Джейк

7

Он начинает перемещаться на двух ногах, как люди – сначала его попытки убоги, он падает, ползет, но вскоре поднимается снова. Ремидос тайно надеется, что у него не выйдет, но – тёмной материей, застрявшей где-то между сочленений внутреннего экзоскелета – она заранее знает: он пойдет. Первые шаги его шаткие, потому что созданы для человека.

Может, Разум просто решил подшутить.

Ремидос проводит теперь с прибором всё дневное время, наблюдая, ловя малейшие изменения. Он растет, не переставая. Иногда они только встают утром, а он уже ползает по спальне, оставляя жижу и слизь, и манипуляторы ездят за ним, убирая и оберегая. Это пугает в первый день, раздражает во второй, и Ремидос смиряется с этим, как с погасшими звездами, миллионами погасших звезд, как с неизбежным.

– Обрати внимание на отростки, – напоминает Дхавал, но сам не остается.

– Удачи, – говорит ей Касим, и ни один из них не хотел бы сейчас её работу.

Ни Зэмба, ни Чи не интересуется прибором – Зэмба искренне, пытаясь отстраниться; Чи чрезмерно. Гонзало, проходя, хлопает её по плечу, Жан только улыбается и кивает.

Команда уходит на завтрак раньше, оставляя Ремидос заниматься утренними замерами – она посылает сигнал манипуляторам и смотрит, как те пытаются поймать прибор. Он стал гораздо подвижнее и пытается бежать от них, издавая звук средний между бульканьем и смехом. Долго бежать он пока не может – Ремидос уверена, пока – и падает, спотыкаясь и снова начиная орать. Настройки звука у неё уже проставлены низкими, по умолчанию.

Ремидос ждет, пока манипуляторы поймают его, замерят и возьмут пробы, и только потом подходит, заглядывая в экран на спине манипулятора. Она просматривает анализы – создание дергается в руках манипулятора и хнычет – никаких изменений, и Ремидос разрешает отпустить прибор. Тот вырывается, пытается бежать, но падает снова.

Она тяжело вздыхает, закрывая руками глаза – пока никто не видит, пока прибор хнычет у её ног.

Только теперь она понимает, что Амун не ушел с остальными. Он стоит у стены, сложив на груди руки, так тихо, что она не заметила его за возней.

Ремидос вздрагивает под его взглядом.

– Ну как? – Амун спрашивает.

– Всё ожидаемо. Рост, – она немного запинается на этом слове, не "увеличивается", а именно "растет". – Стабилен. Состав не меняется. Достигнуто меньше половины от предсказанных тобой показателей.

Амун кивает, но вместо того, чтобы смотреть на прибор, почему-то не отводит от неё глаз. Глаза его густого, черного цвета – он придумал это пару сотен лет назад, Ремидос не нравится этот цвет. Она говорила ему ни раз, обновляя тело, но он хочет именно черный. Ей назло – иногда ей кажется.

– Как думаешь, как скоро он будет готов? – спрашивает Амун легко.

– Сам прибор? Если темпы не изменятся, должно хватить года. Но нам еще нужно завершить создание капсулы. Еще раз проверить её маршрут. Подготовить космодром.

– Я понимаю, – отвечает Амун неопределенно.

Иногда она совсем не понимает его, и Ремидос стоит в растерянности. Когда она оглядывается, прибора уже нет в комнате. Разум чувствует её панику и тут же высвечивает видео – на картинке прибор выбрался из спальни, видимо, убегая от манипуляторов, хотя те уже произвели замеры. Нелепо, и двери раскрываются перед ним, то ли принимая за достаточно крупное создание, то ли реагируя на манипулятор сзади. Один из манипуляторов всегда следит за прибором, не переставая.

Ремидос выбегает за ним, минует коридор – Разум отмечает путь зелеными стрелками на стене – и догоняет прибор уже у входа в столовую. Манипулятор проводит прибор до двери, и дверь отъезжает в сторону, пропуская. Худшее, что могло произойти за завтраком, и Ремидос видит, как медленно, неверяще оборачиваются сидящие за столом.

Даже у Дхавала перекашивается лицо, Касим отворачивается, инстинктивно прикладывая руку к запястью – готовый выключить звук. Ничего не меняется в лице Чи. Они не смотрят на прибор – они, как и Амун, смотрят на неё, на неё только. Ремидос замирает, не в силах пошевелиться.

– Пусть идет, – решает Жан.

Никто не спорит – первой, отчаянной реакцией, и это значит – они тоже уже смирились.

Рано или поздно прибор будет везде на станции.

В это утро ей совсем не хочется даже фиолетового вкуса.

***

Прибор то ходит по лаборатории, натыкаясь на другие приборы и падая, то ползает и встает снова, опираясь на манипулятор. Они проверяют четвертый вариант материала для трубки – серьезнее, чем просто осмотром и встроенным сканером. Чи не может не присутствовать, и он стоит в стороне и демонстративно не задерживает глаз на приборе.

Ремидос сама берет из прибора пробу материала – манипуляторы бы справились, но ей нужно свыкаться с ним. Он опять визжит, но она начинает привыкать и к этому звуку. Набрав шприц образца, Ремидос помещает его в левое отделение аппарата совместимости. В левом уже находится часть трубки, и аппарат гудит, совмещая образцы. На экране они видят процесс на уровне атомов, и цветные шарики на картинке кружат, пытаясь соединиться. Связи образуются куда лучше, чем в прошлые разы, Ремидос то и дело бросает взгляд на бегущую строку цифр сбоку – её предположения оказались верны, совместимость должна быть в разы лучше.

Промежуточные результаты они не обсуждают.

Прибор негромко хнычет в углу, прижимаясь к ноге манипулятора.

Завершив процесс, аппарат совместимости открывает центральную дверцу и выдает им часть трубки – еще горячую – с вплавленной в неё органикой. От неё пахнет жженым и кислым и горьким, как ни один другой материал, и отвращение снова подкатывает к горлу. Они решились, и, уменьшив настройки нюха, Ремидос берет в руку получившуюся трубку. На руках её самые плотные перчатки.

Разум выводит результаты каждой стадии проекцией в воздухе лаборатории, чтобы каждый мог оценить и проверить. Похоже на все предыдущие, лучше, и больше они смотрят на саму трубку – в прошлые разы органика сползала жженым куском; в этот держится крепко.

– Да, гораздо лучше, – соглашаются они с Дхавалом одновременно.

– Без примерок мы дальше не продвинемся. Доработаем потом.

– Совместимость и так почти на шестидесяти пяти, – фыркает Чи, и он справедливо считает свою работу безупречной.

Этого недостаточно, и Жан повторяет:

– Доработаем потом. Этого мало.

Они еще какое-то время рассматривают и обсуждают результаты – каждый ведет свои записи, Ремидос об органике, Дхавал об общем строении, Чи о пластике и металле. Жан наблюдает за прибором, и тот перестает хныкать.

Когда они выходят из лаборатории медотсека, прибор идет за ними сам, без толчков манипулятора. Возможно, ему настройками запрещено оставаться одному. Они посылают Разуму свои выводы и гипотезы, записывая в общее знание; они были тысячи раз в каждом переходе своего дома. Они не сразу замечают, как прибор перестает издавать звуки, как идет всё медленнее. Манипулятор едет медленнее с ним и подает сигнал, отстав. Только тогда они оборачиваются.

Прибор еще не был в этой части станции, и у Ремидос есть гипотеза о том, что в нём ведется постоянная запись – он запоминает места.

Стены в этой части станции прозрачные, от потолка до пола пропускающие свет.

Прибор идет медленнее шаг за шагом, останавливается совсем и прижимается к пластику окна.

За стеной виден сад.

В саду нет ничего необычного – небо, деревья, цветы, но прибор вглядывается так старательно, словно от этого зависит его существование, словно темная материя проникает и в него; тоже. Возможно, его датчики иначе воспринимают прозрачный пластик, но – это трусливая гипотеза.

Их создание смотрит на небо.

– Дж'эан, – мычит оно, прислоняясь к прозрачному пластику.

Это уродливое, комканое подобие слова, вылетающее из полупустой мокрой щели.

Создание говорит, и оно зовет Жана по имени.

Ремидос становится гадко так сильно, что подгибаются ноги, что она сама прислоняется к прохладе стекла. Амун подхватывает её за локоть, не давая упасть. Амун смотрит на неё с усмешкой.

– Он хочет наружу, – Жан понимает.

Так и есть, конечно, так и есть, и Ремидос заставляет себя стоять прямо.

Никто из них не может её осудить – она знает об органике больше прочих.

– Я не уверен, что на улице правильная пропорция кислорода и других газов, – говорит Дхавал с сомнением. – В помещении баланс точно соблюден, точно подходит существу, раз оно выжило.

Ремидос кивает на взгляд Жана, соглашаясь с инженером – органика очень хрупка, в прибор вложено слишком много сил и надежд, чтобы рисковать им так. Жан нажимает различные участки руки, отдавая распоряжения Разуму, хмурится, подтверждая команду, и поясняет:

– Я возьму кислородную маску и пойду с ним.

Дополнительные манипуляторы появляются через секунды – Разум заботится о них. Быстрым касанием шприцов к шее все получают успокоительные инъекции – даже Жан, он подставляет шею торопливо. Только после этого ему выдают кислородную маску – маленькую, модифицированную, как раз размера прибора.

Жан на миг прикрывает глаза – всего на миг, но он человек, даже ему нужно решаться. Поэтому Ремидос всё еще не умеет с ним спорить. Дхавал переминается с ноги на ногу, и ему делают вторую инъекцию. Жан подходит к стене и прикладывает ладонь, открывая. Стена отъезжает в сторону, и они чувствуют легкую прохладу и слегка изменившийся состав воздуха.

Прибор стоит на месте – то ли ему нужно много времени на обработку информации, то ли – просто не понимая, что случилось. Он тянется рукой – отростком – туда, где был пластик, и падает, не найдя опору. Он не визжит. Он встает и смеётся.

Этот звук нельзя назвать ничем, кроме смеха, и от этого жутко. Создание падает через несколько метров, выбежав на улицу, но будто не замечает этого – оно встает, смеётся и бежит снова, жадно касаясь травы и деревьев. Жан идет следом, внимательно следя за прибором и держа наготове кислородную маску – но вряд ли она понадобится.

Ремидос выходит за ними, от яркого солнца и непривычного чувства у неё жжет глаза.

Утром она находит белую полосу на своем левом запястье.