Обратные вспышки

Сцена вторая: «Крыша»

Начало дня не предвещало дальнейших событий. Саша закинул банки аэрозольной краски в рюкзак и поехал в условленное место, недалеко от центра. Поехал выплескивать творческие излияния на одну из непримечательных стен города. Обычно в рюкзаке валялся и респиратор: известны проблемы с легкими у кумиров уличной живописи, однако никто маску не надевал, поэтому и Саша не стал.

Компанию составил Володя, новый приятель. Они познакомились в начале учебного года и быстро сдружились, когда прознали об общем увлечении.

Они подходили к серой отштукатуренной стене, где ребята уже набрасывали эскиз. Саша немного сжался: он никого не знал. Но ребята встретили их дружелюбно. Стена была всячески изрисована, и надо было найти место для личного отпечатка.

– Да красьте там! – сказал один из ребят и указал на удобное местечко.

– Там же чья-то работа, – сказал Саша.

Он чувствовал внутреннее сопротивление, когда предлагали перекрыть работу другого художника. Возможно, потому что не хотел, чтобы и с его работами так поступили.

– И что? – ребята подсмеялись над ним.

– Давай найдем другое место, – сказал Саша приятелю.

Они поплелись вдоль стены и нашли чистый кусок среди заросших кустов и сваленного в кучу мусора.

– Ну вот, – сказал Саша, – стена чистая, давай тут.

Володя пробрался, достал баллончик и неуверенно начал вырисовывать. Саша его подбадривал, но чем больше прояснялся рисунок, тем слабее звучали слова. Володя закончил, выбросил опорожненные баллончики в кучу мусора и пробрался обратно. Оба молча смотрели на незамысловатый рисунок из букв грязных цветов.

– А ты чего не рисуешь? – сказал Володя.

– Да чего-то место не очень.

Саша достал мобильник. Пришло сообщение от соседа: «Заходи в гости».

Они вернулись к ребятам у начала стены. Они накладывали яркий и большой рисунок поверх чужой работы. Володя изумился.

– Да, вот так надо рисовать! – сказал он.

Саша фыркнул и отошел. Он демонстративно достал альбом с эскизами, пролистал и начал примерять к стене. Часть ребят подошли и заглянули в альбом.

– Ого, смотри, как рисует!

– Да, неплохие наброски.

Старший парень оторвался от увлеченного распыления краски и кинул взгляд на Сашу. Он был самый опытный уличный художник среди присутствующих. Парни затихли и ждали его слово. Ждал и Саша.

– Одно дело на бумаге чиркать и совсем другое на стене, – сказал он, – я закончил, катим отсюда!

Солнце скрылось за облаками. Лучи, отогревающие промерзлую почву, ушли – цвет окружения переменился, точно сменили линзы в очках с желтых на серо-голубые. Саша и Володя побрели на остановку. Дорога шла из заселенного многоэтажными коробками центра до окраины с каменными и деревянными двухэтажками. Подошел советский автобус ЛиАЗ-677, который издавал характерный звон. Саша всегда представлял, что где-то в закутках автобуса спрятана гора пустых стеклянных бутылок, которые бьются друг об друга.

Саша жил в самом низу района Росты. Чтобы прийти домой, нужно бесконечно спускаться. Мурманск построен на сопках и кому-то выпало жить на вершине, а кому-то – нет. Рядом растянулся темный залив, а у каменистого прибрежья громоздился судоремонтный порт.

Домой не хотелось, поэтому Саша остался на вершине среди разбросанных монолитных девятиэтажек. Володя потащил его на крышу одной из таких. Саша смотрел свысока на городской пейзаж. На блеклые домики, которые укорачивались вместе с плавным спуском. Смотрел на разбитую дорогу, по которой, как игрушечные модельки, ездили машины. На стоящие вдали трубы, словно персты великана, закопанного в земле.

Тоска одолевает. Саша уже собрался уходить и не спеша спускаться с горки к себе в яму, как появился Даня с переполненными пакетами в руках. Высокий и худой с раскосыми глазами, черными патлами и длинными руками, как у обезьяны. Из пакетов торчали пластиковые горлышки бутылок, свернутый в трубочку лаваш и вермишель быстрого приготовления. Он поставил пакеты, из которых отразилась эмблема дешевого пива.

– А получше-то чего не взяли? – сказал Саша.

– Не пей, тебя никто не заставляет, – сказал Даня, – или купи сам.

Саша отвел глаза и ухмыльнулся.

Вслед за Даней выходили другие ребята так же с пакетами в руках. У всех выпивка. Раздали пластиковые стаканчики и разлили пенного. Саша не помнил разрыва между первым глотком и сплошным опьянением. Он помнил веселые выкрики что-то вроде тоста и беззвучное чоканье пластмассы. Помнил холодный и солоновато-горький вкус, от которого немного свело челюсть, и в следующее мгновение помнил, как еле удерживал тело на весу.

Основное веселье состояло из прыганья на месте, выкриков похабщины и пьяного смеха, от которого болела грудь. Были и те, кто сторонился шумихи. В укромных уголках крыши философствовали о нелегкой жизни. Саше не хотелось забивать голову дурными мыслями, поэтому он с умным видом уходил от задушевных разговоров обратно к пляскам. Что-то взбрело в голову, и он полез в рюкзак. Никто не обращал внимания, пока Саша не достал два баллончика с краской. Детская наивность возобладала над напыщенной взрослостью, Сашу окружили и засыпали вопросами: «Ты будешь рисовать? Можно мне попробовать? Давай вместе!» – и все прочее. А Саша надменно отвечал: «Да, нет, потом, может быть…»

Стаканы наполнились.

Саша достал незамысловатый рисунок из альбома и как бы прицелился. Он смотрел на стену, что-то вымеряя. Наконец встряхнул баллончик и принялся размалевывать зашарпанную бетонную перегородку, обрамляя кремовый цвет в густо фиолетовый. Все наблюдали. Внутри Саши искрилось самодовольство. Он вырисовывал свой псевдоним, прозвище, которым сам себя и наградил.

Саша не ведал, насколько опасно разрисовывать стены. Он и не догадывался, что через полгода за рисунок не в том месте ему разобьют нос, и кривая перегородка вместе с хроническим насморком останутся на всю жизнь. Краска на стене выцветет или ее закрасят, в конечном счете рисунок исчезнет, а сломанный нос – нет.

– Классно получилось! – сказал Митя, – я тебя познакомлю с пацанами, ты, наверно, слышал о них.

Он назвал несколько имен и, конечно, Саша слышал о них. Это известные ребята, которые много лет расписывали центр города. Началось и его восхождение на Олимп. Краска закончилась, и всё вернулось восвояси.

В стороне сидели двое парней на краю крыши, свесив ноги. Боли не почувствуешь, все накачаны алкоголем. А если выживешь и останешься калекой? Саша отмахнул мрачные мысли и подошел к краю. Он аккуратно заглянул вниз. Глаза забегали, голова немного закружилась. Казалось, земля так рядом и в то же время так далеко. Больно не будет. Нет ни будущего, ни прошлого, только это мгновение. Минута настоящего времени. Только она и будет.

Стаканы наполнились.

Никто не заметил, как солнце скрылось за бугор, и летний день сменился поздним вечером. На крыше появился какой-то мужчина. Выглядел он как подсобный рабочий продовольственных складов. Он озирался, будто выискивал кого-то. Никто не заметил его появление. Все продолжали веселиться до тех пор, пока этот мужчина не выкрикнул:

– А ну свалили все отсюда!

Гулкая тишина ударила в уши. Все стеклись в кучу и зашептались. Даня отошел в сторону с этим типом и долго разговаривал, размахивая своими обезьяньими руками. Саше казалось, что сейчас будет насилие. Он оглядывался на парней, которые уже чесали кулаки. Даня вернулся.

– Да это мой сосед, – сказал он, – у него квартира прямо под нами, у него там все вверх дном. Я сказал, что мы отойдем на то место, – он указал пальцем на стык двух домов, – там никто не живет.

Мы тихонько перебрались и продолжали смаковать вечер, но жар веселья давно пошел на убыль. Саша думал, куда ему пристроится, ведь с таким видом идти домой нельзя. Вряд ли он протрезвеет по дороге. Но куда податься? Настигло озарение. Саша вспомнил про соседа с другого подъезда. Было бы удобно припереться к нему, а утром незаметно прошмыгнуть домой. Перегар за ночь выветрится. Остается сделать звонок.

Гудки.

Холодные и беспросветные гудки.

– Да? – недовольный голос на той линии.

– Привет, Вань! Это, помнишь днем, и я это… – язык Саши заплетался, – короче, к тебе можно?

– Сейчас?

– Ик, ну да, ну дойти только нужно. И это, я на ночь хочу.

– Ну давай, заходи.

Даже удивительно, что все так просто.

Саша смутно помнил, как добирался. Ноги сами вели по натоптанной тропе, а глаза цеплялись за желтые лучи фонарей вдоль дороги. Они плавно спускались до самой низины, словно освещали посадочную полосу. Саша уже разглядел свою каменную двухэтажку с шиферной кровлей. Чем ближе он подходил, тем беспокойнее становился. Он разжевал мятную жвачку на всякий случай и решил обойти стороной свой подъезд.

Издали Саша увидел две тени, которые переговаривались. У обоих в руке тлел красный уголек. Он то поднимался к губам, то опускался. Это сосед Ваня и отец Саши.

– А чего ты огородами идешь? – сказал отец, – еще и со жвачкой во рту, а ну-ка, поди, дыхни!

Саша попятился и опустил голову.

– Ну ладно, отдыхайте.

Отец протянул руку Ване, пристально посмотрел на сына и ушел.

Грохоча деревянными ступенями, они поднялись и вошли в трехкомнатную квартиру, уставленную диковинками из зарубежья. Отец Вани был капитаном корабля. Дома никого. Все разъехались по отпускам, как сказал Ваня. В голове у Саши расплывался туман. Он молчал и только ловил обрывки фраз разговорчивого соседа.

Ваня сидел за компьютером и что-то подробно растолковывал Саше, не отводя глаз от монитора. Саша в полуобмороке пялился в экран и не различал мерцающие картинки. Еще по дороге опьянение улетучилось и сменилось чувством ватного тела и разжиженного мозга. Голова не соображала, желудок крутило. Алкоголь действовал стадиями. Первая – удовольствие, вторая – плата за удовольствие.

– Выглядишь неважно, – сказал Ваня, – все нормально?

Саша неуверенно кивнул.

– Ну смотри, – продолжал Ваня, – если что, беги в туалет.

Ваня обладал некой проницательностью. Он с легкостью предвосхищал события, которые становились очевидными лишь после факта свершения. Ваня учился на юриста в государственном университете, тогда как Саша только-только перешел в 9 класс. Саша с любопытством наблюдал за становлением Вани. Он представлял, как все то, что произошло с Ваней, произойдет и с ним. Окончится школа, появится девушка и будет куда больше денег. Он наивно полагал, что стоит пересечь рубеж совершеннолетия, и все появится само, без усилий.

– Я тут как-то подругу пригласил, – говорит Ваня, не отрываясь от монитора, – пишу ей: я соскучился, приезжай ко мне. Приехала, посидели, поболтали. Потом пошло ближе к делу. Ну валяемся мы на диване, а я приподнимаюсь над ней так, чтобы мой член был у ее лица. Я смотрю на нее, потом на него, снова на нее. А она мне: я не умею, – сказал Ваня наигранно, – объясняю ей: аккуратно, без зубов, почти как Чупа-чупс.

Саша старался слушать и кивать в паузах, но слова долетали обрывками. Он пытался сосредоточиться на ощущениях, казалось, чем пристальней устремить на них луч сознания, тем лучше они поддаются контролю.

– Курить хочу, – сказал Ваня и машинально похлопал себя по карманам, – дома спичек нет. Сколько сейчас, три ночи уже? Давай сходим в магаз, а потом спать ляжем. Интересно, что скажут, когда в три ночи припрутся за спичками?

На улице стало темнее, часть фонарей потухло. Не хотелось волочиться в гору, уже давно хотелось лечь и заснуть. Но нет нисколько сил настоять на своем. Куда проще инертно катиться в ту сторону, в которую толкают. Ноги Саши немного опухли, и перед выходом он изрядно повозился с кедами. Асфальт казался влажным, ноги вклинивались на подъеме и соскальзывали на спуске, будто на лестнице не оказалось привычной ступеньки.

Под мерцающей вывеской магазина скопились люди. Они точно мотыльки, порхающие вокруг лампы. В магазине Ваня что-то долго рассматривал на прилавках и вертелся. Саша стоял отстраненно и проговаривал в голове: «Сейчас мы вернемся и ляжем, сейчас вернемся и ляжем».

– Коробок спичек, пожалуйста, – с энтузиазмом проговорил Ваня.

– Три пятьдесят, – невозмутимо ответила пухлая продавщица в синем фартуке.

Лицо Вани вытянулось.

Дорога обратно казалась короткой. Ноги сами неслись вперед.

– Будешь? – Ваня протянул пачку легких сигарет.

Сначала Саша потянулся, но подумал, что его вырвет от горького табачного дыма, и не стал брать. Ваня усмехнулся и убрал пачку в карман.

Зашли домой. Саша как-то неуклюже, по-медвежьи стянул одежду и запрыгнул под тонкое покрывало с надеждой на облегчение. После прогулки остатки хмеля испарились, теперь сильно мутило. На Ванино «спокойной ночи» он что-то пробормотал, не размыкая зубы. Думал, если откроет рот – жди фонтан приключений.

Саша захлопнул веки и отсоединился от тела. Он смотрел с тахты, словно с трибуны, как его худое тельце медленно упадало в каменный и мрачный колодец. Падая, тело кружилось по часовой стрелке. Взлохмаченные волосы развивались и заслоняли лицо. Руки обволакивал мягкий, немного прохладный ветерок. Тело падало в бесконечную и темную глубину.

Колодец пересох. О былой влаге напоминал только запах сырости и тины. Тело все кружилось, оставляя за собой спиральные желтые полосы, словно нарезая резьбу, а Саша неподвижно смотрел на это с тахты и не мог пошевелиться. Глаза разомкнулись. Из глубины колодца забурлила зловонная жидкость. Она пузырилась. Словно жидкие волдыри на коже, пузыри разрывались и выпускали наружу гной. Бурлящая жидкость прорывалась наружу. Подхватив тело Саши, она вытолкнула его наружу и подбросила. Саша почувствовал еле уловимое облегчение.

Он прерывисто дышал, хватая воздух ртом. Перед ним зеленый пластиковый таз, в края которого вцепились руки. В тазу плавали склизко-розовые песчинки, разбавленные вспененным желудочным соком.

– Саня, ну ты и… наделал, – повернулся и сказал Ваня, – давай бери все это дело.

Ваня помог подняться Саше и кивнул на таз. Саша покорно взял свои желудочные излияния и побрел из комнаты. Ваня легонько направлял его, держа за плечо.

– Стой, вон туда выливай, – Ваня указал пальцем на унитаз, – так, а теперь пойдем в ванную и сполоснем.

Ваня пихнул сальную голову Саши под струю холодной воды.

– Вот так, полегчало?

Саша что-то промычал.

– Высморкайся, а то дышать нечем будет.

Шатаясь, Саша добрел до тахты и повалился. Он не укрылся. Голова приятно остужена, тогда как тело горело, будто на углях. Он лежал и в полумраке рассматривал кремовый узор потолочных обоев. Плавные линии точно стебли кустарной розы, выкрашенные побелкой. Красные розы, выкрашенные в белый цвет. Наверное, я угодил в кроличью нору. Но там же наоборот? Страшно закрыть глаза. Страшно, что колодец вернется. Темнота. Невидимая рука выдернула тело Саши из-под сознания и утащила вниз, обратно в колодец. Вновь вырисовывалась желтая спираль падения. Все крутилось, крутилось… Он заснул.

Глаза разомкнулись. Рот дергался, перед лицом тот же таз, но наполненный теперь черной жижицей. Саша отер лицо и перевалился на тахте. Послышалось шуршание, шелест босых ног о ковер, журчание воды в ванной, снова шелест ног и стук пластика. Не хотелось вставать. Саша засыпал. Смутно вспоминалось, сколько раз он приложился к тазу. Не то три раза, не то четыре. Он помнил лишь первое опорожнение, а последующие будто приснились.

Первые лучи уткнулись в плотные занавески. Стало пресно и душно. Ваня потянулся, закряхтел и приподнялся с кровати.

– Ну как, живой? – сказал он.

Саша что-то пробормотал.

– Пойдем на кухню, кофе выпьем.

Саша хотел немного понежиться. Глаза резало так, будто солью зарядили. Он закрывал лицо ладонью, хотелось еще немного поспать, но свист чайника и звон чайных ложек выветрили остатки сонливости. Саша поднялся, в ногах стоял намытый зеленый таз, неаккуратно поправил постель и зашаркал на кухню. Солнце пробивалось сквозь застекленную деревянную раму. Лучи ослепляли и высвечивали гуляющий по шести квадратом кухни сизый дым сигареты.

– Будешь? – Ваня протянул пачку сигарет.

Саша кивнул и вытащил папиросу. На клеенчатом столе поблескивала кружка с кофейной пенкой по краям. Он подкурился и сморщился от гари во рту. Хотелось глотнуть сладкого кофе, чтобы перебить неприятный вкус дыма. Он помешал ложкой в стакане.

– Глаза болят, – сказал Саша.

– Да ты просто не выспался.

Сигарета тлела в руке. Саша стряхнул пепел, не сделав затяжки, и потушил в металлическую пепельницу.

В форточку задул ветер, Саша потянул носом.

– О, какой вкусный воздух, – сказал он.

Ваня усмехнулся и посмотрел на Сашу светло-карими глазами, как кожура грецких орехов.

Свежий воздух. Никогда еще он не казался таким приятным. Он напоминал теплоту деревенского хлеба из печи и прохладу тающего снега на верхушке сопок. Саша втягивал его тонкий вкус и смаковал. Он расслабил спину, вытянул ноги и опустил голову.

– Саня, тебе опять плохо?

– Нет, мне хорошо, – Саша поднял голову и закатил глаза.

– Ты вчера, конечно, дал. Один раз вынес за собой, а все остальное убирал я. Надо бы еще сегодня прибраться, предки вернутся в конце недели. Чего кофе не пьешь?

Саша не слушал. Он тихонько дышал в ожидании, когда из форточки снова задует ветер. Этот воздух придал сил. Все ночное недомогание смылось, будто под проливным дождем. Саша ловил себя на мысли, что никогда себя так хорошо не чувствовал. Ночью умер и воскрес с первыми лучами. Его воскресил свежий воздух. Воскрешающий воздух.

Они попрощались. Саша добрел до своего подъезда, постоял минут десять и вошел. Принял душ и пока обсушивал отросшие волосы, думал, как провести этот день.