ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Первый сигнал

Признание Любы, что некоторые из сподвижников считают его доносчиком, встревожило Азефа. Еще лежа в постели и с вожделенным любопытством поглаживая ее чуть полноватое тело, стал осторожно выведывать:

– Кто именно и что именно говорит?

Люба, положив голову на его плечо, охотно поведала:

– Клевету распространяет Петерс. Он получил письмо из Ростова. Ваши бывшие товарищи утверждают: аресты местной революционной молодежи произведены исключительно по доносу Азефа.

Азеф закусил губу. Он подумал: «Ну, тупоумные головы из полиции! Что же они делают со мной? Ведь эти „товарищи“ могут мне глотку перерезать, ума у них хватит!» Стараясь быть как можно спокойнее, произнес:

– Ну а доводы, какие доводы у этого Петерса? И если я предатель, зачем он пригласил меня к себе?

– Я, мой друг, не умею объяснить ни слова Петерса, ни его поступки. Я вам скажу нечто, если вы поклянетесь об этом, – она прижала пальчик к губам, – ни гугу.

Азеф стукнул кулаком в грудь:

– Клянусь, Люба!

– Петерс на прошлой неделе в присутствии Житловского предлагал совершить над вами, Евно, революционный суд: зазвать в горы и столкнуть в пропасть, а потом заявить в полицию: «Наш товарищ сам упал, боже, какой несчастный случай!» Мы с Житловским возражали: «У нас нет доказательств предательства Азефа! Если по первому подозрению толкать людей в пропасть, так и революцию делать будет некому!» Однако Петерс повторял: «Аресты в Ростове произведены на основании доноса из-за границы!»

Азеф нашелся, рассмеялся:

– Если б Создатель жил на земле, люди выбили б ему все окна. – Это была еврейская поговорка. – Хорошо, что у меня нет своего дома с окнами.

Люба прижалась к Азефу:

– Ах, как я счастлива с вами!

Азеф решил: надо самому быть умнее и сообщать полицейским ищейкам только такие сведения, которые они при всем своем разгильдяйстве не сумеют использовать своему сотруднику во вред. Деньги, конечно, это всегда хорошо, но молодая жизнь гораздо лучше.

* * *

С того дня свои сообщения Азеф тщательно обдумывал. Словно шахматист хитрую комбинацию, он просчитывал дальнейшие ходы – свои и полиции. Порой его манипуляции напоминали действия шустрого человечка, ловко бегающего между дождевых струек и остающегося сухим под проливным дождем.

Но страх разоблачения, появившийся после первого доноса, навсегда поселился в сердце этого человека. И даже столь необходимые пятьдесят рублей, ежемесячно поступавшие из Департамента полиции, и еще столько же к православной Пасхе, не заглушали тревогу.

К счастью для Азефа, расследованием невыгодных для него слухов никто серьезно не занимался. К тому же соратники постоянно менялись. Одни бросали учебу и уезжали, другие оканчивали политех и тоже отбывали восвояси.

Прибывали новички, становились на казавшийся им романтическим путь революционеров и с восторгом слушали речи старших товарищей, проникнутые пафосом борьбы против загнившего царизма. Азеф предпочитал отмалчиваться.

Он времени не терял: изучал электротехнику, русский язык и литературу, философию, историю. Поразительно быстро он научился грамотно писать и полностью избавился от местечкового произношения.