили ближе, своими тремя глазами – красным, желтым и голубым. Стоило признать, он был красив – даже мучительно красив. Черные кудри на висках припорошил легчайший намек на седину. У него были широкие плечи, а бронзовая кожа резко контрастировала с белоснежной тогой.

Он выглядел как Юлий Скаева. Но Мия знала, как возможно знать только во сне, что это не его настоящее лицо.

Его окружали четыре молодые женщины. Первая – объятая пламенем, вторая – омываемая волнами, третья – облаченная в один лишь ветер. Четвертая спала на полу, укрытая осенними листьями. Неспящее трио смотрело на Мию с терпкой, неприкрытой злобой.

– Муж, – поздоровалась ее мать.

– Жена, – ответил отец.

Все шестеро замерли в молчании, и будь у Мии сердце, она бы точно услышала, как оно колотится в груди.

– Я скучала, – наконец выдохнула ее мать.

Тишина стала такой всепоглощающей, что едва не оглушала.

– Это он? – спросил отец.

– Ты сам знаешь.

Тогда Мия захотела вмешаться, сказать, что это она – а никак не «он». Но, опустив взгляд, дитя уловило странное видение в зеркальном отражении на камне/стекле/льду под своими ногами.

Она видела себя – бледная кожа, длинные темные волосы, струившиеся по худым плечам, и раскаленные белые глаза. Но за ее спиной маячило очертание, вырезанное из тьмы; черное, как платье матери.

Оно смотрело на Мию своими не-глазами, его контуры подрагивали и искажались, подобно трепещущему пламени без огня. Из плеч и макушки вырастали языки тьмы, напоминая дым от горящей свечи. На лбу был нарисован серебряный круг. И, словно зеркало, этот круг ловил свет от тоги ее отца и отражал его бледным и ярким, как глаза Мии, блеском.

Посмотрев на этот идеальный круг, она поняла, что такое лунное сияние.

– Я никогда тебя не прощу, – сказал ее отец.

– Я никогда и не попрошу об этом, – ответила мать.

– Я не потерплю соперников.

– А я – угроз.

– Я – могущественнее.

– Но я была первой. Полагаю, эта ничтожная победа греет тебя по ночам.

Тогда отец посмотрел на нее, и его улыбка стала темной, как синяк.

– Хочешь знать, что греет меня по ночам, малышка?

Мия снова взглянула на свое отражение. Наблюдала, как бледный круг на ее челе разбивается на тысячу мерцающих осколков. Тень у ног Мии раскололась, потянулась во всех направлениях и, клубясь, приняла форму ночных созданий: кошек и волков, змей и ворон, и форму чего-то бесформенного. Из ее спины, подобно крыльям, выросли чернильно-черные струйки, из каждого пальца – лезвия из мрака. Она услышала крики, становившиеся все громче и громче.

И в конце концов поняла, что кричит она сама.

– Многие были одним, – сказала мать. – И станут снова.

Но отец покачал головой.

– Ты – моя дочь, во всех смыслах этого слова.

Он поднял на горящей ладони черную пешку.

– И ты умрешь.