Пещера Трёх Братьев

Глава 5. В долине Ядозубов

Убейтур не спал всю ночь, но, как он и думал, Крысы побоялись спускаться в долину. Или вернулись в свою (чужую!) пещеру, или решили дождаться утра.

Слабо разгорался Небесный Очаг. К утру холод стал уползать в норы, и вся долина окуталась туманом. Это было на коготь Беркутам.

Чун и Рик всю ночь спали обнявшись, а захваченная Крыса рано утром попыталась откатиться в сторону, но связанные руки не пустили ее. Убейтур подошел и ногой зашвырнул девчонку на место.

Он думал о том, что делать дальше. Возвращаться, чтобы Крысы получили пернатую дичь, пойманную в охотничьи силки?.. Но и через долину он никогда не ходил: Беркуты предпочитали облетать ее стороной – сквозь Ущелье Каменных Куропаток. А ущелье сейчас закрыто.

И оставаться нельзя: когда туман рассеется, Крысы сделают попытку отбить пленницу.

Убейтур растолкал братьев. Рик вскочил сразу, а Чун по привычке глупышей стал скулить безмозглым щеном, что хочет спать, хочет есть и вообще замерз.

– Жди, ненасытное брюхо, я принесу тебе дичь на кончике копья! – пригрозил, осердясь, охотник.

А Рик подошел к девчонке, брезгливо пнул легкоступом в облезлую барсучью шкуру, прошитую сухожильем.

– Бросим или убьем? – спросил он брата.

– И съедим! – радостно кивнул Чун.

Рик несильно ударил кулаком в тощую грудь глупыша.

– Запомни, Чун! Беркуты не едят крыс со змеиными хвостами! Они живут в воде, и кровь у них зеленая и пахнет тиной.

– Это у тебя кровь зеленая, пестрый падальщик! – заорала вдруг девчонка, ловчась сбить путы о землю. Но охотничий потяг держал крепко. – Развяжи мне руки, птенец-заморыш!

Рик побледнел от бешенства, а Чун громко засмеялся, тыча в него грязным перстом: «Птенец-заморыш! Птенец-заморыш…» И тут же получил от брата то, что совсем не зовется лакомой костью.

– Я выклюю ей глаза! – визжал Рик не хуже девчонки. Но тут же повис над землей, извиваясь в руках Убейтура.

– Не тронь! Дичь должна быть живая…

– Она назвала меня Заморышем!

– Откуда ей знать, что так тебя кличут в стойбище Беркутов? Станешь добытчиком – получишь новое имя.

Он поставил Рика на траву. Рик еле сдерживал гнев, худые черные пальцы сжимались в когти.

– Два Беркута ссорятся – дичь свободна! – предупредил Убейтур.

Он приподнял связанную девчонку, поставил ее на тонкие ноги. Потом резво приставил к ее глазам наконечник копья и тихо, но грозно сказал:

– Мое копье летит быстрее любой Крысы! Не вздумай бежать!

Девчонка вжала голову в плечи и, к удивлению братьев, даже не завопила как следует. Только скрутила за спиной маленький грозный кулачок, – хороша защита! – а братьям бросила, что Крысы хитрее Беркутов, потому что знают землю и воду! А Беркуты – одно небо.

– Вперед, змеехвостка! – перебил Убейтур. Он подтолкнул девчонку наконечником. – Помни: мое копье ближе, чем твои сородичи.

Первая вступила она в гущу высокой травы и, к изумлению Рика, совсем не боялась неожиданных встреч. Еще Рик отметил, что лоб ее наискось когда-то перехлестнула горящая ветка.

– Она идет с нами? – спросил он.

Убейтур загадочно усмехнулся. Он схватил выростка за плечо и шепнул в самое ухо:

– А зачем мы привязываем рябчиков к лисьим самоловам?

И Рик понял. Хитро сощурившись, он подмигнул брату: ловко придумано! Живая приманка для ядозуба – и Беркуты целы! Вот почему они гонят ее впереди, первый погибает быстрее. И нет спасения от яда желто-черных копошащихся гадов.

Девчонка вдруг заохала. Убейтур подошел и стал осматривать ее ногу.

– Крысы хитрые, а Беркуты – хитрее! – сказал он насмешливо. – Только куропатки, когда гнезду угрожает опасность, убегают с повисшим крылом, притворяясь подранками.

И девчонка зло встала на обе ноги. Только шрам потемнел.

Убейтур приказал младшим идти «как позвонки в хребте»: сородич за сородичем. «Почему Крыса не кричит, не жалуется, не плачет? Испугалась? Не похоже, чтоб очень. Наши крутени вопили бы не переставая… А эта молчит, хотя язык и глотка на месте. Странно», – подумал он.

Пленница упрямо рассекала плечами траву.

– Как тебя зовут?

Она обернулась, черные, как лесные ягоды, глаза ее сверкнули зло и непримиримо.

– Когда дичь становится добычей – ее имя не спрашивают!

Убейтур чуть не прихлопнул ее копьем. Наглая, дерзкая, мерзкая Крыса!

Он только заметил, наслаждаясь ее беспомощностью:

– Когда ядозуб будет душить тебя в своих могучих жильях – вспомни, чью пещеру занял твой род!

Девчонка сразу остановилась. К радости Беркутов, страх ожил на ее лице и зрачки заметались в повальном испуге. А шрам слегка побагровел.

– Водяные Крысы никогда не жили в пещерах! – заметила она глухо. – Как завещал Предок, они строят дымоставы на берегу Озера Белых Птиц. Большая Вода снесла шалаши, а потом съела почти все озеро. На озере есть остров: там живут Утки и Селезни. Когда Большая Вода съела озеро, Селезни сели в глубокие бревна – и сказали: «У нас погибли все матери, остались старухи и глупыши; дайте нам жен! За этой долиной есть Опушка Серых Кроликов: там наши полуродичи». И Селезни стали гнаться за нами – и убивать нас…

Она всхлипнула совсем по-крысячьи и, развернувшись, молча двинулась вперед.

А Убейтур рванулся за ней. Побелевшими пальцами он занес копье!

– Ты сказала – род Кролика? За этой доли-ной?.. Значит, есть другая тропа, где нет ядозубов?! И Крысы будут ждать нас у Кроликов, в засаде, да?

Он схватил ее за плечо и швырнул в гущу полеглой травы.

– Мы убьем тебя прежде, чем Крысы успеют выщипать нам перья!

Увидев над собой вознесенное острие копья, девчонка завизжала, да еще как! На всю долину и до еловых скал впридачу.

Чун глядел на нее с восхищением, а Рик заткнул уши.

– Не-е-ет! – верещала Крыса, суча свободными от потяга ногами. – Нет другой тропы! Сами бежали от Селезней, как от лесного огня! И Кролики нас не пустили! И еще они сказали, что Большая Вода унесла мертвую Беркутиху, и род Беркута погиб на летней кочевке, а пещера их пуста.

– И ядозубы вас не тронули?

– Они ушли из своих нор. Большая Вода выгнала их!

Убейтур опустил копье.

– Встань, – сказал он, оглядываясь. – Трава поднялась – и ядозубы вернутся.

Заметив, как неловко она пытается подняться, он достал из-за пояса кремневый нож с рукоятью из оленего рога, оплетенного жилами, и перерезал узел.

Только сейчас он увидел, как затекли ее кисти: красно-бурые, что ноги у молодого аиста.

– Иди вперед. А про копье – помни.

– Брат! – позвал Рик, еле успевая за широкими ногами охотника. – Чун есть хочет.

«Хитрец! – не сдержал охотник усмешку. – Все на брата сваливает».

Возле поваленного дерева Убейтур решил сложить крылья: все устали.

– Огня нет, – сказал он братьям. – Горючий камень остался в пещере.

И почувствовал, что очень голоден. И у братьев, конечно, тоже свело желудки. А вокруг не было даже самой мелкой дичи. Все, что отыскалось вокруг стоянки, – тушка полевой мыши, да и ту он откинул концом копья. И воды не было: в тревоге он забыл про олений желудок, с которым девчонка вышла за водой. Надо было прихватить его.

Пришлось ограничиться горьковатым луком, в изобилии росшим вокруг, да кислыми, усмиряющими голод корнями. Убейтур оставил копье, бесполезное в пустой долине, и стал глядеть, как остатки тумана втягиваются в узкое горло Ущелья Каменных Куропаток: отсюда его можно было прикрыть ладонью.